Текст книги "Хозяин для потеряшки"

Не знаю, каким образом, но я понял, что все дело в Алине. Я протянул дрожащую руку к ее плечу.

– Не надо, – сказала она низким голосом. И меня отбросило в сторону с такой силой, что я ударился затылком о запертую дверь, а от плеча разлилась пульсирующая волна боли. Я сполз на колени, ощупывая свою онемевшую руку, словно боялся, что ее вообще оторвало.

– Как бы я хотела быть такой же красивой, – прошептала она.

Аня стянула с себя юбку и плавки, переступила через них, откинула свои длинные волосы за спину и встала прямо, вытянув руки вдоль тела. Ее кожа была смуглой, грудь высокой, тонкая талия, выступающие косточки бедер, слегка выпуклый животик, узкие бедра, длинные стройные ноги. Милое личико ее было невинным и безмятежным.

Я почувствовал, как моя праздничная рубашка с коротким рукавом моментально стала мокрой, вдоль позвоночника соскользнула крупная капля пота, дышать было тяжело, глаза слезились, словно комната наполнилась каким-то едким дымом. Мне еще никогда не доводилось видеть обнаженную девушку вживую и так близко.

Аня опустилась вниз, на четвереньки, и медленно подползла к Алине, едва не касаясь макушкой ее коленей. А потом наклонилась и провела своим розовым влажным языком по мыску старой стоптанной туфли моей одноклассницы, словно это долгожданное мороженое в жаркий летний день.

– Хватит! – закричал я, зажимая руками уши, потому что звон в висках стал просто невыносимым.

Аня упала на пол без чувств. Звон прекратился, и даже дышать стало легче. Алина обернулась и посмотрела на меня с сочувствием, а потом подошла и протянула мне руку. Но я был так напуган, что отполз от нее и забился в угол.

– Идиот, – прошипела она. – Я думала, мы друзья.

В ее глазах я мог различить лишь злость и разочарование.

Она с легкостью распахнула дверь и бросила, не оборачиваясь:

– Тебе лучше уйти, она очнется через пять минут и подумает, что ты с ней что-то сделал.

С тех пор я больше не видел Алину. Я не мог спать, есть, все думал о том, что случилось, пытался с ней поговорить, но она не отвечала ни на звонки, ни на письма. И я боялся. Почти каждую ночь я просыпался в холодном поту. Перестал общаться с друзьями, интересоваться спортом и школьными мероприятиями, скатился на тройки по алгебре и геометрии – моим любимым предметам. У меня начались панические атаки. Школьный психолог связывал эти приступы страха с выпускными экзаменами, гормонами, стрессами. Я усиленно делал вид, что он прав.

Мне бы хотелось рассказать ей обо всем, что со мной происходило все эти годы. О том, как я убедил себя, что ничего не помню, и пусть она видит, каким храбрым я стал теперь. Но я не мог. Я был все тем же напуганным мальчишкой. Я боялся ее тяжелого взгляда, который словно прощупывал мои мысли.

Когда я очнулся, то обнаружил себя на полу у камина, голова моя покоилась на коленях Лины, которая перебирала пальцами мои волосы.

– Зачем ты так? – хрипло застонал я, во рту пересохло, перед глазами расплывались пятна кислотных цветов.

– Хотелось увидеть это твоими глазами, – спокойно ответила она. – Никогда не была такой, как ты, понимаешь? Я не знаю, что вы – все остальные люди – чувствуете. Это все равно, что родиться слепой или глухонемой. Я просто родилась такой. Для меня всегда было естественным влезать в ваши головы, слышать ваши мысли, а управлять предметами на расстоянии – все равно, что пальцами щелкнуть… В детстве меня поражало, что никто этим не пользуется, ведь это так удобно! Слава богу, что родители всеми силами пытались выбить из меня эту «чертовщину», я рано поняла, что надо постоянно скрываться. Но порой соблазн был так велик. Как, например, на той новогодней дискотеке. Мне так хотелось, чтобы ты подошел ко мне и пригласил на танец, не стесняясь всей этой толпы…

– Господи, – я провел ладонью по лицу, стряхивая с себя остатки воспоминаний. Она была такой теплой, я обнял ее колени и устроился поудобнее, глядя на тлеющие угли в камине.

– И тогда, на выпускном, я не смогла совладать с собой. Ничего плохого я не хотела, просто смотрела на эту красивую девушку, мечтая, что вырасту такой же. Она начала кричать, я испугалась очередных унижений, а потом еще и ты ворвался. Я так надеялась, что ты меня поймешь, если увидишь, какая я настоящая, но ты был ребенком. Мне было так стыдно перед тобой, я решила, что лучше будет признаться родителям. Поэтому мы и переехали в другой город. Они очень боялись, что все узнают, какого мутанта они родили.

Лина грустно усмехнулась и сделала глоток из своего бокала.

– Я была так влюблена в тебя, что перед отъездом написала любовное письмо, но по ошибке опустила его не в твой почтовый ящик, – она тихо рассмеялась. – Переписывала его несколько дней, стараясь изменить почерк, чтобы ты не узнал.

– Серьезно?

– И знаешь что? Мне бы не составило никакого труда внушить тебе, что все, что ты увидел, было лишь кошмарным сном, и что ты любишь меня, и всегда будешь любить… Тебе было бы наплевать, что говорят о нас все вокруг. Мы бы поженились сразу после школы, переехали загород. Там легче скрыться от посторонних глаз. А сейчас у нас было бы трое детей, старшая уже пошла бы в школу, только в отличие от меня, она была бы красивой.

Я судорожно выдохнул, придуманное Линой будущее полностью захватило меня на несколько минут.

– Я бы стала для тебя самой преданной женой, твоей опорой, а все вокруг завидовали бы нашей любви, которая не угасала бы с годами, а только крепла. Мы прожили бы долгую, счастливую жизнь и, уж не сомневайся, умерли бы в один день. Но…

– Это было бы не по-настоящему, – закончил я ее мысль.

Я всегда мечтал о семье, но к своему ужасу не был способен ее создать. Мне было хорошо в одиночестве, разделить свои мысли и чувства я ни с кем никогда не мог, да и не хотел. Но сейчас, чувствуя, как пальчики Лины перебирают мои волосы, мне казалось, что она единственная, кто мог бы меня понять, с кем не обязательно было бы говорить о том, как прошел мой день, какие планы у меня на отпуск и на какой фильм нам сходить. Говорить вообще было не обязательно. Она чувствовала меня, а я – ее.

– Да, – подтвердила она. – Я хотела, чтобы ты помнил, чтобы знал, какое я чудовище на самом деле…

– Ты не чудовище, не говори так, – прошептал я, любуясь ее ярко очерченными в полутьме скулами и шеей.

– Я не могу это остановить, я пыталась, правда.

– Что остановить?

– Ты знаешь, что с ними случилось? С Семеновым, с Еленой Николаевной, с Аней…

Я поднялся и уставился ей в лицо, всю усталость и сонливость, как рукой сняло, по позвоночнику табуном носились мурашки.

– Семенов попал в плохую компанию и умер от передоза, когда ему еще и двадцати не было. Об этом все знают.

– Аня попала в аварию с родителями, пять лет назад, – вздохнула Лина, отводя взгляд. – Они все погибли до приезда спасателей.

– Что ты хочешь сказать? Ну, перестань, причем здесь ты? Это могло с любым случиться.

Борясь со злыми слезами, вновь наполнившими ее глаза, Лина поправила свои локоны манерным жестом голливудской дивы.

– Елена Николаевна сгорела на своей собственной даче два года назад. И я не могу это остановить… Даже с собственными родителями не вышло. Они умерли от инфарктов с разницей в два дня, в больнице, не приходя в сознание.

Я все понял. Понял, почему она вновь появилась в моей жизни.

– А для меня? Что ты приготовила для меня? – спросил я осипшим голосом, показавшимся мне чужим и каким-то равнодушным. – Наверняка, что-нибудь особенное…

Лина посмотрела мне в глаза со всей своей теплотой и нежностью. Я был рад, что избавил ее от необходимости сообщать мне настолько плохие новости.

– Постой, не говори, – я приложил указательный палец к губам. – Я знаю. Я всегда это знал в глубине души. Меня погубит мое собственное воображение.

О, это единственное достойное наказание за мою слабость, за молчание и за феерическую способность отворачиваться от действительности.

– Мне так жаль, – прошептала она.

Впервые в моей голове наступила ясность. Словно я проснулся солнечным морозным утром: воздух свеж и прозрачен, на небе ни облачка. Оказалось, для того, чтобы видеть вокруг такую чистоту и свет, нужно было просто сойти с ума. Внутри меня больше не было места ни боли, ни страхам, ни сомнениям. Я закрыл глаза и уснул. Сам. Без помощи снотворных или транквилизаторов, впервые за последние десять лет.

Мне показалось, что спал я сутки, если не больше, а когда проснулся, чувствовал себя легко и бодро. Вокруг было темно, только далеко впереди маячил мягкий свет, словно из приоткрытой двери, совсем как в детстве, когда родители оставляли свет в коридоре, чтобы я не боялся темноты. Я с легкостью поднялся на ноги и подошел к источнику света, что-то весело насвистывая себе под нос. Это была не дверь. Прямоугольный проем, открывающий вид на слабоосвещенную светом от камина гостиную Лины. Я словно видел все с небольшой высоты: по комнате ходили мужчины в деловых костюмах, что-то фиксируя в своих блокнотах. Внизу, у самого камина лежал человек, накрытый бежевым пледом с головой, возле него на коленях стоял мужчина в белом халате, безуспешно пытающийся натянуть край ткани на откинутую в сторону мертвенно-бледную руку.

Так и не справившись с этой непосильной задачей, он тяжело встал на ноги, слегка крякнув, устало вздохнул, снял медицинские перчатки с рук и подошел к Лине, которая стояла поодаль, почти у самой кухни. В комнате стояла такая тишина, что я прекрасно слышал, как он с сожалением, обычно не свойственным врачам, произнес:

– Сочувствую, Лина Александровна, по всей вероятности аневризма головного мозга, ничего нельзя сделать, диагностировать очень трудно, даже дети неожиданного от этого умирают…

Лина коротко кивнула, прижимая дрожащие пальцы к своим губам.

– Лина! Со мной все в порядке! – крикнул я. – Ведь я не…

Давящая тишина проглотила мои слова. Облачко морозной дымки взметнулось и осело на невидимой преграде прямо перед моим носом. Я вытер испарину на стекле рукой и продолжил очень тихо:

– Умер…

Она подняла свое лицо и уставилась прямо мне в глаза, чуть улыбаясь одними уголками губ с бесконечной нежностью. Доктор проследил за ее взглядом, но увидеть меня он никак не мог.

– И все-таки жуть нагоняет эта картина, Лина Александровна, – он передернул плечами. – Словно там кто-то стоит…

Последнее он произнес шепотом, чтобы ненароком не обидеть хозяйку этого роскошного дома. У богатых, как говорится, свои причуды.