Текст книги "Сад утрат и надежд"

Глава 6

Улица была пустая, ее уже накрыла пыльная, выгоревшая на солнце лень летних отпусков. Жители разъехались. Поцарапанная и побитая красная «Шкода» стояла с открытыми дверцами возле дома.

– Ты с ума сошла, – сказала Зейна и подула на волосы, убрав их со лба. – Только помни, что у тебя есть шанс переменить решение. Ты приедешь туда и сразу возвращайся в Лондон. Будешь к чаю, и Мэтт даже не заметит, что вы уезжали.

– Нет, я не вернусь, – ответила Джульет, складывая в машину последние сумки. Было раннее утро, и ее сторона улицы еще лежала в благословенной тени. Мэтт уже уехал. Он прислал ей сообщение:

Сегодня велотур в Хит. Вернусь в 7. Пжлст сдлй уборку & купи еды если я не прошу слшк мнгого.

– Нельзя же так, – сердито говорила Зейна. – Проснулась утром и решила переместить свою семью в какой-то заброшенный дом у черта на куличках, потому что захотела сменить обстановку. Ты ведь говорила, что хочешь его продать. Ты не была там давным-давно и даже не знаешь, каким образом тот дом внезапно стал твоим!

– Слушай, ведь ты видела бумаги. Там все чисто. Дом действительно мой.

– Это еще не означает, что ты поступаешь нормально! – прошипела Зейна над крышей «Шкоды».

– В моей ситуации вообще нет ничего нормального, – ответила Джульет. – Теперь все будет нормально, либо этого не будет никогда. Я осталась без работы. Но благодаря твоей гениальной помощи я получила очень приличное выходное пособие. Еще раз спасибо!

– Я рада этому, сестренка.

– Мою дочь жутко травят и бьют, она видит много дерьма; что-то в ее ситуации я понимаю, что-то нет. И, наконец, вишенка на торте – у моего мужа начался бурный роман с мамашей из школы.

– Что?

– Да-да.

Зейна обошла вокруг машины и встала рядом с Джульет на тротуаре.

– Кто это? О боже. Кто?

– Тесс, – прошептала Джульет.

– Ни хрена себе! Конечно. О! Господи, ну и шлюха.

– Вот так и Би ее назвала. – Они обе рассмеялись, словно там было над чем смеяться. Потом Зейна покачала головой:

– Ох, Джу. Сочувствую.

Джульет протянула Санди его кролика:

– Вот, возьми, сынок. – Она захлопнула дверцу и повернулась к Зейне: – Я не говорила тебе об этом, но у него был роман с какой-то девчонкой в офисе, когда он открыл собственное дело. Я была беременной Санди. Ей было двадцать с чем-то. Он уволил ее. Это разозлило меня больше всего, именно это, прямо в глотке застряло, что он уволил девчонку. Мне надо было понять еще тогда, что я не так уж сильно расстроилась из-за той связи, как могла бы. Может, это был для меня знак, что наши отношения накренились.

– Надо было сказать ей, чтобы она пришла ко мне. Я бы ей помогла, – сказала Зейна, и Джульет снова рассмеялась, они обе, и потом обе одновременно вздохнули. – Ох, блин, – спохватилась Зейна после паузы. – Подруга, извини, мне правда жалко.

– Тебе нечего извиняться. Но ты понимаешь меня, правда?

– Ну… ОК… А как будет со школами? Разве у Би не начинается выпускной год?

– Она может начать учебу в сентябре в местной школе. Я уже навела справки. Школа для девочек, и хорошая, правда хорошая. Там есть место для Би. И, послушай, многие дети меняют школу. Если мы останемся, – спокойно добавила она, – я испорчу им жизнь. Не сразу, так… постепенно.

– Ох, милая моя, не испортишь.

Но Джульет нервно кивнула:

– Мы испортим. Я живу как в ловушке. Словно стены с каждым днем все теснее сдвигаются вокруг меня. Мне нужен простор. Нам нужен свежий воздух. Детям нужно расправить крылья, слушать сов, лепить пирожки из травы и глины, им нужно уехать из этого токсичного дома и от супертоксичной ситуации в семье. Нам всем это необходимо. Я не могу тут остаться, Зе. Правда не могу.

– Ты никогда не рассказывала мне про этот дом, – с легкой обидой сказала Зейна, – и вдруг оказалось, что твои дети должны туда ехать, чтобы слушать сов.

Джульет захохотала. Но она понимала, что невозможно описать притяжение Соловьиного Дома и что всегда, все годы – от ее юных лет, когда она в ботинках до колена сидела в барах, до замужества, когда она гуляла с детскими колясками по Хит до «Бутс» и обратно, – Дом непрестанно сидел где-то в ее сознании. Что она думала о нем каждый вечер, переносилась к нему мыслями, ходила по его комнатам и засыпала только тогда, когда ощущала себя внутри тех толстых стен.

– Ты все поймешь, когда увидишь его. – Джульет откинула волосы со лба. – Если мы не уедем туда сейчас, то никогда уже не уедем. – Би? – крикнула она. – Ты готова? – Она открыла водительскую дверцу и повернулась к подруге. Зейна неловко поправила свой кардиган. – Мне так жалко, Зе.

Зейна кивнула, ее глаза наполнились слезами.

– Я думала, что мы проживем тут всю жизнь и будем ковылять друг к другу в гости, когда нам будет по восемьдесят лет.

– Я тоже так думала. – Джульет горько вздохнула.

– Вот я не дам тебе теперь рецепт шашлыка из барашка.

– ОК, справедливо. – Джульет улыбнулась и смахнула слезы со своих щек. – Мо… может, вы приедете к нам, когда мы там устроимся, и ты приготовишь его?

– Ма… – пропищала из машины Айла. – Можно я что-нибудь посмотрю на твоем айпаде?

Зейна подошла и уткнулась в волосы Джульет.

– Обязательно приеду. Ох, Джульет. Я люблю тебя, подруга. – Ее голос звучал приглушенно.

– Ты понимаешь меня, правда? Пожалуйста, скажи, что понимаешь хоть чуточку.

– Понимаю, странная штука, но я понимаю. – Зейна крепко обняла ее, и Джульет прижалась к ней на секунду, но ей хотелось стоять так много часов. Зейна всегда все делала лучше всех.

– Я напишу тебе, – прошептала она. – Би! Иди скорее, Беатрис! Пора ехать!

И внезапно Би материализовалась на пороге дома с почищенным рюкзаком на спине, в лиловых кедах «конверс» и помахала телефоном.

– ОК, ма, – сказала она и прыгнула в «Шкоду». – Пока, – прощебетала она в окошко Зейне, а та послала ей воздушный поцелуй.

Когда они отъехали от дома, свет на солнечной стороне улицы наполнил машину. Джульет не видела из-за солнца Зейну, но, когда они сворачивали на магистраль, Зейна, неистово махавшая рукой, стала на миг видна.

Старые дороги на ничейной земле возле Северной Окружной, огромная IKEA, где Джульет провела бесчисленное количество несчастливых часов, экзотические задворки Уэмбли, китайский супермаркет, куда она всегда собиралась съездить, индуистский храм в Нисдене… Она не ездила по этой дороге с Рождества, когда была на конференции в Бирмингеме, а до этого еще много лет, но все равно все было знакомым.

Би сидела рядом молча, сгорбившись, скрестив руки, не глядя в телефон, и ее прежнее хорошее настроение пропало. Он нее волнами исходил слабый запах арники; это Джульет, к недовольству Би, настояла на том, что надо натереть ей плечо. Позади них Айла мирно спорила с Санди, потому что хотела прочесть ему книжку, а ему было неинтересно.

– Дети! Давайте я поставлю «Аббу»? «Супер-Трупер» всегда приятно послушать, – сказала Джульет с наигранным весельем.

Все молчали.

– Ма, можно я что-нибудь посмотрю на твоем айпаде?

– Нет. И не надо читать Санди эту книжку, раз ему она не нравится.

– Я только стараюсь быть заботливой старшей сестрой. Проявлять заботу очень важно. Так всегда говорила мисс Лейси…

– Я знаю, доченька, но только, по-моему, сейчас он не хочет слушать.

– Куда мы едем?

– В один особенный дом.

– Зачем?

– Чтобы жить там.

– Зачем?

– Потому что я хочу, чтобы вы увидели его. Там очень приятно.

– Там есть египтяне?

– Нет.

– А вавилоняне там есть, ма? Только не говори мне, что там есть вавилоняне. Я их не люблю…

– Я обещаю тебе, что там нет вавилонян.

– Ну, мне все-таки не хочется туда ехать.

– Там полно интересных вещей. – Джульет поглядела в зеркало заднего вида на серебристый «БМВ», едва ли не прилипший к ее бамперу. – Там яблони, клевый верхний этаж с красивыми платьями, если они еще там, а еще… Господи, какой идиот.

– Кто?

Но Джульет замолчала, уходя от серебристого лихача, пытаясь сменить ряд, и в этой тишине заговорила Би.

– Мама увозит нас от папы, и мы будем жить в какой-то дурацкой развалине в чужом месте, где мы никого не знаем, – объявила она, прижав пальцы к больному плечу. – В доме полно летучих мышей и призраков, там умерли какие-то дети, и мы никогда не вернемся в Лондон, потому что она бросила папу и у нее в голове какая-то идиотская идея о том, что ей надо найти себя.

Снова тишина.

– Спасибо, Би! – в бешенстве воскликнула Джульет.

– Ма, она правду сказала? – прошептала Айла. – Вы с папой больше не будете жить вместе?

– Это не совсем так, – ответила Джульет, все еще пытаясь сменить полосу.

– Ой, правда? – Би громко захохотала, совсем как Мэтт.

– М-ммммммм… – заплакала Айла. – Что она сказала? Я не хочу уезжать от Ясмин. И Славки. И Бонниииии… – Она разрыдалась.

– Би, – сказала Джульет, свернув на соседнюю полосу и позволив серебристому наглецу обогнать их, после чего тот с хохотом показал ей средний палец. – Перестань. И не ври. Я думала, что ты со мной.

– С тобой? Это не политическое направление, блин, – едко ответила Би. – И ты не суфражистка. Ты озлобленная старуха, которая злится, потому что папа… – Она замолкла.

– Вчера вечером ты говорила…

– Вчера я была расстроена. Сегодня я передумала. – Она снова скрестила руки.

Джульет ругала себя. Полгода назад всех родителей из класса приглашали к школьному психологу, и они выслушали лекцию о быстром и пугающем развитии психики подростков с двенадцати до шестнадцати лет. Им сказали, что мозг четырнадцатилетнего ребенка проходит через огромные гормональные и логические перемены, связанные с взятием на себя риска, необходимостью усвоения информации, выработки собственной позиции и идентичности, поэтому подростков не надо даже заставлять выбирать на собственный вкус мороженое, не говоря уж о том, чтобы взваливать на их плечи стресс от взаимоотношений в группе и экзаменов, поэтому тот, кто обрушивает на подростка стресс, связанный с кардинальной переменой в жизни, просто преступник. А Джульет решила, что для Би отъезд из дома, от отца будет чем-то вроде увлекательного приключения в духе фильма «Тельма и Луиза». И вынудила ее дать согласие. Да ее следует просто в тюрьму посадить как преступника.

– Прости меня, доченька.

– Плостиии, – внезапно повторил Санди.

– Ма, а про тебя и папу – это правда? – спокойным тоном спросила Айла. Последовало долгое молчание.

– Да, доченька.

– Ну это как в той дурацкой книжке «Разные дороги», где папа и мама больше не хотят жить вместе?

– Что? Ох, милая. Да, примерно так. – Джульет лихорадочно искала глазами место, где можно было остановиться.

– О, п-п-п-онятно.

Джульет посмотрела в зеркало заднего вида на дочку и сбавила скорость, отчего ехавший за ней вэн громко засигналил. По красным щекам Айлы лились слезы.

– Айла, доченька. Послушай меня. – Джульет вытерла с виска струйку пота. Как же она позволила случиться такому? – Мы любим вас. Папа остался дома. Ты очень скоро его увидишь. У мамы новый дом. Сегодня мы едем туда. Мы чуточку там поживем. Жизнь там другая, но я думаю, что вам она понравится. Я надеюсь.

– Я хочу остаться в нашем доме. С папочкой.

– Хотеть папика, – заявил Санди, ничего не понимая, но, почувствовав общее уныние, он тоже заревел. Би с удовлетворением оглянулась на брата с сестрой.

– Ты разорвала пополам нашу семью, потому что злишься на папу. Ты ревнуешь.

– Нет, не ревную. Слушай, – сказала Джульет, еще крепче вцепившись в руль, словно в спасательный круг. – Мы можем вернуться в любое время.

– А как насчет папы? – спросила внезапно Би. – Что ты сказала ему?

– Не беспокойся, я все ему объяснила. Он… Би, он вас любит. Он все понимает.

Новая ложь. Они проехали Аксбридж, и А40 превратилась в автомагистраль. Дома стояли не так тесно, стало больше света, небо и земля начали – ну, совсем чуточку – открываться. Надо ехать дальше. Уже не так далеко.

Дорогой Мэтт.

Прости, что я делаю это в письме, но мне не хотелось делать это по электронной почте или по телефону, и я не могла сказать тебе это лично. Как ты всегда говорил, я трусиха. Я уезжаю от тебя и забираю с собой детей. Я объяснила это Бо, и она согласилась поехать со мной на лето и попытаться испробовать мой план. Если ей не понравится, она вернется в сентябре в Лондон и будет жить с тобой.

Соловьиный Дом теперь принадлежит мне, он снова вернулся ко мне, и я объясню это, когда мы поговорим, хотя я и сама не очень понимаю. Я хочу жить здесь и хочу, чтобы дети росли здесь. Би необходим новый старт. И всем нам тоже. Я уже навела справки – Айла и Би могут в сентябре пойти в местную школу. Как видишь, мне пришлось все планировать.

Я знаю, что у тебя роман с Тесс. Знаю об этом уже два месяца. Ты любишь ее или относишься к ней так же плохо, как ко мне? В последний раз было просто клише. Я нашла в твоем телефоне ту девочку, те снимки, ты клялся, что все позади. Я поверила тебе. Забавно, но на этот раз я действительно надеюсь, что ты любишь ее. Хотя на самом деле это действительно не имеет значения, не так ли? Я могла бы остаться с тобой, потребовать развод, позволить детям провести еще год в этом несчастливом доме, где ни в одну из комнат никогда не заглядывает солнце, могла по-прежнему посылать Би в мир, где ее унижают и бьют каждый день, а мы с тобой вели бы унылые позиционные бои за место под солнцем. Но у меня не было сил на это.

Ты больше не любишь меня, не любишь уже давно. Так что я не беспокоюсь, что ты будешь скучать по мне. Я знаю, что ты будешь скучать по детям. Ты сможешь поговорить с ними сегодня вечером и вообще в любой вечер. Я знаю, что ты их любишь.

Очень важно, чтобы ты понял одну вещь: это не я оказалась снова глупой идиоткой. Это ты сделал меня несчастной. Я-то считала, что материнство лишило меня уверенности в себе, пришибло и ввергло в уныние, но это не так, все дело в нас. Даже если бы не было Тесс. Временами, заходя в дом, я ощущаю в воздухе что-то неприятное, гнилое, мертвое. Я не хочу, чтобы дети росли в такой атмосфере.

Я не думаю, что при нашей встрече мы были такими людьми, какими себя считали, и, пожалуй, все началось с того вечера. Но я любила тебя, Мэтт. Ты сделал мою жизнь интересной. Ты повысил мою самооценку. Ты сравнил меня с героиней викторианского романа, перенесшейся в наши дни, а потом ты сказал, что хочешь быть рядом со мной всю жизнь. Ты помнишь? Как мы гуляли по Камдену, потом ели карри и шли домой, и была Ночь Костров. После этого я много недель вспоминала тот вечер. Но мы постепенно превратились в тех, кто мы сейчас, и у нас уже все плохо. Лучше уж нам больше не лгать друг другу. В самом деле. Удачи тебе, Мэтт. Спасибо тебе за детей.

Джульет.

Глава 7

Когда они доехали до длинной прямой дороги, начинавшейся от деревни Годстоу, у Джульет болели руки, потому что она слишком крепко сжимала руль. Она уже забыла, какая неровная там дорога; «Шкода» запрыгала, потом ее слегка занесло на зеленом тенистом берегу.

Мимо нескольких домов для бедняков, которые Далбитти построил через год после того, как они поселились в доме. Мимо маленького почтового ящика, устроенного в стене, из которого, как говорила ей бабушка, Санта-Клаус сам забирал письма. Мимо старинной церкви и кладбища, где под полуденным солнцем надгробья казались серебряными. Ее прадед Нед и прабабка Лидди были похоронены там в одной могиле. Рядом с ними покоились их дети, ангелочки со сложенными крыльями. Было время, в ее детстве, когда к воротам был прибит щит, указывавший многочисленным посетителям дорогу к могиле знаменитого Хорнера, чтобы сотни пар ног не вытаптывали нежные лишайники в других частях кладбища. Но уже много лет этого нет – о Неде Хорнере забыли все, кроме коллекционеров, до минувшего мая, когда на аукционную продажу был выставлен его эскиз. Джульет и Эв развлекались, направляя поклонников Хорнера не в ту сторону. Первую монету-фунт, которую она увидела в своей жизни, им подарил американский турист за то, что они провели его к знаменитой могиле.

За церковью нужно было свернуть к дому круто вправо; она никогда этого не делала на «универсале» и немного застряла, маневрируя назад и вперед. Ей посигналил забрызганный грязью черный вэн «Мерседес», и Джульет сердито посмотрела на него. Вэн поравнялся с ней, и сорокалетний мужчина с короткими, подернутыми сединой волосами опустил стекло.

– Что такое! – сердито обругала его Джульет. – Дайте мне минуту!

– А-а. Я лишь хотел спросить, не нужна ли вам помощь, – довольно резко ответил он с легким шотландским акцентом.

– О… – Джульет открыла было рот, но вэн уже резко сорвался с места и уехал в облаке пыли. – Лужи с грязью! – с восторгом воскликнула Джульет, когда «Шкода» медленно ехала по разбитой дороге. – Гляди, Санди, какие лужи!

Но Санди спал с высохшими дорожками слез на раскрасневшихся щеках, Айла молчала, грызла большой палец, крутила пряди волос и бесстрастно глядела в окно. Би яростно тыкала пальцами в телефон.

– Тут даже нет приема, господи. Господи.

Джульет проехала через выбоину, машина резко дернулась, Санди проснулся и стал реветь. Айла беззвучно зарыдала, а Би сгорбилась на переднем сиденье и натянула на голову капюшон. Последний поворот – и дом предстал перед ними.

Ему было две сотни лет, но он мог стоять там всегда, мощный дом из золотистого котсуолдского камня. Он был довольно узким и поэтому казался высоким с его тремя этажами. Крыша сверкала на солнце. Тот, кто построил дом для местного священника, когда дотла сгорел старый викариат, стоявший по другую сторону от церкви, сделал его массивным, прочным, способным выдерживать суровые ветра и зимнюю стужу. А Далбитти, перестроивший дом по просьбе прадеда и прабабки Джульет, разделил дом на комнаты, облицевал их деревом, сделал шкафы, очаги и лестницы, что-то оштукатурил, настелил паркет, короче, превратил дом в великолепный дворец, экзотическое украшение английского ландшафта. Джульет всегда любила этот первый взгляд на дом, на эту смесь разных стилей, на Голубятню, на окна…

Дети медленно вылезли из машины и глядели по сторонам с опаской и удивлением. Из дома донесся стук.

– Там призраки, – сказала Би младшим. Санди остекленел. Айла машинально кивнула и пошла в сторону сада, начинавшегося на склоне под террасой.

– Я хочу чуточку оглядеться, – сказала она и сунула руки в карманы платья-сарафана.

Джульет посмотрела ей вслед, понимая, что Айле нужно немного побыть одной. Потом она с учащенно забившимся сердцем перевела взгляд на дом. Увидела женскую фигуру, которая мыла шваброй пол в столовой, и сказка улетучилась: дом был обитаемым, реальным, принадлежал ей.

Она вздохнула полной грудью, так, словно долго-долго не дышала полноценно. Она ощущала запах роз, жимолости, лаванды – именно лаванда больше всего напоминала ей о бабушке. Я в самом деле вернулась сюда, – сказала она себе, глядя на горизонт, на своих детей, которые печально бродили по заросшим дорожкам.

* * *

– Ох, только я решила убраться в доме, а вы и приехали, – сказала миссис Бидл, двигая по деревянному полу ведро и швабру. Наверху раздался грохот и топот ног – это дети обследовали верхние этажи. Миссис Бидл взмахнула правой рукой: – Я ведь не знала. Никто мне не сказал, когда вы приедете. Если бы я знала, что сегодня, то…

– У нас изменились планы, – ответила Джульет. – Простите. Мы прибыли раньше, чем я планировала.

– О. – Мисс Бидл сокрушенно покачала головой: – Ну не буду тебе лгать, дом, конечно, нуждается в ремонте. Крыша почти прохудилась, черепица падает на землю чуть ли не каждый час, вы и сами услышите. Походит на дождь. В дымовых трубах птицы свили гнезда. Кухню не ремонтировали много лет.

Джульет сунула голову в маленькую темную кухню, длинную и узкую, с маленьким проходом под лестницей, который вел в столовую. Там ничего не изменилось со времен бабушки, вплоть до ручек шкафов.

– Напомните мне, кто были люди, купившие дом после смерти бабушки? Мистер и миссис Уилсон.

Миссис Бидл с любопытством посмотрела на нее:

– Уолкеры. Жили здесь на пенсии. Из Букингема. Приятные такие. Вероника Уолкер ухаживала за цветами в церкви. По-моему, дом был для них великоват. Дело в том, что у них не было детей, а ведь этот дом оживает именно при детях. Но сад они любили. Держали его в таком же порядке, как и при твоей бабушке. Ну, ты сама видишь.

– О да, – сказала Джульет.

– Ты сколько времени тут не была?

– Со смерти бабушки. Пятнадцать лет.

– Вообще не приезжала? А ведь маленькой ты все время жила здесь, я хорошо помню, словно это было вчера.

– Один раз я проезжала мимо, в темноте, – сказала она и вспомнила ту поездку, позднюю обратную дорогу после оценки красивого старинного особняка к западу отсюда, мясистую руку Генри на ее коленке. Она торопилась домой к детям, но все же солгала Генри насчет дороги, чтобы проехать тут, мимо Соловьиного Дома. Но было слишком темно, и она ничего не увидела, даже каменных соловьев на крыше. – А так больше ни разу. Зато теперь я здесь!

– Зимой тут тяжело, – мрачно заметила миссис Бидл.

– О, я уверена, что все будет нормально. Дом крепкий, старинный, он всегда был надежным, – сказала Джульет, стараясь придать своему голосу беспечность. Между тем голоса детей звучали немного громче. Ей хотелось поскорее пойти к ним. – Преподобный Миртл построил его на века. Ведь что там написано над дверью? «Храни нас рать небесная в этих стенах».

Эв любил шутить, что «нас» и «рать» звучит как «насрать». Они не могли войти в дверь без истерического хохота. Ах, то лето, когда Эв до тошноты объелся черникой, когда бабушка возила их на морской пляж, – какой это был пляж? И они нашли там «кошелек русалки» – яйцевую капсулу ската – и морского ежа. Еще они играли в то лето в карты в «пьяницу», а бабушка все больше и больше сердилась на них обоих, особенно на Джульет.

– Перестань принимать все как должное, – крикнула она однажды. – Ты никогда не спрашиваешь меня ни о чем. Вам плевать на все, маленькие поросята. Вы ничего не знаете.

Джульет зашла в большой холл и взглянула на широкую лестницу, на световой колодец над головой. Ее ладонь лежала на вырезанной из дерева маленькой белке, украшавшей опорную стойку перил.

Через неделю после гибели картины Нед умер от «испанки». От нее умирали тысячи людей как в стране, так и по всему миру. Покойника положили в Голубятне, и он лежал там до дня похорон, когда гроб перенесли из его мастерской в этот круглый холл, наполненный светом, лившимся из светового колодца.

Лидия, вдова художника, вся в черном с головы до ног, стояла отдельно от всех, слегка отвернувшись, словно не могла выдерживать все это, а когда гроб выносили из дверей, она резко повернулась и откинула с лица вуаль.

– Нед! – закричала она и ударилась спиной о полукруглую стену холла. – Это было все, что оставалось мне от них. Только это осталось от них. Зачем ты их сжег? Я проклинаю тебя, Нед. Проклинаю!

По словам бабушки, несших гроб мужчин так поразили слова Лидии, что один или двое оглянулись, гроб выпал из их рук и со стуком ударился о черно-белые плиты пола, и две из них треснули. Один из носильщиков отказался нести гроб дальше и участвовать в похоронах человека, проклятого собственной женой, и поэтому оставшиеся несли гроб втроем, нечетное число.

Плитки, на которые упал гроб, так и остались с бурыми трещинами, с годами они слегка расширились. Джульет посмотрела на них. У нее встали дыбом волосы. Фигуры из прошлого, члены семьи, заблудшие души стремились поведать ей свою историю, рассказать о разных вещах.

Миссис Бидл оперлась о швабру.

– Ты знаешь кого-нибудь из нынешних соседей?

– Ну Фредерика. Но я тоже не видела его много лет.

– А, того хозяина антикварной лавки на Верхней улице? Ты встречалась с Джорджем?

– Кто такой Джордж?

– Значит, ты не видела Джорджа, – мрачно сказала миссис Бидл. – А про встречи Союза Фермеров слышала? Знаешь что-нибудь об этом? Они забавные, озорные, придумывают всякую всячину.

– Я ведь не фермер.

– Милая, по-моему, их это не колышет. Знаешь, их прогнали из «Короны» после того, что случилось вечером в праздник Гая Фокса. Там не было никаких требований и призывов, вообще никаких, и того парня из Германии должны судить.

– А что случилось в тот вечер? – в ужасе спросила Джульет. – И что за немец?

– Ну раз ты ничего не слыхала, то я не буду сейчас рассказывать. А кого еще ты знаешь?

– Я уверена, что вспомню еще несколько старых лиц. Послушай – а как там поживает Бренда, которая сидела в газетном киоске?

– Умерла.

– Ой. О господи. А Гордон, мясник?

– В тюрьме. – Миссис Бидл многозначительно похлопала по своему носу. – Теперь у нас вообще нет мясника. Там сейчас благотворительный магазин.

– Ой, о господи.

– Там продаются симпатичные открытки и оберточная бумага очень приличного качества… А знаешь, викарий ушел от нас… У него был нервный срыв.

– Это чудесный Леонард? О, он был такой добрый. Как жалко. Надеюсь, у него все в порядке.

– Лайонел, ты его имела в виду? Нет, не он. После него было еще два. Теперь у нас один викарий на семь приходов.

– На семь? – удивилась Джульет. – Как же такое возможно?

– Слушай, милая моя, – сказала с удовольствием миссис Бидл. – Времена теперь другие, не такие, как при жизни миссис Стеллы Хорнер. А ты что думала? Что вернешься в прежнюю жизнь? Не-ет, сейчас многое поменялось. То, что было, давно ушло.

– Да, – согласилась Джульет и посмотрела на треснувшие плитки, черную и белую. – То, что было, давно ушло.

Голос миссис Бидл внезапно помягчел:

– Но все-таки остались люди, которые тебя помнят. Ты была милой девчушкой и целыми днями бегала по саду с мальчишкой Оноров… – Она кивнула ей. – Вот ты кого знаешь! Адайр Онор.

– Мать Эва. Я не видела ее много лет.

– Что ж, она будет рада твоему возвращению. Она такая же чокнутая, как и была. Постоянно скучает по сыну.

– По Эву? Где он сейчас?

Миссис Бидл пожала плечами:

– Я-то думала, что ты лучше меня знаешь.

Джульет покраснела.

– Вообще-то, мы не общались. Но я позвоню ей. Мне будет приятно повидаться с ней.

– Позвони, конечно. Ну вот ты и приехала. Ой, твоя бабка радуется на небесах, что ты вернулась сюда. Как она всегда говорила о тебе! А вот твой бедный отец никогда доброго слова от нее не слышал. – Наступило неловкое молчание. Миссис Бидл решила, что проявила бестактность, и свернула на другую тему: – И что ты собираешься тут делать целыми днями?

Джульет вспоминала Грэнди. Как она раскидывала руки для объятий, когда Джульет бежала к ней в конце дня. Вспоминала ее низкий, твердый голос, читавший сказки. Ее большие руки, достававшие из влажной земли луковицы или клубни картофеля.

– Я… я пока не знаю. В мае я осталась без работы. Мне нужно найти что-нибудь через пару месяцев. А пока я займусь домом, устройством детей…

– Ну на это у тебя уйдет пара недель, – сурово сказала миссис Бидл. – Прости любопытную старуху, но, вообще-то, дел тут невпроворот. А что твой отец? Он не собирается приехать и помочь тебе?

– Собирается, но позже, – ответила Джульет. Беседуя с миссис Бидл, она невольно глядела по сторонам. В доме мало что изменилось. Она вернулась. – На следующей неделе у мамы операция на коленке, и они приедут, когда она поправится.

Внезапно сверху донесся пронзительный визг.

– Боже, что там? – пробормотала она, прислушиваясь к топоту ног.

– Фу! Мышь! Как противно!

– А я люблю мышек! – тихо заявила Айла за спиной старшей сестры. – Не обижай ее, Би! Или его! Отпусти! Может, у нее гнездо с малышами… Перестань!

– Мааамааа! – Потолок вибрировал от бегущих ног Санди. – Хотеть мааамааа!

– Ма. – Би стояла наверху лестницы, скрестив руки и сердито глядя вниз. – Мы видели мышь.

– Ну… – Джульет виновато улыбнулась, словно мышь появилась в доме исключительно по ее недосмотру.

– Я не намерена спать там, где бегают мыши, понятно?

Миссис Бидл сначала тихонько хмыкнула, потом расхохоталась так, что заходило ходуном ее массивное тело.

– Ой, ты смешная. Это Би?

– Что такое? – сердито спросила Би, повернув к ней лицо. На ее щеках горели красные пятна.

– Би, – резко оборвала ее Джульет. – Не груби. Извинись.

– Извините, – пробормотала Би, густо краснея.

– Ладно, ничего страшного, – ответила миссис Бидл и посмотрела на детей. – Послушайте старуху, детки, ладно? Деревенские мыши совсем не такие, как городские. Деревенские мыши не доставят вам неприятностей. Они прибегают сюда с зернового поля. В сентябре их особенно много. Да, деревенские мыши, не городские. Они приятные зверьки. – Дети, насупившись, ушли в гостиную, а она повернулась к Джульет, тащившей сумку через холл: – Когда приедет твой муж?

– Мы расстались. – Джульет поняла, что не может смотреть в глаза миссис Бидл. – Отчасти поэтому я поняла, что могу приехать сюда, когда Уолкеры продали дом.

– О Джульет, извини. – Миссис Бидл положила большую руку на локоть Джульет, и сухое тепло ее ладони, доброта в ее голосе казались почти невыносимыми. Старуха убрала руку и сказала, словно спохватившись: – Вообще-то, они не продали его.

– Нет-нет, они продали его пару месяцев назад.

– Нет. Они арендовали его.

Джульет пожала плечами – мол, какая разница, – но тут же нахмурилась, когда до ее сознания дошел смысл тех слов.

– Что?

– Они не были владельцами. Я точно знаю, потому что они говорили мне об этом. Их просто попросили покинуть дом.

– Что?

– О да. Она, миссис Уолкер, сказала мне об этом на Верхней улице. Она сказала, что кто-то словно наблюдал за ними. Появился как раз вовремя и сказал, чтобы они освободили дом. Потому что они уже не могли справляться с домом и садом… Она сказала, что для нее это огромное облегчение и что они с радостью вернутся на старое место. О, у них где-то неподалеку есть приятное бунгало. Они оставили свой адрес, я сохранила его для тебя.

Джульет опять удивилась:

– Что? Но ведь он был продан после смерти бабушки.

– Теперь ты владелица дома, правда?

– Да. Так мне сказали. – По спине Джульет медленно побежали мурашки. – У меня есть документы на дом. Просто… интересно, кому принадлежал дом. Кто отдал его… мне.

– Не мое это дело, милая моя.

В гостиной раздался крик:

– Ма! Что это за штуки на камине?

– Какие штуки?

Би появилась в дверях:

– Куклы! Такие же, как в кукольном домике.

– Я видела их, – сказала миссис Бидл. – Еще удивилась, кто их туда поставил.

Джульет зашла в гостиную. Там, на большой каминной полке, стояли две куклы. Они были связаны куском бечевки. Обычной кухонной бечевки. Еще они были завернуты в небольшой листок бумаги.

– Куклы из кукольного домика, – прошептала она, и ей вдруг сделалось страшно, хотя она и не понимала причину. – Это Лидди. Это Нед.

– Кто?

– Он сделал их для нее. Когда-то я играла в них. Не видела их много лет…

Изысканная прическа куклы Лидди, аккуратные кольца волос, выцвела и стала цвета платана. Одежда, которой Джульет любовалась в детстве, сохранилась лучше: элегантная блузка из тонкого хлопка и зеленая бархатная юбка, крошечная брошь-камея, подвижные руки и ноги, лицо с крошечными каплями глаз из голубого стекла. Кукле-Неду с остроконечной темной бородкой и кистью в одной руке (щетина выпала из нее давным-давно) повезло меньше: его черный костюм проела моль и он был совсем ветхим.