Текст книги "Юве! 100 лет итальянской футбольной династии «Ювентуса». История одного из лучших итальянских клубов"

В Форте-дей-Марми с Эдоардо Аньелли и его свитой

Победив на чемпионате мира, «Юве-Национале» исполнил свой долг не только перед страной, но и перед своим работодателем. Целью Аньелли было сделать их базовой командой сборной Италии, и, прочно закрепив свою легенду в истории, они добились этой цели. Тем не менее он, как и почти все вокруг, понимал, что время этой великой команды практически вышло. Из девятерых чемпионов мира из «Юве» шестерым было уже за 30. Комби ушел на пике славы, а Калигарису и Розетте было 33 и 32 соответственно. Монти согласился остаться, но когда Италия оказалась на пороге войны с Эфиопией, самый главный живой символ oriundi решил, что хочет уезжать. Поднялся ужасный хай, на фоне которого Орси объявил «Юве», что в конце сезона тоже вернется домой, в Аргентину, а с ним и Чезарини. Им очень понравилось время, проведенное в Италии, но, если подумать, это, в общем-то, не настоящая их родина. Grazie mille[24]24
  Большое спасибо.


[Закрыть] и все такое, но они лучше воссоединятся со своими родными и близкими, чем поедут умирать в какую-то восточноафриканскую дыру солдатами итальянской армии.

Днем 2 декабря 1934-го знаменитый туринский туман окутал «Стадио Муссолини». Из-за этого перед началом матча между «Ювентусом» и «Триестиной» тысячи зрителей, чьи места находились за воротами, мигрировали через беговые дорожки к кромке поля. Они стояли там вполне миролюбиво, но рефери Камилло Каироли был против. Он сказал, что игра не начнется, пока люди не отойдут назад к своим местам, и они действительно отошли. Вот только с началом матча они вновь проступили из мглы. На этот раз Каироли оставил все как есть.

Пытаясь как-то описать происходившее на стадионе для читателей La Stampa, Витторио Поццо заметил, что «время от времени призрачные фигуры появлялись, но потом снова исчезали из поля зрения. Какое-то время, примерно минут за пятнадцать до конца игры, едва можно было разглядеть даже своего соседа по трибуне, не то что мяч. Он сделал довольно точный вывод о том, что игра завершилась безголевой ничьей, и упомянул, что Серантони удалили за десять минут до конца встречи за то, что он без конца ругался на арбитра. К тому времени большая часть публики уже прекратила попытки кого-либо разглядеть на поле и отправилась к выходу.

Эта ситуация довольно неплохо подходит в качестве метафоры всего сезона. Пока забивавшая пачками и лидировавшая в таблице «Фиорентина» громила «Торо» 4:0, сезон «Юве» безрадостно и смутно катился к рождественской паузе. Команда по-прежнему боролась за титул, а футбол, в который она играла по-прежнему, оставался эффективным – в большинстве случаев. Стиль и лоск недавнего прошлого, однако, отсутствовал напрочь, а вместе с ними пропала и вся энергия команды. «Ювентус-мания», принесшая команде четыре чемпионства и де-факто победу Италии на чемпионате мира, прошла свой пик. Красивая игра в пас, ставшая визитной карточкой команды Каркано, испарилась, а на ее место пришел уродливый, сладкоречивый профессионализм.

Спустя десять дней после игры с «Триестиной» в La Stampa della Sera, вечерней газете, принадлежавшей Аньелли, появилось крошечное, почти что небрежное заявление. Карло Каркано, гласило оно, на прошлой неделе покинул свой пост в «Ювентусе». Никаких объяснений почему не предлагалось, но впоследствии клуб нехотя признал, что уход Каркано не был напрямую связан с тем, как он руководил командой. Это и так было ясно – парень построил самую успешную команду в итальянской истории. Так что же там произошло? Каркано был визионером. При нем и благодаря ему хорошие игроки превратились в буквальном смысле в чемпионов мира, а произошло это, твердили они всегда, потому что он заставил их брать на себя ответственность за собственные выступления. Они никогда не тушевались, а в раздевалке никогда не было места наигранности и пафосу. Зато там всегда было место четкому пониманию игры, уникальной в своем роде интенсивности и глубокому чувству долга. Вопрос, следовательно, звучал так: зачем сейчас, когда начинается новая эра, когда нужно строить новую команду, увольнять парня, который принес клубу четыре подряд чемпионских титула?

Если верить фашистам, гомосексуализм не является преступлением как таковой. Он считался преступлением до 1927 года, но потом его переквалифицировали в болезнь. Возможно, какие-то сомнительные иностранцы и практиковали его тут и там, да случались изолированные вспышки среди отдельных слабохарактерных итальянцев. Однако этих «одержимых», как правило, арестовывали и ссылали на острова Тремити, архипелаг в Адриатическом море. Режим хвастался, что и статистически, и фактически итальянское мужское население 100 % гетеросексуально, свободно от болезней и неподкупно.

Все знали, что это одна большая ложь, но тогда все, что делала и говорила партия, доходило до самообмана монументальных размеров. Гомосексуализм не существовал ровно так же, как не существовала проституция. Но итальянцы были сотканы из плоти и крови, и, хотя страна была глубоко католической, ее едва ли можно было назвать пуританской.

В самом клубе предпочтения Каркано уже довольно давно не были ни для кого секретом. Неясно, стало ли причиной то, что кто-нибудь пригрозил выдать его, или нет, но слухи теперь стали распространяться со скоростью лесного пожара. Предположения о том, что он практиковал «содомию» (в фашистской терминологии) с Борелем на территории клуба, были вопиющими, но в таком случае встает вопрос, почему же Хуан Хосе Мальо, аргентинский форвард, которого прочили в сменщики Чезарини, так спешно отбыл обратно на родину? Некоторые даже спекулировали, что вся туринская раздевалка была поражена этой скверной, что Марио Варльен тоже был причастен и что Монти, великий пехотинец команды с грудью колесом, был одним из главных виновников! Монти! Железный человек calcio! Мысли об этом не укладывались в голове.

В каком-то смысле мерзкие подробности скандала не играли особой роли. Как только слухи просочились в публичное пространство, у совета директоров не осталось выбора, кроме как начать действовать. Аньелли всегда всеми силами стремились изображать своих сотрудников послами благообразия, прозрачности и, самое главное, дисциплины. Некоторые старые torinesi из местных считали, что все это пустой трёп руководства и вздор пиарщиков клуба, и, по правде говоря, они считают так и по сей день. Однако в те времена политика компании была такова, что игроки «Ювентуса» изображались спортивными воплощениями достойных, простых и понятных ценностей FIAT.

Италия была новой страной. Она объединилась в одно целое в 1861-м и испытывала трудности с поиском внятной национальной идентичности. FIAT – и «Ювентус» – расположились в авангарде этих поисков, став образчиками общего видения этой идентичности. Вот почему «Юве» стал командой Италии, и во многом это была заслуга Каркано. Ему доверили задачу внедрения философии Аньелли, складывавшейся из трех принципов: semplicita, serieta, sobrieta. «Ювентус» направо и налево твердил, что простота (semplicita), серьезность (serieta) и трезвость (sobrieta) – три главных столпа, на которых зиждется клуб, но теперь порочность Каркано очернила его доброе имя. Клуб постарался всеми силами смягчить последствия этой катастрофы, но это все равно была катастрофа.

Старый приверженец «Юве» Карло Бигатто принял руководство командой, и на первый взгляд такой ход руководства показался очень умным. Он был бескомпромиссной легендой bianconeri и восемь лет назад привел их к чемпионству в ранге капитана команды. Более того, его нравственные качества были безукоризненными. Тем не менее Бигатто, славный малый и все такое, был неровней Каркано. Он не обладал ни интеллектом, ни харизмой, способными завести команду, и при нем игра команды деградировала еще сильнее. «Ювентус» забил всего четыре гола в семи матчах чемпионата и, несмотря на нового человека у руля, производил впечатление команды, скатывающейся в декаданс. Казалось, что отъезд Орси на корабле, державшем курс на Буэнос-Айрес, более чем пророческий, но вечером того же дня его прежние партнеры по команде сумели выцарапать победу в домашнем матче с «Ливорно» (2:1). Благодаря ей перед последним туром сезона у них оказалось поровну очков с лидером Серии А – «Амброзианой-Интером» Вейса, два предыдущих сезона финишировавшим вторым. Каждой из команд предстояла поездка на юг: milanesi ехали в гости к «Лацио», а «Юве» к «Фиорентине», шедшей третьей в лиге и не знавшей поражений дома.

«Фиорентина» доминировала в контроле мяча, но к тому времени это уже перестало восприниматься как нечто необычное. «Юве» и без того стремительно превращался в контратакующую команду, но пока за оборонительные действия отвечали ворчун Розетта и главный таран команды Монти, туринцы крепко держались за свое. Потом, за семь минут до конца – пока «Интер» уступал «Лацио» 3:2, – Феррари в стиле Иньесты освободился от соперников на левом фланге, сместился в центр, обыграл двух защитников, обвел вратаря «Фиорентины» Аморетти и закатил мяч в сетку. «Юве» был тенью самого себя прошлого, а увольнение Каркано потрясло клуб до самого основания. Тем не менее каким-то образом им удалось дотянуть до финиша первыми. Одно последнее громогласное «ура» великой команде, завоевавшей пять скудеттo одно за другим. Потрясающее достижение.

Как бы то ни было, золотые годы Каркано миновали, и теперь перед Эдоардо Аньелли стоял новый трудный вызов. Каким-то образом ему было необходимо не только заменить бедного Бигатто, на которого свалилось всё и сразу, но и сконструировать совершенно новую команду. И это было далеко не так просто, даже с учетом того, что денег было в избытке. «Ювентус» лишился своего оборонительного трио – все завершили карьеру, – а теперь потерял Бореля, призванного на военную службу. Орси и Чезарини снялись с якоря, а Феррари решил, что не хочет оставаться в отсутствие Каркано. Их сменщикам предстоит не только усвоить и впитать философию «Юве», но, что еще более важно, от них требовалось выигрывать футбольные матчи с ходу и без раскачки.

Первая часть задачи, связанная с управленческо-философским аспектом, требовала принятия волевого решения. Детьми Калигарис и Розетта постоянно проводили время, играя в футбол с ровесниками. Оба были родом из Монферрато и на двоих провели свыше 500 матчей в черно-белой футболке «Юве». Вместе с Комби они составили знаменитое «трио ревизоров», самое беспощадное оборонительное трио в футболе, но с уходом Комби на пенсию трио развалилось. Розетта и Калигарис были близкими друзьями, но их партнерство на поле, как и в случае со многими другими великими футбольными дуэтами, зиждилось на вполне осязаемом, пусть и негласном соперничестве. Они оба росли, мечтая стать лучшими в деле и будучи самыми талантливыми в Монферрато. Таким образом, корни их совокупного выдающегося мастерства лежали в стремлении превзойти друг друга. Розетта был «ювентино» до мозга костей. Он был логичным и естественным кандидатом на замену Каркано, но Калигарис едва ли стал бы покоряться ему в роли подопечного. Что-то нужно было решить, и жертвой консенсуса в итоге стал Калигарис. Его сплавили в «Брешию» доживать там футбольную старость, а Розетту поставили у руля «Юве».

Выдержать сравнение с командой Каркано будет очень непросто, но Аньелли был убежден, что ему и Розетте удастся начать еще одну славную главу в истории «Юве». На это может потребоваться сезон-другой, но со временем они обязательно построят более молодую, более скоростную и еще более блистательную команду. Однако никто, даже в стремительно развивавшейся киноиндустрии Италии, не мог себе представить, какая участь постигнет футбольный клуб «Ювентус».

13 июля 1935-го Эдоардо Аньелли попрощался со своими игроками на вокзале Порта Нуова. Они готовились отбыть в Прагу на поединок с местной «Спартой» в полуфинале Центрально-Европейского кубка. Матч предстоял важный, а по возвращении они должны были вновь встретиться с боссом на большом банкете, который должен был пройти в фамильном особняке Аньелли к юго-западу от Турина в Виллар Перосе.

Эдоардо и его семья тем временем отправились на элитный приморский курорт Форте-дей-Марми на тосканском побережье. В воскресенье они все сходили на мессу, а потом 14-летний Джанни недолго полетал на гидроплане своего отца вместе с пилотом Артуро Феррарином. Потом Джанни выбрался из самолета, а его отец занял его место рядом с Феррарином. Джанни, его мать и сибсы сели на поезд в Геную, куда его отец должен был долететь самолетом. Они должны были встретиться там на вокзале, после чего все вместе отправиться в Турин.

Жена и дети Эдоардо сошли с поезда в Генуе и стали ждать приезда отца семейства. Они ждали и ждали, а потом, уже встревоженные его долгим отсутствием, ждали еще и еще. Тревога уступила место отчаянию, а потом – с приходом новостей – и полному опустошению.

Papa не приедет ни на вокзал, ни куда-то еще.

Выруливая в сторону волнореза перед взлетом, гидроплан Аньелли зацепился поплавком за дрейфовавшее в воде бревно. Самолет перевернулся, и Аньелли получил удар по голове вращающимся пропеллером.

За двенадцать месяцев «Юве» потерял Каркано, Орси, Чезарини, Комби и Калигариса. Клуб лишился своего менеджера и большей части игроков, а теперь потерял своего руководителя и благодетеля.

«Юве» потерял все, как и семья Аньелли потеряла все.

Все было кончено.

Везде и нигде с Вирджинией Бурбон-дель-Монте

Вскоре после гибели Эдоардо (или, если верить неподтвержденной легенде, то еще задолго до нее) его жена Вирджиния по уши влюбилась в одного очень знаменитого, блестящего писателя и публициста. Курцио Малапарте принимал участие в Марше на Рим и занимал должность редактора в La Stampa, но потом он съездил в Россию, где познакомился со Сталиным. По возвращении он опубликовал книгу, открыто призывавшую к свержению режима. Его поместили под домашний арест, но в итоге амнистировали благодаря вмешательству дочери Муссолини и ее мужа.

В среде Турина их связь вызывала возмущение и приятное возбуждение в равной степени. Тогда даже звучали предположения о том, что маленький Умберто Аньелли, родившийся за девять месяцев до трагедии в Генуе, был на самом деле Умберто Малапарте. Его деда не слишком интересовали сплетни, но, когда он узнал, что пара собирается пожениться, он инициировал судебное разбирательство против них. Вирджиния могла свободно выйти замуж за Малапарте, но ни при каких обстоятельствах ее дети не будут им воспитываться. Он был нарциссом и денди по натуре, но его характер не был главной проблемой. Проблемой было то, что он был знаменит своими симпатиями к коммунистам, и его нахождение в семье Аньелли поставит под серьезную угрозу те деликатные и очень прибыльные взаимоотношения, которые компания сумела выстроить с фашистской партией. Нельзя было позволить этому случиться.

Джованни Аньелли был влиятельным человеком и порой мог быть беспощадным. Вирджиния наверняка знала, что у нее не будет ровно никаких шансов выиграть дело в туринском суде. Она перевезла детей – всех семерых – в Рим, но только когда она отреклась от Малапарте, Аньелли отрекся от каких-либо претензий на внуков. На самом деле, когда-то Джованни Аньелли очень даже нравилась его невестка и ему был очень по душе тот факт, что его сын женился на ней. А все потому, что он был жутким снобом, а у нее было нечто, чего нельзя было купить даже на все его деньги. Она выглядела, двигалась и говорила как дворянка, но что самое важное – у нее был дворянский титул. Поначалу она соответствовала всем требованиям, но потом перестала им соответствовать: сначала одному, а потом и остальным по очереди.

Освободившись от ярма Аньелли и расставшись с Малапарте, она с головой пустилась в разгульную, богемную «вторую» жизнь, которая в конечном итоге привела ее к трагедии. Она стала неудержимо коллекционировать предметы искусства, а вместе с ними и, очевидно, любовников. Она носилась между Лазурным Берегом, Форте-дей-Марми, Римом и Турином в поисках душевного равновесия, которое всегда ускользало от нее. Она была богатой, но лишенной любви и власти, и потому металась между гедонизмом и ее альтер-эго, ненавистью к себе. Ее подход к заботе о детях лучше всего, пожалуй, описать словом «нестандартный». Она не была готова справляться с ответственностью и повседневной рутиной ухода за сопливыми детьми, поэтому эти обязанности были делегированы наемным работникам Аньелли.

Но, несмотря на то что ее образ жизни был совершенно оскорбителен для ее тестя, одно у них было общим. Вирджиния всегда любила «Ювентус», поэтому между ними был уговор о том, что ее старший сын Джанни, который был без ума от футбола, будет присутствовать на заседаниях совета директоров «Юве». Очевидно, что его присутствие будет носить символический характер, но все помнили тот день, когда отец взял его на встречу с великим Хирзером. Его отец был творцом «Юве» и его королем, поэтому вполне естественно было приобщить его наследника к делам клуба.

Джанни очень нравился футбол, но ему было не интересно слушать кучку мужчин средних лет, ворчавших по поводу политики, денег и бизнеса. Футбол должен был приносить радость, а кроме того, он открывал для себя и другие вещи, которые ему тоже начинали нравиться. В частности, ему очень нравились девушки, и, кажется, они отвечали ему взаимностью. В этом отношении он был сыном своего отца, и, как его отцу до него, ему нужно было чем-то занимать себя, а не просто сидеть в душной переговорной со стариками Маццонисом, Кравери и Монатери.

Между тем со смертью Эдоардо «Ювентус» начал постепенно превращаться в заурядный футбольный клуб наподобие своих конкурентов. Семья сохраняла пакет акций клуба, но управление текущими делами было передано Маццонису и Кравери. У команды вырвали сердце, но Феррари и Борель по-прежнему были в составе, и вдобавок клубу удалось раскопать сменщиков Розетты и Калигариса в лице Альфредо Фони и Пьетро Равы. Красавец-блондин Рава был уроженцем Алессандрии. Однако его семья переехала в Турин, и он рос там, пиная мяч в 200 метрах от Корсо Марсилья. Казалось, что ему с юных лет было предначертано судьбой стать великим, и так оно и было. Поццо однажды заявил, что он был самым мощным левым защитником мира, и в этом он был, пожалуй, прав.

В 2006 году коммуна Турина открыла названное в его честь новое общественное пространство – Giardino Pietro Rava. Это было сделано потому, что он был великим игроком, но также и потому, что он добровольцем отправился на Восточный фронт во время Второй мировой войны. Он сказал, что не готов оставаться в Турине, пока его друзья сражаются и умирают за свою страну; он тоже хотел внести свой вклад. Как игрок, Пьетроне Рава, вероятно, больше всего известен по матчу «Ювентуса» против «Модены» на выезде. «Юве» проиграл матч 2:0, и Рава больше чем кто-либо еще был ответственен за это поражение. Он с самого начала намеревался сделать все, чтобы «Ювентус» проиграл, и, как всегда в итальянском футболе, причиной тому были деньги. Тем не менее этот случай был совсем не похож на «Дело Аллеманди»…

Турин был его городом, а «Ювентус» был не столько его клубом, сколько смыслом самого его существования. Было немыслимо даже предположить, что он может представлять на поле какую-то другую команду, и как в случае тысяч других доморощенных футболистов, прошедших через клуб за многие годы, размер его заработной платы четко отражал этот факт. Однако в 1938-м он стал чемпионом мира и народным любимчиком Италии. Он был одним из лучших игроков турнира, и Муссолини даже принял его у себя в Риме. Он был единственным игроком, которому удалось выиграть и Олимпиаду, и чемпионат мира, люди то и дело твердили ему, что на своей позиции он лучший в мире. Он счел, что уже заслужил прибавку к зарплате, но дело было в том, что прошлым летом он подписал новый двухлетний контракт. Клуб был не обязан улучшать его условия, да и был не в состоянии это делать. Если бы правление клуба пошло на поводу у него и ответило на его требования, то вскоре его примеру последовали бы и другие игроки, а в эпоху пост-Эдоардо у клуба не было волшебного денежного дерева.

Разгорался скандал. Рава настаивал, что клуб обещал ему новый контракт, совет директоров отвечал, что игрок заблуждается. Ему посоветовали стиснуть зубы и дождаться окончания сезона. Ему было 23 года от роду, впереди его ждала долгая карьера, и его достижения непременно найдут отражение в новом контракте, если и когда его решат продлить. К тому моменту выяснение отношений превратилось в битву характеров и 5 февраля 1939 года приобрело очень и очень публичный характер.

«Юве» поехал в гости к «Модене» со дна таблицы, но, когда раздался стартовый свисток в матче, Рава просто сложил руки и замер на месте, где стоял. Подобное поведение было чем-то новым даже по итальянским стандартам, и, несмотря на все проклятия со стороны партнеров, он наотрез отказывался сходить с места. «Юве» пропустил (1:0), и в перерыве Маццонис ворвался в раздевалку, требуя немедленных объяснений. Маццонис заявил – и вполне обоснованно, – что, несмотря на свои разногласия с клубом, Рава согласился выйти на игру в старте. Следовательно, у него есть обязательства перед партнерами и болельщиками «Ювентуса», и, если он не станет выходить на поле, значит, он мошенник. В этот момент Рава метнул в Маццониса свои бутсы и предложил ему самому выйти сыграть. Другие игроки попытались вмешаться, но, когда Рава вышел на второй тайм, он снова стал на месте, никуда не двигаясь. «Модена» победила 2:0, а Раву оштрафовали и отстранили. Пройдет еще месяц, прежде чем две стороны смогут прийти к согласию.

Рава то и дело ссорился и мирился со своим клубом, скорее всего, по той причине, что он слишком сильно его любил – на свою беду. Когда ему стукнуло 30, клуб подписал его предполагаемого сменщика в лице Оскара Вичича. Пьетроне никогда не умел мириться с отказами, и эта ситуация глубоко его ранила. Недавно вернувшаяся в Серию А «Алессандрия» подставила ему плечо, и он, надеясь вернуть себе расположение «Юве», принял их предложение и сумел практически в одиночку удержать команду в высшем дивизионе. Это позволило ему вернуть себе место в составе национальной сборной, а «Юве» – осознать, что все-таки он им очень дорог. Продав его за 4 миллиона, они заплатили 14, чтобы вернуть его назад, и так самые бурные взаимоотношения в мире футбола на тот момент смогли продолжиться. Но лишь на время. А потом снова возобновиться…

Как-то раз Рава нокаутировал центрфорварда «Интера» Бруно Куаресиму кроссом с правой, чем прославил себя среди болельщиков. За это его дисквалифицировали на три игры, но Рава утверждал, что вышло недоразумение. Он, дескать, хотел ударить Лоренци, партнера Куаресимы, потому что увидел, как тот плюется в форварда «Юве» Джампьеро Бониперти.

Коллега Равы по цеху, Фони, был добросовестным футболистом. Он никогда не бойкотировал матчи, в которых должен был принять участие, и, как следствие, до сих пор удерживает клубный рекорд по количеству проведенных подряд матчей. Он выходил в стартовом составе в 229 матчах подряд, а на двоих с Равой им удалось аккумулировать свыше 600 игр за «Юве» и 50 за национальную сборную. Розетта и Калигарис были великими крайними защитниками, но они играли за великую команду. Эти двое не знали такой роскоши, но существует мнение, что как пара защитников они даже превосходили своих предшественников.

Однако справиться своими силами они были не в состоянии, а строительство мощной команды требовало денежных вливаний. При правлении Эдоардо денег у «Юве» было выше крыши, и клуб намеренно и систематически трансформировал мир футбола в полноценный рынок. Потом случился скандал с Каркано, развал команды и, наконец, авиакатастрофа в Генуе, ставшая финальным штрихом катастрофической цепочки событий. Без щедрот семейства Аньелли клуб больше не мог себе позволить платить самые высоки зарплаты или самые крупные трансферные суммы и вынужден был жить по средствам. В результате конкуренция в Серии А стала более ровной, и «Болонья» с «Интером», извечные свадебные генералы эпохи Каркано, смогли перехватить инициативу.

В марте 1936-го в город пожаловала «Рома». Победив 3:1, она оформила первое домашнее поражение «Юве» за четыре года. Оно положило конец еще сохранявшимся претензиям «бьянконери» на защиту чемпионского титула и познакомило фанатов клуба с новой реальностью. По итогам сезона «Юве» финишировал пятым, а «Болонья» обставила «Рому» и возрождающийся «Торино» в борьбе за титул. «Торо», не побеждавшие в дерби с 1928 года, одержали две победы в одном только 1936-м.

4 сентября Итальянский олимпийский комитет назначил нового председателя правления «Юве». Эмилио де ла Форест де Дивонне был итальянским героем войны и заместителем мэра Турина. Также он был соратником Джованни Аньелли и апостолом Муссолини. В практическом смысле назначение носило строго номинальный характер. «Пахать в забое» продолжили Кравери и Маццонис вместе с присоединившимся к ним старым «ювентино», текстильным магнатом Андреа Реммертом. Пятилетнее междуцарствие, на протяжении которого они руководили клубом, окажется блеклым в спортивном плане и чудовищным во всех остальных. Фашистам виделось, что спортивным организациям нужно активнее продвигать ценности режима. Они провели закрытое голосование и по его итогам назначили новым председателем «Болоньи» Ренато Далл’Ару, богатого промышленника, производившего одежду, и ревностного адепта фашизма. В распоряжении Далл’Ары была пара блестящих атакующих игроков в лице Карло Регуццони и итальянского уроженца Уругвая Эктора Пуричелли (Золотая Голова) – благодаря их голам его клуб трижды выиграет титул за четыре года.

В мае 1939-го Муссолини вернулся в Турин для участия в торжественном открытии нового завода FIAT в Мирафиори. Семью годами ранее его хорошо приняли здесь, но это было тогда, а сейчас ситуация была категорически другой. Он не просто заявился с двухчасовым опозданием, но и сделал это очень демонстративно – в автомобиле Alfa Romeo. Несмотря на то что их альянс был взаимовыгодным, Аньелли ему никогда не нравился. У Муссолини были основания считать, что заводские цеха FIAT кишат коммунистами, и недостачи военной продукции убедили его в том, что это недалеко от истины. Дуче угодил в капкан, который сам же и поставил. Он нуждался в самолетах, поездах и автомобилях FIAT, причем нуждался «еще вчера», ведь он уже подписал пакт с Гитлером. Проблема была в том, что даже его собственный министр промышленности говорил, что армия не будет должным образом экипирована к войне раньше осени 1942-го. На рабочих промышленных предприятий выпадала увеличенная нагрузка, но при этом они получали меньше, в спешке готовясь к надвигающемуся Армагеддону.

Дуче никогда не был большим стратегом, и уж тем более не был внимательным слушателем. В своем высокомерии он сделался заложником не только госпожи удачи, но и Аньелли. Брак по расчету продержится еще какое-то время, но теперь все карты были на руках у FIAT. Опоздание Муссолини в тот день было, по сути, проявлением его обиды, потому что он понимал, что его перехитрили. В тот день он покидал завод, бурча себе под нос что-то про «пьемонтскую свинью», и его нога больше никогда не ступала на территорию Турина.

К июню 1940-го, когда Италия объявила войну, гегемония «Юве» на футбольном поле уже стала далеким воспоминанием. Это была тень той команды, которая доминировала в футболе при Каркано, и чем больше матчей они проигрывали, тем быстрее утрачивали свою идентичность. Пока клуб испытывал финансовые трудности, Маццонис как мог пытался удерживать его на плаву. Он поучаствовал в организации выставочного матча с участием старой гвардии: Комби, Калигарису и Розетте пришлось закатать рукава и в последний раз выйти вместе на поле. Спустя какое-то время после начала матча 39-летний Берто Калигарис ушел с поля и присел на скамейку. Он сказал, что плохо себя чувствует, но к тому времени, как его доставили в госпиталь, было уже слишком поздно. Шесть недель спустя Маццониса сняли с должности по распоряжению партии. Он не выказывал должного энтузиазма по отношению к общенациональному психозу, который к тому моменту погреб под собой последние остатки здравого смысла.

Партия решила, что во главе клуба ей нужен свой человек, и им оказался Пьеро Дузио. Однажды игравший за «Юве» Дузио был автогонщиком и владельцем спортивного клуба «Чизиталия», находившегося в двух шагах по дороге от стадиона. Также он был владельцем текстильного бизнеса и сколотил состояние на снабжении итальянской армии непромокаемой тканью для ее нужд. Он чрезвычайно быстро стал богатым, и люди говорили, что если в Турине что-то шевелится и работает, но не принадлежит при этом Аньелли, скорее всего, это что-то принадлежит ему – можно ручаться головой.

Игроков клуба перевели, по крайней мере формально, работать на его фабрику. Теперь вся жизнь страны подчинялась исключительно военным нуждам режима, и Дузио, направивший игроков в производственные цеха и переименовавший клуб в «Ювентус-Чизиталия», казалось, просто выполняет свой долг патриота. Тем временем – какая-то запредельная ирония – «Торо» превратился в «Торино FIAT».

Заводы Линготто и Мирафиори бомбардировали вновь и вновь, а обширные пространства города и вовсе сровняли с землей. Партия считала, что им нужно сделать все, чтобы спортивные состязания продолжались, потому что ей нужны были способы как-то отвлечь плебс от катастрофы, разворачивавшейся вокруг них в реальном времени. Муссолини было нужно, чтобы разруха, голод и уничтожение города виделись его жителям нормальным явлением, но чтобы лучшие атлеты страны не разлетелись на кусочки после очередного авианалета. Поццо убедил сочувствовавшего ему кадровика из FIAT предложить игрокам «Торо» работу на одном из заводов по производству боеприпасов. Это обезопасило бы их от призыва в армию, и в результате «Торино FIAT» стал самым желанным клубом для игроков на время войны. Он не просто содержался на деньги Аньелли – его игроков не отправляли на фронт. Пропагандистская машина режима раскручивала эту ситуацию как прекрасный пример компании, исполняющей свой долг перед государством, но само существование «Ювентуса-Чизиталии» и «Торино FIAT» было явным симптомом охватившего мир безумия. Смысла больше не было ни в чем, и все стремительно выходило из-под контроля.

К 1943-му Италия уже разваливалась на части. Североафриканская кампания обернулась катастрофой, ситуация в России переломилась, а Муссолини превратился в полного имбецила в глазах народа. Простые итальянцы были ошарашены, но больше всего – голодны, злы и очень утомлены. 1 марта работники на Мирафиори прекратили работу, и вскоре это привело к общенациональной забастовке. В июле дуче сместил с должности король, а к сентябрю Турин уже оккупировали немцы.