Текст книги "Юве! 100 лет итальянской футбольной династии «Ювентуса». История одного из лучших итальянских клубов"

Построенная по заказу Савойского дома в ознаменование победы над французами, осадившими Турин в 1706 году, роскошная базилика Суперга была – и до сих пор остается – одним из самых живучих символов города. Она располагается на высоте 670 метров над уровнем моря в Пино-Торинезе, вмещает в себя гробницы членов Савойского дома и в ясный день просматривается с расстояния до 40 километров. Однако тот день был не ясным. Далеко не ясным.

В 5:04 вечера Дон Рикка, капеллан Базилики, читал в своем рабочем кабинете. Вдруг он услышал «сильный грохот, подобный грому, а потом оглушительный рокот». На скорости 180 километров в час самолет врезался в подпорную стену, находившуюся в нескольких метрах от базилики. Выживших в катастрофе не было.

По некоторым оценкам, на похоронах присутствовало до миллиона человек, и в толпе ходили разговоры о том, что альтиметр самолета заклинило на отметке в 2000 метров. Четыре дня национального траура, и гибель всего Grande Torino вот так, одним махом.

Небеса над Турином рухнули.

В Линготто с Карло Паролой (Нуччо)

5 мая 1949 года Джанни Аньелли благонамеренно, хотя и несколько неуклюже, провозгласил, что «из пепла в Турине родится команда, достойная их памяти». А затем, прибавив к горестной утрате еще и оскорбление, собрался выкупить ту самую команду, оставив «гранатовых» с носом. Он стал единоличным владельцем «Ювентуса», трансформировал его в частную акционерную компанию, а потом начал тратить на нее деньги американских налогоплательщиков.

Сразу после окончания войны уровень ВВП Италии соответствовал половине ее ВВП 1938 года. Поезда не ходили, сельскохозяйственный сектор был разрушен, а на обширных пространствах по всей стране у людей не было доступа к чистой воде. Производство сахара и мяса держалось на уровне 10 и 25 % довоенных значений соответственно. В стране был настоящий голод, и ООО «Капитализм» прекрасно осознавало, что такая ситуация грозит в скором времени обернуться коммунистической катастрофой. Американцы предпочли смягчить ее единственным известным им способом – залить все деньгами. Программа восстановления Европы, более известная как план Маршалла, со временем трансформирует экономику континента, а в конечном счете и его общество. В процессе она превратит Европу в компанию государств – сателлитов США, но их обездоленным гражданам было наплевать на это с высокой колокольни. Их не интересовало перекраивание экономической модели и идеологические императивы; они нуждались в работе, крове и пище для своих детей.

Италия была одной из самых нищих стран Европы и, следовательно, наиболее уязвима к заражению коммунистическим вирусом. Нельзя было позволить Сталину закрепиться здесь, поэтому вопрос об ассигновании $1,2 млрд был решен быстро. Выплаченные в течение четырех лет, эти деньги довольно скоро начали концентрироваться в руках правлений компаний, базировавшихся в индустриальном треугольнике Генуя – Турин – Милан. Краеугольным камнем плана по улучшению уровня жизни была «автомобилизация» страны. FIAT, Pirelli, топливная компания Eni и миланская строительная фирма Italcementi стали сообща работать над его реализацией и как итог получать от него наибольшие выгоды.

С 13-летнего возраста Джанни Аньелли воспитывали его мать, наполовину американка, и британская гувернантка аристократического воспитания, поэтому он прекрасно владел английским в то время, когда очень мало кто из итальянцев – будь то бизнесмены или люди другого сорта – освоил его хотя бы на базовом уровне. Кроме того, он был молод, богат и чрезвычайно импозантен, а его образ жизни очаровывал и пленил. Он порхал с места на место и всегда в первом классе: сегодня в Каннах, завтра в Лондоне, потом в Милане и Нью-Йорке. Он всегда был одет с иголочки и отличался безупречными манерами, так что американские дипломаты неизменно были в полном восторге от него самого, его шикарных приемов и его «ох-такой-европейской» искушенности.

Джанни сдружился с Джеймсом Клементом Данном, американским послом в Риме, а позже и с его преемницей Клэр Бут Люс. Планы по разгрому коммунизма занимали существенную часть их повестки дня, и у них были деньги – немерено их – для их осуществления. Будучи крупным работодателем, bon viveur extraordinaire[27]27
  Экстраординарный человек, живущий в свое удовольствие.


[Закрыть] и владельцем влиятельной ежедневной газеты, Джанни соответствовал всем запросам американцев. Пока русские деньги текли в l’Unita, коммунистическую ежедневную газету, принадлежавшая Аньелли La Stampa становилась печатным изданием итальянских правоцентристов – если не официально, то как минимум негласно. Джанни был несколько легкомысленным, но его подручный Валлетта был человеком серьезным, практичным и надежным как камень. Вместе они составили идеальный политический тандем и позаботились о том, чтобы FIAT получил 20 % всех денег, выделенных Италии по плану Маршалла. Валлетта потратил их на восстановление железнодорожной сети, прокладку новых автомобильных шоссе и увеличение производства заводов.

Существовал «железный занавес», и Дядя Сэм знал, что заводские цеха в Линготто и Мирафиори были плодотворной почвой для «комми», искавших новых рекрутов. Джанни и Валлетта пообещали сделать все, что было в их силах, чтобы искоренить их, а обещания подобного рода, данные иностранным дипломатам, были заведомо очень прибыльными. Они были равносильны осязаемому доказательству того, что они эффективно справляются со своими ролями; именно то, что и приказывал Вашингтон. Со временем сотрудники FIAT станут объектами скрытого наблюдения, мало чем отличавшегося от слежки, которую коммунистические режимы Восточной Европы вели за своими гражданами. Десятки тысяч людей будут отсеяны за свои идеологические, политические и поведенческие ориентации, даже за сексуальные наклонности. Все это было абсолютно незаконным, но ЦРУ не слишком интересовали подобные тонкости.

Предыдущей осенью Турин посетила национальная сборная Англии. Она разбила хозяев со счетом 4:0, и после матча у присмиревшего Аньелли состоялся разговор с секретарем FA. Стэнли Роуз согласился с ним в том, что «Торо» повели себя очень проницательно, решив нанять Ливсли, английского эксперта по физподготовке, погибшего с командой в катастрофе у Суперги. Аньелли не скрывал того факта, что восхищается всем британским, а английские тренеры теперь были в большой моде на континенте. Роуз порекомендовал ему «скаузера» Джесс Карвера и сказал Джанни, что он очень перспективен. «Юве», сказал он, не пожалеет, если решит положить на него глаз.

Война оборвала игровую карьеру Карвера, и в 1946-м он стал тренером в «Ксерксе», наименее успешном из футбольных клубов Роттердама. Голландский футбол был сугубо любительским, но Карверу удалось сотворить там настоящие чудеса. Национальная сборная страны осталась без тренера после смерти предыдущего лица в этой должности – Боба Гленденнинга, выходца из Уирсайда. Впечатлившись методами Карвера, голландцы вышли на него с предложением в январе 1947-го. Он его принял, а четыре месяца спустя ему поручили подготовить сборную европейцев для игры против сборной Великобритании в Глазго. Британцы победили 6:1, но все без исключения «континентальщики» были приятно поражены инновационными методами Карвера. Одним из таких «континентальщиков» был здоровяк из «Юве» Карло Парола – вернувшись домой, он засвидетельствовал превосходство Карвера руководству клуба.

В следующем году голландские любители Карвера едва не устроили сенсацию из сенсаций на лондонской Олимпиаде. Им удалось дотянуть в матче с хозяевами до экстра-тайма и по всеобщему мнению превзойти их в игре. Затем Карвер покинул Голландию и провел сезон у руля захудалого «Миллуолла» из Третьего южного дивизиона Футбольной лиги.

Не смущенный провалом Чалмерса Аньелли решил сделать ставку на Карвера. Впечатленный его манерами, трубкой и твидовым костюмом, англофил Джанни тут же убедил его подписать с клубом контракт. К 11 сентября 1949 года, когда стартовал новый сезон, у этих двоих в распоряжении были переводчик, новый вратарь, новая полузащита, подающие надежды игроки в линии атаки и первый за 15 лет реальный шанс выиграть для «Юве» чемпионство. Также на довольствие был взят еще один датский олимпиец, изворотливый левый вингер Карл Оге Праст, а на позицию правого инсайда пригласили Ринальдо Мартино (Бархатные Лапки), oriundo из аргентинского клуба «Сан-Лоренцо». Добавьте сюда Хансена, Бониперти и умного вингера Эрмеса Муччинелли и получите смертоносную пятерку форвардов – по крайней мере, на бумаге. Аньелли был наивен, произнося те слова после катастрофы у Суперги, но он был молод и горяч. Ему все виделось так: раз образовалась пустота, то почему бы ее не заполнить «Ювентусу»?

Переводчиком Карвера был 24-летний Джиджи Пероначе из провинциальной Калабрии. В годы войны он, будучи еще подростком, организовывал футбольные матчи между местными и солдатами союзных войск. Его английский сослужил ему хорошую службу, когда он перебрался в Турин на учебу. Теперь он стал переводчиком Карвера в раздевалке клуба, а со временем он превратится в одного из самых влиятельных устроителей трансферов на рынке. Он провернет одну из величайших сделок, которые только удавались клубу, но об этом позже…

Все проверяется на практике, и результаты не заставили себя долго ждать. Растоптав «Фиорентину», «Лацио» и «Бари» в трех стартовых турах, «Юве» забил двенадцать голов, а пропустил всего три – все благодаря радикальной новой системе зональной опеки Карвера. К Рождеству они лидировали с шестиочковым отрывом. Они не просто не знали поражений, они, казалось, были попросту непобедимы. Однако в Новый год некогда отвергнутый «Ювентусом» Михай Кинчеш забил победный мяч в концовке драматичного матча и принес своей команде «Луккезе» победу на «Комунале». Большинство решило, что это всего лишь недоразумение, но это поражение ознаменовало начало спада. Безголевая ничья с «Фиорентиной» выдалась особенно удручающей, но это все равно не помешало ей стать бессмертной в истории. А все потому, что в ней был нанесен, пожалуй, самый знаменитый удар «ножницами» в истории футбола, а его фотография однозначно стала самой тиражируемой из всех.

Карло Парола родился в Турине в 1921 году. Его отец умер, когда ему было семь, и он вместе с матерью перебрался в Кунео, город в предгорьях Альп неподалеку от французской границы, который еще называют Маленьким Турином. У маленького Карлино были умелые руки, и это оказалось очень кстати. Он хотел иметь футбольный мяч, но у него не было денег на покупку, поэтому он сделал его сам из кусков старой обувной кожи, ткани, веревок и прочего, что ему только удалось раздобыть. Сделав один, он стал делать и новые, но, по-видимому, умело обращался с ними не только руками. Подростком он вернулся в родной Турин, устроился на работу слесарем в FIAT и начал поигрывать в составе dopolavoro – заводской команды своего отдела, – где очень быстро обратил на себя внимание. Он начинал на позиции центрфорварда, но будучи изящным, атлетичным и тонким по натуре игроком, он эволюционировал в фантастического centromediano, центрального разыгрывающего хавбека.

Поддавшись на уговоры «Юве» подписать профессиональный контракт, Парола настоял на одном условии: он будет сочетать свою футбольную карьеру с «настоящей» работой на заводе. Он сказал, что его всегдашним стремлением было стать одним из тест-пилотов, обкатывающих продукцию завода на крыше Линготто. Это обеспечило ему статус образцового игрока «Юве», и во многих отношениях он по-прежнему остается таким прототипом. Несмотря на то что игроки «Юве» непомерно богаты, клубу все равно нравится подавать их, как эдаких тружеников с голубыми воротничками. Это весьма притянутая аналогия, но по части спортивного брендинга «Юве» всегда умел преподать мастер-класс. Он стремится ставить тяжелый коллективный труд выше индивидуального мастерства, а природный талант – в тандем с усердной работой, а не вместо нее.

Как бы то ни было, Джанни Аньелли был прав, когда сказал, что Парола из «тех игроков, которые заставляют тебя влюбиться в футбол». Вскоре он стал бессменным игроком в «Юве» и одним из немногих футболистов не из состава «Торо», которые регулярно выходили играть за национальную сборную в послевоенные годы. Он был лучшим игроком на поле в составе той континентальной сборной, которая сошлась с британцами в Глазго, и, очевидно, сразу после той игры «Челси» вышел на него с предложением заоблачного контракта. Однако Парола был человеком FIAT до мозга костей и не согласился бы покинуть старый Пьемонт. Его имя до сих пор вызывает трепет среди поколения тех, кому за 80, кто видел его игру. Большинство из них соглашаются с мнением, что капитан «Торо» Маццола был лучшим и наиболее влиятельным игроком в послевоенной Италии, но Парола не так уж и позади. Он был лидером и капитаном «Юве», и клуб вполне обоснованно преподносил его публике в качестве героя рабочего класса и простого местного парнишки, которому удалось стать звездой.

Любопытно, что его критиковали за привычку курить. В те времена примерно половина игроков «Юве» смолила, а учитывая то, что весь континент тогда напоминал гигантскую пепельницу, болельщики не имели ничего против этой привычки. Бониперти и Пиччинини предпочитали Laurens («легкие и ароматные»), тогда как вратарь Джованни Виола покуривал North State. Любимой маркой Паролы был Gauloises. Никому не было дела до того, что сигареты ядовиты, отвратительны и вредны для здоровья, зато всем было важно, что они французские. Но мы отклонились от темы. Его наследие по-прежнему живет в футбольной поп-культуре благодаря той ужасной нулевой ничьей с «Фиорентиной». По ходу той игры нештатный фотограф по имени Коррадо Бьянки запечатлел, как он исполняет свой фирменный удар «ножницами». Кадр вышел первоклассный, но его отправили в архив вместе с другими фотографиями, не придав ему никакого особого значения.

Однако в 1965-м Panini выбирали именно эту фотографию для обложки своего альбома с наклейками. Это решение породило ряд проблем, не в последнюю очередь потому, что форму, в которую был облачен Парола, было трудно спутать с какой-то другой. С точки зрения коммерческой выгоды у братьев Панини не было никакой заинтересованности в том, чтобы демонстрировать симпатии той или иной команде, поэтому они решили перекрасить его футболку в красный цвет, а гетры в черный, для верности. По-видимому, никакая из команд не носила такую комбинацию цветов, и так фирменный удар Паролы ножницами – прозванный rovesciata[28]28
  Перевернутый.


[Закрыть] – занял свое место на обложке. Он не сходит с нее с тех самых пор, и считается, что этот кадр был воспроизведен свыше 200 миллионов раз. Глядя на фотографию, человек автоматически делает вывод, что на ней изображен нападающий, забивающий потрясающий по красоте гол, но в реальности это был вынос мяча, совершенный по ходу паршивой безголевой ничьей. Кадр сняли промозглым туринским днем, на форменном болоте, которое представляло собой поле арены, а сам Карло Парола не получил за него ни пенни. Как и бедолага Бьянки, продавший его агентству по цене в 200 сигарет Gauloises. Век живи – век учись…

Парола, с которым многие из вас выросли, но о котором никогда не слышали, закрепил свою легенду по ходу другого исторически значимого матча, состоявшегося на «Комунале» в следующем месяце. К тому времени «Юве» уже был в кризисе, и «Милан», приехавший к нему в гости, уже подобрался к нему на расстояние трех очков.

Компания RAI на заказ построила первую в Италии телевизионную студию на Виа Верди, в двух шагах от Пьяцца Кастелло. Она передавала сигнал почти по всему городу, но телевизоры стоили как годовая зарплата среднестатистического работника FIAT. Едва ли у кого-то в Турине они были, но благодаря своим частым визитам в Америку Джанни смог сполна оценить возможности, которые предлагала эта новая технология, и они его поразили. Он пролоббировал трансляцию матча и пожертвовал средства, оплатив установку усилителей сигнала на холмах над городом, где они стояли в полной боеготовности. На игру пригласили суперзвезд итальянского кино, а с ними и велогонщика Фаусто Коппи и гоночного пилота Альберто Аскари. На поверку же матч обернулся травмирующим опытом для практически всех причастных. Комментатору Карло Бакарелли пришлось иметь дело с густым туманом, а зрителям мириться с тем фактом, что линзы кинокамер пока еще не научились захватывать столь большое пространство. Более того, для команды Карвера в целом и для Паролы в частности матч стал подлинной Голгофой.

Сразу после ошеломительной победы сборной Швеции на лондонской Олимпиаде ее чемпионы разбежались кто куда. «Милан» заполучил трех самых одаренных из них: форвардов Гуннара Грена и Гуннара Нордаля, а также полузащитника Нильса Лидхольма. Эта троица была известна под прозвищем Гре-Но-Ли и провела за карьеру свыше 750 матчей за «россонери» в совокупности. Нордаль, по-прежнему лидирующий в списке лучших бомбардиров в истории клуба, был поистине уникальным талантом. В тот раз он обесценил гол Хансена, забитый в первую четверть часа, а потом случился кошмар кошмаров всех «ювентино»: система зональной опеки Карвера совершенно развалилась. Каждый из шведов забил по голу в течение четырех апокалиптических минут, и в этот момент Парола совершенно утратил связь с реальностью. Более того, он утратил не только эту нить, но и нить повествования матча, его побочной сюжетной линии, свои реплики и даже сам сценарий, неожиданно для всех пнув Нордаля после проигранного единоборства в центральном круге.

Подавленный собственным поступком, капитан и духовный лидер «Юве» стал упрашивать рефери удалить его, и тот пошел ему навстречу, после чего ошеломленная публика на стадионе затихла. «Милан» победил в том матче со счетом 7:1, и вся страна футбольных болельщиков погрузилась в глубокие раздумья о произошедшем. Что за безумие это было? Что за моральная деградация? Какой вообще смысл существования кальчо, если он провоцирует подобное поведение в таких достойных людях, как Парола? Когда у него взяли интервью после матча, Парола извинился перед всеми, кого только смог припомнить, и всеми, кого не смог. Он сказал, что с ним никогда раньше не происходило ничего подобного, за исключением того раза, когда в туринском дерби 1948 года он переборщил с амфетамином и устроил кулачный бой с Мартелли.

Неясно, что произошло на разборе полетов, но что бы там ни говорил и ни делал Карвер, это дало свои плоды. Нормальное функционирование команды возобновилось, и она одержала восемь побед подряд, забив 32 гола. Ей удалось без особых усилий выиграть лигу и убедить некоторых в том, что именно этот состав «Ювентуса» – величайший из всех в истории, если только не брать в расчет кошмарный январь.

В Бразилии с «ювентини»

Летом 1950 года сборная Италии – и четверо ее «ювентини» – отплыла на чемпионат мира в Бразилию. В свете трагедии у Суперги итальянская делегация решила отказаться от перелета по воздуху, предпочтя отправиться в затяжной марафон: 15-дневное путешествие на корабле. К моменту прибытия в пункт назначения все футбольные мячи, которые были у команды с собой, уже успели выпнуть за борт, а сами игроки были жутко заскучавшими, изможденными и пострадавшими от морской болезни. Неудивительно, что шведы со своим миланским контингентом обыграли их в Сан-Пауло со счетом 3:2.

Команде Поццо удалось затем одолеть Парагвай, но было уже поздно. После 16 лет владения трофеем, разделившихся на до и после войны, итальянцы вернулись домой с поджатым хвостом, но хотя бы успели приноровиться к качке. С позором домой вернулись и соотечественники Карвера, потерпевшие самое сенсационное поражение в истории игры: 1:0 от сборной Соединенных Штатов.

Аньелли самолично принял решение назначить вторым тренером в компанию к Карверу одного из золотых мальчиков Каркано, Луиджи Бертолини. Однако футбольные философии двух тренеров оказались диаметрально противоположными друг другу. Бертолини в прошлом был нападающим, а Карвер стоппером. Бертолини предпочитал итальянский артистизм, а Карвер холодный английский контроль и строгую игру в обороне. Приход Бертолини подорвал авторитет Карвера, поскольку игрокам было проще общаться и ассоциировать себя с ним, даже несмотря на то, что Карвер уже научился говорить на ломаном итальянском. Вскоре он прямым текстом проинформировал директоров клуба, что не доволен ситуацией.

К ноябрю, когда пришла пора туринского дерби, характер чемпионской гонки уже был определен. Как и долгосрочное будущее итальянского футбола, которое свелось к гонке с участием трех основных фаворитов. Ферруччо Ново попытался перестроить «Торо» по образу и подобию той команды, что сгинула у Суперги, но потерпел неудачу. Сразу после трагедии «Торо» получили широкую народную поддержку, но обещания финансовой помощи так и не материализовались, и в результате команда прозябала в нижней половине таблицы. Их болельщики открыто бастовали, и на «Филадельфии», которая некогда была неприступной крепостью, «Ювентус» проехался по «Торо» катком (4:1). В ответном матче они снова пали, на сей раз со счетом 5:1, а следующего титула им придется прождать целых 27 лет. Расстановка сил в Турине изменилась окончательно – и явно не в их пользу.

Пока бедствующий, затравленный «Торо» балансировал на грани вылета, «Милан», «Интер» и «Ювентус» вознеслись к сияющим футбольным высотам, пропав из вида остальных команд. Еще более амбициозный и все более высокомерный «Юве», в частности, стал восприниматься его недоброжелателями как главный бенефициар произошедшей трагедии. Сам клуб твердил о своем почтительном отношении к памяти Маццолы и его партнеров по команде, но в глазах убитых горем, побежденных и обездоленных Турина его заново обретенное превосходство отдавало оппортунизмом. Футбол становился более радикализованным, и если «Торо» восхищались все и повсеместно, то «Юве» был самой противоречивой командой из всех – ни один другой клуб так не разделял мнения людей.

Когда «Ювентус» потерпел сенсационные поражения от «Комо» и «Новары», у болельщиков «Торо» появился повод если не поликовать, то как минимум позлорадствовать. Их собственной команде удалось лишь спастись от падения в пропасть, но зато «Юве» сплоховал и не дотянул до титула. Их судьбу решили поражения от обоих миланских клубов, и в итоге «Милан» взял свой первый чемпионский титул за 44 года. Финишировавший четвертым «Лацио» отстал от «Ювентуса» на восемь очков, а всем прочим – южным клубам и остальным участникам лиги – ничего не светило. (Во многом ничего им не светит и до сих пор. После катастрофы у Суперги большая итальянская тройка разыграла между собой 54 титула Серии А – актуально на момент написания книги, – тогда как остальные клубы в совокупности побеждали всего 13 раз и ни разу за последние 18 лет.)

По ходу того сезона Джесс Карвера все сильнее и сильнее раздражала обстановка в команде. Их с Джанни влюбленность исчерпала себя, и летом его «ушли» при самых причудливых обстоятельствах.

Невзирая на катастрофу у Суперги, коммерческие авиаперелеты стремительно развивались. Аньелли, великий глобалист-модернист, принял приглашение, присланное его команде, поучаствовать в Кубке Рио в Бразилии. Предтеча клубного чемпионата мира, этот турнир собрал пять европейских клубов и три южноамериканских. Для Бониперти и Паролы это была уже вторая бразильская авантюра за 12 месяцев, и завершилась она так же, как и первая – полнейшим провалом…

Громадная итальянская диаспора отправляла миллионы своих членов в обе Америки за лучшей долей, а потому в Бразилии нашлось много тех, кто был в восторге от приезда «Юве», тогда как местные жители – и, как следствие, местная пресса – испытывали шок от приемов и поведения итальянских игроков. Они постоянно бранили арбитров матча; цинично фолили и откровенно «ныряли» при малейшем контакте с соперниками, а матчи с их участием омрачали акты насилия, как психологического, так и физического. Так или иначе, они были гадкими гостями, и одним злополучным вечером в Сан-Паулу их моральная деградация достигла своей низшей точки.

В заключительные секунды полуфинальной схватки с венской «Аустрией» «Ювентус» вел в счете 3:2. В их штрафную прилетела вполне безобидная подача, и согласно (итальянским) свидетельствам очевидцев, Серджо Маненте грудью обработал мяч и отпасовал его назад своему вратарю Джованни Виоле. Арбитр, однако, дал свисток, указав на игру Маненте рукой, а после того, как австрийцы реализовали пенальти, на арене начался настоящий ад. Между итальянскими экспатриантами и местными жителями начались драки, а игроки «Юве» сгребли арбитра в охапку, так что понадобилось вмешательство полицейских, выбежавших на поле. Тумаки раздавались налево и направо, а в раздевалках произошла дальнейшая эскалация конфликта. Виолу и Эрмеса Муччинелли арестовали за нападение на офицера полиции и прямо там, в игровой форме, заперли их в обезьянник, где они просидели до глубокой ночи.

На следующий день позорище продолжилось – всю делегацию «Юве» попросили покинуть отель Palasanda в Рио. Руководство гостиницы утверждало, что имел место «ряд инцидентов» с их участием, так что всю компанию пришлось выводить из здания в сопровождении вооруженной охраны. В конечном итоге в ожесточенном финале «Юве» проиграл «Палмейрасу». Один из бразильцев врезал Муччинелли после свистка на перерыв, и ситуация, и без того не радужная, приняла дурной оборот, а потом и вовсе скатилась во что-то невообразимо скверное.

Карвер был в ярости. Вернувшись из Бразилии, он решил отправиться на побережье, чтобы немного отвлечься и несколько дней отдохнуть в тишине и спокойствии, прежде чем начнутся предсезонные тренировки. В один из дней он зашел в бар и разговорился с каким-то парнем – его итальянский теперь был вполне сносным. Парень спросил у него о поездке в Бразилию, и тут-то все и началось. Собеседником Карвера, как выяснилось, оказался журналист из La Gazzetta dello Sport. После этого разговора он вполне предсказуемо записал слова Карвера, и когда его статья увидела свет, она произвела сенсацию и накалила обстановку донельзя. Карвер поносил Аньелли за его постоянное отсутствие и инертность клуба, к которой оно приводило. Он раскритиковал датский контингент «Юве», поныл, что газон на стадионе команды не подстригали все лето, и пожаловался на директоров клуба, назвав их «некомпетентными».

Что-то из сказанного, вероятно, и было правдой, но последняя фраза была сущим кощунством. Ребята вроде Пьерино Монатери отдали «Ювентусу» всю жизнь, и их любовь к нему была искренней и безусловной. Монатери был главной движущей силой в деле строительства «Кампо Ювентус» и одним из архитекторов пяти золотых лет. Он был легендой «Юве», и более того, он был знаком с семейством Аньелли всю свою жизнь. Он был рядом, когда Джанни впервые в жизни посетил «Кампо Ювентус», еще будучи маленьким ребенком, и не отходил от него ни на шаг после смерти его отца. Его характер был безукоризненным, его познания о футболе не знали границ, а его вера в «Ювентус» была поистине библейских масштабов.

Поскольку футбольный сезон еще не стартовал, все принялись обсуждать «скандал с Карвером», попавший на передовицы газет. Аньелли отправил тренера в принудительный отпуск с сохранением зарплаты и пригласил Джанпьеро Комби, чтобы тот помог игрокам подготовиться во время предсезонки. Им нравилось его присутствие в команде, да и сам Комби дал согласие возглавить команду в тандеме с Бертолини до тех пор, пока не будет найден новый тренер. Карвер решил, что это конец. Игроки все равно не хотели его возвращения в команду, и за пять дней до стартового тура Джанни уволил его. Как всегда остроумный, он произнес: «Я ведь говорил ему не учить итальянский, но он не послушал меня и, кажется, освоил его слишком хорошо».

Убрав Карвера с пути, «Ювентус» начал новый сезон с удвоенной энергичностью. К Рождеству у команды появился новый тренер, венгр Дьёрдь Шароши, а к июню она обеспечила себе второе scudetto за три года. Аньелли сдержал свое слово. На обломках у Суперги он построил новую команду, которой Турин – или, по крайней мере, его черно-белые анклавы – мог бы гордиться… А черно-белые анклавы тем временем расширялись. К тому времени IRI, официальный орган, заведовавший послевоенным восстановлением Италии, уже одобрил так называемый «план Синигальи». Во время войны все заводы Италии в обязательном порядке перепрофилировались для изготовления вооружений и боеприпасов. Теперь их нужно было переориентировать обратно, и более того, стране требовались новые железнодорожные линии и подвижные составы, станки и агрегаты, а также недорогое жилье. Она нуждалась в больших объемах стали, как нуждался в них и FIAT.

По мере того как промышленное производство росло по экспоненте, росла и потребность в рабочей силе. Одновременно с этим в Южной и Центральной Италии, традиционных житницах полуострова, шла модернизация фермерского сектора, где стальные механизмы стремительно заменяли собой человеческих существ из плоти и крови. Поскольку на юге работы становилось все меньше, а на севере ее было в избытке, в стране началась новая волна миграции. В прежние времена disoccupati[29]29
  Безработные.


[Закрыть] уезжали из южных регионов за лучшей долей в другие страны Европы и в Америку. Теперь же, когда производство на заводе FIAT удвоилось, они стали перебираться в муниципальные жилые комплексы на окраины Турина. За десять лет с 1950 года население города увеличилось примерно на 300 тысяч человек. Он стал домом для более чем миллиона граждан, превратившись в современный европейский мегаполис.

Италия, в прежние годы бывшая экономическим трупом Европы, превращалась теперь в промышленного тяжеловеса. Экономическое чудо привело к тому, что миллионы людей покинули засушливые, безрадостные южные края. С билетами в один конец в руках, они с ликованием отправлялись на север, в тамошние стремительно расцветающие города. Привлеченные легким заработком и идеей dolce vita, они вылезали из вагонов на перроны Порта Нуова и с жадностью прикладывались к опьяняющему фонтану консьюмеризма. Нация сельских фермеров и экономических паразитов «демобилизовалась», отмылась от грязи и переселилась в сияющие новенькие районы с многоквартирными домами на отшибе города. Люди шли прямиком в Линготто и Мирафиори в надежде, что там их ждет персональный Большой Скачок. Как только он случался, они начинали расползаться по центру города, манимые светом неоновых огней, и опустошать свои набитые карманы. Новые микрорайоны были такими быстрорастущими, а заводские цеха играли такую значимую роль, что чем больше людей приходило туда работать, тем больше автомобилей выпускала компания, а чем больше она их выпускала, тем больше денег она зарабатывала. Чем больше она зарабатывала, тем больше она инвестировала в новых сотрудников, а на фоне снижения наполовину стоимости труда и стали снижались и общие производственные издержки компании. Теперь даже мелкие сотрудники, работавшие в Линготто, могли всерьез претендовать на то, чтобы приобрести в собственность те автомобили, которые сами же и производили. В послевоенной Италии начался экономический бум, а вместе с ним пошел и неуклонный, неудержимый рост Fabbrica Italiana Automobili Torino.