Текст книги "Тьма и золото полуночи"

16

Я просыпаюсь с тошнотой, которая лишь нарастает в течение дня. Дорога в школу прошла, пожалуй, без происшествий, но как только я добираюсь до Боско, все становится значительно хуже. Старые подруги Чарли встали на тропу войны, в особенности когда увидели, что она сидит рядом со мной во время перерывов.

– Нашла местечко! – шипят они на нее.

А потом они замечают косметику, которой я стала пользоваться, чтобы скрыть шрамы, и насмехаются.

– Фальшивка! – говорит Виктория фон Геллерт. – Как будто мы не знаем, как ты выглядишь!

Но подобного рода оскорбления не задевают меня. Я куда больше тревожусь о безопасности Чарли.

Я даже подумываю, не устроил ли это напрямую сам Мидраут. Не решил ли он, что в Чарли нет уже никакой пользы для него в Итхре, как и в Аннуне? Мысль о том, что отец может отказаться вот так от собственного ребенка, чудовищна, но ведь то, что он проделывал со своей дочерью, и вовсе стоит за пределами мыслимого. Он ставил на ней самые жестокие эксперименты. Он много лет назад убил ее собаку. Я понимаю, что это может привести к чему-то худшему, но Чарли, похоже, все равно.

В обеденный перерыв мы уходим в студию, где можем остаться одни и где я могу продолжить рисовать фей. Чарли без выражения смотрит на меня, потом говорит:

– Лайонел мне сказал, что, возможно, несколько дней меня не увидит.

Я замираю, ошеломленная. Я знала, что лорд Элленби много времени проводит с Чарли, что он защищает ее. Я знала, что он создал для нее ее собственный портал, так что теперь она авентур, а не спящая, но это уже звучит, словно… словно они родня.

– Да. Он помогает нам в нашей миссии, – осторожно говорю я, не зная, что можно ей рассказать.

– Это как-то связано с теми дырами? – спрашивает Чарли.

Я киваю.

– А вы разве не можете попробовать переделать их вместо этой миссии?

– Мы пытались. Мой брат… он думал, его сила поможет, но не получилось.

Чарли раздумывает над этим.

– Может, ему просто нужен дополнительный приток энергии?

Я смотрю на нее во все глаза:

– С каких это пор ты превратилась в ученого?

Чарли тоскливо улыбается:

– Я всегда любила науку. Папе это не нравилось.

Вот и еще одно, что Мидраут отнял у дочери. Я на мгновение сжимаю руку Чарли, прежде чем вернуться к рисунку. Я знаю, что, если попробую заставить ее продолжить этот разговор, она замкнется. Все, что она говорит мне о своем отце, исходит только от нее самой. Но мой ум уже работает: дополнительный приток энергии. Может, в том и секрет? Сейчас у нас нет времени это проверить – миссия назначена на эту ночь, мы не можем рисковать и откладывать ее. Но если ничего не выйдет, то, наверное, мы можем предложить Чарли разработать план Б.

– Я прошлой ночью пыталась залезть в папин кабинет, – говорит Чарли, вторгаясь в мои мысли.

Я роняю кисть:

– Что ты сделала?

– Я хотела посмотреть, нельзя ли там найти что-нибудь полезное.

– Тебя попросил лорд Элленби?

Чарли качает головой:

– Он мне сказал, чтобы я перестала беспокоиться о том, как бы помочь, сосредоточилась на себе, но вы ведь все каждую ночь рискуете жизнью, стараясь остановить моего отца. Я хочу помочь.

Я никогда не говорила Чарли о том времени, когда пытала ее в Аннуне ради информации. Просто не хотела, чтобы она меня возненавидела. Но возможно, надо было… возможно, это излечит ее от идеи, будто она что-то нам должна.

– Я не смогла залезть в ящики его письменного стола, – продолжает Чарли. – И я не знаю пароля к его компьютеру. Но я еще попытаюсь.

Другая гадкая мысль возникает в моей голове – действительно было бы полезно иметь кого-то в стане врага. Мы в осаде: буквально – в Аннуне, метафорически – в Итхре. И может быть, пора использовать Чарли для нападения на ее отца. Значит, я теперь стала вот такой? Человеком, который размышляет о возможности использования травмированной девушки в качестве шпиона, следящего за насильником?

– Не делай этого, Ферн, – говорит Чарли, пристально наблюдая за мной.

– Не делать чего?

– Не обращайся со мной как с дамой в беде. Я уже не такая благодаря тебе. Позволь мне самой решать, что стоит риска.

– Хорошо, – соглашаюсь я, но не слишком искренне.

– Просто побереги себя этой ночью. И Лайонела. Пожалуйста, не дай моему папе причинить ему зло.

Я лишь улыбаюсь в ответ на это и надеюсь, что моя улыбка утешает, но я не могу заставить себя пообещать хоть что-то. Слишком хорошо знаю, что такого рода обещания не следует делать в подобном мире.

Моя тревога за Чарли становится лишь одним слоем среди множества других. Когда я возвращаюсь домой из школы, Клемми уже на кухне. Я ощущаю сладкий запах ее духов сразу, как только вхожу в дом. Я тихо наблюдаю за ней от двери, гадая, могу ли сейчас сделать что-то такое, что вернуло бы ее. Она вздрагивает, когда замечает меня.

– Ох, это ты, Ферн, – напряженно произносит Клемми. – Ангус сказал мне, что сегодня вернется пораньше, вот я и решила приготовить ему ужин.

– Хорошо.

Отмечаю, что она ясно дала понять: я на этот ужин не приглашена. Такое отвержение обжигает. Ведь было время, когда она готова была сделать практически что угодно, чтобы завоевать мое одобрение.

– А ты все зализываешь свои раны? – спрашивает она, когда я иду к лестнице.

– Мои раны?

– Сообщение. Ты разве не видела? Наш премьер-министр запретил все протесты. – Клемми снова говорит слащавым напевным тоном, и от этого мне хочется ее стукнуть.

Я бегу в свою комнату, чтобы посмотреть новости. Мне не приходится долго искать, заголовки везде, и все они об одном и том же.

ПРЕМЬЕР-МИНИСТР

ПРИЗЫВАЕТ К ЕДИНСТВУ!

МИР В НАШЕЙ СТРАНЕ!

А один таблоид заявляет: «ЗАТКНИТЕСЬ И СИДИТЕ ТИХО!»

Все статьи сообщают, почему Мидраут запретил протесты и протестные группы «ради сведения страны воедино». И везде упоминается движение «Кричи громче» как главная цель нового закона, но мне не сразу удается найти их комментарии. Их новый лидер, женщина с коротко подстриженными седыми волосами и резким голосом, говорит о свободе слова, но ясно, что газета цитирует ее так, чтобы превратить в смутьянку. Я гадаю, что бы сделал из этого основатель группы Константин Хэйл, если был бы жив.

Сидя в кресле, я исследую свои чувства. Меня уже не удивляют никакие действия Мидраута. Клемми всегда намекала, что такое случится, и в этом есть смысл, учитывая, что цель Мидраута – заглушить любые голоса, кроме своего собственного. Я никогда не была убеждена, что «Кричи громче» хоть сколько-то эффективны. Возможно, было бы полезнее, если бы я оказала им больше доверия, раз уж Мидраут увидел в них угрозу.

Меня выводят из задумчивости знакомые голоса снаружи. Выглянув в окно, вижу у входной двери Олли и Киерана.

А здесь Клемми. Это не кончится добром, учитывая то, в каком она настроении.

Я стучу в стекло, надеясь привлечь внимание Олли, но они с Киераном увлечены разговором. И прежде чем я успеваю отправить брату сообщение, Олли открывает дверь – и они уже в доме.

К тому времени, когда я спускаюсь вниз, в коридоре уже конфликт. Клемми загораживает дорогу в кухне и с отвращением смотрит на моего брата. Киеран пытается решить все спокойно:

– Мы тебе ничем не мешаем, Клемми.

– Если об этом узнают у меня на работе, надо мной все станут насмехаться! – шипит она.

– Какой ужас! – восклицает Олли.

Его голос звучит холодно, однако брат дрожит.

Я уже готова вмешаться, но тут приходит папа. Ему хватает нескольких секунд, чтобы заметить напряжение в доме и четверых, загородивших ему дорогу на кухню. Если бы все это не было так трагично, я бы засмеялась.

– Что происходит? – спрашивает папа, хотя по тому, как он переводит взгляд с одного на другого, я вижу, что ему все понятно.

– Я должна потребовать, чтобы вот этот друг Олли покинул дом! – заявляет Клемми.

Она говорит уверенно, понимая, что папа ее поддержит.

– Если уйдет Киеран, я тоже уйду, – говорит Олли.

– Я тоже, – вмешиваюсь я.

Брат смотрит на меня, только теперь заметив, что я стою рядом.

– Если вы не против того, чтобы я стала третьим колесом.

– А почему я должен заставлять Киерана уйти? – мягко спрашивает папа.

– Разве это не очевидно?! – взрывается Клемми. – Как ты можешь позволять им вести себя вот так под этой крышей?

– А как они должны себя вести?

Олли, Киеран и я отступаем. Клемми не заметила того, что заметили мы: опасные нотки в мягком голосе папы. Это нотки, которых я никогда прежде не слышала.

– Не глупи, Ангус! Нельзя допустить, чтобы это продолжалось! Олли нуждается в помощи. Необходимо вмешаться в его жизнь. Я до сих пор помалкивала, потому что люблю тебя и люблю Олли и Ферн, но ты позволяешь им забивать головы разными опасными идеями! Противоестественными идеями! Такого не потерпели бы в моем доме, и скоро и во всей стране не потерпят! Так что я это говорю лишь для общей пользы: этот юноша должен уйти, а мы должны отправить Олли туда, где ему выпрямят мозги.

– И это не игра слов, – замечает Киеран.

Следует долгое молчание. В доме что-то меняется. Атмосфера сгущается, пока не становится почти клаустрофобической. Тишину нарушает папа:

– Тебе следует уйти.

Клемми победоносно улыбается.

– Клемми, – уточняет папа, – я хотел бы, чтобы ушла ты.

Что-то лопается в моей груди. Я уже давно знала, что папа куда легче принимает особенности Олли, чем я ожидала, но он никогда не противился нетерпимости Клемми. Он ведь не из тех, кто готов выступать в защиту кого бы то ни было… ну, мне так казалось.

– Прости, не поняла? – произносит Клемми, загораясь негодованием.

– Я терпел твою нетерпимость к моему мальчику куда дольше, чем следовало бы. Я надеялся, ты изменишь мнение, но этого явно не происходит.

– Если я уйду сейчас, то уже не вернусь! – восклицает Клемми, словно выкладывая козырную карту.

– Думаю, это будет к лучшему, – кивает папа. – Я не хочу, чтобы мои дети чувствовали себя нежеланными в своем собственном доме.

Я прикусываю губу, чтобы не взвизгнуть от удовольствия. Клемми еще что-то выкрикивает, потом вылетает из дома, как можно дальше обходя Олли и Киерана в узком коридоре. Она останавливается, уже перешагнув порог, и оглядывается на папу. Ее глаза блестят от слез, но взгляд решителен.

– Я как можно дольше защищала этот дом, Ангус, надеюсь, ты это знаешь. Но теперь у тебя нет моей защиты. Нет, пока эти порочные дети живут под твоей крышей.

И она уходит, стуча каблуками по тротуару. Папа аккуратно закрывает за ней дверь, а какая-то часть меня – часть, о существовании которой я даже не подозревала, но которая тихо любила Клемми вопреки моей собственной воле, – рушится.

– Что она имела в виду? – спрашиваю я. – Насчет защиты нас?

– Пустые угрозы, – устало говорит папа. И смотрит на Олли. – Мне жаль, что дошло до такого, Олс. Понимаю, что мне следовало выставить ее много месяцев назад. Но я надеялся, что она снова станет собой.

Олли обнимает папу, папа притягивает к ним Киерана, и я снова чувствую, что я в стороне от их маленького племени. Папа держится за Олли. Папа заступается за него так, как не заступался за меня. Я стараюсь не думать о том, что папа отказался предпринять что-нибудь против Дженни. Не хочу снова впускать в себя эту горечь. Поэтому я закрываю глаза и соглашаюсь с неравенством.

Хотя остаток вечера проходит относительно приятно, мы натужно стараемся веселиться, чтобы папа не страдал от внезапного разрыва со своей подругой. Но я невольно испытываю странное чувство, как будто поведение Клемми – это некий зловещий предвестник того, что произойдет ночью. И когда я наблюдаю за Олли, внимательно смотрящим на Киерана, это чувство усиливается. Мы только что потеряли одного члена нашей «семьи». Я не думаю, что мое бедное израненное сердце может выдержать еще одну потерю.

17

Мои страхи не утихают, когда я оказываюсь в замке танов Корнуолла. Я однажды уже бывала здесь, в прошлом году, когда мены послали переделывать Круглые столы по всей стране. Тогда у меня при виде его мурашки по коже поползли, а теперь еще сильнее. Потому что замок Корнуолла не замок в традиционном смысле этого слова: это подземное логово, целая сеть пещер, которые расползаются от кольцеобразного портала, расположенного прямо под древним каменным кольцом. Здесь нет башен, нет окон, и воздух спертый. Инспайры мигают на укрепленных земляных стенах, как молнии, и они – единственное украшение главного зала.

Мы прибываем снаружи, внутри каменного кольца, что накрывает замок. Олли уже там, когда я материализуюсь, а вскоре один за другим появляются другие члены команды: лорд Элленби, Самсон, Наташа, Найамх, Амина, Бандиле, Рейчел и Иаза – каждый с легким хлопком.

– Все наладили? – спрашивает леди Каур, стоящая по другую сторону кольца, и мы идем к ней.

Лорд Элленби тепло пожимает ей руку, мы следуем за ними в пещеру, уводящую под землю. Здесь устроимся мы с Рейчел и Иазой.

– Ваши венеуры уже прислали ваших лошадей. О них позаботятся в нашей конюшне.

– Спасибо, миледи, – благодарит лорд Элленби. – Давайте посмотрим, можно ли разобраться с тем, что происходит здесь и сейчас?

– Конечно.

Рейчел, Иазу и меня отводят в маленькую круглую комнату, где харкеры Корнуолла держат свой Круглый стол. Когда-то это помещение было колодцем. Высоко над нами сквозь вертикальный туннель струится далекий свет. Рейчел выдают шлем стражей и показывают место перед перископом, выходящим наружу.

– Он тянется намного выше уровня земли, – поясняет один из харкеров, – так что ты мгновенно сможешь увидеть то, что заметят наши стражи, и отметить это на карте Круглого стола.

Пока Рейчел устраивается на своем месте, я быстро заглядываю в перископ. Передо мной мелькают десятки разных мест в Аннуне Корнуолла, в том порядке, в каком их видят с разных позиций стражи. Мы с Иазой выскальзываем из комнаты и находим дорогу к остальным рыцарям – они ждут вместе с лошадьми в подземных конюшнях.

Они поворачиваются к нам, лица у всех напряженные. Все, кроме лорда Элленби, стоят в круге, обнимая друг друга за плечи. Самсон и Наташа размыкают объятия, чтобы я присоединилась к ним, но я при этом чувствую себя обманщицей. Может, я и рыцарь, но на этот раз я не подвергаю себя опасности. Подталкиваю их – моих друзей, моего любимого, моего брата, моего командира – на линию огня, и если я облажаюсь, на кону окажутся их жизни. А я тем временем буду ждать в тылу, наблюдая и слушая, но не в силах выйти вперед, чтобы спасти их.

– С вами все будет в порядке, – громко говорю я всем, разделяя их на команды, а Иаза каждому протягивает трекер.

Лорд Элленби – вместе с последним из оставшихся рыцарей Корнуолла. Этот рыцарь явно старше Найамх, но в тусклом свете конюшни выглядит моложаво. Следующая группа – Самсон и Бандиле. Мне ничего не хочется так сильно, как обнять Самсона, но мы оба знаем, что это будет слишком непрофессионально. Когда Самсон садится в седло, я одними губами говорю: «Я люблю тебя». Он не улыбается в ответ, просто смотрит мне в глаза. Я впервые говорю ему эти слова, и они ощущаются скорее как отчаянное прощание, чем как романтическое заявление.

– Все будет хорошо, – тихо произносит он.

Далее леди Каур, она возглавляет команду из одного из своих рыцарей. За ними следуют Найамх и Наташа. Когда Наташа садится на лошадь, Найамх роется в кармане и достает какое-то угощение для Домино. Видя это, лошадь Амины тычется в нее носом. Найамх отталкивает ее:

– Отстань, это только для моих любимцев.

Последняя группа – Олли и Амина. Лошади топчутся, действуя всадникам на нервы. Амина гладит свою лошадку, бормочет мягко:

– Ну, старушка! Бывало ведь и похуже.

Иаза смотрит на моего брата:

– Когда вернешься, можем снова пойти в то место, хочешь?

Олли сдержанно кивает. И легко касается руки Иазы. Выражение лица Иазы мгновенно меняется: он сосредоточен на моем брате, он доволен. Я отвожу взгляд, чувствуя себя так, словно подсматриваю за чем-то очень интимным.

Первое солнце садится, скрывая свои блестящие пальцы за горизонтом. Это сигнал для нас.

– Пора, – говорю я.

Все выводят лошадей из конюшни на тусклый свет перед входом в пещеру. Я поглаживаю морду Балиуса и шепчу:

– Ты за ним присмотри, ладно?

А потом вскидываю руку в знак прощания, когда они выезжают из пещеры.

– Поосторожнее, все вы! – ворчит лорд Элленби.

Пять порталов поблескивают между мегалитами каменного кольца, каждый установлен для переноса наших рыцарей в разные части страны. Олли улыбается мне, Самсон салютует, и они пускают лошадей вперед. Потом прыгают в порталы и исчезают, словно поглощенные самим воздухом.

А я с тяжелым сердцем возвращаюсь к Круглому столу, рядом с которым уже сидит Рейчел. Иаза кладет руку мне на плечо.

– Ты как? – спрашивает он.

– Не обо мне нужно беспокоиться, – отвечаю я. – Не понимаю, как вы, ребята, занимаетесь этим каждый день.

Рейчел в знак поддержки строит гримасу.

– Ну, просто я традиционно не сближался ни с кем из рыцарей, – говорит Иаза. – Только в прошлом году все это разлетелось в клочки, не так ли?

Мы сидим у стола, и Иаза излагает наш план. Я надеваю свой харкерский шлем.

– Вы меня слышите? – говорю я в него.

– Громко и отчетливо, – отвечает Самсон, и главы других команд тоже отзываются.

– Пока ничего не замечено, – говорит Рейчел, не отрывая глаз от перископа.

– Помните, при любом признаке бреши, пусть даже это окажется ложной тревогой, вы должны нам сообщить, – напоминаю я им, стараясь говорить ровно и спокойно. Если я намерена руководить этой миссией, мне лучше делать это с уверенным видом.

Мы сидим так уже много часов. Каждые несколько минут я провожу перекличку, просто на тот случай, что с перископом не все ладно. Через какое-то время уже начинает казаться, что все это было напрасным напряжением. Возможно, этой ночью брешь не возникнет, пусть даже они появлялись каждую ночь в последние несколько недель. Я стараюсь не думать о том, что это значит для нас, – не следует ли предположить, что в наши ряды затесался шпион, открывший весь план Мидрауту?

– Чертовски ненавижу ждать, – говорит в шлем Найамх, и другие что-то согласно бормочут.

– Эй, змейки-змейки, – протяжно произносит Бандиле, пытаясь поднять настроение.

– Тихо! – одергивает его лорд Элленби. – Каналы должны быть свободны для настоящих новостей, уж будьте любезны. Это вам не загородная прогулка.

Конечно, лорд Элленби прав, но мне нестерпимо молчание, воцарившееся в шлеме. Оно подчеркивает расстояние между нами и заставляет минуты еще сильнее растягиваться. Каждый раз, когда Рейчел громко вздыхает или ерзает на месте, я вздрагиваю, думая: «Ну, началось». Но потом она успокаивается и ожидание продолжается.

– Давай же, давай! – бормочет Иаза.

– Что ты задумал, Мидраут? – шипит в шлем леди Каур.

Наступает время очередной переклички.

– Все пока на местах? – спрашиваю я в шлем.

– Да, – отвечают корнуолльцы.

– Ага, – подтверждает Найамх.

– Здесь, – говорит лорд Элленби.

– На месте, – соглашается Самсон.

Следует пауза.

– Олли? – окликаю я. – Амина?

Снова долгая пауза.

– Олли? Ты там? – повторяю я.

Рейчел тихо сообщает в шлем направление, меняющее настройку перископа. Когда она отодвигается, ее лицо бледнее обычного.

– Их там нет, – шепчет она.

– О чем ты, как нет? Должны быть! – кричит Иаза.

– Они исчезли, – бормочет, глядя на меня, Рейчел. – Ферн…

Она умолкает, потому что ей нечего сказать. Что может сказать кто бы то ни было девушке, которая только что потеряла брата благодаря плану, который сама же и придумала?

18

– Хочешь отозвать рыцарей, Ферн? – спрашивает лорд Элленби.

Я закрываю глаза, стараясь разогнать панический туман. Мои инстинкты требуют, чтобы я вскочила на лошадь, любую лошадь, и помчалась на поиски брата. Но какая была бы в том польза? Если Мидраут сумел похитить двух рыцарей, причем один из них обладал Иммралом, и сделал это так, что никто ничего не заметил, то что могу сделать я? Мы должны быть умнее, мы должны обдумать все варианты. Но это легче сказать, чем сделать, когда каждая клеточка моего тела кричит: «Ты потеряла брата!»

– Помогите мне, – шепчу я.

Я даже не знаю, к кому обращаюсь, – возможно, к Рейчел и Иазе, возможно, к рыцарям, которые ждут моего приказа, или же к самому Аннуну. У меня покалывает в руках, словно иголками.

– Пока что придерживаемся плана. Но будьте все время на связи с нами, – говорит в шлем Иаза.

Рейчел велит стражам сосредоточиться на том месте, где только что находились Олли и Амина, а мы просматриваем запись, пытаясь обнаружить момент их исчезновения. Голоса товарищей успокаивают меня: они слегка надломлены, но решительны. Может, остальные и не так потрясены, как я, но ведь Олли и Амина тоже их товарищи. И я должна держать себя в руках. Если я сломаюсь, чем я стану, кроме как ненужным грузом? Мое отчаяние не поможет спасти Олли. Для слез придет время позже.

– Стражи ничего не могут найти на записи, – качает головой Рейчел.

У меня снова колет пальцы, и на мгновение я даже уверена, что там собираются инспайры, как это бывало, когда я обладала Иммралом. Мог ли Аннун услышать мою мольбу?

– Дай мне взглянуть, – прошу я.

Рейчел меняется со мной местами, и я смотрю в перископ, а рееви объясняют мне, как им пользоваться: нужно перематывать запись вперед и назад усилием воли. Я вижу моего брата и Амину сидящими в седлах, они напряжены, насторожены. Их отлично скрывают низко повисшие ветви дерева. Олли оглядывается на Амину. Балиус машет хвостом, отгоняя муху. И вдруг… они исчезают. Балиус и лошадь Амины нервно топчутся на месте, внезапно оставшись без всадников. А потом испуганно бросаются прочь.

Я снова и снова перематываю запись, и каждый раз, когда вижу, как мой брат пропадает в мгновение ока, у меня сжимается сердце.

– Должно быть что-то еще, – бормочу я.

– Мы проверили – никакого вмешательства, – говорит рееви.

Мои пальцы снова колет, и я словно слышу некий голос, далекий, но знакомый. Смотри.

Я старательно успокаиваю себя. Следуя инстинкту, я приветствую покалывание в теле. Оно плывет вверх от пальцев, в грудь, и на одно краткое мгновение вспыхивает некое понимание, словно мое тело уже не здесь, а везде сразу. Я могу видеть все: я теряю себя, и я куда сильнее, чем была когда-либо. И в это мгновение я вижу то, что должна увидеть, чего требует голос. Олли и Амина не исчезли – что-то потянулось к ним сквозь ткань Аннуна и схватило. Колючая веревка. Она ухватила моего брата и подругу и, прежде чем они успели отреагировать, выдернула их из этого мира.

Но голос, чем бы он ни был, не останавливается на этом. Он говорит мне то, чего я не могу знать. Он говорит мне, что Олли по-прежнему жив. И что наш план был хорош. А я должна двигаться вперед, несмотря ни на что.

Потом я возвращаюсь в себя, и все, что я опять вижу, – это то, как Олли и Амина просто исчезают. Уверенность и покой, которые я ощутила на то мгновение, пока по мне текли инспайры, рушатся. Но я должна доверять тому голосу, чем бы он ни был. Я знаю голос Иммрала – и я уверена, что это не Мидраут дурачит меня. Это был кто-то или что-то еще.

– Это была брешь, – сообщаю я всем. – И змеи определенно проскочили сквозь нее.

– Но никаких признаков бреши не видно, – возражает Рейчел.

Я говорю в шлем:

– Я хочу, чтобы все присоединились к лорду Элленби. Немедленно. Но держитесь на расстоянии.

Иаза смотрит на меня, но не оспаривает мой приказ.

– Они охотятся на нас, – продолжаю я. – Давайте посмотрим, что они используют, пытаясь схватить восемь рыцарей вместо двух.

– Ты думаешь, они теперь попытаются поймать лорда Элленби? – спрашивает Иаза.

– Его или леди Каур. Не думаю, что они случайно выхватили того, у кого есть Иммрал.

Через несколько минут оставшиеся команды собираются в пещере неподалеку от разрушенного замка, где ждут лорд Элленби и рыцарь из Корнуолла.

– Всем следить за первой командой, – тихо командую я.

Рейчел передает мой приказ стражам наверху, не отводя глаз от перископа.

Я слышу только биение собственного сердца. Для меня имеет значение лишь исчезновение Олли, но я загоняю тревогу вглубь. Я не могу сейчас гадать, где он или что с ним произошло, иначе я просто сломаюсь.

– Кажется, я что-то вижу, – говорит наконец Рейчел.

– Где? – слышу я далекий голос стража. – Мы ничего не замечаем.

– Ох, может, я ошибаюсь… – тихо произносит Рейчел.

– Не ошибаешься. – Я спешу к ней. – Доверься себе. Что ты видишь?

– Мерцание, думаю. Очень слабое.

– Это брешь. Сэр, вы – наживка. Все остальные – вперед, и как можно скорее.

Рейчел смотрит на меня во все глаза:

– Ферн, это может быть не… не перекладывай это на меня!

Потом наверху и в шлеме Рейчел раздаются крики.

– Видим! Она формируется! – сообщает страж.

– Вижу. Ты была права. – Я сжимаю руку Рейчел.

Ее внимательность только что дала нам предупреждение, которое было необходимо, чтобы опередить змееподобное существо.

Рыцари у бреши кричат.

– Поймали? – спрашиваю я в шлем. – Поймали змею?

Снова крики, несвязные, панические. Потом сквозь шум отчетливо доносится голос леди Каур:

– Нужно подкрепление. Все рыцари – сюда, скорее!

У меня снова колет пальцы, я знаю, что должна быть там.

– Могу я взять лошадь? – спрашиваю я ближайшую рееви.

– Идем! – отвечает она, и мы бежим в конюшню.

На ходу я кричу в шлем:

– Подкрепление идет! Помните о плане! Поймайте одну, если сможете!

Рееви открывает стойло:

– На этой ездил один из пропавших рыцарей.

Я запрыгиваю на спину кобылы и мысленно прошу Лэм простить меня. Горстка рыцарей, только что вернувшихся из патруля, прибегают следом за мной и садятся в седла. Все вместе мы вырываемся из конюшни.

– За мной! – кричу я, направляясь к мерцающему порталу, который перенесет нас к моим друзьям и их неведомой битве.

Мы оказываемся на краю утеса, внизу бьется о камни фиолетовое море. Волны вздымаются выше, чем могли бы в Итхре, соль сразу покрывает мое лицо, затуманивает зрение. Дует резкий ветер, но в нем какая-то необычная сила. Похоже на торнадо. Я замечаю нескольких моих друзей, пробивающихся сквозь этот ветер впереди нас. За ними в пейзаже – фиолетовый разрыв. Мне приходилось видеть фотографии и видео северного сияния, и это напоминает мне его, только здесь сияние не мирное. Это фиолетовый водопад, пронзающий небо и землю, как внезапное изменение самой структуры Аннуна.

Внизу брешь расширяется. По структуре она похожа на тот разрыв между Аннуном и Итхром, который мы нашли в Ричмонд-парке несколько недель назад. Границы резкие, они подобны краям друзовой пустоты. Местами я замечаю освещенный луной мирный Итхр, но дальше, в глубине разрыва, – какое-то совершенно другое место.

Это бесконечная серость. Чистилище вне времени и пространства. Я помню то место, куда попала два года назад. Подземная нора, созданная Мидраутом для трейтре, которых он тренировал, и где прятал шкатулку со своими честолюбивыми целями. Но вместо путаницы туннелей это – целый мир, находящийся в пространстве между Аннуном и Итхром или за ними.

Когда подъезжаю ближе, вижу рыцарей, сражающихся у границы бреши. Подобные змеям щупальца, длиннее и многочисленнее, чем все то, что мы видели прежде, тянутся из этой серости. Самсон и Наташа вцепились в одно из них, тащат его из бреши, стараются прижать к земле. Я взлетаю на последний холмик, и тут ответ на вопрос, который давно меня мучил, – где конец этих змей? – возникает передо мной самым ужасным образом.

Человек в голубой тунике рыцарей появляется из серого мира внутри бреши. У него вместо лица масса шипов. Вокруг тела извиваются щупальца, торчащие отовсюду. Я не могу понять, кем был некогда этот рыцарь.

Колючие щупальца, которыми управляет тело рыцаря, мечутся вокруг, они намного длиннее человеческих рук и ног. За ними появляются новые, они движутся резкими толчками, как марионетки, управляемые неопытным кукловодом. А за ними возникают все новые и новые… И я наконец узнаю фигуру, несмотря на то что она опутана колючками, пронзающими каждую часть тела. Это фигура человека, которого я хорошо знаю.

Но это не мой брат, как я того боялась.

Это Эллен Кассел.