Текст книги "Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит"

Он крадучись двинулся между деревьев, и мне пришлось последовать за ним. Я уже вдоволь насмотрелся на Задворки, но бросить Ди и сбежать не мог. По крайней мере он делал все правильно, обходя хижины с краю вместо того, чтобы красться прямо к ним. Я не отставал. Сделав дырку в простыне шире, я теперь видел куда лучше, но мне все равно приходилось придерживать костюм у подбородка. Одно неловкое движение, и простыня сползала, закрывая мне обзор.

Как только это случилось, я потерял Ди Спаркса из вида. Моя нога попала в ямку; я споткнулся и, ослепленный, врезался в дерево. Уверенный, что Эдди Граймс и другие убийцы вот-вот кинутся на меня, я не шевелился. Несколько секунд я стоял, словно деревянный истукан. Было страшно. Но когда я ничего не услышал, то принялся возиться с костюмом, пока дырка не вернулась на место. Никакие убийцы на меня не бросились. В хижине за холмом Эдди Граймс повторял кому-то «ты не понимаешь, ты не понимаешь», будто спьяну забыл другие слова. Женщина повизгивала и тявкала, словно лисица. Я боком прокрался за дерево и оглянулся в поисках Ди, но увидел лишь темные силуэты деревьев и желтое окно. «К черту этого Ди», – сказал я себе и снял костюм. Теперь я видел все вокруг, но на глаза мне не попалось и намека ни на что белое или серебристое. Ди ушел слишком далеко.

Мне нужно было как-то его догнать. Куда он направлялся, было понятно – женские крики доносились из хижины в лесу, – и я знал, что Ди двинется в обход. Как только он поймет, что меня рядом нет, то остановится и подождет. Логично? Все, что мне было нужно – идти к той хижине сбоку, пока не наткнусь на Ди. Скомкав костюм и сунув под рубашку, я поставил на землю пакет со сладостями. Увидев Эдди Граймса, я и думать забыл о пакете, но теперь сообразил: если придется бежать, то лучше делать это без груды яблок и конфет в руках.

Спустя примерно минуту я вышел на открытую полянку среди кустов сирени. От ближайших деревьев меня отделял клочок поросшей травой земли. Женщина издала захлебывающийся звук и опять по-лисьи тявкнула. Повернув голову на звук, я увидел, что от полянки идет прямая тропинка. Она была хорошо освещена звездами. Выйдя на нее, я почувствовал под ногами травянистый бугорок и колею по обе стороны от него. Это тропа, ведущая в Задворки с Меридиан-роуд, делала поворот где-то впереди и шла мимо хижин, заканчиваясь тупиком. Наверняка тупиком, потому что обратно к Меридиан-роуд она точно не шла.

Так я окончательно потерял Ди Спаркса. Вместо того, чтобы обойти тропу и пробраться на север через лес, он избрал прямой путь к хижине, где находилась женщина. И почему я сразу же не увел его с тропы? Пока я выпутывался из простыни, он уже наверняка выбрался на открытое пространство и очутился у всех на виду, сам того не понимая от возбуждения. Теперь мне оставалось одно: сделать то, что я и без того пытался сделать – не позволить никому заметить моего друга.

Я пошел дальше, стараясь быть как можно тише, и тут же понял, что моя задача гораздо сложнее, чем я считал. Заметить могли и меня самого. Сняв костюм, я увидел, что свет горит в трех или четырех хижинах, и решил, что эти хижины и есть все Задворки. Но как только я вышел на тропу, то между двумя деревьями на опушке различил прямоугольный силуэт – еще одну хижину. Хозяева либо погасили свет, либо отсутствовали. Футах в двадцати-тридцати впереди стояла другая хижина, тоже темная, и я бы вовсе пропустил ее, если бы не доносившиеся изнутри пьяные, заторможенные голоса – мужской и женский. За ней, среди деревьев, желтым светлячком горело еще одно бумажное окно. Хижины были разбросаны по всему лесу. Как только я понял, что кроме нас с Ди по Задворкам может шастать целая толпа людей, я приник к земле и почти остановился. У Ди было одно преимущество – его прекрасное зрение, и я надеялся, что он заметит чужака прежде, чем тот заметит его.

Из одной хижины донесся шум, и я замер. Сердце стучало громче бас-бочки. Затем кто-то крикнул: «Кто здесь?», и я приник к земле, чтобы не попасться на глаза. «Кто здесь?» Я считал Ди дураком, но сам шумел куда сильнее него. Я услышал, как из дома вышел мужчина, и чуть не потерял сознание от страха. Тут вдали вновь застонала женщина, и мужчина, выругавшись, вернулся в дом. Я не поднимался. Женщина стонала и стонала, теперь в ее стонах проскакивал какой-то жутковатый смешок. Должно быть, она обезумела. Или она была ведьмой и занималась сексом с самим Сатаной. Страх подстегнул меня, и я пополз дальше. Я полз, пока не убрался подальше до хижины, где жил услышавший меня мужчина. Наконец я решил, что можно вставать. Нужно было как можно скорее найти Ди Спаркса, а если он не найдется – возвращаться на Меридиан-роуд одному. Если Ди так уж хочется посмотреть, как ведьма сношается с дьяволом, пускай смотрит без меня.

Тут я подумал, что мне уже давно стоило оставить Ди. В конце концов, он ведь не стал меня дожидаться, хотя мог бы вернуться и поискать. Но нет, черта с два!

Стоило мне собраться домой, как произошло два события. Во-первых, женщина издала совершенно нечеловеческий, но и не животный звук. Он не был громким, но меня чуть не стошнило. Нет, она не была ведьмой. Ей причиняли боль. Ее не избивали – это бы я понял по звуку, – ей причиняли мучительную боль, от которой можно было сойти с ума и умереть. Если ты издаешь такие звуки, то ты не жилец. Теперь у меня не оставалось сомнений, что я в Задворках, и это место еще хуже, чем я представлял. Кто-то убивал женщину, все это слышали, но не обращали на это внимания. Лишь Эдди Граймс вышел за самогоном. Я оцепенел. Когда ко мне вернулась способность двигаться, я вытащил из-за пазухи костюм призрака. Ди был прав – нельзя, чтобы меня узнали. Тут-то и произошло второе событие. Натягивая простыню на голову, я заметил в траве у леса, из которого только что вышел, бледный предмет. Пакет со сладостями Ди Спаркса.

Я подошел и потрогал пакет, чтобы убедиться. Никаких сомнений – он принадлежал Ди. Пакет был пуст. Ди распихал содержимое по карманам и бросил его на землю. Теперь я не мог уйти. Ди не бросил меня – он ждал, пока не устал, и оставил пакет как ориентир. Он рассчитывал, что мое зрение не хуже, чем у него, но я бы ни за что не заметил пакет, если бы не испугался звуков, издаваемых женщиной.

Верхний край пакета указывал на север, а значит, Ди по-прежнему направлялся к хижине женщины. Взглянув в ту сторону, я увидел лишь темноту, над которой высилась темнота посветлее, усыпанная звездами. В ту секунду, когда я осознал, что Ди бросил меня, а значит, и я мог в ответ бросить его, я почувствовал облегчение. Теперь же я вновь чувствовал ответственность за друга.

Примерно в двадцати футах меня ждал новый сюрприз. Из темноты возникла конструкция, похожая на маленькую хижину. Наверху я заметил серебристый блеск и, опустившись на четвереньки, пополз туда. У вощеной бумаги множество способов применения, но свет она не отражает, следовательно, крыша конструкции была из железа. Поняв это, я попытался определить форму конструкции и догадался, что передо мной автомобиль. Откуда машине взяться в такой дыре, как Задворки?

У людей такого сорта, что живут здесь, обычно не бывает даже сменной рубашки – как им достать машину? Тут я вспомнил, как на Меридиан-роуд мимо пронесся доктор Гарленд, и понял, что машина могла принадлежать не местному. Кто угодно мог свернуть сюда с дороги, припарковаться на траве и остаться незамеченным.

Это показалось мне забавным. Я вполне мог знать хозяина машины. Наш ансамбль выступает по всему округу, мы знаем каждую площадку в Вудленде, мне знакомы все жители города – а они, в свою очередь, знают меня по имени. Приблизившись к машине, я понял, что это старый черный «Форд модел Т». Таких в Вудленде было штук двадцать, и нельзя было понять, кому принадлежал автомобиль. Они были и у белых, и у цветных. Оказавшись у машины, я увидел новый указатель от Ди – яблоко на капоте.

Еще в двадцати футах я нашел на старом валуне другое яблоко. Ди раскладывал их так, чтобы я не мог пропустить. Следующее было наколото на жердь у опушки и казалось в звездном свете почти белым. Отсюда тропинка вела обратно в лес, и, если бы не яблоко, я наверняка пропустил бы ее.

Вновь очутившись в лесу, я мог не волноваться о том, что меня услышат. Не знаю, был ли тому причиной шестидюймовый ковер из сосновых иголок и опавших листьев под ногами, но я ступал так тихо, что казалось, парю над землей. Поэтому с тех пор я всегда ношу обувь на каучуковой подошве. С ней твоя походка мягкая. Но мне все равно было страшно. В лесу стояла кромешная тьма, и яблоки можно было разглядеть, лишь уткнувшись в них носом. Мне хотелось поскорее догнать Ди и уговорить его вернуться домой.

Некоторое время я просто крался среди деревьев, избегая хижин. То и дело откуда-нибудь доносились приглушенные ругательства, но я старался не пугаться. И тут впереди я увидел Ди Спаркса. Тропинка не была прямой, она петляла и извивалась, так что мне было плохо его видно, но серебристую простыню нельзя было ни с чем спутать. Прибавив шагу, я мог нагнать Ди прежде, чем он сделает какую-нибудь глупость. Подтянув костюм повыше, я побежал.

Тропинка пошла под уклон. Я не понимал, что происходит. Только что Ди был прямо передо мной, но стоило немного спуститься, как он исчез из вида. Пройдя еще несколько шагов, я остановился. Тропинка стала круче. Побежишь – и тут же покатишься кубарем вниз. Женщина издала очередной жуткий звук, донесшийся, как мне показалось, сразу отовсюду. Будто все вокруг было изранено. Я чуть не разревелся. Казалось, все вокруг умирает. Вся эта хэллоуинская мишура – не просто байки. Все это на самом деле – ты ничего не знаешь и никому не можешь доверять. Вокруг тебя смерть. Я едва не упал и не расплакался. Я был растерян и не знал, вернусь ли когда-нибудь домой.

А затем случилось худшее из всего, что могло случиться.

Я услышал, как женщина умерла. Звук был тихим – как вздох, но этот вздох раздался одновременно повсюду, и прямо у меня в ушах. Едва слышный звук тоже может быть громким, оглушительным. От ее вздоха я чуть не подпрыгнул, а моя голова чуть не раскололась.

Спотыкаясь, я метнулся обратно на тропу, на ходу вытирая слезы костюмом, и тут услышал мужские голоса по левую руку от себя. Один мужчина повторял непонятное мне слово, а другой приказывал ему заткнуться. Позади меня кто-то побежал – кто-то крупный, тяжеловесный. Я бросился наутек, но ноги запутались в простыне, и я покатился с холма, стукаясь головой о камни, задевая деревья и все, что попадалось на пути. Бах-бух-бам-хрясь-дзынь-динь-донь! Ударившись о что-то большое, я очутился в воде и долго не мог подняться. Простыня вся перекрутилась. В ушах звенело, перед глазами стояли звезды – не настоящие, а желтые, синие, красные. Когда я попытался сесть, чертова простыня потянула меня назад, и я плюхнулся лицом в холодную воду. Выкручиваясь, как лиса в капкане, я наконец смог сесть прямо и увидеть край настоящего неба. Освободив руки, я рванул простыню и проделал в ней дыру, достаточную, чтобы просунуть голову целиком.

Я сидел в ручье у поваленного дерева. Это дерево остановило меня. Все тело чертовски болело. Я не понимал, где нахожусь. Не знал даже, смогу ли встать. Опершись руками на ствол, я попробовал подняться. Проклятая простыня порвалась пополам, колени едва не выгнулись в обратную сторону, но я все же встал. А по другую сторону ручья навстречу мне из леса шел Ди Спаркс.

Вид у него был не лучше моего, ноги заплетались. Между деревьями мелькала его серебристая простыня. Ди был в панике, и я видел, что ему тоже больно. Но в следующий раз белое пятно мелькнуло в десяти футах над землей. Нет, прошептал я про себя и зажмурился. Тот, кто приближался ко мне, не был Ди. Он излучал гнетущее, всеобъемлющее отчаяние. Я отбивался от этого чувства как мог. Мне было всего одиннадцать лет, и я не хотел настолько рано переживать такое. Подобное чувство в одиннадцать лет может окончательно и бесповоротно изменить твою жизнь, перевести ее в другое измерение.

Но оно все же настигло меня. Видишь? Я сколько угодно могу это отрицать, но изменить то, что произошло, мне не под силу. Я открыл глаза и больше не увидел белого пятна.

Это было едва ли не хуже. Мне все же хотелось, чтобы этим пятном оказался Ди Спаркс – как обычно безрассудный и отчаянный, бешено носящийся вокруг и лазающий по деревьям, чтобы напугать меня. Но это был не Ди Спаркс, а это означало, что мои худшие опасения подтвердились. Все вокруг умирало. Ты ничего не знал, никому не мог доверять, ты был потерян посреди необъятного океана смерти.

Большинство людей утверждают, что когда ты взрослеешь, то перестаешь верить во всякие хэллоуинские штуки. Со мной все наоборот: чем старше я становлюсь, тем лучше понимаю, что самые жуткие страхи окружают нас постоянно, как воздух, которым мы дышим.

Я таращился на то место, где в последний раз заметил белое пятно, мысленно желая вернуться во времени в тот момент, когда я еще не заметил мчащегося по Меридиан-роуд доктора Гарленда. Должно быть, на моем лице было такое же выражение, как у доктора – теперь я понимал, что призраков в самом деле можно увидеть. Тут сквозь звон в голове донеслись тяжелые шаги, которые я прежде слышал, и, обернувшись, я встретился лицом к лицу со своим преследователем. В ту секунду мне показалось, что призрак, который я увидел, был моим собственным.

Эдди Граймс был здоровенным, как дуб. В руке у него был длинный нож. Его ноги заскользили, и он съехал по склону к ручью, но я и не думал бежать: удрать от него, даже пьяного, было невозможно. Я лишь отступил к поваленному дереву и наблюдал. От страха я потерял дар речи. Рубашка Эдди Граймса была нараспашку, на животе и груди красовались длинные шрамы. С тех пор, как его убили на танцах, он воскресал еще по меньшей мере дважды. Вскочив на ноги, он двинулся на меня. Я раскрыл рот, но не смог выдавить ни слова.

Эдди Граймс приблизился еще на шаг, но вдруг остановился и взглянул на меня. Он опустил нож. От него несло потом и спиртом. Он ничего не говорил, просто смотрел на меня. Эдди Граймс знал меня в лицо, знал, как меня зовут, знал всю мою семью – даже в темноте он не мог меня ни с кем перепутать. Тут мне стало ясно, что Эдди сам перепуган, будто бы это он, а не я, увидел призрака. Еще пару секунд мы молча стояли по щиколотку в воде, после чего Эдди указал ножом куда-то на противоположный берег.

Этого было достаточно. Мои ноги вновь обрели силу, и я напрочь позабыл о боли и усталости. Когда я перевалился через лежащий ствол, Эдди опустил нож. Шлепая по воде, я поднялся на холм, хватаясь за кусты. Ноги замерзли, одежда насквозь промокла и перепачкалась грязью, я весь дрожал. На полпути к вершине холма я обернулся, но Эдди уже не увидел – будто его там и не было. Будто он привиделся мне после удара головой о камень.

Наконец я перевалился через холм и увидел в десяти футах от себя, в рощице хилых березок, мальчика в простыне и больших неуклюжих башмаках, вприпрыжку удаляющегося от меня. Перед ним тянулась тропа, которую я смог разглядеть даже с такого расстояния. Наверняка там и я должен был оказаться, если бы не пропустил в темноте одно яблоко или еще какой-то ориентир. Вместо этого я скатился вниз по холму, едва не разбил голову и перепугал Эдди Граймса.

Как только я увидел Ди Спаркса, то понял, что ненавижу его. Если бы он тонул, я не бросил бы ему веревку. Не задумываясь, я пошарил рукой, нащупал камень и швырнул его в Ди. Камень попал в дерево, и я подобрал еще один. Ди обернулся, чтобы посмотреть, кто это шумит, и второй камень попал ему между ребер, хотя метил я в голову.

Задрав простыню на голову, как арабскую куфию, он уставился на меня, разинув рот. Затем отвернулся, словно ожидая, что настоящий я покажется с другой стороны. Мне хотелось было еще разок пульнуть камнем в его глупую физиономию, но я просто спустился вниз. Ди мотал головой, не веря своим глазам. «Братан, – прошептал он, – ты где пропадал?». Вместо ответа я хорошенько вломил ему в грудь. Он хотел знать, что произошло. Я рассказал, что после того, как он меня бросил, я упал с холма и встретился с Эдди Граймсом.

Это заставило его хорошенько задуматься. Ему хотелось знать, гнался ли Граймс за мной, видел ли, куда я направляюсь, узнал ли он меня. С этими тупыми вопросами Ди потащил меня в лес, но я отпихнулся. Простыня болталась у него на пузе как слюнявчик. Ди не понимал, почему я зол на него. С его точки зрения он поступил умно и находчиво, и я сам был виноват в том, что сбился с дороги. Он не понимал, что я злюсь не потому, что заблудился. Я злился даже не потому, что попался на глаза Эдди Граймсу. Я злился на Ди из-за всего остального. А может, и не на Ди.

Я прошептал, что хочу вернуться домой живым. Во второй раз Эдди меня не отпустит. Затем я притворился, что не замечаю Ди, и попробовал придумать, как вернуться на Меридиан-роуд. Мне казалось, что до падения я двигался на север, а значит, после подъема на холм по другую сторону ручья должен был по-прежнему двигаться на север. В таком случае тропа, по которой ездили повозки, и которая вывела нас с Ди к Задворкам, была по правую руку. Не обращая внимания на Ди, я повернулся и побрел в лес. Мне плевать было, идет он за мной или нет. Я был сам по себе, он был сам по себе. Когда я понял, что он плетется позади, то даже расстроился. Мне хотелось убраться подальше от Ди Спаркса. Подальше от всех.

Я не хотел, чтобы рядом были друзья. Уж лучше бы за мной снова гнался Эдди Граймс.

Тут я остановился, потому что увидел за деревьями свет в окне. Желтый огонек зловеще полыхал, словно глаз самого дьявола. В Задворках все было зловещим, ядовитым – даже воздух и деревья. Будь то жуткое выражение на лице доктора Гарленда или бледное пятно среди леса – все было для меня олицетворением вещей, которых я ни за что не хотел знать.

Ди подтолкнул меня в спину, и если бы мне не было так дурно, я бы развернулся и хорошенько ему вмазал. Вместо этого я обернулся через плечо и увидел, как он кивает в сторону хижины. Он хотел к ней приблизиться! В эту секунду он казался мне столь же безумным, как и все вокруг. Но тут я понял: я неправильно определил направление, и вместо того, чтобы выйти на главную тропу, увел нас обратно к хижине, где была та женщина. Поэтому Ди последовал за мной.

Я помотал головой. Ни за какие коврижки я бы не приблизился к этому месту. Мне совершенно не хотелось знать, что в действительности произошло внутри. Аура этого места отвадила даже Эдди Граймса, что уж говорить обо мне. Ди понял, что я не прикидываюсь. Обойдя меня, он покрался к хижине.

И черт бы меня побрал, но я проводил его взглядом и через секунду двинулся следом. Чем я хуже? Если не смогу сам взглянуть на то, что там творится, то хоть понаблюдаю за Ди и так узнаю все, что нужно. К тому же Ди вряд ли увидит что-то существенное, если только входная дверь не будет открыта настежь, а в это мне слабо верилось. Он ничего не увидит, я ничего не увижу, и мы наконец пойдем домой.

Дверь хижины распахнулась, и оттуда вышел мужчина. Мы с Ди застыли – в буквальном смысле. Нас и мужчину разделяли каких-то двадцать шагов, и стоило ему лишь повернуть голову, как он непременно заметил бы наши простыни. Обзор перекрывали деревья, и я толком не разглядел его, но одна деталь значительно усугубляла ситуацию. Мужчина был белым, хорошо одетым – лица его я не видел, но рассмотрел закатанные рукава и переброшенный через плечо пиджак. В руках он нес какой-то сверток. В считаные секунды этот белый мужчина унес сверток в лес и скрылся из вида.

Ди находился ближе к нему, и обзор у него был лучше моего. К тому же, в темноте он видел лучше меня. Ди куда реже выбирался в публичные места, но если он узнал мужчину, то дело было плохо. Какой-то белый богатей убил девчонку в Задворках? И его видели двое мальчишек? Знаете, что бы с нами сделали? Мокрого места бы не оставили, вот что.

Ди повернулся ко мне, и несмотря на то, что в прорезях костюма я видел его глаза, мне было непонятно, о чем он думает. Я уже готов был вспылить, как услышал звук заводящегося мотора. Я шепотом спросил Ди, узнал ли он мужчину, и он ответил, что это был «никто». Какого черта? «Никто»? С таким же успехом он мог бы сказать, что это был Санта-Клаус или Эдгар Гувер[27]27
  Джон Эдгар Гувер (1895–1972) – директор Федерального бюро расследований США с 1924 по 1972 гг.


[Закрыть]. Фары «модели Т» зажглись среди деревьев, и автомобиль, развернувшись на тропинке, поехал в сторону Меридиан-роуд. Мы приникли к земле, чтобы не попасться водителю на глаза. На самом деле до машины было слишком далеко, и беспокоиться было не о чем. Я даже толком не разглядел, как она проехала, а водителя вообще не заметил.

Мы поднялись. Перед нами была хижина, из которой вышел мужчина. На полу перед распахнутой дверью стояла лампа. Чего-чего, а входить внутрь мне совершенно не хотелось – да что там, я и подходить близко к дому не хотел. Ди вышел вперед и присмотрелся к хижине. Я уже знал, чем это кончится. Я начну возражать, он будет настаивать, и в конце концов я послушно поплетусь за ним, как в тот раз, когда я, отчаявшийся, окруженный смертью, увидел в лесу белое пятно. «Иди, если хочешь», – шепнул я ему. Ди не пошевелился, и мне стало понятно, что даже он уже не был полностью уверен в том, что ему этого хочется.

Ситуация в корне изменилась, когда появился тот белый мужчина. Как только он вышел из хижины, ставки тут же возросли. Но Ди стремился сюда с самого начала, и ему по-прежнему было любопытно. Отвернувшись, он боком начал приближаться к хижине, чтобы заглянуть в дверной проем с безопасного расстояния.

Пройдя полпути, он обернулся и помахал мне, словно хотел поделиться впечатлениями от своего невероятного приключения. На самом деле ему стало страшно идти одному. Когда он осознал, что я за ним не пойду, он пригнулся и очень медленно обошел дом. Ему все еще не было видно, что творится внутри хижины, и Ди сделал еще несколько шажков вперед. Я подумал, что теперь он должен видеть примерно половину дома. Плотно завернувшись в простыню, Ди заглянул в дверной проем. Дальше он не пошел.

Полминуты я наблюдал за ним, и этого мне хватило с лихвой. Мне было так дурно, что я готов был умереть, и я злился так, что вот-вот мог взорваться. Сколько можно пялиться на мертвую шлюху? Неужели пары секунд недостаточно? Ди вел себя так, будто смотрел кино про Хопалонга Кэссиди[28]28
  Вымышленный ковбой, герой многочисленных рассказов и романов множества авторов и персонаж более шестидесяти художественных фильмов.


[Закрыть]. Где-то ухнула сова; в соседней хижине мужской голос произнес: «Все закончилось», и кто-то шикнул на него. Если Ди и услышал это, то не обратил внимания. Я двинулся к нему, но он и меня не заметил. Он не отреагировал на мое приближение, пока я не миновал фасад хижины и не оказался почти напротив открытой двери. Свет лампы заливал дощатый пол и траву снаружи.

Я шагнул ближе, и Ди обернулся. Выставил руку, чтобы остановить меня, но я только сильнее разозлился. Кто такой Ди Спаркс, чтобы указывать мне, что я должен, а что не должен видеть? Он бросил меня в лесу, и даже ориентиры не смог по-человечески расставить! Когда я не сбавил шаг, Ди принялся махать мне руками, переводя взгляд с меня на хижину и обратно, словно внутри происходило нечто, на что мне было лучше не смотреть. Когда я не остановился, Ди приподнялся и направился ко мне.

«Нужно убираться», – прошептал он. Ди был так близко, что я снова мог учуять его наэлектризованный запах. Я шагнул к нему, и он схватил меня за руку. Я вырвался и приблизился к хижине, чтобы заглянуть.

У дальней стены на кровати лежала совершенно голая женщина. Все ее ноги были в крови, кровь была на простыне и на полу. У кровати на корточках сидела другая женщина в поношенном платье и с растрепанными волосами, и держала лежащую за руку. Она была цветной, здешней, а вот женщина на кровати была белой. Возможно, даже красивой при жизни. Я же видел лишь светлую кожу и кровь, и едва не рухнул в обморок.

Эта женщина не была какой-то белой швалью из местных. Ее привез сюда тот человек, и он ее убил. Это грозило серьезными последствиями для многих из здешних жителей, а если мы с Ди проболтались бы о встрече с белым богачом, то самые серьезные неприятности ждали бы нас.

Видимо, я издал какой-то звук, потому что женщина у кровати обернулась. Она несомненно заметила меня. Ди был замотан в простыню, а вот меня она узнала. Я тоже ее узнал. Она была не из Задворок. Она жила с нами на одной улице, и звали ее Мэри Рэндолф. Это она вернула Эдди Граймса к жизни после того, как его застрелили на танцах. Мэри Рэндолф была поклонницей ансамбля моего отца, и когда мы выступали на площадках для цветных, то обязательно приходила на концерты. Пару раз она хвалила мою игру на барабанах – я в то время был ударником, а на саксофон переключился после двенадцати. Мэри Рэндолф лишь взглянула на меня, но ее волосы топорщились так, будто вокруг поднялся настоящий вихрь неприятностей. Ее лицо не выражало ничего. Выглядело так, как бывает, когда твой мозг медленно соображает, а тело не может пошевелиться. Казалось, она ни капли не удивилась. Казалось, она ожидала увидеть меня. Мне и без того было худо, но от этого сделалось еще хуже. Я мысленно пожелал умереть прямо на этом месте, провалиться в зыбучие пески. Я не знал, что такого я натворил – разве что мое присутствие там само по себе являлось проступком, – но уже не мог ничего исправить.

Я дернул Ди за простыню, и он как по сигналу сорвался с места. Мэри Рэндолф смотрела мне прямо в глаза, и я не знал, что делать – просто отвернуться я не мог, мне нужно было разорвать установившуюся между нами связь. Когда мне это удалось, я все равно чувствовал на себе ее взгляд. Сам не знаю как, я свернул за угол хижины, но даже оттуда видел Мэри Рэндолф на том же месте.

Если бы Ди сказал мне хоть что-нибудь, когда я его нагнал, клянусь, я бы вышиб ему зубы. Но он молча бежал между деревьев, отыскивая путь, и я следовал за ним. Я чувствовал себя так, будто меня только что лягнула лошадь. Выйдя на тропу, мы перестали прятаться – просто побежали со всех ног, словно за нами гнались бешеные собаки. Оказавшись на Меридиан-роуд, мы продолжали бежать, пока хватило сил.

Схватившись за бок, Ди пошатнулся. Остановился, сорвал костюм и улегся у дороги, тяжело дыша. Я устал не меньше него, и стоял, согнувшись. Переведя дух, я побрел дальше. Ди пришел в себя и догнал меня. Он пошел рядом, то и дело поглядывая на меня, но тут же отводя взгляд.

– Что? – спросил я.

– Я знаю ту леди, – сказал Ди.

Еще бы ему не знать, Мэри Рэндолф была его соседкой. Я даже не стал отвечать, лишь фыркнул, а потом напомнил, что Мэри не видела его лица. Только мое.

– Да не Мэри, – сказал Ди. – Другую.

Он знал мертвую женщину? Это еще больше усугубляло наше положение. Лучше бы было, если бы такая женщина не входила в число знакомых Ди Спаркса, особенно если она умерла в Задворках. Я уже начал прикидывать, скольких людей линчуют, и кого именно.

Тут Ди сказал, что я тоже ее знаю. Я остановился и посмотрел ему в глаза.

– Мисс Эбби Монтгомери, – сказал он.

На День Благодарения и Рождество она приносила в нашу церковь еду и одежду.

Ди был прав. Я не помнил ее имени, но пару раз встречал ее с полными ветчины и курятины корзинами и коробками с одеждой в церкви папаши Ди. Думаю, ей было лет двадцать. Настоящая красавица, от одного взгляда на нее хотелось улыбаться. Она была из богатой семьи, жила в большом доме на самой вершине Миллерс-Хилл. Я решил, что какой-то мужчина посчитал, что такой девушке не пристало водиться с цветными, и решил вопрос радикальным способом. Это значило, что ответственность непременно ляжет на нас, и наша следующая встреча с людьми в белых простынях произойдет куда раньше Хэллоуина.

– Долго же он ее убивал, – сказал я.

– Она не мертва, – ответил Ди.

Что он хотел этим сказать? Я же видел девушку. Видел лужи крови. Он что, думал, что после такого она как ни в чем не бывало встанет и пойдет? Или Мэри Рэндолф воскресит ее с помощью колдовства?

– Думай, что хочешь, – сказал Ди. – Эбби Монтгомери жива.

Я едва не выпалил, что видел ее призрак, но решил, что Ди не заслужил столь интересных подробностей. Этот болван даже собственным глазам не верил. Ему было не понять, что испытал я, когда увидел эту несчастную… Он прибавил шаг, обогнав меня, как будто стыдясь. Я чувствовал то же самое, и не возражал. Я сказал ему, что нельзя никому говорить о том, что мы видели, и он согласился. Больше мы не сказали друг другу ни слова. Всю дорогу Ди Спаркс держал рот на замке и смотрел только вперед. Когда мы добрались до поля, он обернулся, будто желая что-то сказать, но промолчал и через мгновение бросился бежать. Он просто убежал от меня. Я провожал его взглядом, пока он не скрылся за магазином, и в одиночестве отправился домой.

Мама задала мне хорошую трепку за мокрую и грязную одежду, а братья смеялись надо мной и спрашивали, кто поколотил меня и отобрал все конфеты. Я отправился спать как только смог, натянул одеяло на голову и закрыл глаза. Чуть позже мама зашла спросить, что случилось. Подрался с Ди Спарксом? Мама всегда считала, что Ди Спаркс кончит свои дни на виселице, и что мне не мешало бы обзавестись друзьями получше. А я ответил: «Мама, мне надоело стучать на барабанах, хочу играть на саксофоне». Она удивилась, но сказала, что обсудит это с папой – вдруг что и получится?

Следующие пару дней я ждал громких новостей. В пятницу я пошел в школу, но на уроках никак не мог сосредоточиться. Мы с Ди Спарксом даже не обменялись кивками при встрече – просто прошли мимо друг друга, словно каждый из нас был невидим для другого. На выходных я сказался больным и целыми сутками валялся в постели, ожидая, когда на мою голову обрушится вихрь неприятностей. Я думал, расскажет ли Эдди Граймс о том, что видел меня, ведь когда в деле появляется труп, сперва идут к Эдди.

Но в выходные ничего не произошло, и всю следующую неделю тоже. Я решил, что Мэри Рэндолф зарыла белую девушку где-нибудь в Задворках. Но как долго могла пропадать девушка из богатой семьи, прежде чем ее объявят в розыск? Кроме того, что там вообще делала Мэри Рэндолф? Повеселиться она любила, но была не из тех безумных баб, что носили бритвы за пазухой. По воскресеньям она посещала церковь, была вежлива к соседям и добра к детям. Может, она хотела утешить ту несчастную девушку, но откуда она узнала, где ее искать? Девушки вроде мисс Эбби Монтгомери с Миллерс-Хилл не делились планами с женщинами вроде Мэри Рэндолф из Темного района. Я не мог забыть то, как она смотрела на меня, но и не мог понять, что она хотела сказать своим взглядом. Чем больше я думал, тем сильнее мне казалось, что Мэри Рэндолф пыталась передать мне какое-то послание, но какое? «Ты готов?». «Ты понимаешь, что происходит?». «Будь осторожен?».