Текст книги "Тьма и золото полуночи"

Я думаю о тех опустошениях, что причинила единственная идея Мидраута. Она приобрела форму, она заползла, как червяк, в головы людей, и опустошила нашу землю…

– Значит, ты думаешь, что Грааль и был идеей мира Артура? И что сломали именно ее?

– Вероятно, – пожимает плечами Ашер. – А может, и нет. Я лишь теоретизирую. Но надо перестать прилагать физику Итхра к тому, что возможно в Аннуне.

Я киваю:

– Воображение, вот ключ, ты об этом? Ключ ко всему.

У меня внутри возникает странное чувство, словно мне пытаются сказать что-то такое, что я пока не готова услышать. Будет дорого стоить. Это Гвиневра – Андраста – сказала рыцарям, отправившимся на поиски. Никто больше не упомянул об этой части текста, но она многократно эхом прокатывается по моему телу, словно некое предчувствие.

Лорд Элленби вскидывает руку, призывая к тишине.

– Мне понятно то, что вы все говорите, – ворчливо произносит он. – Предлагаю назначить группу рееви для дальнейшего изучения легенды о Граале, чтобы у нас был хоть какой-то план, если начнется худшее. А пока не займемся ли мы вопросом недостатка рыцарей?

Лорды, леди и сеньоры вокруг стола кивают в знак согласия. Потом начинается торг: скольких и куда перевести. И ясно лишь одно: население Тинтагеля теперь увеличится.

11

И вскоре команды харкеров, венеуров, аптекарей и рееви прирастают. Они словно прибывают все разом, хотя и приходят из всех других замков страны. Некоторые уже ушли в отставку, но отчаяние главных танов убедило их вернуться к исполнению долга. И единственный лоре, который не находит пополнения, – это лоре рыцарей.

– Не то чтобы они сами не хотели, – говорит нам Найамх. – Просто главные таны и капитаны рыцарей не хотят их отпускать. Они уже сами потеряли множество своих людей и боятся, что потеряют лучших из оставшихся.

Она возмущается тем, что рыцарям не дают возможности перейти в Тинтагель, но я могу понять главных танов: им уже не хватает рыцарей из-за всех смертей последних лет, недавних исчезновений и отсутствия пополнений во время Самайна[12]12
  Самайн – кельтский праздник, знаменующий собой окончание периода сбора урожая и завершение выпаса скота.


[Закрыть], – и они не могут позволить себе еще сильнее ослабить свои патрули.

Одно из пополнений приходит по собственной воле. И оно буквально выводит из себя Майси. Ее предшественник, мужчина по имени Бен, которому, должно быть, после отставки уже исполнилось семьдесят, но у которого до сих пор на голове встрепанные черные волосы и полное отсутствие морщин на лице, пользуется шансом вернуться. Он наслаждается тем, что постоянно дает понять, как бы он руководил харкерами, останься он на прежнем посту. Когда бы я ни проходила мимо Круглого стола, он там, болтается рядом с управляющими им харкерами и постоянно ворчит.

– Конечно, здесь, пожалуй, и нет хорошей масляной замазки, чтобы заделать эти трещины… – бормочет он.

– Это не трещины, Бен, – отвечает Майси. – Я уже сто раз тебе говорила, это результат воздействия Мидраута.

– У тебя всегда найдутся оправдания, – снисходительно улыбается Бен.

Я ловлю взгляд Майси и сочувственно качаю головой.

– Оставь их в покое, дедуля, – звучит знакомый напряженный голос, обращающийся к Бену.

Это Франки, рееви из Кембриджа, с которой я встречалась в прошлом году, она производит впечатление самого строгого человека из всех, кого я знаю.

– Дедуля? – спрашиваю я.

– Тебе следует быть на крыше, со стражами, – продолжает Франки, подталкивая Бена к лестнице.

– Но я им нужен здесь! – возражает Бен.

– Совершенно не нужен. Идем, дедуля, ты мне мешаешь.

Бен ворчит, но подчиняется Франки. Я смотрю на нее во все глаза, когда он тащится вверх по ступеням на крышу замка.

– Что? – спрашивает она. – Ничего нет необычного в том, чтобы призвать на помощь родственников.

Несмотря на первоначальные трудности притирки людей из разных общин танов, Тинтагель теперь бурлит новой энергией. У каждого имеется идея насчет того, как закрыть бреши. Ашер убежден, что мы должны начать с выяснения того, как они созданы.

– Они определенно имеют какое-то отношение к Иммралу, – произносит он, многозначительно глядя на Олли.

Мой брат уже какое-то время прилагает все усилия, чтобы воссоздать брешь в одной из пустых комнат башни. Единственное, что ему удалось, так это лишить пространство вокруг себя красок и заработать сильное кровотечение из носа.

Архивы, некогда пыльные и тихие, теперь заполнены рееви. Самсон, Иаза и я проводим там столько времени, сколько можем, продолжая поиски способа заново запустить мой Иммрал. Рядом с нами трудятся Ашер, Франки и Джин, на которых возложена задача поиска легенд о Граале. Обе наши группы частенько мирно сидят бок о бок за одним из длинных столов в глубине архива. То, что рядом Джин, весьма полезно для моих собственных поисков сведений об Иммрале, потому что она в свое время потратила массу времени на то же самое, когда ей казалось, что она может обладать такой силой.

– Теперь мы должны разобраться вот с этим, – говорит однажды ночью Иаза, показывая на стеллаж с этикеткой «Интересные таны».

Я смотрю на ряды отчетов и у меня падает сердце при мысли, что все их нужно прочесть.

– И с чего же начать? – спрашивает Самсон, но сам уже достает документы с полок и листает их.

– Но тебе ведь на самом деле это нравится? – поддразниваю его я.

– Здесь есть и некоторые иммралы, – говорит Иаза, пробегая пальцами по папкам. – Мне только нужно вспомнить, где… – А потом, слишком уж небрежно, спрашивает: – Как ты думаешь, не захочет ли твой брат помочь нам здесь?

– Он сейчас не в лучшем состоянии, – качаю я головой.

Уверена, что брат обязательно согласился бы помочь, если бы я его попросила, но он в эти дни выглядит таким усталым, что я не хочу взваливать на него лишний груз.

Иаза пожимает плечами, словно ему, в общем-то, все равно. Вскоре после того он показывает нам тонкую стопку папок, на каждой аккуратно написаны имя и дата.

– Это все иммралы, которые у нас записаны, – сообщает он.

– Давайте их поделим, – предлагает Самсон, забирая верхнюю часть папок.

Все они разные по объему: в некоторых лежат всего несколько листков, другие толстые, как том какой-нибудь энциклопедии. Я пролистываю их в поисках любых упоминаний о силе Иммрала, стараясь не отвлекаться на иные из невероятных вещей, о которых читаю. У меня есть время лишь до того, как мне придется проснуться.

И все же никто из нас не может удержаться от того, чтобы поделиться тем, что узнали из записей о некоторых необычных людях.

– Здесь записи об иммрале из Аргентины, которая отказалась пользоваться своей силой, – сообщает Иаза. – Похоже, она была примечательной женщиной.

– Она из недавних? – спрашиваю я, припоминая кое-что из того, что рассказывал мне лорд Элленби.

Иаза лишь кивает в ответ, погруженный в чтение.

– А вы знаете, что у некоторых фей были дети-люди? – говорит Самсон, показывая нам какую-то папку. – Вот эта женщина была дочерью Пака и королевы Елизаветы Первой. Можете такое представить?

Я показываю ему ту папку, которую читаю:

– Вот у этого чудака был Иммрал, а кончил он тем, что отрезал себе руку и бросил ее в водопад. Я бывала у этого водопада в Итхре. Все туристические брошюры болтают о том, что он благословлен.

– Можно посмотреть? – спрашивает Джин, отрываясь от поисков Грааля.

Она берет у меня записи, жадно их читает, и лицо ее затуманивается.

– Что? Это же просто фантастическая история, – говорю я.

– Да, – отвечает Джин, но при этом о чем-то умалчивает.

Прежде чем мы с Самсоном успеваем на нее нажать, с дальнего конца архива до нас доносится какой-то грохот, потом резкие голоса, а потом между стеллажами появляется один из рееви:

– Ферн, ты нужна.

Я вскакиваю:

– Что случилось?

– Там Мерлин и Нимуэ. Они хотят поговорить с тобой.

Иаза тянет к себе оставшиеся у меня папки, а я спешу за рееви к большому коридору под центральным куполом Тинтагеля. И только когда одолеваю последние ступени и проталкиваюсь сквозь танов, собравшихся там, я понимаю, почему мы должны спешить.

Нимуэ и Мерлин лежат на полу, как пустые оболочки. Нимуэ окутана грудой ткани, скрывающей ее раны и придающей ей хоть какую-то форму, но шелк вздувается и проваливается в неподходящих местах, намекая на отсутствие под ним тела. Мерлин слеп, его глаза превратились в дымные провалы. Его кожа отваливается, открывая лесенку ребер. Кисти рук и ступни ног то появляются, то исчезают. Вот они здесь – а в следующее мгновение уже превратились в след инспайра. Несколько месяцев назад я исцелила Мерлина легендами. Сейчас Олли, закрыв глаза, стоит на коленях рядом с ним и Нимуэ, из носа у него течет кровь. Он пытается сделать то же самое, но на сей раз это не помогает. Кто знает, то ли потому, что он по-прежнему использует мою часть силы, то ли Мерлину и Нимуэ уже нельзя помочь.

– Это она? – спрашивает Мерлин голосом, похожим на слабое эхо.

– Да, милорд. Ферн здесь, – говорит лорд Элленби, подталкивая меня ближе.

Я опускаюсь на колени рядом с Олли и беру протянутую Мерлином руку. Она влажная и пахнет протухшим мясом. Я сопротивляюсь желанию бросить ее.

– Меч, – хрипит Мерлин.

– Экскалибур?

Он кивает. Я смотрю на Олли: почему они решили сказать мне что-то об Экскалибуре? Я все равно сейчас ничего не могу с ним сделать, а может, и никогда не смогу. Даже с сильным Иммралом я оказалась недостаточно сильна, чтобы удержать его. Им нужен Олли.

– Он найдет тебя, – произносит Нимуэ сквозь шарф, ее голос искажен, словно у нее уже нет половины рта.

Она пытается сказать что-то еще, но прямо под нашими взглядами ткань, прикрывающая ее лицо, падает. Голова Нимуэ рассыпается. Тело следует за ней, и вот уже ничего нет там, где была Нимуэ, только воспоминание об инспайрах и клочки лилового шелка.

Мерлин подхватывает ее слова, хотя мы едва его слышим:

– Когда ты будешь готова, он найдет тебя. Здесь, под куполом…

Мерлин умирает не так элегантно. Он не тает, как Нимуэ. Он даже не рассыпается в пепел, как Андраста. Он дергается в конвульсиях, и каждый толчок ломает его кости и рвет кожу. А потом, с последней судорогой, он взрывается. Я отворачиваюсь, прикрывая лицо, и чувствую дождь теплых инспайров на щеках и шее.

Когда ты будешь готова, – словно шепчет мне какой-то голос, но не в уши, а прямо в мозг. И так уходит последняя из фей.

12

Я никогда не была особой поклонницей Мерлина – он несколько лет откровенно проявлял недоверие ко мне, прежде чем признал наконец, что я не инкарнация зла, – но смерть его и Нимуэ действует на меня сильнее, чем я ожидала. Когда Мидраут убил Андрасту, потрясение было мгновенным. На этот раз оно вползает в меня в тихие мгновения. Странные картины словно подталкивают меня к чему-то – последнее увядающее растение в саду аптекарей или то, как знамя танов трепещет над парапетами Тинтагеля, как шелковый шарф Нимуэ. В Итхре я зарисовываю их последние мгновения во всей их уродливости, словно пытаюсь выпустить воспоминания через руки.

Иногда Чарли сидит рядом со мной в студии, пока я рисую. Она не встречалась с феями, но я рассказала ей о них. Чарли хороший слушатель, хотя я не уверена, насколько это свойственно ей от природы, а насколько это просто результат того, что она понемногу приходит в себя после экспериментов ее отца. Ее взгляд иногда может стать пустым, тело напрягается, пока какие-то тени, мелькающие в ее уме, не рассеиваются.

Как-то раз она приносит мне подарок: плоскую коробочку, в которой оказываются несколько листков сусального золота.

– Я подумала, ты сможешь украсить свои рисунки вот этим, – предлагает она.

В первую очередь мне хочется сказать: кто она такая, чтобы советовать мне, что делать с моими рисунками. Но потом я думаю над ее предложением. Несколько золотых точек на янтарях Андрасты. Легкая полоска над облаком шарфа Нимуэ. Золото вместо серой краски для глаз Мерлина. Да, что-то в этом есть…

– Думаю, это поможет, – только и говорю я. – Спасибо.

Когда я касаюсь маленькой кистью первого золотого листка и наматываю хрупкое золото на ее волоски, я смотрю на Чарли:

– А почему ты об этом подумала?

– Фея Динь-Динь, – отвечает она.

– Ну конечно.

Чарли улыбается:

– Когда ты или Лайонел рассказываете мне о феях, я всегда думаю о сказках. Моя няня читала мне «Питера Пэна»[13]13
  Имеются в виду сказочные повести Джеймса Мэтью Барри (1860—1937) о Питере Пэне – мальчике, который не хотел взрослеть.


[Закрыть], когда я была маленькой. Мне нравилась мысль о том, что Венди улетает прочь от своей жизни и находит невероятный новый мир на краю горизонта.

Я продолжаю рисовать, но мы обе думаем о том, почему юной Чарли хотелось сбежать за пределы своей спальни.

– В той книге были замечательные картинки, но моей любимой была та, где Динь-Динь умирает. Она лежала на руках Питера Пэна, а из ее рта вылетали крошечные золотые завитки. Это был ее последний вздох. Это было так прекрасно… Я помню, что тогда я впервые поняла.

– Поняла что? – зачарованно спрашиваю я.

– Что жизнь – это лишь часть нашей истории. Может, она приходит и уходит, как это случилось с Динь-Динь… но можно было бы вернуть эти золотые завитки жизни в ее тело, если бы достаточно людей поверили в фей. Но если бы такого не произошло, это все равно не было бы настоящим концом. Золото ведь не может исчезнуть? Может, мы его больше не сможем видеть, но оно останется в воздухе вокруг нас. И она все равно будет где-то здесь. Везде.

Слова Чарли задевают меня. Я пытаюсь думать о том, что Андраста, и Мерлин, и Нимуэ окружают нас всех, побуждая не прекращать усилий. Я пытаюсь думать о своем Иммрале, пока что дремлющем. Возможно, я потому и делаю все это…

– У нас есть начальный план, – говорит однажды ночью лорд Элленби во время регулярного собрания. – Нам понадобятся рыцари. Несколько добровольцев.

– Мы думаем, тут есть некая схема, – говорит Иаза. – Мы уже несколько недель следим за прорывами между мирами, и некоторые из них возникают в одном и том же месте.

– А это дает нам отправную точку, – продолжает лорд Элленби. – Если те подобные змеям твари появляются рядом с прорывами, то мы, зная, где возникнет очередная брешь, получим шанс поймать одну из них.

Меня охватывает страх. Я понимаю, что произойдет. Туда отправят или Самсона, или Олли. Скорее Олли, учитывая его Иммрал. А может, обоих. Внимание обратят на лучших воинов и лучший ум. И в том и в другом списке Самсон и Олли стоят в самом начале. Самсон берет меня за руку, и я с трудом заставляю себя слушать то, что говорят нам лорд Элленби и Иаза.

– Пока что мы отвели рыцарей от прорывов, как только это обнаружили, на случай если так происходят похищения, – говорит лорд Элленби. – Но так мы, конечно, не избавимся от тех тварей. И пока не поймаем одну и не изучим ее, не узнаем, с чем столкнулись. Поэтому мы предлагаем…

– Ловушку, – подхватывает Олли. – А мы станем приманкой.

Лорд Элленби кивает, понимая, что такое не примут хорошо. Но громче всех протестуют другие лоре, не рыцари.

– Разве им без того мало досталось? – горячо восклицает Рейчел, ко всеобщему одобрению.

Иаза смотрит на Олли, одними губами спрашивая: «Ты как?» Мой брат лишь кивает в ответ, но щеки у него горят.

– Мы призываем добровольцев. Никого не заставят делать такое, – произносит лорд Элленби, перекрывая шум. – Мы знаем, что это будет опасно. Если кто-то не хочет принимать участие, вас никто не осудит.

– За себя говори, – бормочет Найамх себе под нос.

– Мы выберем среди добровольцев только самых искусных рыцарей, – добавляет Иаза.

Я смотрю на Самсона:

– Ты, конечно, готов вызваться?

– Я был бы совсем паршивым капитаном рыцарей, если бы не вышел вперед. Но ведь нет гарантии, что меня возьмут.

– Ой, не прикидывайся скромником. Мы оба знаем, что возьмут, – замечаю я, сжимая его бедро.

Я пытаюсь скрыть собственное чувство неполноценности. Всего несколько месяцев назад я могла бы рассчитывать на то, что приму в этом участие. Но теперь дела обстоят так, что я сама знаю: я недостаточно сильна, чтобы участвовать в предполагаемой схватке.

Когда ты будешь готова.

Как будто Мерлин, Нимуэ и Андраста где-то рядом со мной, именно так, как сказала Чарли. Бесформенные, но присутствующие. Я могу быть не готова для Экскалибура, я могу никогда не стать готовой для Экскалибура. Но к чему я готова, так это снова что-то изменить.

– Ну, я участвую, – заявляет Наташа.

– Я тоже, – произносит Самсон.

– И я помогу, – громко говорю я.

Лорд Элленби неуверенно смотрит на меня. Его мысль ясна: я не обладаю достаточным искусством, чтобы принять участие. Я остро ощущаю смущение всех находящихся в комнате, но они стараются справиться с ним.

– Не думайте, что я пойду сражаться, – быстро поясняю я. – Просто позвольте мне помочь в разработке плана. Я побывала в штаб-квартире Мидраута, помните? И я хорошо знаю других рыцарей. Вы будете очень заняты, сэр, так что и здесь вам понадобятся помощники. Так что позвольте мне помочь. Дайте возможность быть полезной.

Мои друзья таращатся на меня, но мне не хочется изучать выражение их лиц.

Лорд Элленби улыбается:

– Да, это будет более чем полезно, Ферн, спасибо. Не могу представить кого-то другого, кто будет лучше работать над этим вместе с Иазой и Майси.

Все мы понимаем, что это полная чушь, но я это принимаю. Я напряженно киваю, и вскоре собрание заканчивается.

– Ты действительно становишься большой шишкой? – попозже говорит Олли, и в уголках его губ играет улыбка.

– Я намерена стать твоей начальницей, – отвечаю я. – Так что лучше, если ты будешь подчиняться моим приказам.

– Ох, у нас было два года, чтобы к этому привыкнуть, – добавляет Самсон. – Полагаю, мы выживем.

Он прижимает меня к себе, чтобы поцеловать, а я позволяю себе погладить его грудь. Иногда, когда мы одни, я просовываю ладони под его тунику и слегка царапаю его кожу. Самсон при этом издает в высшей степени удовлетворенный звук. Но я не могу этого сделать на глазах у всех, так что просто прижимаю ладони к его тунике и многозначительно смотрю на него. Блеск в его глазах говорит мне, что он прекрасно знает, о чем я думаю.

– Я чувствую себя в безопасности, – тихо произносит он, – зная, что за тобой будут присматривать ради меня.

Я отступаю, пытаясь скрыть разочарование. Не хочу, чтобы он чувствовал себя в безопасности. Хочу быть рядом с ним, сражаясь с кошмарами, размахивая скимитаром, спасая его. Не хочу, чтобы меня отправили за линию поля. Не там мое место. Но речь ведь не обо мне. Речь о людях, которых я люблю и которых пытаюсь защитить так, как только могу. Это желание куда сильнее, чем любой Иммрал, и если оно поможет моим друзьям выжить, то я готова шагнуть вперед и использовать его.

13

Составление плана и схем вместе с Иазой и Майси не так уж тяжело, как мне представлялось. Я думала, что буду чувствовать себя ужасно оттого, что не нахожусь в авангарде и центре любого нападения на Мидраута. Уж очень многое из того, что произошло в последние годы, объединилось в мою личную неприязнь к нему.

Иаза улыбается, когда я упоминаю об этом:

– Тебе не кажется, что «неприязнь» – довольно слабое слово, когда говоришь о том, что натворил Мидраут?

Но я так не думаю. «Неприязнь» – огромное слово. Оно годами определяло меня. Я выстроила на нем свою личность. Оно сделало меня сильной.

Мы устроили свой офис – на то время, если я не в патруле, – в той самой круглой комнате в башне венеуров, где окопались Иаза и Джин в те дни, когда мы искали Экскалибур. Создаваемая нами энергия растекается вокруг, наполняя остальной Тинтагель новой целью. Все, похоже, готовы помочь, и всем замком мы предлагаем в качестве первого хода вот что: маленькие группы рыцарей прячутся там, где сильнее всего проявляется активность брешей. За ними станут наблюдать харкеры, также будут установлены порталы, позволяющие всем командам в одну секунду собраться вместе, если появятся змееподобные существа, и охотники пойдут по следу, если нам не удастся сразу поймать одно из них.

Мы с Иазой проводим долгие часы, сосредоточенно обдумывая группы добровольцев, определяя их места на карте Корнуолла в Аннуне. Леди Каур добивается, чтобы мишенью стали рыцари из ее тана.

– Я потеряла большинство, так что, скорее всего, твари нападут здесь, – твердит она, сокрушая слабое сопротивление.

Теперь карта страны покрыта ленточками с написанными на них именами. Но задача распределить рыцарей по разным областям труднее, чем мог предвидеть кто-либо из нас.

– Думаю, мы должны поставить команду лорда Элленби в наиболее вероятное место, – говорит Иаза.

– Да, звучит умно.

Я переставляю булавку с именем лорда Элленби в место сразу за городом Труро, где чаще всего замечали брешь. Втайне я испытываю облегчение оттого, что Иаза не предложил Самсона или Олли, а потом мне становится стыдно, потому что мне совсем не хочется, чтобы и с нашим командиром что-нибудь случилось. В особенности потому, что я знаю: его жизнь в Итхре уныла до невозможности.

Я изучаю булавки с ленточками, отмечающие места, где наиболее часто замечали прорывы. В Корнуолле их пять.

– А у нас проблема, – говорю я.

Иаза смотрит на меня:

– Ты тоже это заметила?

Нам ведь нужно закрыть еще четыре точки, а команд всего три: во главе с Олли, Самсоном и Найамх.

– У нас, вообще-то, всего три варианта, – напоминает Иаза. – Или уменьшить количество рыцарей в каждой команде…

– Невозможно! – перебиваю его я. – Я понимаю, мы хотим составить небольшие и сильные команды, но нам необходимо убедиться, что они смогут выстоять, если на них нападут. Три человека – это минимум.

– Согласен. Так что нам остается или убедить какие-то другие сообщества помочь нам, или призвать еще рыцарей из наших собственных рядов.

Мы с Иазой смотрим друг на друга. Ни один из этих вариантов не подходит. Другие сообщества упорно отказываются пожертвовать рыцарями ради общего дела, не желая рисковать собственной безопасностью, когда придет беда. А учитывая то, сколько рыцарей уже исчезло, нам нужен каждый из оставшихся, чтобы ночью патрулировать Лондон. Неризан уже несчастна из-за того, что ей вместо полка бедеверов достался один паломид. Могу представить, как она и второй рыцарь пытаются прикрыть весь маршрут, всего-то вдвоем… Ну, два рыцаря и две лошади…

– У меня идея! – Я бросаюсь из комнаты, несусь вниз, перепрыгивая ступени, прежде чем Иаза успевает меня остановить.

Обычно тот, кто мне нужен, находится в конюшне, но не в этот раз. Я уворачиваюсь от аптекарей и венеуров, несущих большие тюки соломы, бегу по территории замка. И вдруг меня осеняет мысль, что это место – мой дом и другого у меня никогда не было. В Итхре я наполнила спальню своими вещами, в коридоре внизу висят мои рисунки – но я всегда задыхалась там. И конечно, не становилось лучше оттого, что я много лет ощущала себя чем-то вроде армии из одной женской особы, ведущей ежедневную битву с братом и отцом. А здесь мне принадлежит каждая травинка, так же как аптекарям, которые за ней ухаживают, или лошадям, которые ее жуют. Я воспринимаю как свою любую комнату, куда вхожу, даже теперь, без Иммрала. Это мой замок. Это мои люди. Это мой мир. Я знаю его, и я знаю всех. И я буду их защищать, пусть даже теперь не понимаю, как это делать. Давно уже миновали те дни, когда я создавала свою крепость в углу рыцарского зала, отмечая собственную территорию, словно находилась в осаде.

У меня теплеет в груди, тепло растекается по рукам, проникает в пальцы – это похоже на тепло надежды перед лицом отчаяния.

Я огибаю последний угол замка и наконец вижу ее. Мисс Ди, одна из немногих ветеранов, оставшаяся в качестве наставника после событий последнего года, стоит возле нескольких лошадей, привязанных у колодца замка. Когда я подхожу, она вытягивает из колодца полное ведро и выливает его содержимое на спину коня Самсона, и тот фыркает от неожиданности и удовольствия, а потом, конечно, отряхивается, как собака, обрызгивая всех, кто находится поблизости.

– Негодник! – бранит его мисс Ди, а аптекари рядом сердито отирают лица.

Я смотрю на собственную влажную форму, надеясь, что рееви не станут возражать, если я попрошу у них чистую одежду.

– Лэм пошла побродить, – сообщает мисс Ди, замечая меня. – Думаю, она вон за той сиренью, вместе с той противной собакой.

– Я, вообще-то, искала не Лэм, – говорю я. – Я искала вас.

– Вот как? – Она всматривается в меня. Ее руки лежат на лошадиных спинах, словно это подлокотники некоего трона.

– Вы ведь были когда-то рыцарем?

– Это было уже давно.

– Мы ищем…

– Нет, Ферн. Я слишком стара для этого.

– Вы даже не знаете, что я собираюсь сказать.

– Догадываюсь. Я слышала много сплетен.

Я недоверчиво смотрю на нее. Она избегает моего взгляда, начинает чистить коня Самсона.

– Нам действительно нужны люди в помощь.

Это заставляет мисс Ди посмотреть мне прямо в лицо.

– Я заплатила свои долги, Ферн. Не пытайся пристыдить меня, это не поможет.

Она приподнимает блузку, открывая живот. Слева от пупка – ряд ярко-красных точек. Я без труда представляю, что оставило эти следы: золотые когти, торчащие из лапы без ладони, впившиеся в мягкую плоть под ребрами…

– Вот что сделала со мной Эллен Кассел. Она это сделала, когда я убегала, потому что уже убила весь мой полк.

Я не в силах отвести взгляд от этого ряда точек.

– Извините… – шепчу я.

– Как я уже сказала, я заплатила свои долги. Я ничего не должна танам. И больше не собираюсь подвергать себя опасности. Это просто здравый смысл.

– Мы должны уменьшить команды, – говорю я позже Иазе.

Я спросила и других наставников, но очень быстро стало ясно, что они считают, что уже сделали больше возможного, просто появившись в Тинтагеле. Я не говорю Иазе о моем провалившемся плане, а он ни о чем не спрашивает, наверное чувствуя мою подавленность. Он переставляет несколько имен на белой доске и отступает назад. Найамх и Наташа теперь составляют команду вдвоем, а Самсон остается с Бандиле, одним из новых рыцарей и одним из самых способных.

– Получается, что Олли оказывается вдвоем с Аминой, – поясняет Иаза, продолжая писать.

Я напряженно киваю. Никому из нас не нравится тот факт, что многие остаются с единственным человеком для поддержки, но это неплохой баланс между количеством и качеством, и поскольку количества у нас просто нет, мы полагаемся на умение и надеемся, что это позволит им остаться в живых.

Когда Олли видит новый план расстановки, он более чем поражен.

– Понимаю, – говорю я до того, как он выражает свое недовольство, – но у нас нет выбора.

Он молча кивает, но пинает каменную стену, когда Иаза не смотрит в его сторону.

– Прости, – говорю я. – Мне это тоже не нравится. Мне это отвратительно. Просто отвратительно.

– Ты не виновата, – коротко бросает Олли, но мы оба знаем, что отчасти это так.

Если бы я не позволила Экскалибуру высосать мою силу, все это не свалилось бы на Олли. Если бы я больше занималась воинским искусством, не полагаясь на Иммрал, я бы смогла увеличить численность команд.

– Мы вас подготовим, как только сможем, – обещает Иаза. – Но прямо сейчас мы намерены немножко повеселиться.

Олли фыркает, словно ему претит сама идея. Иаза берет его за руку, а мне сует фломастер, которым писал на доске.

– Ты продолжай, Ферн, – говорит он мне. – А я попытаюсь вернуть улыбку на лицо этого парня.

И с этими словами Иаза тащит упирающегося Олли из комнаты.