Текст книги "Юве! 100 лет итальянской футбольной династии «Ювентуса». История одного из лучших итальянских клубов"

В центре Турина с Луиджи Аллеманди

Крупные города доминировали в сезоне 1926/27. В финальном раунде с участием шести команд к «Торо» и «Юве» присоединились два миланских клуба, «Дженоа» и «Болонья» Арпинати. Таким образом, время пионеров из «Про Верчелли» прошло, эпоха провинциального футбола и дилетантизма была отправлена на свалку истории.

Два туринских клуба по большей части неплохо ладили между собой. Их игроки были энтузиастами, они занимались футболом в придачу к основной работе, и многие из них выросли, играя вместе. Игроки и официальные лица «Торино» посетили похороны Каролы не потому, что это был их долг и не из политических соображений, а потому что их друзья переживали тяжелую утрату. И хотя туринское дерби было старейшим из всех (и пусть термин «дерби» еще даже не проник в итальянский футбол), матчи между двумя командами проходили в атмосфере не большей враждебности, чем, скажем, матчи между «Болоньей» и «Дженоа». Так же ни у кого не было даже мыслей о том, чтобы разделить присутствующих на матче болельщиков в соответствии с их преданностью той или другой команде. Большинство «торинези» не видели ничего зазорного в том, чтобы в одно воскресенье поболеть за «Юве», а в другое за «Торо», и действительно, такая практика была весьма распространенной. Ребята отправлялись в церковь, потом обедали с семьей, а после разбредались смотреть матч. В Турине хватало своих идиотов, но многие из тех, кто посещал матчи, не соотносили себя с какой-то одной командой – они были энтузиастами, а не фанатиками.

Однако футбол все активнее захватывал Италию и итальянцев. Как и сама страна, он был глубоко провинциальным по своей природе и все больше и больше обрастал особенно опасной формой явления, которое сами итальянцы именуют campanilismo. В каждом приходе есть своя церковь, а в каждой церкви есть campanile, башня с колокольней. Campanilismo — уничижительный термин, обозначающий непомерную местечковость, характеризовавшую – или уродовавшую – страну на протяжении 150 лет.

Италия представляет собой не что иное, как наспех собранный ансамбль из городов-государств и укрепленных деревень, а ее история характеризуется регулярными кровопролитиями. Глобальной целью фашизма – и, как казалось какое-то время, его величайшим достижением – были мобилизация campanilismo и трансформация его в органичную форму национализма. Арпинати был решителен проследить за тем, чтобы футбол сыграл в этом процессе свою роль, и никто не сомневался, что успешная национальная сборная страны тоже внесет в это значительный вклад. Проблема была в том, что все эти националистические разглагольствования были по своей сути диаметрально противоположны базовым принципам клубного футбола. Это, учитывая то, что итальянцы а) с ума сходили по клубному футболу, б) вели себя все более и более воинственно и в) вообще по своей природе очень склонны к делению на фракции, рано или поздно должно было обернуться проблемами.

На протяжении полдюжины лет, предшествовавших интервенции Аньелли, «Торино» был лучшей туринской командой. Да, они никогда не выигрывали национальных чемпионств, но неизбежно финишировали вторыми в своей секции. Они были командой рабочего класса, «Ювентус» был командой боссов, а посему, невзирая на тот факт, что «Юве» – более старый клуб, ему никогда не было суждено обрести большую популярность среди местных.

И если Болонья была бастионом фашизма, то индустриальный, клонящийся влево Турин из всех итальянских городов считался наименее предрасположенным к симпатиям проекту Муссолини. Называйте это vittimismo[18]18
  Самобичевание.


[Закрыть] или каким другим термином на ваше усмотрение, но многим «торинези» была не по нраву идея о том, что плоды их трудов могут тратиться на футбол. Аньелли направляли свои прибыли на строительство нового стадиона и команды, собранной из изнеженных спортсменов, и при этом открыто смешивали футбол с коммерцией. Некоторых это вполне устраивало, а многие были категорически против, но едва ли можно найти тех, кто относился бы к этому безразлично.

Первое дерби «Юве» выиграл со счетом 1:0 благодаря точному удару головой одной из самых эпатажных личностей итальянского футбола. Урожденный в Падуе в 1903 году Пьеро «Чикка» Пасторе дебютировал за свой местный клуб в 15 лет. В день дебюта он забил дважды и с тех пор не переставал забивать снова и снова. Он перебрался в Турин, когда в правилах о резидентстве были приняты послабления, и там сформировал первоклассный атакующий дуэт с Хирзером. Однако его подлинная страсть влекла его в другие места. У него были амбиции стать актером, и после периода игры за «Юве» он перебрался в «Лацио», чтобы быть поближе к знаменитым римским киностудиям. К тому времени он уже имел репутацию жиголо, но также сумел построить недурную актерскую карьеру. Присмотритесь внимательнее и сможете разглядеть его среди актеров «Римских каникул».

5 июня два туринских футбольных клуба встретились снова, на сей раз на «Филадельфии». В лице Джино Розетти, Адольфо Балонсьери и натурализованного аргентинца Хулио Либонатти у «Торо» была попросту убийственная тройка нападения. Так называемое trio delle meraviglie[19]19
  Трио чудес.


[Закрыть] было слишком сильно и слишком умно для соперников, и тот факт, что «Юве» уступал всего в один мяч за десять минут до конца игры (2:1), объяснялся исключительно геройствами Комби в воротах. Потом Пасторе заработал удаление за чудовищный фол на Энрико Коломбари. Учитывая, что в те времена игроков удаляли только за откровенные посягательства на жизнь, можно с уверенностью утверждать, что это был тот еще фол. Как бы то ни было, на этом история, в общем-то, и заканчивалась. «Юве», нехарактерным для себя образом растерявший весь боевой дух, пошел ко дну, даже не потрудившись похныкать, и «Торо» проследовали к своему первому в истории чемпионству.

Или, по крайней мере, так показалось…

В центре Турина проживал студент-сицилиец по имели Франческо Гаудиозо. Он был фанатом футбола, и судьба распорядилась так, что ему пришлось делить свою арендованную квартиру со знаменитым игроком. Луиджи Аллеманди был крайне перспективным молодым левым защитником, игравшим за «Ювентус». Похоже, что незадолго до дерби юный Гаудиозо общался с Гвидо Нани. Тот работал бухгалтером у Энрико Мароне ди Чинзано, владельца «Торино» и главы одноименной династии производителей вермута. Гаудиозо сказал Нани, что с помощью Аллеманди сможет гарантировать «Торо» победу в матче. Аванс должен был составить 25 тысяч лир, а еще 10 тысяч должны были быть уплачены в случае – весьма вероятном, надо сказать – выигрыша «Торино» чемпионского титула.

Нани раскошелился на 5000 лир, а за оставшейся частью суммы обратился к вице-президенту «Торо» Эудженио Вольотти. Гаудиозо получил свои 25 тысяч, и «Торо» обыграли вялый «Юве». Впоследствии они обеспечили себе титул за тур до конца, после чего Гаудиозо явился к Нани за оставшейся суммой в 10 тысяч лир. Здесь, однако, история приобретает несколько мутный характер, усложняется и (это стоит особо отметить) становится чрезвычайно итальянской. Если говорить кратко, следуя широко распространенной версии, то Нани сообщил Гаудиозо о том, что тот не получит больше ни лиры. Основанием было то, что Аллеманди был одним из лучших игроков «Юве» на тот день, а значит, должно быть, нарушил условия сделки и искренне пытался выиграть матч. Нани, по-видимому, заключил, что Гаудиозо не станет устраивать шумиху по этому поводу. Он ведь уже получил свои 25 тысяч лир, и если он кому-нибудь расскажет о произошедшем, вскроется его собственное преступное деяние. Гаудиозо, однако, шумиху устроил. Да таких масштабов, что скандал охватил все итальянское общество.

Свою съемную квартиру он и Аллеманди делили с журналистом Ренато Ферминелли. Он писал репортажи о туринском спорте для миланских и римских газет, но разругался с «Торо» по поводу аккредитации на их матчи. Ферминелли был ушлым малым, в руках которого оказалась громкая сенсация. Он написал обо всем, что случилось, и опубликовал свой рассказ в серии сенсационных статей. Одна из них вышла под заголовком «ПРОГНИЛО ЧТО-ТО В ДАТСКОМ КОРОЛЕВСТВЕ», и хотя имена героев были изменены, общий посыл был предельно ясен: футбол в целом и «Торо» в частности – коррумпированные институты.

В своей роли президента «Болоньи» и FIGC Арпинати сильно зависел от футбола. Он убедил дуче (как теперь все обязаны были называть Муссолини), что в его руках спорт станет ценным активом режима, и ему нужно было сдержать данное обещание. У него не было другого выбора, кроме как вмешаться, и он вмешался – в форме расследования.

Прежде Гаудиозо был совершенно невзрачным типом неясного происхождения. Однако в свете последних событий стал вхож в свет. Он обзавелся всевозможными модными платьями и начал обедать в лучших ресторанах. Когда его вызвали на заседание комиссии по расследованию случившегося, он сначала отрицал, что знал что-либо о каких-то противоправных действиях, а потом, когда его, по-видимому, ознакомили с последствиями отказа от сотрудничества, впутал в дело еще двух игроков «Юве». 25 тысяч лир, говорил он, были разделены между Аллеманди, Федерико Мунерати и Пасторе, удаленным по ходу матча за нападение на Коломбари.

Мунерати отрицал причастность, хотя и признал, что получил ящик дешевого пойла от директоров «Торо» перед матчем. В этом не было ничего необычного, а вот то, что Пасторе сделал ставку на поражение собственной команды, выглядело несколько странно. С технической точки зрения, впрочем, ни тот ни другой не нарушили никаких правил. Никаких протоколов составлено не было, как не было и веских доказательств, поэтому им обоим удалось выйти сухими из воды.

В том ноябре Арпинати вынес свой вердикт. Он лишил «Торо» чемпионства и пожизненно дисквалифицировал Аллеманди. Разорванное письмо, которое Аллеманди написал Гаудиозо с требованием платы, было склеено обратно, из-за чего его привлекли за нарушение закона. Более того, 23 акционерам «Торо» и членам клуба было запрещено занимать должности в спортивном руководстве. Мароне оказался в их рядах, а учитывая, что династия Чинзано была одним из столпов Турина, а сам он регулярно преломлял хлеб с королевскими особами Европы, аристократами и людьми высшего света, такой поворот событий выглядел поистине шокирующим. Однако еще более шокирующим был отказ Арпинати от присуждения scudetto занявшей второе место «Болонье», его собственной команде. При нормальном ходе развития событий все закончилось бы закрытием дела. Но поскольку это Италия и вопрос касается футбола, такой вариант был невозможен в принципе.

Как вскоре стало очевидно, «Дело Аллеманди» было лишь верхушкой айсберга. Последствием мощного притока денег в футбол стала распространенная практика покупки и продажи матчей, из-за чего спорт – великий объединительный проект Арпинати – теперь кишел мошенниками, махинаторами и разного рода бездельниками. Было широко распространено мнение, что вратарь «Алессандрии» «сдал» матч против «Торо», и вообще, чем глубже власти копали, тем больше всего находили. Сторонники теорий заговора, сумасброды и психологи-бихевиористы до сих пор судачат о нюансах произошедшего, и вероятность того, что они прекратят это делать в обозримом будущем, крайне мала. За минувшие десятилетия дело приобрело характерные черты giallo – этим термином, буквально переводимом как «желтый», итальянцы пользуются для описания самых замысловатых загадок.

Аллеманди отрицал, что когда-либо получал какие-либо деньги от Гаудиозо и тем более, что делился ими с Пасторе и Мунерати. В сущности, это было его последнее публичное высказывание, произнесенное им на смертном одре в 1978-м. Если вам это кажется поразительным, то имейте в виду, что это объяснялось тем, что «Дело Аллеманди» было актуально даже тогда и остается таковым по сей день. Все сходятся во мнении, что Аллеманди был достойным малым, а сам он всегда утверждал, что письмо, которое он предположительно написал, – подделка. Как бы то ни было, он угодил в «ловушку-22». Логика подсказывала, что если он действительно получал наличные от Гаудиозо, то он повел бы себя довольно тупо, решив привлечь к себе внимание плохой игрой. Лучше было бы, разумеется, продолжить играть в обычном режиме, и газетные репортажи свидетельствуют о том, что он из кожи вон лез ради победы. Без его геройств и подвигов «гуттаперчевого» Комби «Юве» наверняка оказался бы разгромленным. Также документально подтвержденным фактом является то, что Мунерати и Пасторе, его предполагаемые сообщники, не вступали в прямой контакт с Гаудиозо, но сыграли ниже своих возможностей. Более того, разве в тот день вся их команда не выглядела так, словно впала в летаргический сон?

Некоторые выдвигают гипотезу о том, что Аллеманди, младший член команды, оказался банальным посредником. И хотя он действительно получал конверт от Гаудиозо, он не знал, что в нем или для чего он предназначается. Он попросту передал конверт Пасторе и/или Мунерати, как ему было сказано, и в результате выставил себя посмешищем. Среди всех игроков «Юве» Аллеманди делало уникальным то, что он не являлся членом фашистской партии. Более того, к тому времени, как расследование завершилось, он уже был продан в «Интер», клуб, гораздо менее богатый и политически влиятельный, чем «Ювентус» Аньелли. Кто же лучше всех подойдет для грязной работы, как «неверующий» в режим, и кто лучше сможет продемонстрировать моральную нечистоплотность противников идеологии этого режима, как не продажный футболист?

Подозрения также начали сгущаться и вокруг Розетты – все верно, снова тот самый Розетта. Он был чемпионом, но его ошибка в матче – он пропустил мяч между ног после безобидного штрафного удара, благодаря чему «Торо» забили первый гол в матче – была настолько несвойственной ему, что неизбежно должна была вызвать кривотолки. И потом, разве не были Мароне и Аньелли закадычными друзьями? Разве они не были в этом деле заодно, эти миллионеры-промышленники, и разве не мутировал футбол в очередное мутное развлечение для членов закрытого клуба посвященных? Разве не был Аньелли основным акционером Il Resto del Carlino, любимой газеты Болоньи, и разве не вел он переговоры с Арпинати на предмет избавления от этих самых акций? Разве их сделка не предполагала, что в случае уступки этих акций партии о его FIAT (и, если брать шире, его «Ювентусе») «позаботятся» при распределении государственных контрактов? Да, да и однозначно да…

Тогда какова роль самого Арпинати во всем этом низкопробном спектакле? Партийные пропагандисты утверждали, что аннулирование результатов сезона, хотя и нежелательное, будет разумным и справедливым решением. Коррупция была распространена так широко, что присуждение титула «Болонье» открыло бы ящик Пандоры. По мере того как под пристальным вниманием властей оказывалось все больше сомнительных решений арбитров, пошли спекуляции о том, что Арпинати и Мароне были завязаны в некоем подобии «перетягивания каната» по части договорных матчей. Некоторые были убеждены, что в то время как Арпинати (или, что более вероятно, кто-то из числа его бывших приближенных) угрожал арбитрам, президент «Торо» пытался купить их. Арпинати не мог присудить титул «Болонье», потому что, поступив так, он попросту подтвердил бы всей итальянской общественности, что спорт глубоко коррумпирован на институциональном уровне.

Арпинати был цепным псом фашизма, притом весьма безжалостным. Его взлет к власти был подобен полету метеора, и он умело заискивал перед Муссолини. Все, что бы он ни делал, преследовало корыстные цели, сводившиеся к поиску политических выгод. Многие считали, что ему было глубоко наплевать на справедливость как таковую, потому что, как и у большинства политиков-карьеристов, его единственной целью было казаться тем, кто поступает правильно. Все знали, что «Болонья» – его команда, но также это была команда из города Муссолини. Присуждение ей чемпионства было бы воспринято как проявление чистой воды campanilismo, а это в долгосрочной перспективе было бы контрпродуктивным как для самого Арпинати, так и для дуче.

Чемпион 1927 года так и не был определен, и все участники событий, кроме мелкой рыбешки Нани, были амнистированы. Аллеманди выиграет чемпионат мира с Италией в 1934-м, что, разумеется, сразу превратит его в неприкасаемого. Италия к тому времени уже была неотделима от фашизма, а фашисты всегда играют честно. Его значимость подросла еще больше с тех пор, как кончилась Вторая мировая война. Переработанная трактовка событий гласит теперь, что он, не будучи фашистом, оказался удобным козлом отпущения в глазах режима. Суть здесь в том, что великие победы фашизма были не более чем миражом и что 500 тысяч итальянцев погибли в ходе военных действий. В послевоенной, ревизионистской Италии едва ли нашелся бы хоть кто-то, кто готов был открыто признать, что носит в кармане партийный билет фашистской партии. В случае Аллеманди его отсутствие было доказательством того, что он никак с ней не связан, и благодаря этому факту в прошлом стал великим патриотом. Все это, разумеется, стало возможным потому, что история всегда найдет дорогу…

«Дело Аллеманди» так никогда и не было раскрыто, и за минувшие годы много раз звучали призывы открыть его заново. Отчасти это объясняется тем, что больше футбола итальянцы любят, пожалуй, только старое доброе giallo[20]20
  Желтуха.


[Закрыть]. Не далее как в 2015-м владелец «Торо» Урбано Кайро потребовал пересмотреть итоги дела. Кайро владеет компанией RCS, медиаконгломератом, издающим газету La Gazzetta dello Sport. Он очень влиятельный человек, и он поставил себе цель вернуть «Торо» чемпионство 1927 года. Они не выигрывали титул с 1976-го, а учитывая то, что Кайро, скорее всего, не обанкротится и не станет продавать клуб, им не светит выиграть его и в обозримом будущем. Следите за новостями…

«Дело Аллеманди» произошло почти сто лет назад, и, разумеется, в футболе прогремело бесчисленное количество скандалов с тех пор. Буквально все они без исключения оказывались полезными для бизнеса в долгосрочной перспективе, потому что грубые нарушения правил, мнимые нарушения и бесконечные пересуды есть плоть и кровь спорта в Италии. В этом отношении «Дело Аллеманди» служит одновременно и прототипом и архетипом, тем зеркалом, через которое итальянцы воспринимают спорт, институции и мир в целом. Они не доверяют политикам, они совершенно точно не доверяют власти и не слишком-то доверяют друг другу – если речь не идет об их родных и близких. Они, как правило, симпатизируют друг другу и даже уважают друг друга, но это совсем другое дело.

Не просто так в Италии юристов больше, чем где-либо еще в Европе, и не просто так итальянское восприятие спорта является антитезой того восприятия, которое принято у их «кузенов» из стран Северной Европы. Чтобы преуспевать (или хотя бы выживать) в Итальянской Республике, нужно быть умным и находчивым, даже изворотливым. И если у итальянцев есть репутация людей изворотливых, то лишь потому, что каждодневная жизнь временами напоминает соревнование между государством и его гражданами. Это громадный интеллектуальный, бюрократический и фискальный шахматный поединок, в котором каждый обязан принимать участие, и он объясняет, почему итальянцы восхищаются хитростью не меньше, чем силой. Они понимают, что спорт не существует в вакууме, и они не настолько наивны, чтобы полагать, будто он работает в соответствии с неким узколобым «джентльменским идеалом» игры. Недавно сформулированная «Ювентусом» миссия клуба – гласящая, что единственной важной вещью являются победы – служит естественным продолжением мировоззрения, которое признает, что результаты на поле обуславливаются политической конъюнктурой и искусной работой с ней за его пределами. А также деловой хваткой и дипломатическими победами, ухищрениями, манипуляциями и коварством.

Возможно, футбол – это и игра одиннадцати против одиннадцати, но итальянский футбол – это нечто бесконечно большее, чем один только футбол.

Глава 2. Лучшие времена, худшие времена…

Для фашизма государство первостепенно, а индивиды и отдельные группы вторичны.

БЕНИТО МУССОЛИНИ

На амстердамской Олимпиаде с Раймундо Орси

В следующем сезоне праздник наконец пришел и на улицу «Торо», вдохновленных trio delle meraviglie из Либонатти – Розетти – Балонсьери. По ходу стартовой фазы они победили в Реджанне со счетом 14:0 и забили по 11 мячей в ворота «Брешии» и горемычного «Наполи». «Матадор» Либонатти и Балонсьери на двоих забили 66 голов, больше, чем совокупный результат всей команды их соседей за целый сезон. Лишившись своего талисмана Хирзера, «Юве» с большим отставанием финишировал третьим.

«Ювентус» нуждался в голах, а голы были самым дорогим товаром в футболе в 1928 году, так же как и в наши дни. Вопрос был, где их отыскать? В лице Анджело Скьявио у «Болоньи» был молодой, быстрый, как рапира, прирожденный бомбардир, но никакие суммы денег не помогли бы перетащить его в клуб. Также и «Дженоа» едва ли собиралась расставаться с носителем блистательного прозвища Феличе Левратто (Потрошитель Сеток). Управление повседневной жизнью таких клубов, как «Болонья» и «Дженоа», перешло под контроль партии. Муссолини расставил там своих лакеев, и мутация спорта вместо действия партийных междоусобиц сужала для Аньелли возможности приобрести тех игроков, которых он хотел.

Тем летом Комби и Розетта из «Юве» представляли свою страну на амстердамской Олимпиаде. Турнир выиграл Уругвай (Италия финишировала третьей), но безоговорочной звездой там стал блестящий миниатюрный аргентинец, левоногая копия Хирзера по имени Раймундо Орси.

Вскоре после утверждения «Хартии Виареджо» Аньелли отужинал с Арпинати на берегах реки По. Он хотел отыскать способ сохранить Хирзера, но в итоге вынужден был согласиться на годичную отсрочку. Тем не менее Арпинати вскользь отметил, что не противится идее возвращения на родину футбольных сынов итальянской диаспоры. Голодные итальянцы мигрировали в обе Америки на протяжении добрых 70 лет. Значительное их число, особенно с безлюдного юга страны, добралось до Аргентины, и национальная сборная этой страны пестрела итальянскими фамилиями. Чем лучше всего продемонстрировать итальянскую прогрессивность и превосходство, как не тем, чтобы переманить их назад? Они бежали от нищеты старого режима, но теперь пришло время заработать политический и спортивный капитал на их репатриации.

Либонатти, игравшему за «Торо», дали гражданство несколькими годами ранее. Несмотря на то что он рос в Аргентине, дома он разговаривал на итальянском и чувствовал себя итальянцем, и впоследствии с успехом выступал за итальянскую национальную сборную. И если идея о том, что европейские антифашисты могут осквернять собой сияющие новые стадионы Италии, была отвратительна, то «искупление» таких вот итальянцев, так называемых oriundi[21]21
  Уроженцы.


[Закрыть], виделось ценным инструментом пропаганды. Кроме того, они могли бы усилить национальную сборную, и посему Арпинати поставил на них все свое политическое будущее.

Комби и Розетта рассыпались в комплиментах Орси, и Аньелли решил обстоятельно поговорить со своим ближайшим сподвижником. Джованни Маццонис родился в семье туринских аристократов и, как многие воспитанные молодые люди, играл в футбол за «Ювентус». Он был строгим и очень богатым человеком, но также он был блестяще умен. Игроки прозвали его Сталиным за поразительное визуальное сходство, и не будет преувеличением сказать, что он терпеть не мог разного рода вздор. Аньелли, в свою очередь, был по натуре склонен к коллегиальности. Несмотря на то что он был выходцем из высоких слоев, ему не был свойственен догматизм, и принятие большей часть решений он делегировал Маццонису. Ему стоит отдать должное за то, что он видел в Маццонисе ровню, а Маццонису за то, что уважал суждения Аньелли.

Вдвоем они составили шорт-лист из позиций, которые им было нужно закрыть, и игроков, которыми они хотели их закрыть. Потом они собрали трансферный комитет и отправили тайного эмиссара в Буэнос-Айрес. Он выследил там Орси, – скорее всего, это было несложно, учитывая его статус футбольного божества, – и незамедлительно договорился заплатить ему 100 тысяч лир вперед и еще 100 тысяч выплачивать в качестве годовой зарплаты. За один месяц он получал бы годовой заработок operaio[22]22
  Рабочий.


[Закрыть] FIAT, а еще ему предлагали поводить первоклассный FIAT 509 Sport.

Все это не произвело никакого положительного впечатления на аргентинские футбольные власти. Они отказались отпустить игрока отчасти потому, что понимали: Италия представляла собой билет к мечте не только для Орси, но для всех их лучших игроков. Переезд означал Европу, но также еще и карьеру футболиста и более увлекательную жизнь в целом. Орси был жемчужиной в их короне, и если они позволят ему уйти, тогда и остальные наверняка повторят его путь. Аргентинский пул талантов будет истощен, а с ним деградирует и национальная сборная, поэтому они решили упереться рогом.

Проблема была в том, что и Аньелли уперся рогом. Он знал, что, если Орси просто все бросит и уедет, по правилам ФИФА его дисквалифицируют на год. При этом на момент окончания дисквалификации ему будет только 27, то есть у него, в принципе, будет еще как минимум несколько хороших лет карьеры впереди. Вопрос денег не стоял, потому что Аньелли и Маццонис собирались выплатить половину суммы своими силами. Остальную часть расходов должны были взять на себя Монатери и другие члены совета директоров – все очень богатые люди. Клуб нуждался в свежей крови и новом стимуле, поэтому он согласился выплачивать Орси зарплату все время его дисквалификации и стараться организовать так много товарищеских матчей, как только возможно, чтобы поддерживать его в форме в течение года.

Раймундо Орси (Мумо) собрал чемоданы и пересек Атлантику.

Тренером команды Аньелли назначил 32-летнего шотландца. Вилли Айткен был сторонником новомодной расстановки «метод», которая в теории была просто великолепна. К сожалению, та группа игроков, которая досталась ему в наследство, не обладала нужными навыками, чтобы освоить ее в совершенстве. Форварды были заурядными, а среди хавбеков явно чувствовалась нехватка авторитета. Розетта был Розеттой, но, не сумев адекватно восполнить потерю Аллеманди, клуб остался без левого защитника. Следовательно, пришло время трансферному комитету отрабатывать свой хлеб.

Другой член олимпийской сборной, Умберто Калигарис (Берто), вырос в двух шагах от Розетты в том же Казале Монферрато. Вместе с Комби этот дуэт образовал костяк сборной, поехавшей в Голландию. Их превосходная игра позволила «адзурри» прыгнуть выше головы, и, вернувшись домой, Калигарис узнал, что его хочет «Юве». За свою жизнь он выступал только за клуб родного города, но даже при всем желании у «Казале» не было никаких шансов выдержать конкуренцию в новом футболе. Казале Монферрато было приятным – элегантное и благообразное местечко, окруженное восхитительными изумрудными виноградниками, усеивавшими поля, напоминавшие игольницу. Там было tranquillo[23]23
  Тихо.


[Закрыть], и это была родина, но «Ювентус» предлагал умопомрачительные деньги, а те новые «Фиаты» были очень симпатичными. Калигарис начал подыскивать себе жилье в Турине.

Можно утверждать, что было целых два сезона 1928/29 года в итальянском футболе. Первый и одновременно последний сезон «Дивизионе Национале» мог закончиться только единственным образом: очным поединком между «Торо» и «Болоньей», неудержимой силой и неподвижным предметом. Второй был де-факто раундом плей-офф за места в новой Серии А. Первые восемь команд из каждой группы (их всего две) попадали в нее, тогда как остальные, любители из эпохи старого мира и провинциальные бедняки, отправлялись на нижние ярусы Серии В.

Пока «Юве» перестраивал футбол за пределами поля, «Торо» творили невообразимые доселе вещи на поле. В 30 матчах Группы А они забили 115 голов, на 31 гол больше, чем «Болонья», которая с большим отрывом выиграла Группу В. Двухматчевый финал не смог выявить победителя между ними, поэтому 9 июля они отправились в варочный котел стадиона в Риме. Там, на арене, переименованной в его честь, дуче и его холопы усаживались на места, предвкушая 90 минут чистого безумия.

В те времена игра была неприкрыто жесткой – и это еще в лучшем случае. Италия была страной, осознанно и неотвратимо двигавшейся к войне, потому что, говоря простым языком, фашистская идеология воспевала смерть. Футбол всегда был не чем иным, как зеркалом повседневной жизни, а в Италии Муссолини повседневная жизнь больше подчинялась мускулам, чем мозгам. Игроки вышибали друг из друга весь дух, во-первых, потому что могли, а во-вторых, потому что поступать как-то иначе значило стать отщепенцем. Если они покалечат лучших игроков соперника, они увеличат свои шансы на победу, а в свете того, что арбитры издали обновленные, более строгие правила судейства, команды регулярно заканчивали свои матчи в меньшинстве: десять на десять, одиннадцать на девять и так далее. Этот матч команды завершали девять на девять, и «болоньези» сумели забить победный гол в концовке усилиями еще одной знаковой фигуры эпохи.

Итальянцы всегда обожали прозвища, и во времена фашизма прозвища зачастую были преисполнены «мачизма» и звучали по-гладиаторски. Но Джузеппе Муцциоли (Терезина), паренек из провинции, добившийся успеха, был подлинным исключением из этого правила. Он был энергичным левым вингером, но унаследовал некое заболевание желез, наградившее его тем, что можно описать как небольшие груди, а также склонностью к набору веса и, как следствие, появлению у него наименее лестного в итальянском футболе прозвища. Итальянский суффикс ina (или, когда речь идет о мужском роде, ino) – уменьшительно-ласкательный. «Терезина», следовательно, означает «маленькая Тереза». Это была отсылка – отнюдь не лестная – к самопровозглашенной самой толстой женщине Италии, Терезе Пользини. Так что теперь вы знаете.

Хребет команды Айткена из Комби – Калигариса – Розетты сделал оборону «Ювентуса» сильнейшей в лиге, но вот его атака – это было совсем другое дело. Снова наступила голевая засуха: как только команда чуть забуксовала, а поля начали превращаться в «огороды». Они не смогли одержать ни одной победы в восьми последних матчах и финишировали вторыми – снова – в семи очках позади «Болоньи». Им удалось победить «Интер» и квалифицироваться на Центрально-Европейский кубок, но там они в двух матчах уступили пражской «Славии». Однако настоящая история этого сезона развивалась в другом месте.