Текст книги "Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит"

– Не сомневаюсь! – поспешила успокоить его Дженнифер, делая вид, что вовсе не тянет руку к нательному крестику, что носила под блузкой. – Мне не нужны ваши финансовые гарантии, я просто подумала, что мы могли бы слегка… отшлифовать ваше резюме. Сделать его более привлекательным для домовладельцев.

– А, – успокоился вампир. – Хорошо. Попрошу агента все вам переслать. Хуже быть уже не может.

Оказалось, еще как может. Одно из трех рекомендательных писем было от матери вампира.

– Мне казалось, оно милое, – протестовал вампир. – Напоминает, что я все еще держу связь с моей прежней жизнью.

– Вашей матери девяносто шесть лет, и она живет в Аризоне, – заметила Дженнифер. – Когда вы навещали ее последний раз?

Вампир выглядел пристыженным.

– Я звоню ей каждый день, – пробормотал он.

Два других письма были от пуки – ну как не порадоваться, когда твоего соседа станет навещать такой друг, особенно в облике огнедышащего коня, – и от некроманта.

– Некромант – штатная сотрудница отдела по поиску утерянного имущества «Голдман Сакс», – объяснил вампир.

– Отлично. Просто замечательно, – сказала Дженнифер. – Пусть она перепишет письмо так, чтобы основной упор был сделан на это, а часть про некромантию опустит. А что касается пуки…

– Он владелец биотехнологической компании! – запротестовал вампир.

– Давайте лучше поищем кого-нибудь другого, кто мог бы дать вам рекомендацию, – твердо парировала Дженнифер.

В этот раз гоблин-консьерж впустил Дуга в дом без разговоров, и даже всячески старался лучезарно улыбаться – насколько на это был способен гоблин. Теперь становилось понятно, почему он так обрадовался, узнав о планах Келла и его чокнутого партнера съехать. Келл был дома один, и в толстом бесформенном свитере выглядел совсем поникшим и скукоженным. Впустив Дуга, он принялся нервно заламывать руки.

– Скажите, – промямлил он, – нет ли хоть крошечной возможности все-таки провести сделку? Я готов заплатить больше…

– Даже не мечтайте, – оборвал его Дуг. – Мистер Келл, вы так ничего и не поняли. Любые, гхм, необычные поступки вас или вашего партнера создают о вас впечатление ненадежных покупателей, и это отпугивает продавцов. Сделка купли-продажи может занимать до трех месяцев, и даже если вы готовы раскошелиться, от этого не будет ровным счетом никакой пользы, если в последний момент все сорвется.

– Ох, – сокрушенно вздохнул Келл.

– Если начистоту, то решение проблемы одно: найти квартиру, которая понравится вашему партнеру, – сказал Дуг. – Он здесь? Мне необходимо с ним встретиться.

Келл снова вздохнул и ответил:

– Минуточку.

Он открыл буфет и достал бутылку виски и стакан. Поставив их на стол, он налил виски в стакан.

Дугу доводилось встречать клиентов, которые совершали куда более странные поступки – Келл не был первым, кому захотелось выпить в присутствии риэлтора. Но Дуг невероятно удивился, когда Келл, вместо того, чтобы выпить самому, придвинул стакан ему.

– Спасибо, но…

– Я настаиваю, – сказал Келл. – Вам это понадобится.

Не успел Дуг возразить, как Келл рухнул на диван, схватившись за лицо и согнувшись в три погибели. С ним творилось что-то невообразимое – он будто увеличивался в размерах.

– Эээ… – вырвалось у Дуга, когда Келл отнял руки от лица.

Келл больше не был Келлом. Его глаза остались того же цвета, но налились кровью; лицо стало шире, нос сплющился, а челюсть выросла и казалась теперь вытесанной из камня. Шея толстела с каждой секундой.

– Твою мать, наконец-то! – воскликнул не-Келл, выпрямляясь. Диван угрожающе скрипел под его весом. – Значит это ты тот агент, что подсунул ему ту дыру?

Собравшись с мыслями, Дуг ответил:

– А вы?..

Перестав расти, не-Келл откашлялся и постучал себя кулаком в грудь. В него могли бы поместиться целых два Келла, и еще немного места осталось бы. Громко рыгнув, он улыбнулся – а точнее, оскалился ртом, полным ослепительно белых зубов, которых было чересчур много для обычного человека.

– Зовите меня Хайд.

– Ну ладно, – не сразу ответил Дуг. – А он, в таком случае?..

Хайд фыркнул.

– Именно. Этот заморыш сменил имя, когда мы поселились здесь. Стыдоба! – он указал на виски. – Пить будете?

Взглянув на стакан, Дуг отодвинул его.

– Что ж, мистер Хайд, – сказал он, – расскажите-ка мне, какая квартира вам нужна?

Дезинсектор отошел от покрытой жуками стены и медленно, мрачно покачал головой.

– Серьезно? Ничего нельзя сделать? – разочарованно произнес Том.

– Извините, – сказал дезинсектор. – Эти ребята живут тут уже лет двадцать. Кто-то проклял это место, и они хорошо прижились. Вот это, – он махнул рукой в сторону жуков, – лишь верхушка айсберга. Я мог бы содрать с вас десять тысяч и избавиться от них, но через пару месяцев они вернулись бы снова. А может, появился бы кто похуже – многоножки какие-нибудь. Терпеть их не могу, – дезинсектора передернуло. – В любом случае избавиться от них не выйдет – разве что все здание снести.

Прервавшись и ненадолго задумавшись, он продолжил:

– А еще вы, конечно, можете попробовать уговорить хозяев помириться и въехать обратно. Вдруг поможет?

Том недоверчиво посмотрел на него.

– Они два года развестись не могут, постоянно выдвигая друг против друга новые иски.

Дезинсектор пожал плечами:

– А квартиру они хотят продать или нет?

Том вздохнул. Подумав, он сказал:

– Значит… постойте, вы говорите, что если попытаться снять проклятие, то может стать только хуже?

– Именно, – подтвердил дезинсектор.

– А если сделать не это, – предложил Том, – а кое-что другое?

– Что вы имеете в виду? – удивился дезинсектор.

Заявление вампира все равно выглядело неубедительно, особенно в сравнении с тем, которое Дженнифер редактировала днем. Она боялась сглазить, но, по ее мнению, с такими рекомендациями Мэй Шинагаве, будь она хоть трижды лисицей-оборотнем, было гарантировано место в Беркли, где существовало твердое правило – никаких собак и им подобных. Шесть рекомендательных писем, прекрасное финансовое положение – а вдобавок еще и по бумажному журавлику в подарок для каждого представителя жилищного кооператива. А вот на налоговой декларации вампира красовалось подозрительное красно-бурое пятно.

В довершение всего, после телефонного разговора с вампиром Дженнифер получила кричащее сообщение «ПЕРЕЗВОНИТЕ МНЕ!!!» от одного из прежних клиентов – женщины-юриста, купившей квартиру с панорамными окнами на двадцать четвертом этаже элитного дома, чтобы любоваться окрестными видами. Теперь рядом собирались начать новую стройку, и женщина буквально сходила с ума от бешенства.

– Если градостроительное бюро дало добро, то их уже не остановить, – извиняющимся тоном объяснила Дженнифер. Ей тоже было неприятно, но что она могла сделать? Это Манхэттен – стоит тебе построить большой дом, как рядом кто-нибудь построит еще больше.

– Церковь, на которую выходят мои окна – чертов памятник архитектуры! Он должен быть законодательно защищен от перестройки!

– Анджела, мне жаль. Они собираются сохранить основные элементы фасада, перестроив лишь внутреннюю часть и надстроив несколько этажей, – ответила Дженнифер. – Если хотите, могу подобрать вам новое жилье.

– Я еще за это до конца не рассчиталась, на что мне покупать новое?! Сейчас никто в здравом уме не выложит два миллиона за однокомнатную квартиру с видом на кирпичную стену в ангелочках, или что там они собираются на нее налепить! – возмущалась Анджела. – Никто, понимаете?! Господи, ну какой черт меня дернул купить квартиру в разгар жилищного бума? Я же предчувствовала!

Разумеется, она не могла ничего предчувствовать. Никто не мог – иначе не случилось бы этого самого бума. Дженнифер без большого энтузиазма успокаивала Анджелу, одновременно проверяя резюме лисицы-оборотня. В конце концов она и вовсе отложила трубку, но, подумав, подняла ее снова и спросила:

– Анджела, не могли бы вы прислать мне по электронной почте фотографию церковного фасада?

– Я хочу гранитные столешницы! – заявил Хайд. – Гранитные, мать их, столешницы! Никакого пластикового дерьма!

– Хорошо, – кивнул Дуг, добавляя это пожелание в список, где уже присутствовали высокие потолки, морозильник, центральный кондиционер и деревянные полы. Ничего себе запросы. – Есть у вас пожелания по району?

– Конечно. Я хочу что-нибудь поживее, поактивнее, чтоб его, понимаете? – сказал Хайд. – Каким местом он думал, выбирая Риверсайд-парк? Жить рядом с кучей эльфов, каждое утро воспевающих славу солнцу? Издеваетесь? Да будь моя воля, я б их всех из ружья перестрелял!

– Не лучшая идея, – заметил Дуг.

– Зато веселая, – тоскливо ответил Хайд.

– Ладно, – Дуг решил сменить тему. – Вы можете мне сказать, чего хочет ваш… то есть, чего хочет мистер Келл? Он не слишком-то охотно высказывал свои пожелания.

– Этот говнюк хочет жить в норе, где сможет целыми днями спокойно читать книжки, – ответил Хайд. – Вы посмотрите на это, – он указал на стеллажи из ДСП, заваленные книгами в твердом переплете. – Кругом этот хлам из «Икеи»! Боже, а если б вы только знали, что тут было до них! Чертовы встроенные шкафы, да еще и фиолетовые! Я их все кувалдой расфигачил.

Бросив еще один испепеляющий взгляд на стеллажи, Хайд поднялся с дивана и подошел к ним, то сжимая, то разжимая кулаки, словно раздумывая, сможет ли терпеть их еще хотя бы минуту.

– Знаете, – поспешно сказал Дуг, – а у меня есть на примете место, которое может вам подойти…

Хайд замер, не дойдя полшага до стеллажей.

– Правда? Так чего мы ждем, поехали смотреть!

– Я не уверен, смогу ли прямо сейчас связаться с агентом продавца, – попытался отговориться Дуг.

– Ну так хоть с улицы глянем, – сказал Хайд.

Вампир перезвонил спустя несколько секунд после того как Дженнифер переслала ему письмо от Анджелы.

– Что это, черт возьми, было?! – возопил он. – Я чуть айфон в канаву не уронил!

– Правда? – удивилась Дженнифер. – Это фото на вас так подействовало?

– Там же была чертова уйма крестов!

– Отлично, – сказала Дженнифер. – Можете встретиться со мной через полчаса на перекрестке Семьдесят пятой и Третьей?

Просто так усадить Хайда в такси не получилось – пришлось пятнадцать минут ждать пустой мини-вэн. Дугу это оказалось только на руку: за это время он успел списаться с Томом и попросить того разыскать нужного агента. Дуг опасался, что иначе Хайд, которому не терпелось увидеть квартиру, мог бы просто выбить дверь ногой, чтобы попасть внутрь.

Агент позвонил, когда они уже ехали в Даунтаун.

– Хочу, чтобы вы понимали… – начал агент.

– Да-да, я в курсе, – перебил его Дуг. – Но внутри все новое, так?

– Новехонькое, – ответил агент. – Дизайнерский ремонт.

Они остановились у кладбища Марбл. У железной ограды печального вида призрак наблюдал, как Хайд вывалился из такси, едва не перевернув машину. Хайд с призраком переглянулись.

– Чего надо, Каспер? – грозно спросил Хайд, и привидение поспешно ретировалось.

– Значит, так: до Боуэри отсюда пара кварталов, а на соседней улице – байкерский клуб «Ангелы ада», – начал рассказывать Дуг, ведя Хайда к таунхаусу.

– Выглядит тесновато, – проворчал Хайд, наклоняясь, чтобы протиснуться в дверной проем. Однако потолки внутри оказались десятифутовой высоты. Хайд осторожно попробовал пол ногой. – Это что?

– Паркет, – робко ответил агент, глядя на Хайда как кролик на удава.

– Давайте пройдем на кухню, – воодушевляюще предложил Дуг. – Документы у вас с собой?

– Да, конечно, – промямлил агент, по-прежнему не сводя глаз с Хайда. – Вот, прошу… сюда…

– Так, вот это уже, блин, неплохо, – довольным тоном произнес Хайд, входя на кухню.

На стене висела магнитная доска с пятью поварскими ножами. Хайд взял тесак и принялся подбрасывать его, пока агент вертелся вокруг, нахваливая немецкую бытовую технику.

– А еще здесь гранитные столешницы, как вы просили, – добавил Дуг.

– Ладно, пойдем ванную посмотрим, – кивнул Хайд, не выпуская из рук тесак.

В ванной на втором этаже оказалось огромное джакузи. За окном кружил еще один призрак, поменьше прежнего, таращась грустными пустыми глазами, выражавшими исключительную безысходность и все ужасы загробного мира.

– Вали отсюда! – рявкнул Хайд, и призрак исчез.

– На третьем этаже потолок, гхм, пониже, – запинаясь, сказал агент, когда они вернулись к лестнице. – Я не уверен, что…

– Пускай мистер Келл взглянет? – предложил Дуг Хайду. – Если, конечно, все остальное вам понравилось.

Хайд огляделся и сказал:

– Да, мне здесь по душе. Только не позволяйте этому говнюку торговаться! – ухмыльнулся он зубастым ртом, вконец перепугав агента. – Финансовой стороной я займусь сам.

– Договорились, – сказал Дуг, и Хайд тут же съежился. На его месте оказался Келл, запутавшийся в слишком большой одежде.

Неуверенно осмотревшись, он произнес:

– Ну… не знаю. Передние окна выходят прямо на улицу, люди станут заглядывать…

– Давайте-ка поднимемся наверх, – перебил его Дуг, подталкивая к лестнице на третий этаж.

На полпути Келл остановился, издалека заметив встроенные книжные шкафы.

– О, как мило, – выдохнул он.

– А окна здесь выходят на кладбище, – сказал Дуг. – Одно лишь неудобство, – добавил он, и Келл с любопытством взглянул на него. – Мистер Хайд не сможет сюда подниматься.

– О, – только и смог произнести Келл. – О!

Выйдя из дома, Дуг с агентом пожали друг другу руки.

– Можно будет пригласить вас позднее? – спросил Дуг.

– Гм, – замялся агент, – конечно. Только не могли бы вы… не давать мой номер…

– Не волнуйтесь, – сказал Дуг, – я с радостью выступлю в роли посредника.

Агент вздохнул с облегчением.

– С продавцом можно поторговаться, – сказал он, оглядываясь на кладбище.

Там садовник активно поливал торчащую из могилы тощую руку какого-то зомби.

– А кем работает продавец? – спросил Дуг.

– Банкир, – ответил агент.

Отвезя Келла домой, Дуг взял такси, чтобы вернуться в офис. Там его встретил сияющий Том, с триумфальным видом попивавший кофе.

– Что празднуем? – удивился Дуг.

– Нужно заказать новую фотосъемку для квартиры в Тюдор-сити, – сказал Том и показал короткий видеоролик с телефона.

Дуг присмотрелся. Стена по-прежнему шевелилась, но…

– Это что, бабочки? – удивилась Дженнифер.

– Двадцати трех разновидностей, некоторые – под угрозой исчезновения, – ответил Том. – Пришлось покопаться в каталоге с экспозиции Музея естественной истории.

– Ничего себе, – сказал Дуг. – Том, тут одними новыми фотографиями не отделаешься, нужно весь лот менять.

Они чокнулись чашками, и Дженнифер засобиралась на улицу. Натягивая пальто, она сказала:

– Поеду в Хантер-колледж. Там будут обсуждать судьбу стройки рядом с Ориксом.

– Анджела все никак не угомонится? – спросил Дуг. – Может, мне с ней поговорить? Мы ведь объясняли ей, что вид из окна никоим образом не застрахован…

– Не волнуйся, – на ходу ответила Дженнифер. – Жильцы уже готовят коллективный протест. Первоначальные хозяева дома продают квартиру на тринадцатом этаже вампиру. Окна этой квартиры выходят на ту же сторону, так что подрядчик, занимающийся обновлением церкви, обязан будет сделать ее ниже, чтобы не нарушить закон о справедливом решении жилищных вопросов.

У самого порога Дженнифер остановили два оглушительных удара в дверь. Оглянувшись на Дуга и Тома, она осторожно открыла.

Снаружи в фойе стоял огромный конь, пуская дым из пылающих ноздрей. Глаза коня горели, будто раскаленные угли. От удара копытом по двери во все стороны разлетелись щепки. Из соседних офисов высунулись головы любопытных зевак.

– Привет, – сказал пука. – Марвин мне вас рекомендовал.

– Какой еще Марвин? – едва выдохнул Том.

– Вампир, – объяснила Дженнифер.

Пука кивнул и встряхнул гривой.

– Я ищу квартиру.

Троица агентов задумалась. Наконец Дженнифер предложила:

– Цокольный этаж подойдет?

– У меня есть на примете квартира в доме с грузовым лифтом, в Атлантике… – сказал Том.

Дуг внимательно взглянул на мощные копыта. Квартиры с деревянными и паркетными полами отпадали. А вот мраморная плитка могла подойти. Он взглянул на пуку.

– Как насчет Трамп-билдинг?

В одном из неблагополучных районов Нью-Йорка есть крошечное царство с весьма необычным правителем.

Элизабет Бир
Ужас крыльев величавых[4]4
  “The Horrid Glory of Its Wings” © 2010 Elizabeth Bear. First publication: Tor.com, 8 December 2009.


[Закрыть]

«Кстати о печени, – ответила Она. – Настоящий маг не предлагает чужую печень. Ты должна вырвать свою собственную и научиться обходиться без нее. Настоящие ведьмы это знают».

Питер Бигл, «Последний единорог»[5]5
  Пер. Ю. Р. Соколова – Здесь и далее, если не указано иное, примеч. перев.


[Закрыть]

Мама не знает о гарпии.

Вообще-то Элис мне не родная мама, приемная. Она ни капли на меня не похожа. А может, это я не похожа на нее. Мама Элис пухленькая, мягкая, кожа у нее как у сливы – темная и блестящая, словно покрытая глазурью. Кажется, проведешь по ней пальцем – и сотрешь. А у меня кожа желтушная, хоть мама Элис и говорит, что оливковая. Еще у меня прямые черные волосы, кривые зубы, а подбородка вообще нет. Впрочем, это не беда – я давно решила, что никому никогда даже в голову не придет меня поцеловать.

А еще у меня липодистрофия – так доктор зовет жировой горб на шее и над лопатками, который вырос у меня от антиретровиральных препаратов. Моя попа, бедра и щеки висят, как у старой бабули, а лицо похоже на бульдожью морду, хотя все зубы у меня на месте.

До поры до времени. В этом году, пока у меня еще есть льготы, мне нужно будет удалить зубы мудрости. После того, как мне исполнится восемнадцать, я эти льготы потеряю, и если с зубами начнутся проблемы – то пиши пропало.

Денег на их лечение мне в жизни не сыскать.

Гарпия живет в переулке за домом, где стоят мусорные контейнеры и ночуют бомжи-алкоголики.

Я навещаю ее утром перед школой, после того, как позавтракаю и приму таблетки (невирапин, ламивудин, эфавиренз). К таблеткам я давно привыкла. Принимаю их всю жизнь. В моей школьной анкете стоит специальная пометка, и благодаря этому у меня есть отговорка на любой случай.

Друзей я домой не привожу.

Ложь – это грех. Но отец Альваро считает, что моя болезнь – достаточное наказание за любые грехи. Отец Альваро классный, но не настолько, как гарпия.

Гарпию не волнует, что я некрасивая. Она сама не то что не красавица, а самая настоящая уродина – страшная, как прыщавая задница. Зубы у нее кривые, желтые и черные. Когти поломанные, тупые, и воняют тухлой курицей. Лицо вытянутое, обвисшее, покрытое пятнами и морщинами, как у того рокера, папаши Лив Тайлер. Волосы болтаются черно-рыжими космами, свисая до покрытых перьями плеч. Перья у нее черные, но тусклые, особенно в пасмурную погоду. Однако если в вонючий переулок пробиваются солнечные лучи, отражаясь от грязных окон, то перья приобретают бронзовый отлив.

Они и в самом деле из бронзы.

Если дотронуться, можно почувствовать пальцами теплый металл.

Еду для гарпии я не таскаю. Мама Элис следит за нашими запасами – денег-то у нас мало, – да и сама гарпия совершенно спокойно питается отбросами. Чем гаже, тем лучше: она ест кофейную гущу, заплесневелые пироги, кишащее личинками мясо, дохлых помоечных крыс.

Гарпия любую дрянь превращает в бронзу.

Гарпия ест все, что воняет. Вытягивает по-птичьи длинную красную шею, и заглатывает кусок за куском своим широченным ведьминым ртом. Я как-то видела голубей, которые точно так же глотали слишком крупные куски хлеба. С одной разницей – у голубей шеи не голые, и не оторочены снизу белым пухом, как платья для миропомазания.

Поэтому по утрам я притворяюсь, что иду в школу пораньше – мама Элис всегда говорит: «Дезири, поцелуй меня в щечку!» – и как только оказываюсь вне зоны видимости, то прокрадываюсь в переулок и подхожу к мусорному контейнеру, на котором гнездится гарпия. У меня лишь десять-пятнадцать свободных минут, не больше. Я морщусь от вони. Присесть здесь негде, да если б и было где, в школьной форме лучше этого не делать.

Мне кажется, что гарпии нравится компания. Она ей не нужна – думаю, что гарпии вообще ничего особенно не нужно, – но, по-моему, ей нравлюсь я.

Гарпия говорит «ты мне нужна».

Не уверена, что мне нравится гарпия, но мне безусловно нравится быть кому-то нужной.

Гарпия рассказывает мне истории.

Мама Элис тоже когда-то рассказывала, когда не слишком уставала от работы и от забот со мной, Луисом и Ритой. Потом Рита умерла.

Но истории гарпии куда интереснее. Она рассказывает о волшебстве, о героях и нимфах. О похождениях дев-богинь вроде Афины и Артемиды, об их волшебных приключениях, о том, как Афина обхитрила Посейдона, чтобы в ее честь назвали город. О западном ветре Зефире и о его сыновьях, волшебных говорящих конях. Она рассказывает об Аиде, боге Подземного царства, и о своей матери Келено – тоже гарпии, ужасной и свирепой. Когда гарпия рассказывает о ней, перья на ее крыльях звенят от счастья, словно бронзовые колокольчики.

Она рассказывает о своих сестрах, названных в честь могучей бури, и о том, как небо темнело и разражалось грозой, когда они втроем отправлялись в полет. Да, именно так она и сказала – «разражалось грозой».

Гарпия говорит «мы все одиноки».

На часах полседьмого утра, и я кутаюсь в новое зимнее пальто, полученное на бесплатной раздаче в пожарной охране. Облачка пара вырываются над связанным мне мамой Элис кусачим оранжевым шарфом. Я скрещиваю ноги, левую под правую, словно хочу в туалет, потому что, когда твоя юбка едва доходит до колен, от холода не спасают даже леггинсы. Я бы постучала нога о ногу, чтобы согреться, но эти леггинсы у меня последние, и я не хочу их порвать.

Когда я наклоняю голову, шарф царапает верхнюю губу. За мусорным контейнером темно. До рассвета еще полчаса. Впереди на улице видны круги света от фонарей, но в них не заметно ничего теплого – лишь темный колкий снег, убранный в кучу и утрамбованный у поребрика.

– Я никому не нужна, – говорю я. – Мама Элис получает деньги за то, что заботится обо мне.

Мои слова несправедливы – мама Элис вовсе не обязана была брать опеку надо мной и моим сводным братом Луисом. Но иногда быть несправедливой приятно. Я принюхиваюсь к водостоку и задираю подбородок, притворяясь, что глотаю мусор, как делает гарпия.

– Никому не приятно со мной жить. Но выбора нет. Я такая как есть.

– Выбор есть всегда, – возражает гарпия.

– Верно, – отвечаю я, – но самоубийство – грех.

– А общаться с гарпиями – не грех? – парирует гарпия.

– Не знаю. Разве что ты сам дьявол…

Гарпия пожимает плечами. Ее перья пахнут плесенью. Что-то блестящее и липкое ползет по ее спутанным волосам. Гарпия хватает это когтями и отправляет в рот.

– Я нечестивая тварь, – говорит она. – Как Келено и ее сестры, Аэлла и Окипета. Сестры бури. Твоя церковь, наверное, назовет меня демоном. Да, пожалуй.

– Ты недооцениваешь отца Альваро.

– Я не доверяю священнослужителям, – отвечает гарпия и принимается чистить сломанные когти.

– Ты никому не доверяешь.

– Этого я не говорила, – отвечает гарпия.

Перебивать гарпий – не самая лучшая идея, но в тот момент я об этом забываю.

– Я давно решила никогда никому не доверять. Моя кровная мать кому-то доверилась, и что из этого получилось? Сначала она залетела, потом родила меня и умерла.

– Как бесчеловечно, – говорит гарпия, и для меня это комплимент.

Я дотрагиваюсь до теплого крыла гарпии, но не чувствую тепла через рукавицу. Рукавицы тоже достались мне от пожарных.

– Гарпия, мне пора в школу.

– Там ты тоже одинока, – говорит гарпия.

Мне хочется доказать ее неправоту.

Лекарства сейчас хорошие. Когда я родилась, четверть детей, чьи матери были больны СПИДом, тоже оказывались инфицированы. Теперь это случается один раз из ста. У меня может быть собственный, здоровый ребенок, и тогда я больше не буду одинока.

Что бы ни утверждала гарпия.

Идея, конечно, дурацкая. Когда мне исполнится восемнадцать, мама Элис не будет больше обязана ухаживать за мной. Что я буду делать с ребенком? Мне придется найти работу, добиться от государства пособия на лекарства. Они ведь дорогие.

Если забеременеть сейчас, то ребенок родится до того, как мне будет восемнадцать. Рядом со мной будет кто-то, кого мне не придется ни с кем делить. Кто-то, кто будет меня любить. Насколько легко забеременеть? У других девушек это нередко выходит случайно.

Или «случайно».

Проблема в том, что я не смогу скрыть от потенциального отца ребенка, что я ВИЧ-положительна. Поэтому я дала клятву хранить невинность – чтобы не быть вынужденной об этом рассказывать.

Клятва была самой настоящей, мне даже дали символическое кольцо.

Интересно, сколько девушек действительно сдержали эту клятву? Я честно собиралась ее хранить. Не только до брака, а всю жизнь. Чтобы ничего никому не рассказывать.

Я не считаю, что совершила ошибку. Тогда это казалось правильным. Я думала, что лучше всю жизнь быть одинокой, чем что-то объяснять. К тому же рожать ребенка нужно ради самого ребенка, а не ради себя.

Верно, мама?

У гарпии есть свое царство. Маленькое царство, занимающее переулок за моим домом, но у нее есть и трон (мусорный контейнер), и подчиненные (бомжи). И я. Я знаю, что бомжи тоже видят гарпию, и порой даже с ней говорят. Но гарпия прячется от других жильцов дома и мусорщиков.

Интересно, умеют ли гарпии летать?

Она расправляет крылья во время дождя, чтобы смыть с них грязь, и когда злится. Если она злится, то шипит – и этот звук я слышу, в отличие от ее слов, что звучат прямо в моей голове.

Подозреваю, что если гарпия волшебная, то летать она может. Моя бывшая учительница биологии, мисс Ривера, говорила, что некоторые существа, достигшие определенного размера, становятся неспособны поднимать себя в воздух с помощью крыльев. А некоторые крупные животные могут лишь парить, пользуясь воздушными потоками при встречном ветре.

Прежде я об этом не задумывалась. Вдруг гарпия не в состоянии улететь, но чувство собственного достоинства не позволяет ей попросить о помощи?

Может, спросить при случае, не нужна ли ей помощь?

Гарпия большая. Но кондоры тоже большие, и могут летать. Не могу сказать, кто больше – гарпия или кондор. По картинкам сложно судить, а уж измерить гарпию рулеткой, чтобы выяснить размах ее крыльев, и вовсе невозможно.

Можно, конечно, ее попросить, но я этого делать не стану.

Наверное, ужасно иметь крылья, которые не работают. А иметь крылья, которые работают, но быть неспособным ими воспользоваться, наверняка и того хуже.

Иногда после школы я работаю. Вечером я снова навещаю гарпию и возвращаюсь в квартиру. Когда я вхожу в кухню, то вижу маму Элис за столом. Перед ней какие-то письма. Она замечает меня и хмурится. Я закрываю дверь на замок и цепочку. Луис должен быть дома, я слышу, как из его комнаты доносится музыка. Ему пятнадцать. По-моему, я не видела его уже три дня.

Я подхожу и, не снимая рабочей униформы, сажусь на железный стул с потрепанной виниловой обивкой.

– Плохие новости?

Мама Элис качает головой, но в ее глазах я вижу слезы. Я беру ее за руку. Сложенный вдвое лист бумаги шуршит в ее пальцах.

– Тогда в чем дело?

Она показывает мне бумагу.

– Дезири, тебе дают грант на обучение.

Я не верю своим ушам. Тупо смотрю то на маму Элис, то на наши руки, то на листок бумаги. Мама Элис сует письмо мне в руку, я разворачиваю его и трижды перечитываю, опасаясь, что слова расползутся червями и изменятся, стоит мне только отвернуться.

Слова и правда похожи на червей, буквы расплывчаты, но я вижу слова «усердие», «высокая оценка» и «государственный». Я осторожно складываю листок, разглаживая пальцами смятые уголки. Эта бумага дает мне возможность стать кем угодно.

Я буду учиться в государственном колледже бесплатно.

Я пойду в колледж, потому что прилежно училась. Ну и потому, что власти знают, что я ходячая зараза, и им меня жалко.

Гарпия никогда меня не обманывает. Мама Элис – тоже.

Вечером она заходит ко мне в комнату и садится на край кровати – на самом деле раскладного дивана с торчащими пружинами, но этот диван мой и спать на нем лучше, чем на полу. Прежде чем мама Элис включает свет, я успеваю спрятать письмо под подушку, чтобы она не заметила, что я сплю с ним в обнимку.

– Дезири, – говорит она.

Я киваю и жду продолжения.

– Возможно, я смогу добиться субсидии на липосакцию. Доктор Моралес сказал, что это необходимо.

– Липосакция? – я хватаю с прикроватного столика свои уродливые пластмассовые очки, чтобы лучше видеть маму Элис, и хмурюсь так, что прищемляю ими нос.

– Чтобы убрать горб, – отвечает она, дотрагиваясь до шеи, как будто у нее самой такой же горб. – Чтобы ты снова могла держаться прямо, как когда была маленькой.

Я тут же жалею, что надела очки, потому что замечаю, что мои пальцы измазаны чернилами от письма.

– Мама Элис, – говорю я, но с языка срывается совсем не тот вопрос, что я хотела задать. – Почему ты до сих пор меня не удочерила?

Она вздрагивает, словно я ткнула в нее вилкой.

– Потому что я думала… – она запинается, мотает головой и разводит руками.

Я киваю. Мне и так известен ответ. Потому что мои лекарства оплачивает государство. Потому что она думала, что я столько не проживу.

Мы все не должны были прожить так долго. Все инфицированные дети. Два года, может, пять. СПИД убивает детей быстро, потому что их иммунная система еще недоразвита. Но лекарства стали лучше, и мы стали жить дольше. Теперь мы можем жить хоть вечно… Почти вечно. Сорок лет, пятьдесят.

Я все равно умираю, только медленно. Если бы процесс шел быстрее, мне не о чем было бы беспокоиться. А так мне приходится раздумывать о том, как жить дальше и чем заниматься в будущем.

Я дотрагиваюсь пальцами до мягкого жирового купола на шее и жму на него, пока он не проминается. Мне кажется, что на нем должны оставаться вмятины от пальцев, как на пластилине, но когда я отнимаю руку, горб как ни в чем не бывало принимает прежнюю форму.

Мне не хочется идти в колледж лишь потому, что кто-то меня пожалел. Жалость мне не нужна.

На следующий день я иду поговорить с гарпией. Встаю рано, быстро умываюсь, натягиваю леггинсы, юбку, блузку и свитер. Сегодня после школы мне не нужно на работу, поэтому я оставляю униформу на вешалке за дверью.

Стоит мне выйти, как я слышу собачий лай. Громкий лай множества собак, доносящийся из переулка. И шипение. Так, словно самая большая и злая кошка, может шипеть только гарпия.

Кругом валяется мусор и хлам, но нет ничего, что можно использовать в драке. Я хватаю несколько кусков льда. Мои школьные ботинки скользят на заледеневшем асфальте, и я падаю. Леггинсы рвутся.

В переулке темно, но мрак не кромешный, а городской. Мне хорошо видно собак. Их три, они подпрыгивают на задних ногах, стремясь забраться в мусорный контейнер. Одна псина светлая, на ее шкуре отчетливо видны следы былых драк. Две другие – темные.

Гарпия склоняется с края контейнера, расправив крылья, будто мультяшная орлица, и пытается клевать собак.

Глупое создание не понимает, что без клюва это вряд ли получится. Я швыряю ледяной осколок в светлую собаку, самую крупную из трех. Она скулит. И тут гарпия изливает на собак поток рвоты. На всех трех сразу.