Текст книги "Подарок Фирмы"

Глава 22

На площади Пласа-Майор бритый наголо парень обнимался с девушкой. Ее короткие, выкрашенные в красный цвет волосы торчали в разные стороны. Оба были в черном, у девушки была ввинчена в нос жемчужина.

– Дядя, подкинь немного деньжат. Поесть не на что, – обратился ко мне парень. Ему было лет шестнадцать, не больше.

Я очень не люблю, когда меня зовут "дядя".

– На еду не подаю.

Оба с удивлением уставились на меня.

– Тогда дай на бутылочку пива, – сказала девушка.

Она была красивой, стройной, с чистой эластичной кожей.

– Двести песет хватит?

– Годится, дядя.

– Не зови меня дядей. Какой я тебе дядя?

Я протянул ему монету в двести песет. Они улыбнулись. Какими глазами эти двое смотрели на человека, которому недавно стукнуло сорок? На человека, стоящего на пороге старости. Быть старым все равно что ехать с ярмарки. Сорок лет. Старая телега.

Девушка обвила руками шею парня и стала его целовать. Когда мне было шестнадцать, мы не целовались на Пласа-Майор, да и вообще на улице. Это было немыслимо. Разве что где-нибудь в безлюдном месте под покровом темноты. Как-то раз в юности меня застал с девушкой охранник, стороживший исторические развалины казармы Монтанья, где шли бои республиканцев с франкистами. Он решил оштрафовать меня. Девушка расплакалась. А ведь мы только целовались. Беги отсюда, сказал я девушке. Она мигом улетучилась. Охранник уставился на меня злыми глазами, я, не мигая, смотрел на него. В то время во мне было всего шестьдесят три килограмма, и я выступал как любитель в легком весе под именем Кид Романо, двенадцать побед в отборочных соревнованиях, две ничьих и пять поражений. Охраннику было примерно столько же, сколько мне сейчас. Никогда мне не забыть его взгляд. Чего только не сделаешь в шестнадцать лет!

Вздумай он тогда приставать ко мне или даже сделать какое-нибудь неосторожное движение, я бы ему врезал!

Ведь я был Кид Романо! Кид Романо звучало не хуже, чем Рокки Марчиано, который в ту пору был моим кумиром. Не было в мире охранника, способного запугать меня. Хорошо еще, что он оказался разумным человеком, не менее разумным, чем я сейчас. Он ни к месту рассмеялся и ушел. Надо сказать, что для охранников и сторожей это был своего рода приработок. Времена тогда были тяжелые для всех. Девушку я больше не видел. Она даже слышать не желала обо мне. Лицо охранника я запомнил намного лучше, чем лицо той девушки.

А теперь к тебе приходит в гости сорокалетняя женщина, пьет твой джин, рассказывает всякие сказки о только что умершем муже, оставляет в твоем доме трусики и… вроде бы ничего особенного не произошло. "Я тебе как-нибудь позвоню" – и все тут. А Кид Романо возвращает ей деньги, которые она дала, чтобы он расследовал некоторые странные обстоятельства, связанные с ее покойным мужем, бывшим, кстати сказать, твоим лучшим другом. Прелестно. Плохо только, что я уже не Кид Романо. И весовая категория у меня другая. Теперь я Антонио Карпинтеро, и мне, пожалуй, не выстоять трех раундов даже против чемпиона приюта Сан-Рафаэль для престарелых. А может, все-таки выстою?

Я пощупал живот и разгладил новый пиджак. Нет, пожалуй, я еще ничего. Я бы даже сказал, элегантный мужчина. Молодые люди вдоволь нацеловались и теперь шли обнявшись по площади.

А я направился на улицу Постас.

Росендо Мендес по прозвищу Ришелье открыл рот от удивления, увидев меня около кинотеатра. Он еще больше постарел. Росендо тридцать лет работал билетером в этом старом кинотеатре, он начинал задолго до того, как здесь стали крутить только порнофильмы. У Ришелье были водянистые глаза в красных прожилках и все тот же крючковатый нос. В молодости он служил в городской полиции.

– Разрази меня гром! Тони, дружище, совсем нас забыл!

Мы пожали друг другу руки. На его форменной куртке не хватало трех пуговиц.

– Росендо, я ищу Дартаньяна.

– Но ведь он.., он уже давно не…

– Брось ты, в самом деле. У меня для него есть работа. Я тоже уже давно не полицейский, так что успокойся.

Росендо вздохнул с облегчением.

– Он больше этим не занимается. Тони.

– Ты уверен?

– Да.

– Где его можно найти?

– Он захаживает в бары в районе Лавапиес. Ты ведь его знаешь.

Я взглянул на афишу. В тот день шли две кинокартины. Одна называлась "Влажные секретарши", другая – "Общая кровать".

– А у тебя как дела?

– Да так себе. – Он взглянул на часы. – Сейчас начнется самое интересное. Хочешь зайти? Я с тебя ничего не возьму.

У Росендо Мендеса по прозвищу Ришелье был свой бизнес. Точно зная, какие кадры стоит смотреть, он предупреждал своих постоянных клиентов, и те забегали всего на пятнадцать – двадцать минут на самые пикантные сцены. Много он с них не запрашивал, всего сто песет.

– Нет, Росендо, спасибо.

– Как хочешь. Сейчас начнется. Эта секретарша такое вытворяет со своим шефом…

Из магазина тканей напротив вышел толстый потный мужчина, воровато посмотрел по сторонам и направился прямо в кинотеатр. Его звали Басилио, он работал управляющим. Вероятно, сказал продавцам, что идет выпить кофе. Молча протянув Росендо сто песет, он вошел в зал.

– Времена изменились, Тони.., складывается впечатление, что клиента больше не интересуют пикантные подробности и обнаженные женщины. Трудно поверить, но мужчины повально становятся жертвами процесса феминизации, чтобы не сказать хуже… У меня бывало в день по двадцать клиентов.., а сейчас сам видишь.., всего три. Это притом, что картины стали намного откровеннее. Показывают абсолютно все. Может, зайдешь, а?

– Нет, Росендо, спасибо. Я спешу.

Мы пожали друг другу руки, и я пошел вниз по улице Постас. Росендо крикнул мне вдогонку:

– Заходи как-нибудь в другой раз!

Я помахал ему рукой. Мимо прошли двое прилично одетых мужчин. Они торопились в кино.

Там, где раньше был магазин канцелярских принадлежностей "Папелерия Алемана", сейчас торговали гамбургерами. Бар "Небраска" переоборудовали под игровые автоматы. Все меняется, что толку сожалеть о прошлом, но я все равно никогда не пойму тех, кто предпочитает гамбургеры настоящей еде. Впрочем, это никого не интересует. Старинный бар "Флор" на площади Пуэртадель-Соль тоже больше не существует, сейчас на его месте расположился "Макдональдс". Никогда бы не подумал, что такое может произойти.

Глава 23

В вестибюле Управления безопасности сидела девушка лет двадцати. Ее манера обращения с посетителями мало чем отличалась от поведения продавщицы в шикарном магазине мужской одежды.

– Добрый день, сеньор. Что желаете?

– Я хотел бы поговорить с комиссаром Фрутосом.

– Вам назначено?

– Нет.

– Минуточку. Сейчас узнаю, может ли он принять вас.

Как доложить?

– Антонио Карпинтеро.

Она набрала номер и назвала мою фамилию. В свое время работу этой девушки выполнял старая развалина Сальвадор с дрожащими руками и усыпанным перхотью воротником мундира. Управление явно выиграло в результате подобной замены. Девушка повесила трубку и мило улыбнулась:

– Он вас ждет. Будьте любезны, предъявите удостоверение личности.

Она тщательно записала мои данные и вернула удостоверение вместе с пропуском. Я поблагодарил и пошел к лифту. Столь вежливое обращение с посетителями в полицейском управлении произвело на меня не меньшее впечатление, чем выигрыш в лотерею.

Двое упитанных, хорошо одетых мужчин вошли в лифт вместе со мной. С первого взгляда было видно, что они из тех, кто на работе не потеет. Один жевал с безразличным видом жвачку, другой внимательно рассматривал свои туфли.

На втором этаже я вышел. Здесь ничего не изменилось: обшитые старыми деревянными панелями стены, тяжелые портьеры, светильники в стиле деревенской таверны и даже бюст Франко в углу.

Я толкнул третью дверь слева, на которой висела медная табличка "Главный полицейский комиссар".

Полноватая женщина лет пятидесяти в очках накидывала на плечи темно-сиреневую шерстяную шаль. Она посмотрела на меня так, как если бы я застал ее на толчке.

– Извините, но я уже ухожу, мне нужно домой, – нервно заявила она, хватая со стола огромную сумку. – Мы работаем до шести, а сейчас уже… Конечно, у него-то семьи нет, – она кивнула в сторону красивой резной двери, какие бывают в церквах. – Он проводит здесь все время.., но у меня, извините, уйма дел. Бывают дни, когда я вынуждена оставаться допоздна, и это считается в порядке вещей.

Женщина прошла мимо, обдав меня запахом кухни, и хлопнула дверью. В тот же момент резная дверь приоткрылась и появилась голова Фрутоса.

– Ушла?

– Да.

Он вздохнул с облегчением и распахнул дверь.

– Слава богу.., проходи.

Я шагнул на толстый ковер, такой старый, что он вполне мог сойти за военный трофей XIX века, времен войны Испании с Филиппинами. Стоявший в глубине кабинета письменный стол казался маленьким на фоне государственного флага и портрета короля в полный рост. Единственным новшеством, кроме портрета короля, был выключенный в данный момент телевизор. Все те же громады архивных шкафов, те же кожаные кресла и то же ощущение остановившегося времени.

Фрутос подошел к столу и сел в кресло. Его традиционная сигарета была уже наполовину скручена, и он продолжил это занятие.

– Самое спокойное для меня время. – Он снова вздохнул. – Марухита – неплохая женщина, но она здесь работает еще со времен Камило Алонсо Вега[9]9
  Министр внутренних дел при Франко.


[Закрыть] и считает себя главнее всех начальников… Целый день учит меня – что и как надо делать.

Внезапно дверь распахнулась, и просунулась голова женщины в темно-сиреневой шали. Фрутос вздрогнул.

– Я могу еще немножко задержаться, – прокричала она.

– Нет, нет.., большое спасибо, Маруха, не надо, правда, не надо.

– Сварить вам кофе? Брат не обидится, если я чуть-чуть задержусь.

– Спасибо, Маруха, не надо. Вы можете идти.

Женщина что-то пробурчала себе под нос.

– Но мне нетрудно приготовить кофе, – не отставала она.

На лице Фрутоса появилась гримаса, которая обычно изображала улыбку. Указательным и большим пальцами левой руки он зажал еще не склеенную сигарету.

– Большое спасибо, можете идти домой.

– Не забудьте открыть окна. А то потом здесь так воняет табачищем, что невозможно войти.

– Не беспокойтесь, Маруха, все будет в порядке. Пока, до завтра.

Дверь с шумом захлопнулась. Фрутос в сердцах бросил сигарету в корзину для бумаг, сопроводив свой жест неким междометием.

Я сел в кожаное кресло по другую сторону стола и закурил.

Фрутос вынул табак "Идеал" и начал аккуратно свертывать новую самокрутку. Делал он это очень ловко, полностью сосредоточившись на своем занятии. Потом высунул длинный белесый язык, при этом его курносый нос вздернулся еще больше, облизнул край сигареты, склеил ее, тщательно разгладил и сунул в рот. Прикурил он от допотопной бензиновой зажигалки "ронсон", которыми пользовались солдаты еще во времена сражения республиканцев с франкистами при Брунете.

О моем присутствии он вспомнил только после того, как затянулся и выпустил дым.

– Что тебя привело ко мне, Карпинтеро?

– Да так, мелочи… Прошлой ночью мне приснился тяжелый сон о Луисе Роблесе, вот я и решил узнать, как продвигается расследование.

– Расследование? – Он снова выпустил дым и посмотрел поверх моей головы куда-то вдаль. – Не понимаю, о чем это ты?

– Что тут не понимать, Фрутос. Я спрашиваю, есть ли у вас какие-нибудь новые данные о деле Луиса Роблеса.

– Конечно. Кое-какие данные есть. Только дела нет.

Обыкновенное самоубийство.

Он сосредоточенно курил. Я тоже. Комната быстро наполнялась дымом. Некоторое время мы молчали.

– Вы получили результаты вскрытия?

Он кивнул головой.

– Когда твой друг Луис Роблес решил свести счеты с жизнью, он был пьян в стельку… Опустошил целую бутылку виски.., кажется, мне даже сообщили марку… Точно не помню, но это было шотландское виски.., из дорогих.

Если тебя интересует марка, я могу поискать отчет о вскрытии.

– Очень любезно с твоей стороны, Фрутос, но марка виски меня не интересует. К каким выводам пришла баллистическая экспертиза?

Заведующий баллистической лабораторией Курро Овандо был хорошим специалистом. Его отчеты всегда отличались добросовестностью и точностью.

Фрутос охотно объяснил:

– Он засунул пистолет в рот и выстрелил. Правда, наблюдается некоторое отклонение траектории. Пуля вышла через левое ухо. В отчете содержится куча подробностей, ты ведь знаешь Овандо, но это – главное.

– А перчатка?

– Обширные следы пороха. Ее тщательно исследовали.

– Здесь что-то не так. Но что именно, Фрутос?

– Все так. Твой друг покончил с собой. Длительное время он пил, забросил все дела, систематически напивался и… – внезапно Фрутос замолчал. Потом продолжил – ..он находился в подавленном состоянии, глубокая депрессия, вот почему он застрелился. Мы сталкиваемся с такими вещами на каждом шагу. Знаешь, сколько самоубийств зарегистрировано в Мадриде только в этом месяце? Одиннадцать: семь женщин и четверо мужчин… Не считая тех, кто вколол себе слишком большую дозу наркотика. В последнее время в Мадриде многие кончают жизнь самоубийством.

– Давай все-таки разберемся, Фрутос. Луис Роблес пьет у себя дома всю ночь.., кстати, в котором часу наступила смерть?

– В десять минут шестого утра, если быть точными.

Возможны колебания в одну минуту.

– Значит так: он пьет всю ночь, а в пять часов утра надевает одну перчатку, открывает ящик стола, вынимает пистолет и производит выстрел. Тебе это не кажется несколько странным?

– Нет, а что здесь странного?

– Если он находился в состоянии депрессии, зачем ему нужно было надевать перчатку, прежде чем спустить курок? Какой смысл?

– Я видел самоубийц, у которых на голову были натянуты женские трусики. Мало ли какие бывают причуды.

На перчатке обнаружены следы пороха, он действительно стрелял в перчатке. Почему он поступил именно так, я не знаю, и для меня это не имеет значения.

– Вы нашли вторую перчатку?

– Мы не такие дураки, Карпинтеро, как ты думаешь.

Конечно, мы ее нашли. Она лежала в одном из ящиков стола.

– Итак, он пьет всю ночь напролет, в пять утра открывает ящик стола, видит перчатки, надевает одну, берет пистолет и убивает себя. И все это тебе не кажется странным.

– Совершенно верно. Мне это не кажется странным.

– А записка, где он упоминает меня?

– Написана за два дня до смерти. У нас есть эксперты, ты не думай. По почерку установлено, что он был очень подавлен, в тяжелом психическом состоянии. Имеется отчет каллиграфической экспертизы. Расследование было проведено самым тщательным образом, Карпинтеро. Мы тут зря хлеб не едим.

– Когда покойник богат, вы из кожи вон лезете, это верно.

Крошки табака прилипли к его желтым зубам. Он с досадой сплюнул.

– Не выношу твоих шуточек. Они мне никогда не нравились.

– Он был моим другом, Фрутос.

– Брось. Вы не виделись больше двадцати лет. Он возглавлял Административный совет процветающей компании с множеством предприятий. Богатый финансист. А ты кто? Человек без определенных занятий. Совместная служба в армии еще ни о чем не говорит. Я со многими служил в армии.

– Версия самоубийства намного удобнее, чем подозрение в убийстве.

Лицо его побагровело. Он стукнул кулаком по столу и наклонился ко мне.

– Терпеть не могу твоих шуток! Я работаю в полиции около сорока лет и свое дело знаю! Так что нечего меня учить, как следует проводить следствие!

Внезапно он успокоился и откинулся на спинку кресла. Сигарета была почти докурена, она уже жгла пальцы, но он ее не выбрасывал, любил выкуривать до самого конца, как будто опасался, что кто-то потом подберет окурок. Наконец все же положил его в пепельницу. Жесты Фрутоса были подчеркнуто размеренными.

– Я служу уже сорок лет, – тихо произнес он. – Сорок лет. Чего только не повидал за эти годы! Знаешь, мне бы хотелось быть сельским учителем. Учить детей. Какая прекрасная работа! У меня был бы садик, огород, куры.

Каждый год забивал бы свинью. Все бы меня уважали.

Вот идет сеньор учитель, говорили бы в деревне.

– Ты бы женился и имел сейчас пятерых детей.

– Не можешь обойтись без своего похабного юмора?

Послушай, Карпинтеро, я знаком с твоим личным делом.

Ты себя прекрасно зарекомендовал.., за исключением, конечно, некоторых пижонских выходок… Я знаю, ты был в свое время хорошим полицейским… Мне понятны твои чувства по отношению к приятелю, с которым вы вместе служили. Но я тоже хороший полицейский, всю жизнь только этим и занимаюсь, так что дело я знаю. Со мной работают хорошие ребята, конечно, не все… – он замолчал.

– Что ты хотел сказать? Договаривай.

Фрутос снова тяжело вздохнул и принялся скручивать очередную сигарету. Прежде чем ответить, он покачал головой.

– Ты всегда будешь таким. Тебя уже не изменишь.

– Знаешь, что я тебе скажу, Фрутос? У нас получился очень странный разговор. Что с тобой происходит?

– Ничего. Почему ты решил?..

– Ты вдруг стал слишком любезным.

– Просто тебе повезло, у меня хорошее настроение. А сейчас, с твоего разрешения, я займусь делами. – Он стукнул рукой по куче папок, лежавших на столе. – В это время я обычно занимаюсь нераскрытыми преступлениями. Никто мне не мешает, все спокойно.

– Последний вопрос, Фрутос. – Я раздавил сигарету в пепельнице и встал. Он по-прежнему был поглощен самокруткой. – Вы расследовали его личную жизнь? Интересовались членами семьи? Делами компании?

– Расследование было проведено безупречно.

– До свидания, комиссар, вы были очень любезны.

Я уже подошел к двери, когда он меня окликнул.

– Минуточку! Ты, кажется, говорил, что видел во сне Луиса Роблеса. К чему ты это сказал?

– Это был глупый сон, сеньор комиссар. Жена Луиса Роблеса говорила мне во сне, что кто-то его шантажировал, что существовали какие-то компрометирующие фотографии.

– Ерунда какая-то!

С такого расстояния я не мог разглядеть выражение его лица, но мне показалось, что он напрягся.

– Ведь это только сон. Не смотри больше такие сны.

– Я видел еще один сон. Заведующий отделом безопасности компании АПЕСА и очень властная теща Луиса Роблеса проявили большую заинтересованность в том, чтобы я не совал свой нос в это дело.

Он закурил. Теперь его лицо окутывал дым.

– Я покупаю мясные консервы фирмы Фуэнтес.

Очень хорошие консервы, особенно для холостяков, таких, как ты и я. Настоятельно рекомендую, они напоминают русскую тушенку времен войны.

– Не люблю гамбургеры и мясные консервы, – ответил я и мягко закрыл за собой дверь.

Женщина в темно-сиреневой шали и очках снова сидела за столом. Она робко улыбнулась.

– Я тут приготовила комиссару кое-что на ужин, – сказала она.

Глава 24

Гарридо сидел, положив ноги на стол, в крошечной конторке со стеклянной перегородкой, смахивающей на каморку консьержки, и читал газету «Эль-Алькасар». В одном углу стояла вешалка, оказавшаяся, видимо, лишней в приемной провинциального нотариуса, в другом – каталожный шкаф с множеством ящичков и очень старый радиоприемник.

Все подвальное помещение было уставлено длинными рядами металлических полок от пола до потолка, на которых хранились архивные материалы. Свет неоновых ламп придавал всему оттенок нереальности, еще больше подчеркивая царившую в подвале тишину. Увидев меня, Гарридо помахал рукой.

Это был худой человек лет шестидесяти, с удлиненным желтым лицом и большими темными мешками под глазами, одетый, как музейный манекен. Он носил такие тонкие усики, что они казались нарисованными кисточкой китайского художника. Когда-то давно он был непревзойденным танцовщиком, партнером богатых посетительниц казино в Сан-Себастьяне. Я его помнил по тем временам, когда он служил заместителем начальника политической полиции и был правой рукой комиссара Йагуэ.

Лицо Гарридо казалось совершенно неподвижным. Он подвинул мне стул с блестевшей от времени спинкой и закурил "честерфильд" без фильтра. Желтые от никотина пальцы были длинными и тонкими, седые волосы аккуратно зачесаны назад.

– Что тебя привело ко мне, Карпинтеро? Визит вежливости?

– Мне нужны твои бумаги, Гарридо. Хотелось бы получить сведения об одном наемном убийце, имени его я не знаю. Кроме того, меня интересует все, что есть о Паулино Пардале, владельце или совладельце транспортной конторы. Возможно, в полиции на него не заведена карточка.

– На всех заведены карточки, это не проблема. Но ты ведь знаешь, что все это, – он обвел широким жестом шкаф и полки, – устарело. Архивы не обновлялись с 1977 года, то же относится и к фотографиям. Ты что, открыл агентство?

– Нет, у меня даже нет разрешения на работу частным детективом. Это вопрос личного характера.

– Перед сыщиками сейчас открываются блестящие перспективы. Весь мир одержим идеей безопасности. Поэтому сыскное агентство без работы не останется. Нет предприятия, которому не требовались бы советники по вопросам безопасности, телохранители, охранники.., не говоря уже об отелях и крупных магазинах. Кроме того, сейчас наставляют больше рогов, чем когда бы то ни было, девушки убегают из дома… Уйду на пенсию, обязательно открою сыскное агентство, Карпинтеро. Тебе тоже следовало бы заняться этим делом.

Дым окутывал его лицо, но глаза казались двумя блестящими черными шариками, которые никуда не смотрели.

– У меня дома завалялась коробка сигар "монтекристо", из самых дорогих. Не знаю, что с ними делать, мне их подарили, а я курю тонкие. Завтра принесу.

Он погасил "честер" в стеклянной пепельнице, тщательно раздавив окурок.

– Спасибо. Пойду посмотрю дело Паулино Пардаля.

Не думаю, чтобы на него было много материала. Он что, подставное лицо?

– Нет, вполне законный владелец транспортного агентства.

Гарридо обошел стол и вышел из каморки. У него была такая легкая походка, что казалось, он бесшумно летит в душном подвальном помещении.

Ждать пришлось недолго. Он принес целую гору желтых папок и положил их передо мной. Въевшаяся в папки пыль оставила на них черные пятна, которые образовывали причудливые рисунки, окаймленные следами крысиных зубов. Гарридо снова уселся на свое место с газетой в руках, только ноги не стал класть на стол.

Папок было шестьдесят четыре и на каждой значилось:

"Пардаль". Я просматривал все подряд, одну папку за другой, вглядываясь в лица на фотографиях. На одних читались испуг и попытка скрыть его твердой линией рта, у других были глаза убийц; некоторые походили на школьника, застигнутого в момент, когда он пытается украсть у товарища коробку цветных карандашей.

Паулино Пардаля Кастро я нашел в папке под номером тридцать восемь. Выглядел он точно так же, как во времена нашей службы в армии. Фотографий было три: одна анфас и две в профиль, справа и слева. На груди стояла печать с номером дела. Только нос, может, был чуть-чуть побольше, да во взгляде вместо юношеского блеска появилось что-то хищное. Зато голова оставалась такой же голой, как прежде, отсутствие волос придавало ему не то игривое, не то хитроватое выражение.

Паулино. Парень, рассказывавший нам анекдоты, писарь-каптенармус, торговавший хлебом мешками в сговоре с капитаном и старшим по кухне. Если кому-нибудь из нас хотелось прикупить еду подешевле и повкуснее, чем в войсковой лавке, мы обращались к Паулино. Он всегда что-нибудь продавал или покупал: часы, приемники, увольнительные на одну ночь, ножницы, нитки, презервативы.

Вот он: три фотографии, наклеенные над отпечатками пальцев. Дело числится за Главным управлением безопасности. Родился в 1940 году в одной из деревень провинции Луго. Родители – владельцы пансиона "Мечта туриста" в городе Луго, столице провинции. После их смерти Паулино с братьями Индалесио и Элиодоро основали таксомоторный парк.

В 1965 году был осужден на шесть месяцев за азартные игры, три года спустя уголовное дело против таксомоторного парка братьев Пардаль, обвинявшихся в контрабанде и незаконной перевозке в Испанию и Францию португальских рабочих, прекращено. Сведения обрываются на 1974 году. Контора загородных перевозок в деле вообще не упоминается. С тех пор дела братьев Пардаль пошли, вне всякого сомнения, в гору. Единственное, чего Паулино не сумел добиться, судя по фотографиям, – это отрастить волосы.

– Установить личность второго типа, профессионального убийцы, о котором ты говорил, будет чуть-чуть труднее, Карпинтеро, – сказал Гарридо. – Знай мы, что он француз, итальянец или негр, задача значительно бы упростилась.

– Он не похож на иностранца. Худой блондин среднего роста, лет сорока, настоящий профессионал в своем деле. Не любитель. Это единственное, в чем я уверен.

– Может, он латиноамериканец? Сейчас здесь много аргентинцев, чилийцев, колумбийцев…

– Не думаю. Пожалуй, в его манере говорить есть что-то от галисийца.

– Подумай сам, чего ты от меня хочешь. Ты что думаешь, мы систематизируем фотографии по автономным областям? Это несерьезный разговор.

Он встал, сложил газету и посмотрел на часы.

– Ты мог бы дать мне фотографии самых опасных преступников-профессионалов? У меня есть время, я не спешу.

Он пожал плечами.

– Пожалуйста… Только ты ослепнешь, разглядывая все эти фотографии, – и добавил, направляясь к выходу. – Дам тебе их чуть позже, сейчас я намерен что-нибудь выпить. Пойдешь со мной? – предложил он, поколебавшись.

Выйдя на площадь Понтехос, мы молча спустились по улице Коррео, вошли в кафе "Риск" на углу Калье-Майор, сели за столик у окна, который абонировал Гарридо, и заказали джин с тоником.

Неожиданно к нам подошел тучный мужчина с багровым лицом, в толстом свитере. В руках у него была тарелка со сбитыми сливками.

– Черт меня побери! Кого я вижу! Гарридо и Тони! – завопил он и похлопал каждого из нас по спине. Это был Винуэса, служивший уже, наверно, лет двадцать в Главной полицейской инспекции. – Скажи мне кто-нибудь, что я вас встречу вместе, никогда бы не поверил! Наверно, замышляете что-нибудь? Бандиты вы этакие.

Я поздоровался. Гарридо пробурчал нечто нечленораздельное, продолжая смотреть на улицу. На лице у него было написано презрение.

Винуэса поглощал сливки, громко чавкая.

– Мне тут рассказали одну историю.., помрешь со смеху, – произнес он с полным ртом. – Рамирес рассказал, ну тот, что работает в Генеральной инспекции гражданской гвардии на улице Эскуадра.., обсмеешься… Вы знаете Рамиреса? А? Знаете?

Гарридо не ответил, я сказал, что не знаю.

– Так вот.., он рассказывал.., помрешь со смеху, он рассказывал, что недавно задержали одного адвоката, специалиста по разводам, который разослал всем мужчинам в своем квартале надушенные открытки с одной фразой: "Я много думаю о тебе, позвони" и подпись: " – Ты знаешь, кто тебе пишет". – Винуэса расхохотался на весь зал. Губы у него были вымазаны сливками. – Ну прямо уписаться можно! Представляете себе эти семейные скандалы!.. Силен адвокатишка!

Девочка с грязным лицом, от силы лет десяти, одетая в пестрые лохмотья, подошла к Винуэсе с протянутой рукой. У нее были большие черные глаза.

– Я не даю милостыни, черт возьми! – заорал он. Подошел официант с подносом, на котором стояла тарелка с яичницей и сосисками, и тоже закричал:

– Я тебе запретил входить сюда! Пошла вон!

Он толкнул девочку, но она крепко вцепилась в рукав свитера Винуэсы, и ее невозможно было оторвать. Винуэса начал медленно разжимать ее пальчики один за другим.

– Возьми, – сказал Гарридо и протянул ей монету в сто песет. Девочка прижала деньги к груди, посмотрела на всех нас и пулей вылетела из кафе.

– Пролезают всюду как крысы, – сказал официант. – Сегодня я уже три раза вышвыривал ее.

Винуэса продолжал поглощать свои сбитые сливки.

– Она португалка. Португальская цыганка, – уточнил Гарридо.

Официант отошел со своим подносом с яичницей и сосисками, неодобрительно покачивая головой.

– Они даже хуже испанских цыган, – произнес Винуэса с полным ртом. – Попрошайки все как один… Приезжают сюда целыми семьями, у них это называется "делать Испанию". Живут здесь три-четыре месяца, поднакопят деньжат, все на этой самой милостыне и.., чао! Возвращаются домой. Вы не представляете, сколько у них денег… Вся семья ходит с протянутой рукой: отец, мать, дети, дедушка, бабушка.., вот им и удается сколотить приличный капиталец. Эти цыгане – настоящее бедствие… Я вам расскажу одну историю о португальском цыгане, забавный был парень. Продал моему тестю много лет тому назад в Саламанке трех мулов. На вид прекрасные мулы, приятно посмотреть, но этот подонок, оказывается, предварительно подкрасил их и выдрал несколько старых зубов. На самом деле мулы оказались старее Мафусаила. – Винуэса тщательно подобрал ложкой остатки сливок, закурил дорогую сигару и откинулся в кресле. – Вы себе не представляете, что творилось с моим тестем. Дело было вскоре после моей женитьбы, мы тогда жили в Саморе. Тесть велел мне приехать. Пришлось отправиться на поиски этого цыгана. Настиг я его в Эспэха, на самой границе с Португалией. Знаете, что мне сказал этот козел? Я, конечно, ткнул его пистолетом в висок, подонок задрожал как осиновый лист и говорит: "Не убивайте меня, сеньор полицейский, сжальтесь, я ведь специально сделал этих мулов красивыми, чтобы угодить вам…" Каково?… Проклятое племя.

– И ты его убил? – спросил Гарридо.

– Зачем? Взял у него еще двух мулов, просто так, задаром. Мой тесть был в восторге. Уплатил за трех мулов, а получил пять!

Гарридо залпом выпил остаток джина и встал.

– Я пошел, а ты, Карпинтеро?

– С меня тоже достаточно, – ответил я.

***

С фотографии на меня смотрел португалец: светлые волнистые волосы, холодные глаза, хищный нос. Материал на него собирала бригада по делам иностранцев. К суду не привлекался. Имя – Хосе Тантало Соуса Лопес, родился в Эворе, возраст сорок два года. Испанское гражданство получил в мае 1974 года, женившись на Маргарите Морено Гарсия, через два месяца после пересечения границы.

Служил сержантом-инструктором в политической полиции диктатора Салазара. Папка лежала на полке с табличкой "Профессионалы". Домашний адрес: улица Пэс, 18, квартира 3, левая сторона.

Я сразу же позвонил по телефону. Это был пансион.

Там не помнили человека с такой фамилией. В этом пансионе всегда останавливалось много португальцев.

Оставив администратору свой телефон, я вышел на улицу с намерением поужинать. Почему португалец не убил меня? Это трудно было объяснить. Он профессионал, а профессионалы не оставляют свидетелей. Он мог расправиться со мной как с Ванессой, но что-то ему помешало. Что-то или кто-то. Но кто? Паулино?

Над зданием, где располагалась кондитерская "Пастелерия Мальоркина", уже зажглась реклама. Ортенсия, мать Кристины, улыбалась, держа в руках дешевую банку Рубленого мяса фирмы Фуэнтес.

Я повернул назад и пошел по направлению к улице Эспос-и-Мина. Какие-то подозрительные личности посмотрели на меня и отвернулись. На улице кипела жизнь.

Бар "Дунай" был переполнен.

– Твой столик. Тони? – спросил племянник хозяина Антонио. Он все больше толстел и багровел.