Текст книги "Исчезнование Элис Тил"

17

Когда Бэт вернулась в мэрию, оказалось, что Фергюсона и Роджерса след простыл. Но Блэк сидел на телефоне и обращался к кому-то «сэр», поэтому Бэт предположила, что он беседует с детективом Эверли. Лицо Блэка было мрачным, так что Бэт не стала возле него задерживаться и подошла к столу. Повесила сумку и жакет на стул и только сейчас заметила большой запечатанный конверт из коричневой оберточной бумаги. На нем красовалась надпись печатными буквами: «ДЕТЕКТИВУ-СЕРЖАНТУ ЛУКАСУ БЛЭКУ». Значит, определить, чей это почерк, невозможно. Кто-то либо положил сюда конверт, когда Блэк говорил по телефону, либо тот просто его не заметил, когда вошел в комнату.

Бэт подняла конверт, как раз когда Блэк застонал и бросил трубку. Судя по лицу, он был жутко раздражен. Но на ее вопросительный взгляд он хотя бы соизволил ответить:

– Эверли. Я хотел поехать в школу, чтобы поговорить с директором и преподавателями Элис, но он велел мне придержать коней.

– Почему?

– Он сам хочет сначала потолковать с директором.

Бэт молчала. Блэк счел нужным пояснить:

– Директор Коллемби занял свою должность в школе несколько лет назад, когда она совсем захирела. Но он сумел ее возродить. Его зовут Морган, и он уже проделывал нечто подобное раньше. Пресса именует его супердиректором. Потому что он консультирует директоров остальных школ в регионе. Его прославляют в газетах. Он знает всех местных политиков.

– Друзья в высоких кругах?

– Включая самых высокопоставленных сотрудников полиции, если верить Эверли.

– Не понимаю, почему все это должно мешать нам делать свою работу, – удивилась Бэт. – Исчезла девушка!

– Похоже, мы единственные, кто подозревает, что с ней случилось неладное. Школа преуменьшает опасность, как и Эверли, уверенный, что Элис скоро вернется домой. Держу пари, что он просто озвучивает мнение вышестоящих чинов. Эверли хочет заверить этого супердиректора, что наши намерения чисты и что никто никого ни в чем не подозревает.

– Даже учитывая, что Элис могла встречаться с одним из учителей? – спросила Бэт. – Что не удивило бы меня, учитывая все услышанное мной о школе.

– Какие у нас доказательства? – рявкнул он. – Ничего, кроме фото Элис, улыбающейся молодому учителю, в которого она то ли была влюблена, то ли нет, и весьма сомнительных показаний любопытного соседа, заглянувшего в окно ее спальни, причем голый по пояс мужчина мог быть кем угодно.

Бэт пришлось признать, что их аргументы слабоваты.

– Кирсти сказала, что школа Коллемби не похожа на другие. По крайней мере, один преподаватель живет с бывшей ученицей, и ходят слухи насчет других.

– Слухи есть слухи, – покачал головой Блэк. – Нам нужны факты.

Похоже, он твердо решил обдавать ледяной водой все ее доводы.

– Что же нам теперь делать?

– Подождем, пока не получим разрешения поговорить с учителями, а пока проверим другие версии, – решил Блэк и тут заметил в ее руке конверт. – Что это у вас?

Бэт протянула ему конверт:

– Это было на столе.

Блэк распечатал конверт, вынул сложенный листок бумаги и стал читать. Бэт наблюдала за выражением его лица – оно сменилось на нечто среднее между удивлением и потрясением.

– Что там?

– Страницы. Из дневника.

И словно это не было и так очевидно, добавил:

– Из дневника Элис Тил.

– О боже!

Бэт подбежала к нему:

– Кто их послал?

Блэк перевернул конверт и потряс, на случай если там осталось еще что-то. Записки не было. Только страницы из дневника Элис.

– Больше ничего. Анонимный отправитель.

Подобно Бэт, он гадал, кто и почему послал эти страницы. Единственное, с чем оба были согласны, – это огромный шаг вперед. Блэк почти благоговейно поместил их на ближайший стол, чтобы Бэт тоже читала, не оставляя отпечатков пальцев, прежде чем отправить листки экспертам.

На каждой странице было напечатано: «Дневник Элис Тил».

– Похож на подлинный, – заметила Бэт.

– Если это не дневник Элис Тил, то поразительно хорошая подделка, изготовленная кем-то, кто знал об оригинале, – ответил Блэк. – Попросим судебных экспертов посмотреть его, но думаю, это подлинник.

Он осторожно просмотрел страницы:

– Даты нет. Так что неизвестно, действительно ли она это написала. Тут всего две страницы.

Бэт показала на первую фразу:

– Итак, строчка номер один: «Каждое слово, написанное мной в дневнике, – правда, но я изменила имена, чтобы защитить виновных».

– Это шутка, да? Обычно пишут: «Я изменила имена, чтобы защитить невиновных». Зачем ей нужно защищать виновных?

– «А виновных очень много. Этот город полон секретов, и я не могу выдать всех», – процитировала она Элис.

Следующий абзац Блэк прочитал вслух:

– «Я тоже виновата. Потому что делала немало плохого. Я обижала людей и, по мнению большинства, была безнравственной. Но главная моя вина – я не замечала того, что творится у меня под носом.

Все ведь было настолько очевидно, потому что это всегда было так. Но я была абсолютно слепа. До этого момента.

Все изменилось. Теперь я вижу вещи такими, какие они есть, без секретов, лжи или притворства. Все маски сорваны, и ничто уже не будет таким, как раньше. Прежняя Элис Тил мертва». Будем надеяться, что это не пророчество.

Дальше продолжила Бэт:

– «Исчезла вместе с глупыми сомнениями, страхами и всеми секретами, которые столько лет хранила в себе. То, что от нее осталось, больше не будет это терпеть. Я хочу, чтобы отныне все открылось».

Когда они закончили читать, Бэт ошеломленно прошептала:

– Ого!

– Ага, – только и пробормотал Блэк, но то, как он произнес это одно-единственное слово, не оставляло никаких сомнений, что он тоже оценил значение прочитанного.

– И мы понятия не имеем, кто это послал?

– Никакой записки или объяснения. Обычный конверт из оберточной бумаги с местным штемпелем.

– Страницы были вырваны из ее дневника, – рассуждала Бэт, – но кем? И почему? Сомневаюсь, что это была Элис. Зачем ей это? В дневнике настолько личные записи.

– Вряд ли это она, – согласился Блэк, – но не были ли эти страницы посланы убийцей и, если так, почему? Возможно, для того, чтобы подразнить нас? Или сбить со следа?

– Что, если это не убийца, – спросила Бэт, – а тот, кто читал дневник и хочет, чтобы его поймали?

– Она носила дневник с собой, – напомнил Блэк. – Как можно завладеть дневником, не участвуя в преступлении?

– Кто-то нашел его? После того как ее похитили?

Бэт снова перечитала текст:

– Но почему именно эти страницы, а не другие или не весь дневник? Немного загадочно, не находите?

– Определенно, – кивнул Блэк. – Похоже, она частично пишет правду, но не дает нам всей картины, на случай если кто-то завладеет дневником. Элис не могла знать, что исчезнет, но, кажется, понимала, что на что-то наткнулась. Вопрос, на что именно?

– Какая важная тайна может быть у девушки-подростка из маленького городка?

– Увидела или услышала что-то, – предположил Блэк.

– Или пережила сама.

– Кто-то сотворил нечто ужасное, и она знает об этом. И больше никто. Кем бы ни был этот человек, она, вероятно, была потрясена, поскольку упрекает себя, что оставалась слепой и до последнего момента ничего не понимала.

Бэт кивнула и продолжила:

– «Но не сейчас. Сначала мне кое-что понадобится».

– Что ей могло понадобиться? – гадал Блэк. – Время? Помощь?

– Доказательства? – предположила Бэт.

– Да, – кивнул он. – Если она что-то видела или пережила и попыталась рассказать властям, это было бы ее слово против его слова. Ей требовались доказательства, иначе никто бы ей не поверил.

– Эта часть наиболее интригующая, – заметила Бэт. – «Держи свой острый язычок на привязи, Элис, хотя бы раз в своей гребаной жизни и постарайся вести себя как обычно. Играй свои роли, как делала всегда». Боже, она так беспощадна к себе!

– Но как она могла одновременно играть столь противоречивые роли? – удивился Блэк. – Как можно быть девственницей, шлюхой, снежной королевой и горячей штучкой? Не понимаю.

– Она сама говорит это о себе. Играет роль, в которой становится каждой из этих девушек. Живет этой ролью. Кто она в данный момент – зависит от зрителей.

– Есть еще последние строки, – возразил он. – «Какая разница, что о тебе думают, Элис? Теперь все это не имеет значения. Потому что все кончено. Ну, будет кончено. Скоро».

– Означает ли это, что она намеревается встретиться с кем-то лицом к лицу или…

– …закончить все сама? «Все кончено», – повторил он. – «Будет кончено. Скоро». Что, если Элис так отвратителен этот мир, что ей понадобилось покинуть его? Перечитайте последние слова, это очень похоже на предсмертную записку.

Бэт последовала совету.

– Похоже, – вздохнула она, но тут же спросила: – Если Элис Тил действительно покончила с собой, почему мы не можем ее найти? И кто послал эти страницы?

18

За то короткое время, что они пробыли в мэрии, небо затянуло тучами, собирался дождь. Улицы города были узкими, а многие здания – высокими, так что тусклый свет почти не попадал на грязные кирпичи, даже когда сияло солнце. Поэтому весь город выглядел так, словно нуждался в тщательной чистке, а скудное освещение придавало Коллемби зловещий и мрачный вид.

– В здешней атмосфере есть что-то такое… – поежилась Бэт, когда они садились в машину. – Вы так не считаете?

– В общем, нет.

– Не находите город угрюмым?

– Да, он угрюмый, но благодаря викторианской архитектуре и погоде, а не атмосфере города.

– Не думаю, что дело только в этом, – пробормотала она, когда он выехал с площади. – Он кажется…

– Что?

– Другим. Не знаю. Понимаю, это звучит глупо, но в воздухе словно висит напряжение.

– Вы правы, – кивнул он убежденно.

– Вы действительно так думаете?

– Да. Это звучит глупо.

Спорить не имело смысла.

– Куда мы сейчас?

– Хочу поговорить с этим барменом Рикки. Но он пока не в клубе. Так что у нас есть время проверить еще один след. Мне позвонили и сообщили, что видели Элис Тил.

– Звонок недавний?

Неужели Элис все еще жива? И почему он не упомянул об этом раньше?

– Звонок недавний, но случилось все недели две назад. Девочке показалось, что она видела Элис в машине возле заброшенного вокзала.

– Сколько лет девочке и уверена ли она, что это Элис?

– Тринадцать. И нет, стопроцентной уверенности нет, но ее старшая сестра – ровесница Элис, так что девочка знает ее, по крайней мере в лицо. Она описала машину как большую и черную.

– Ни марки, ни модели?

– Девочка ничего не понимает в машинах. Даже логотипа не заметила. Сказала, что он мчался чересчур быстро и чуть не сбил ее и собаку. Возможно, за рулем сидел молодой парень, который плохо водит машину. Он свернул в сторону, и тогда девочка вроде бы увидела Элис на переднем пассажирском сиденье. Ей показалось, что она услышала звук удара и треск.

– Почему Элис оказалась в районе заброшенного вокзала?.. О, поняла! – воскликнула Элис. – Это местечко всех влюбленных, верно?

– Популярное место встречи парочек, – дипломатично поправил Блэк.

– Разве парень Элис водит большую черную машину?

– У Криса нет машины. Но есть права, и его отец позволяет ему водить семейную машину, а она темносерая.

– В темноте она могла показаться черной, – заметила Бэт. – Но Крис сказал, что его мать спокойно относилась к тому, что они уединяются в его спальне. Зачем им понадобилось ехать на вокзал, если там можно встретить посторонних?

– Значит, это был не Крис, – размышлял он, – а ваш таинственный мужчина. Тот, кто был в ее спальне.

– Я сказала бы, что это более правдоподобно. И что, если Крис обо всем узнал? Ревность – один из наиболее вероятных мотивов убийства, не так ли?

– Совершенно верно, – согласился Блэк, но тут же вспомнил ее слова, сказанные в мэрии, перед тем как их отвлек конверт. – Вы сказали, что услышали о школе много интересного. Что именно?

Бэт так и подмывало повторить фразу Кирсти, что на изложение всех сплетен понадобится целый день, но вряд ли этим произведешь впечатление на Блэка, особенно если она не станет придерживаться фактов. По крайней мере, теперь он больше интересуется слухами, которыми так пренебрегал раньше.

– По словам Кирсти, общеобразовательная школа Коллемби имеет долгую и хорошо всем известную историю непристойного поведения учителей, и директор изо всех сил пытается пресечь ее.

– Какого именно поведения?

– Как минимум романы между преподавателями, уже состоящими в браке, что усложняет отношения в учительской.

– А как максимум?

– Я как раз веду к этому. – Она едва перевела дыхание, перед тем как он перебил. – Отношения между учителями-мужчинами и ученицами.

– Больше одного случая?

– Множество за все эти годы.

– Несмотря на то что это незаконно, все продолжалось в течение долгих лет?

– По словам Кирсти, их учителя считают это преимуществом своей работы. Теперь, когда их могут уволить за это и даже посадить в тюрьму, такие случаи стали происходить реже, но Кирсти считает, что все продолжается, просто более скрытно.

– А как насчет ее подружки? Элис тоже завела роман с учителем?

– Я спрашивала, но Кирсти как отрезала: «Никогда». И твердо стояла на своем, что Элис не встречалась ни с кем, кроме Криса.

– Так мы не продвинемся вперед. Все, что она рассказала, – сплетни, – вздохнул Блэк.

– Но именно это я у нее и просила, – возразила Бэт. – К тому же она назвала пару имен. Драмкружок ведет Саймон Нэш. Молодой, всегда рад помочь, хорош собой. Он нравился Элис, но не в том смысле. Она сказала, что Нэш иногда подвозил Элис домой после репетиций. Есть еще преподаватель английского мистер Кич, который открыто живет с бывшей ученицей Коллемби.

– И как ему это сходит с рук?

– Утверждает, что их отношения начались спустя долгое время после того, как она окончила школу. И тут серая зона. Ей девятнадцать.

– Так и было?

– Кирсти говорит, что нет и, очевидно, это не первое его нарушение закона. Он плохиш из Коллемби, и девушки, по словам Кирсти, выстраиваются к нему в очередь, но она заявляет, что, как и ее подруги, видит его насквозь.

– В таком случае вряд ли Элис влюбилась бы в него, – констатировал Блэк. – Если только, разумеется, Кирсти не лжет.

– Одна девушка подала на него жалобу, – вспомнила Бэт.

– По какому поводу?

– Непристойные приставания. Обвинила его в том, что он схватил ее за грудь. Все об этом слышали.

– И что было потом?

– Ничего. Девушка отозвала жалобу. Ее не посчитали правдоподобной.

– Интересно.

Когда Бэт закончила пересказывать сплетни, которыми снабдила ее Кирсти, Блэк сказал:

– Теперь я понимаю, что Кирсти имеет в виду, когда говорит, что Коллемби – ненормальная школа. И, судя по тому, что я слышал, весь город тоже.

– Элис называла Коллемби городом, полных тайн.

– А заодно сплетен, и кое-какие из них стоит проверить, – проворчал Блэк и, взглянув на часы, добавил: – И я знаю, с чего можно начать.

Дорога к заброшенному вокзалу была грунтовой. Она оказалась довольно широкой для легковых машин, но была покрыта рытвинами, и автомобиль Блэка то и дело подпрыгивал.

– Чтобы приехать сюда, нужна веская причина, – заметила Бэт, в который раз подскочив на сиденье.

– В Коллемби была расхожая шутка, – усмехнулся Блэк, остановив машину возле ржавых рельсов. – Если у кого-то был роман с девушкой, друзья говорили: «Он посадил ее на поезд».

– Как романтично!

И снова Бэт задалась вопросом, откуда он знает такие подробности местной жизни. Не связан ли он с этим городом? А если связан, то как? Было, однако, очевидно, почему парочки любили здесь гулять. Вокзал находился в отдалении от города и располагался на большой территории, особенно если учитывать бесчисленные хозяйственные постройки и сараи. К тому же граничил с лесом, который медленно наступал на него все эти годы, и в нескольких местах можно было незаметно припарковать машину подальше от любопытных глаз.

Они вышли из автомобиля и направились к платформам. Бэт оглядела заброшенные здания. На вид они не пострадали от времени, просто много лет были необитаемы. Ей пришло в голову, что, захоти кто-нибудь спрятать тело, сгодилась бы любая из этих построек.

– Здесь никто не искал? – спросила она.

– Следов Элис? Фрейзер поручил полицейским заглянуть в постройки, но все они заколочены, следов взлома нет. Вряд ли Элис Тил здесь.

Окружение напомнило ей город-призрак, и Бэт спросила:

– Почему вокзал забросили?

– Странная история. Все началось с местного богача Чарлза Денхема, потомка старой шахтерской семьи, которая вложила деньги в каменноугольную шахту в начале девятнадцатого века и обогатилась. Получала огромный доход почти целый век, пока шахты после Второй мировой войны не были национализированы правительством. Денхем сидел на своем состоянии, ни на что его не пуская. Он слыл местным чудаком – богатый старик с кучей времени и денег, искавший дело, достойное вложений. Когда шахта закрылась, он был в бешенстве. А когда и железную дорогу постигла та же участь, окончательно вышел из себя. Поэтому он купил никому не нужный вокзал вместе с платформами и зданиями.

– Но что он намеревался делать с неработающей станцией?

– Восстановить во всей былой славе. А затем пустить паровозы с одного конца страны до другого.

– Амбициозный план.

– Который так и не осуществился. Он умер через несколько лет, не оставив наследника. С тех пор это место пребывает в забвении.

– Почему городской совет не прикажет все снести?

– Потому что владельцы не они. Собственно, владельца-то и нет. Это часть невостребованного наследства. Некоторые родственники заявили права на его состояние. Десять лет ушло на то, чтобы разобраться с ними, но никто не захотел взять этого белого слона[4]4
  Идиома: белый слон – обременительное имущество, подарок, который неизвестно куда девать.


[Закрыть]. Вот он и стоит. Эксцентричная история, не правда ли?

Небо по-прежнему было затянуто тучами, и приглушенный свет придавал зданиям и платформам вокзала серебристое, почти потустороннее сияние.

– Можно прошагать вдоль старых путей много миль, – заметил Блэк, когда они вышли из центральной части здания, где когда-то лежали направляющие рельсы, а теперь чернела земля, заросшая травой и сорняками.

Они поднялись по пандусу на одну из платформ и словно перенеслись назад, в прошлое. Правда, повсюду пестрели граффити, но, если закрыть глаза, можно было представить прибывающий поезд.

Миновав окно кассы, они спустились по другую сторону, под металлический пешеходный мост, нависавший над тем, что когда-то было путем, который соединял две платформы.

– Что вы ищете?

– Причину треска, – пояснил Блэк.

Пандус противоположной платформы был частично разрушен и заканчивался острым выпирающим обломком, который на несколько футов не доставал до земли.

– Должно быть, край платформы обрушился, – заметил Блэк, пересекая старые пути, чтобы взглянуть поближе.

Бэт последовала его примеру. Блэк присел на корточки, рассматривая неровные края разбитой платформы, а потом вгляделся в росшую рядом траву.

– Девочка, которая прогуливала собаку, говорила, что машина свернула, чтобы не налететь на них, и она услышала звук удара. На обломке нет следов от бампера машины, но… – Он развел руками высокую траву. – Посмотрите.

Бэт нагнулась, чтобы осмотреть землю, и увидела обломки пластика.

– Это могут быть остатки разбитой фары, – заметила она.

– Если машина затормозила, а потом свернула, чтобы не задеть девочку, фары оказались бы приблизительно на такой высоте.

Он опустил руку, так что она коснулась нижней части разбитой платформы.

– Разбитая фара не остановила его, не помешала ему уехать.

– Считаете, этот кто-то спешил убраться отсюда, потому что не хотел, чтобы его видели вместе с Элис?

– Если это была Элис, – поправил он, – а мы не знаем этого наверняка. На данном этапе у нас всего лишь показания девочки. Не больше.

– Возможно, стоит проверить авторемонтные мастерские, хотя их, должно быть, в округе чертова уйма.

– Я пошлю сюда кого-нибудь, – пообещал он, – чтобы собрать осколки.

19

Они вернулись в мэрию, твердо намереваясь снова уехать, как только проверят сообщения. Похоже, Фергюсон и Роджерс отправились по домам, поскольку штаб для чрезвычайных инцидентов был заперт. Блэку пришлось поискать свой ключ. Первое, что они заметили, – три конверта на столе, за которым обычно работал Блэк. Как давно они здесь и кто положил их сюда? Как и первый конверт, эти тоже были большими и из оберточной бумаги, с местным штемпелем. Имя и звание Лукаса Блэка были написаны крупными заглавными буквами. Судя по датам на штемпелях, письма, хоть и прибыли вместе, были посланы не одновременно, а в течение трех дней. Блэк мысленно проклял капризы почтовой службы, осторожно открыл каждый конверт и перевернул, чтобы бумаги выпали на стол и при этом на них не осталось отпечатков его пальцев.

В каждом конверте лежали страницы из дневника, и Блэк планировал передать их на экспертизу, но сначала нужно было прочитать все написанное Элис. Тупым концом карандаша он отделил страницы и разложил так, чтобы можно было их прочитать. Всего страниц было семь.

Первая оказалась достаточно безобидной. Элис рассказывала, как разволновалась, получив в подарок дневник от брата, и писала, что любит его. «Какой был смысл это посылать?» – подумал Блэк. Вторая страница была более интригующей.

– «Я всего лишь ходячая тень», – прочитала Бэт. – Что бы это значило?

– Что у нее депрессия, наверно? На мой слух это звучит именно так, – ответил Блэк.

– Возможно, – согласилась Бэт. – Но кто этот он? Единственный, кто ее понимает, кто видит ее насквозь, словно она отлита из стекла.

– Учитель, брат, тайный любовник? – перечислил Блэк.

– Возможно, брат, – задумчиво ответила Бэт, – но почему бы так и не сказать?

– Возможно, она стыдится близости с ним из-за сплетен, а может быть, это кто-то другой. Элис сказала, что у нее есть тайна. Что, если это она и есть?

– У нее есть склонность драматизировать, не находите? – спросила Бэт.

Блэк пожал плечами:

– Она подросток. У всех подростков склонность драматизировать.

– Разве? У вас тоже была?

– Судя по количеству ссор с моим отцом, возможно, да. В этом возрасте все видится под увеличительным стеклом и приобретает огромное значение. Дети сегодня ругаются, а завтра снова лучшие друзья. Если вы вступаете в отношения, которые почти всегда преувеличены, дело непременно закончится драмой.

– У меня ничего подобного не было.

– Молодежь безрассудна. И всегда была. Взглянуть хотя бы на Ромео и Джульетту. Она просыпается, понимает, что он мертв, и закалывает себя.

– О боже! – выпалила Бэт.

– Только не говорите, что я вам все испортил. Даже я наблюдал подобное.

– Нет-нет! – возразила она, оживленно замахав руками. – Это Шекспир!

– Знаю, что Шекспир. Пусть я не так образован, как вы, но с «Ромео и Джульеттой» знаком.

– Я не про пьесу! – почти завопила она. – Цитата! «Ходячая тень»! Это Шекспир.

– Вот как? Но не «Ромео и Джульетта»?

– Нет. По-моему, это «Макбет».

Она помолчала, пытаясь припомнить всю цитату.

– «Жизнь – это тень ходячая, жалкий актер, который только час паясничает на сцене, чтобы потом исчезнуть без следа». Мы учили на уроках английского. – Она показала на страницу дневника. – «Я всего лишь ходячая тень». И эти слова стоят как раз перед «жалким актером». Думаю, это означает, что ОН знает об участии Элис в драмкружке. Но она не называет себя актрисой. Похоже на фразу, которую оба знают. И которую оба понимают.

– Возможно, это мужчина постарше, который многому ее научил, в том числе познакомил с произведениями Шекспира. Тот, кто, вероятно, виноват в ее исчезновении.

– Но у нее были учителя английского. И Шекспир входит в учебную программу. Не надо забывать и о молодом преподавателе сценического мастерства.

– По крайней мере, мы сузили круг подозреваемых.

– Если только я не ошибаюсь и все это не имеет значения.

– Я думаю, что имеет. Полагаю, вы докопались до истины. Все это время она играла роль, и этот неизвестный – единственный, перед кем она может показать свое истинное лицо, – ответил Блэк, но тут заметил, как изменилось выражение Бэт. – В чем дело?

– «Ходячая тень» – это из реплики Макбета, когда он узнает, что его жена мертва. Вернее, покончила с собой.

– Еще один намек на самоубийство.

Оба помолчали, читая отрывок о моральных принципах и о том, насколько они изменчивы. Когда они дошли до конца, Бэт прочитала вслух:

– «Что, если моральных принципов вообще не существует? Что, если бы мы были свободны любить и быть любимыми теми, кого хотим? Это, по крайней мере, решило бы мою маленькую проблему».

– Это подтверждает наше подозрение, что Элис Тил встречалась с кем-то, с кем встречаться не следовало, – вздохнул Блэк.

– Возможно, с кем-то женатым? – предположила Бэт.

Их сомнения усилились, когда они проглядели следующий отрывок – с жестокой критикой ее сексуальной жизни.

– Это уж точно подтверждает гипотезу о том, что она встречалась с кем-то еще, – сказала Бэт. – И также дает парню Элис очевидный мотив.

Отрывок относился к тому времени, когда Элис резко порвала с Тони, а он не хотел с этим смириться. Значение ее слов казалось очевидным.

– «Именно тогда он назвал меня гребаной сукой. Это были его последние слова, прежде чем я вышла за порог», – прочитала Бэт.

– Он обозлен, – решил Блэк, – но насколько обозлен? Не сильно или… И кто посылает нам эти чертовы страницы? И почему?

– Прямой намек на то, что у Криса и Тони был мотив заставить Элис исчезнуть, – ответила Бэт, – так что вполне можно исключить обоих как возможных отправителей. Оба представлены в невыгодном свете.

Далее следовал отрывок, касавшийся Хлои и Кирсти.

– Не слишком она снисходительна к подругам, – заметила Бэт, дочитав страницу. – По крайней мере к одной. Вряд ли Хлоя обрадовалась бы, прочитав о себе такое. Похоже, она из тех, кто постоянно стремится привлечь к себе внимание и устраивает скандалы.

– Особенно если она понятия не имеет о чувствах к ней лучшей подруги. Смахивает на предательство, – покачал головой Блэк. – И как насчет второй девушки, Кирсти? И фразы «я держу язык за зубами»? – Последние слова он произнес почти шепотом, словно себе самому.

Бэт снова подняла страницу и прочитала вслух:

– «Кирсти и я – мы обе знаем маленькую тайну Кирсти, а некоторые тайны должны оставаться тайнами, пока не придет пора раскрыть их. Так что из уважения к Кирсти я держу язык за зубами, как и должна».

– Почему «должна»? – спросила она, подняв глаза на Блэка.

– Может, вернетесь, спросите Кирсти? – предложил он.

– Думаете, она мне скажет?

– Сомневаюсь, но будет интересно посмотреть, попытается ли она выкрутиться или солгать.

– Все очень вовремя, не так ли? – усмехнулась Бэт. – Отрывки из дневника сваливаются на нас почти сразу после того, как мы поговорили с Кирсти и Хлоей.

– Значит, отправитель, скорее всего, знал, что мы с ними говорили или, по крайней мере, собираемся поговорить, потому что они подруги Элис.

Они стали читать седьмой, и последний отрывок, в котором снова говорилось о брате Элис – Дэниеле.

Дневник Элис Тил

Братик, я люблю тебя. И мне очень жаль. Знаю, ты сделал то, что сделал, из-за меня.

Почти все девочки ненавидят своих братьев. Считают их грубыми инопланетными созданиями, которые либо вечно мешают, либо указывают, что делать. Ты никогда не был таким, я знаю, ты всегда заботишься обо мне, и я правда люблю тебя за это.

Помнишь, когда мы были совсем маленькими и ма воскресными вечерами сажала нас двоих в ванну, в воде было море пены? Потом она заворачивала нас в толстые полотенца, почти такие же большие, как мы. Она держала их на горячих батареях, чтобы нам было тепло и уютно, а потом велела надевать пижаму и позволяла целый час перед сном смотреть DVD. Папа всегда в это время обычно сидел в пабе, и было так хорошо и безопасно сидеть на диване, смотреть с тобой мультики и пить из кружки какао. Тогда я была по-настоящему счастлива.

Годы спустя иногда я просыпалась ночью от кошмара, в котором кто-то пытался меня схватить. Я никогда не видела лица, но это всегда был один и тот же человек. Тогда я выбегала из комнаты и летела через коридор в твою спальню. Никогда к маме или папе. Только к тебе.

Не важно, как часто это случалось и насколько поздний был час, – ты не злился на меня. Молча откидывал одеяло и пускал меня, чтобы я могла прижаться к тебе. В эти моменты я тоже ощущала себя в безопасности. Всегда.

Думаю, мы с тобой особенные, и потому не могу открыть тебе свою тайну. Сам посуди, что случилось в последний раз, когда ты услышал обо мне что-то дурное. Вошел в паб и плеснул выпивкой прямо в лицо этой стервы. Не скажу, что она этого не заслуживала, скорее наоборот. Все вышло как вышло, но если этим ты намеревался пресечь сплетни и положить конец слухам о нас, скажу лишь одно: братец, ты окончательно все испортил.