Текст книги "Демон"

Он зашел пообедать в кафе и, оглядев зал, приметил свободное место за столиком, где сидела в одиночестве какая-то телка. Они мило поболтали, он проводил ее до работы и вернулся к себе в контору с опозданием на десять минут. Обед не снял нервное возбуждение, но Гарри хотя бы перестал копаться в себе.

И так день за днем: беспокойство не отпускало, и Гарри нарочно затягивал обеденные перерывы, чтобы у него было время прогуляться подальше от офиса и разведать еще незнакомые кварталы, отвлечься на внешние впечатления и не смотреть внутрь себя.

Он стал относиться к работе небрежно, чего никогда не позволял себе раньше. Теперь у него появилась привычка откладывать все до последней минуты и браться за дело, когда сроки уже поджимали. Он знал, что это чревато проблемами, но едва у него возникали подобные мысли, он гнал их прочь, внутренне пожимая плечами. Однажды в пятницу он заканчивал расчеты, необходимые к понедельнику, и исподволь тянул время, и устроил себе еще более долгий обеденный перерыв, и откровенно бездельничал до конца рабочего дня, намереваясь закончить все в спешном порядке утром в понедельник. Расчеты простые, привычные, он с ними справится быстро, и при явном цейтноте у него будет стимул не опаздывать на работу в понедельник.

Вечером в воскресенье он познакомился с очередной Ольгой и в понедельник пришел на работу в начале одиннадцатого. Мистер Уэнтворт ничего не сказал, лишь выразительно посмотрел на него. Ему и не требовалось ничего говорить, и Гарри внутренне содрогнулся, когда произнес «Доброе утро». Он сразу взялся за дело и закончил расчеты в срок, но беда уже грянула. Слава богу, начался обеденный перерыв.

В полном смятении Гарри отправился в ближайший к офису кафетерий. Самоанализ уже превращался в дурную привычку, и он прямо физически ощущал, как у него закипают мозги, пытаясь осмыслить, что с ним творится и почему. Он старался нащупать момент, когда все началось – не так давно, в этом он был уверен, – надеясь, что если получится определить поворотную точку во времени, он сумеет распознать причины происходящего и сможет как-то поправить дело. Ему надо понять, что происходит, чтобы предотвратить что-то подобное в будущем. Предупрежден – значит вооружен. Но чем старательнее он искал эту точку, чем ближе, судя по внутренним ощущениям, к ней подбирался, тем сильнее становился сумбур в его мыслях, и все как будто тонуло в тумане, и он внутренне тряс головой, прогоняя тревожные образы.

Но оставались другие вопросы. Много вопросов. С чего бы он вдруг стал постоянно опаздывать на работу и почему Уэнтворт словно специально его дожидается, чтобы выразить неодобрение? И почему он стал так безответственно относиться к работе? Он действительно любит свою работу, и устремления у него самые амбициозные. Как-то все странно. Совершенно бессмысленно.

Его разум по-прежнему барахтался в мешанине слов, мыслей и образов, когда он вдруг осознал, что стоит перед столиком, держит в руках уставленный едой поднос и улыбается какой-то телке. Тут свободно? Можно присесть?

Да, она кивнула, не отрываясь от еды и от книги.

Гарри уселся за стол и через пару минут извинился и спросил у соседки, нравится ли ей книга. Я читал отзывы, но так и не собрался прочесть саму книгу. Он улыбнулся.

Хорошая книга, мне нравится. Она интересная. И… необычная.

Да, так и было написано в отзывах. Я не знал, что она вышла в мягкой обложке.

Кажется, еще в прошлом году, она открыла страницу с выходными данными. Да, точно. В прошлом году.

Надо же! И где я был, интересно? Он улыбнулся и покачал головой, смятение в расплывчатых мыслях и конфликт чувств вроде бы улеглись, пока он ел и болтал со своей симпатичной соседкой.

После обеда он проводил ее до работы, старательно следя за собой, как следил все последние дни, чтобы не назначить ей свидание на завтра. Он опоздал лишь на пару минут, и хотя легкая нервозность еще оставалась, внутри уже не бурлила тревога, и Гарри занялся работой в своем новоприобретенном равнодушно-медлительном темпе.

На следующий день он пришел на работу пораньше, но ему все равно пришлось поднапрячься, чтобы закончить расчеты в срок – расчеты, которыми он занимался уже больше месяца. Само по себе это не представляло проблемы, но мистер Уэнтворт позвонил в половине десятого и попросил взять один небольшой, но очень срочный проект, и Гарри пришлось объяснять, что ему надо закончить другую работу, и в голосе Уэнтворта явственно слышалось раздражение (злость?), когда он сказал, что отдаст проект Дэвису.

Гарри сидел, возмущаясь чуть ли не вслух. Что-то явно пошло не так, еще понять бы, что именно. Чего он вообще до меня докопался, этот Уэнтворт? Что ему от меня надо? Звонит в последний момент со своим срочным проектом, а потом злится, что у меня есть другая работа, которую надо закончить сегодня утром. Я думал, эта работа закончена еще на прошлой неделе. Ты думал, да? Мало ли кто что думал. Если бы ты не сидел целый день, запершись в своем чертовом кабинете, ты, может быть, был бы в курсе, что происходит в твоем отделе.

Отдаешь проект Дэвису? Да ради бога. Кого это колышет? Мне теперь что, разрыдаться, потому что ты отдал срочную работу кому-то другому? Да шел бы ты лесом.

Быстро сходить к питьевому фонтанчику, смочить губы холодной водой и вернуться за стол. Он буквально набросился на работу, завершил ее стремительно и аккуратно и ушел на обед, даже не сознавая, что до обеденного перерыва оставалось еще двадцать минут.

Он прошел пару кварталов – внутренний голос продолжал возмущаться и бормотать, – и вот он уже снова стоит с подносом в руках и спрашивает у какой-то девицы, можно ли присесть к ней за столик.

Ее начальник уехал из города на всю неделю, и она совершенно не торопилась возвращаться с обеда, так что они не спеша поболтали за кофе, а потом прогулялись по улице. Прежде чем распрощаться, Гарри спросил каждый ли день она обедает в том кафе. Она сказала, что да. Тогда, если мне повезет, завтра я снова тебя увижу.

Может быть, улыбнулась она.

На обратном пути Гарри почувствовал слабые толчки надвигавшейся тошноты, но быстро отбросил смутные тревожные мысли, что пытались пробиться на поверхность сознания. Даже если он собирается пообедать с какой-то цыпочкой, и что с того? Это его личное дело. Оно ничему не мешает и уж точно никого не ущемляет.

Он вернулся в контору еще позже обычного, и взгляды коллег ощутимо жгли спину, он прямо чувствовал, как они смотрят сперва на часы, а потом на него, словно пытаясь его заклеймить самим временем. Стиснув в руке карандаш, Гарри зашуршал бумагами у себя на столе, объявляя о своем возвращении и мысленно посылая всех к черту, всех вместе и каждого по отдельности, а тебя, Уэнтворт, и куда подальше.

На следующий день он все так же полыхал яростью, которую тщательно подогревал со вчерашнего вечера, но не мог ее сосредоточить на чем-то конкретном или направить в определенную сторону – она просто была. Бесновалась внутри и пыталась пробиться наружу. Он неторопливо жевал свою традиционную слойку и цедил кофе маленькими глотками, пока тот не остыл и не сделался совсем невкусным, но он все равно его пил и не пошел на работу, пока не доел все до крошки и не допил все до капли.

Он сел на стол, атаковал калькулятор и несколько раз чуть не продрал лист блокнота карандашом. Он старательно медлил, чтобы растянуть работу до конца дня, но ее оставалось так мало, что он закончил еще до обеда, несмотря на все прилагаемые усилия. Завершив эту проклятую работу, он швырнул карандаш на стол и пошел на обед.

Когда он добрался до кафе, его вчерашняя знакомая как раз становилась в очередь. Пока они болтали, медленно продвигаясь к кассе и набирая еду на подносы, его внутреннее беспокойство потихонечку улеглось, и когда они наконец сели за столик, он быстро включился в общение и даже вроде увлекся. Он прямо чувствовал, как расслабляются напряженные мышцы в спине и плечах, за приятной беседой ни о чем.

Где-то на середине обеда он ощутил слабый толчок возбуждения, идущий к горлу из глубин нутра, и почувствовал, как все меняется в нем и внутри, и снаружи. Мышцы бедер легонько подергивались, глаза чуть прищуривались каждый раз, когда он смотрел на нее, кончик языка скользил по верхней губе, рука сама потянулась смахнуть пару крошек с ее колен, и вот он уже положил ладонь ей на бедро и пристально смотрит ей прямо в глаза, как бы раздевая ее взглядом – и ее, и себя, – и он чувствовал, что где-то внутри у него есть еще один Гарри, который наблюдает за происходящим и хочет все прекратить. Она без смущения выдержала его взгляд, и накрыла его руку своей рукой, и улыбнулась в ответ на его безмолвный вопрос.

После обеда они прогулялись по улице, и каждый раз, огибая прохожих, он как бы случайно касался предплечьем ее груди и улыбался, глядя ей в глаза, и толчки возбуждения в животе становились все ощутимее, пока тот, другой, Гарри пытался оторвать его от игры, но все уже вышло из-под контроля, и Гарри был скорее зрителем собственных действий, нежели действующим лицом; они говорили о кинофильмах, и разговор сам собой перешел на порнуху, и Гарри почувствовал, как затянулся узел возбуждения – и дергается все сильнее, – и при этом он очень остро осознавал ход времени, и пьянящее чувство опасности нарастало с каждой минутой, но его уже захватило ощущение полного единения с собственной похотью, пробуждавшейся при одном взгляде на спутницу. Он отвел ее в сторонку, подальше от потока прохожих, встал почти вплотную к ней и принялся говорить, продолжая смотреть ей в глаза, как ему хочется трахать ее до потери сознания, и его откровенная похоть распалила и ее тоже; он взял ее за руку и повел в отель «Сплендид», и все разрозненные ощущения слились в единый восторженный вихрь предвкушения.

Когда все закончилось, Гарри отправился в ближайший бар, сел в дальнем углу и попытался распутать клубок перемешанных чувств, что бурлили внутри. Он их не понимал. Вроде бы он сожалел, что не сможет вернуться в контору вовремя, и даже чувствовал себя виноватым, словно сделал что-то плохое, но не знал, что именно; он испытывал смутное желание что-то изменить, но, опять же, не знал, что именно. Он допил свой бокал и подумал, что все-таки надо идти на работу, но при одной только мысли об этом его бросило в жар, лоб покрылся испариной, спина разом взмокла. Он просто не может заставить себя прийти в офис на два часа позже. Хотя он честно попробовал встать. Но его словно парализовало. Он заказал еще выпить и решил позвонить на работу, сказать, что ему стало плохо и он едет домой. Он позвонил Луизе и сообщил, что он, кажется, заболел, его прихватило еще на обеде, и он больше часа просидел в туалете и не мог позвонить раньше, и все это время он чувствовал, как тот, другой, Гарри наблюдает за ним и качает головой, и поспешил завершить разговор, пробормотал «до свидания» и повесил трубку.

Второй бокал он пил медленно и даже подумал, а не ужраться ли в хлам, но его не особенно привлекала эта идея, к тому же он не умел нажираться. Просто не знал, как это делается. Никогда не вливал в себя столько спиртного, чтобы напиться по-настоящему. Едва почувствовал легкое опьянение, он сразу же прекращал пить.

На третьем бокале он попытался найти себе повод для ярости, что-то такое, на что можно будет направить весь накопившийся гнев, что-то, что можно определить как причину этих тревожных и странных чувств, опалявших его изнутри, но желания явно не совпадали с возможностями. В конце концов он оставил бесплодные попытки, залпом допил бокал и поехал домой.

На следующий день он вышел из дома в обычное время, чтобы у мамы не возникало вопросов, потом позвонил на работу и сказал, что заболел. Он до сих пор не придумал, как объяснить свое вчерашнее отсутствие после обеда, размышлял целый вечер и все равно не измыслил ничего более-менее правдоподобного. Но если сегодня он возьмет отгул, ни у кого не возникнет сомнений, что он действительно болен, и, может быть, завтра никто и не станет его расспрашивать.

Он пошел в кинотеатр на Сорок второй, посмотрел два старых вестерна, потом прогулялся до Брайант-парка, где сел на скамейку и долго сидел, пряча взгляд ото всех, даже от голубей. Он себя чувствовал слишком заметным, ему казалось, что все прохожие на него смотрят и удивляются, что он тут делает. Он просидел так, сколько смог, наблюдая за голубями, смутно прислушиваясь к звукам музыки, игравшей где-то по радио, и пытаясь увлечься бликами света, что сверкали на листьях деревьев, и косыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь листву, и пляской теней на земле… цветами, кустами, статуями… безуспешно. Как бы он ни старался оставаться на этой скамейке, пока время проходит само по себе, ему не сиделось на месте. Он поднялся и обошел пару раз по периметру, упорно глядя себе под ноги.

Завершив круг, он побрел в библиотеку в надежде, что там найдется, чем себя занять, но ничего не нашлось, и он лишь бесцельно бродил по залам вдоль уставленных книгами стеллажей, и сам не заметил, как вновь оказался в Брайант-парке. Он вернулся на Сорок вторую, дошел почти до Таймс-сквер и опять зарулил в кинотеатр. Думал высидеть весь сдвоенный сеанс, но ушел в самом начале второго фильма. Спустился в метро и поехал обратно в Бруклин.

Он решил заглянуть в «Кейси» и сразу приметил в глубине бара Тони и Эла. Госссподи Боже, ты глянь, кто пришел. Сегодня что, воскресенье?

Ага, или шесть вечера. Привет, дружище.

Привет.

Мать честная, Гарри, ты тут с какой такой радости? У тебя шеф склеил ласты или чего? Они оба расхохотались, а Гарри подтащил табурет и уселся за стойку.

Иди в жопу, Эл… эй, Пэт, дай мне пива. И этим двоим тоже по пиву, а то они тут заскучали, и некому их, бедненьких, угостить.

Вот это дело, вот так мне нравится.

А если без балды, Гарри, что-то случилось?

Ничего не случилось. А что должно было случиться? Человеку нельзя просто так взять отгул?

Можно, они опять рассмеялись, кому угодно, но не тебе. Ты никогда не берешь отгулы, а если даже берешь, то не ходишь сюда.

Ну, вот сегодня пришел. Взял отгул и хочу выпить пива.

С чего вдруг?

Решил провести небольшое исследование.

Чего за исследование?

Изучение халявщиков и лоботрясов в их естественной среде обитания. И я подумал, что никто меня не просветит лучше вас.

Эй, что за грязные инсинуации? Все рассмеялись, и Пэт тоже.

Думаешь, если я каждый день не таскаюсь в офис…

В смысле,

ты не таскаешься в офис? А тут что, не офис…

Ну, да, все опять рассмеялись. Думаешь,

если я каждый день не мотаюсь в метро, то я не работаю? Да я больше вкалываю, играя на скачках, чем ты, сидя на жопе в своей конторе. И снова все рассмеялись.

Да уж, наверное.

Кстати, о работе. Как же ты взял отгул? Ты не боишься, что работа исчезнет, пока тебя нет?

Гарри улыбнулся в ответ на их дружное ржание. Я подумал, что можно рискнуть.

Ну, я всегда говорил: посидишь в «Кейси» подольше, и узришь чудо. И вот я зрю чудо. Гарри берет отгул и идет в «Кейси». За это надо выпить. Тони поднял бокал, и Эл его поддержал. За Гарри – рискового человека, они осушили бокалы и грохнули ими о барную стойку, а Гарри улыбнулся, стараясь полностью включиться в беседу, чтобы не думать о том, что творится у него внутри.

Эй, Пэт, еще три пива.

Пойдешь с нами вечером в «Форт»? Сегодня там намечаются знатные поединки.

Ага, особенно главный бой во втором полусреднем.

Да? Гарри пожал плечами. Может быть, и схожу.

Он сидел, потихоньку потягивал пиво и растянул третий бокал почти на час, хотя Эл с Тони сокрушались, что он от них отстает. Гарри слушал их разговоры, улыбался, смеялся, говорил сам, не особенно включаясь в происходящее, но и не прислушиваясь к муторным внутренним ощущениям.

Он пошел с ними на бокс, в компании с еще несколькими парнями, по дороге они заглянули поужинать в итальянский ресторанчик, и когда уже рассаживались на трибуне, он почувствовал, что слегка расслабляется. Бои проходили на уличном ринге, вечер выдался ясным и теплым, из гавани веяло приятным ветерком, и Гарри потихоньку проникся общим боевым настроением и с интересом следил за схватками. Почти все разогревочные бои прошли вполне бодро, а один был и вовсе хорош, затяжной равный бой с техничными нокдаунами, но основной поединок вечера оказался и вправду реально крутым, и Гарри увлекся по-настоящему, и вскочил на ноги вместе со всеми, и вопил во весь голос, и подбадривал своего фаворита.

После бокса они вернулись в «Кейси», но Гарри не стал засиживаться допоздна и вскоре ушел домой. Лежа в постели, он размышлял о сегодняшнем дне, и о вчерашнем, и о позавчерашнем, о прошлых неделях и месяцах, и внезапно живот свело ледяной судорогой, и он безотчетно подтянул колени к груди, чтобы ослабить давление, а когда судорога наконец отпустила, он больше не думал о сегодняшнем дне – и вообще ни о чем, – просто закрыл глаза, и с помощью пива, выпитого за день, погрузился в тяжелый беспокойный сон.

Если это вообще можно было назвать

сном. Гарри не ворочался в холодном поту, не просыпался каждые пять минут, но ему снился сон, непрерывный и долгий – возможно, всего один эпизод, повторявшийся вновь и вновь, – который не отпускал, но удерживал на самой грани пробуждения, не давая погрузиться в беспамятство и полностью отключиться от яви, из-за чего спящий разум не получал необходимого отдыха, а мятущийся дух – облегчения. Такой простой, глупый сон, совершенно не стоящий стольких мучений. Сон, не дающий как следует выспаться, должен быть по крайней мере хоть сколько-нибудь интересным и зрелищным или наполненным сексуальной символикой.

И уж точно не таким банальным, как поездка по городу в автомобиле, в нормальном потоке уличного движения: ты себе едешь спокойно и вдруг замечаешь, что на машине прямо перед тобой включаются тормозные огни, и ты убираешь ногу с педали газа, но нога застревает под педалью тормоза, а та машина, которая впереди, она все ближе и ближе, и ты пытаешься вытащить ногу из-под педали, чтобы успеть надавить на тормоз и не впилиться в машину, которая впереди, и, разумеется, все происходит словно в замедленной съемке, и кажется, эти мгновения сближения повторяются вновь и вновь, и ты никогда не ударяешься в ту машину, но и не знаешь, что именно произошло или произойдет…

Утром Гарри не помнил

свой сон, осталось лишь смутное ощущение, что ему что-то снилось, но он встал совершенно разбитым и поплелся в душ, еле волоча ноги. Затем спустился на кухню, все так же медленно и печально.

Даже его голос

был вялым и тусклым, когда он пожелал маме с папой доброго утра.

У тебя все хорошо, Гарри?

Да, папа. А что?

Даже не знаю. Но в последнее время ты какой-то… сам не свой, что ли. Не скажу точно, что именно меня беспокоит, но ты сам на себя не похож.

Я не знаю, он постарался придать лицу выражение максимальной искренности, у меня все хорошо.

Гарри купил газету и попытался читать в метро по пути на работу, но сосредоточиться не получалось, давешний папин вопрос никак не шел у него из головы, и он сам понимал, что у него явно не все хорошо. Но что именно нехорошо? В последнее время все как-то разладилось, все валилось из рук, и на работе возникли проблемы, и Уэнтворт, похоже, цеплялся к нему по любому поводу, но на то не было никаких объективных причин. По крайней мере, он их не видел. Он попробовал сосредоточиться на странице с комиксами, но смутное беспокойство не отпускало, в голову лезли вопросы, которые он старательно гнал от себя. Если что-то не так, это точно не его вина. В этом он был уверен.

Гарри уселся за стол, и через пару минут к нему подошла Луиза и спросила, как он себя чувствует.

Замечательно чувствую. Жить точно буду.

Рада, что тебе лучше. А что это было? Кишечный вирус?

Он вдруг почувствовал себя загнанным в угол и на секунду запаниковал, но потом вспомнил, что сам же ей и говорил, что ему стало плохо после обеда и пришлось ехать домой.

Да, похоже на то. Не мог отойти далеко от дома, он многозначительно ей улыбнулся.

Я так и думала, что ты, наверное, заболеваешь.

Он нахмурился. Почему?

Ты был сам на себя не похож. Обычно ты не такой дерганый и напряженный, как в последнее время. Но я рада, что теперь все хорошо, похлопав его по плечу, она вернулась к своему столу.

За кофе со слойкой Гарри снова задумался, что, черт возьми, происходит? Почему все так назойливо лезут в его дела? Госссподи, им больше нечем заняться? Своих дел у них нет? С ним-то все хорошо, а вот с ними явно что-то не так.

Он активно приступил к работе, и к тому времени, когда осознал, что коллеги направились к выходу, а значит, начался обеденный перерыв, он ощутимо расслабился. Он взглянул на бумаги, разложенные на столе. Он хорошо поработал сегодня утром. Чертовски неплохо. Все расчеты к проекту Уилсона завершены и готовы к отправке.

Он кивнул, очень довольный собой, и пошел на обед в приподнятом настроении. Но на первом же перекрестке на Пятой авеню настроение резко упало, сменившись уже знакомой смутной тревогой, и Гарри вернулся в офис и пообедал в кафе в том же здании. А потом до конца перерыва просидел в комнате отдыха.

Всю следующую неделю, вплоть до пятницы, когда у них намечался корпоративный пикник, Гарри заказывал обеды в офис и проводил перерывы за чтением в комнате отдыха, не имея желания никуда выходить – и не в силах заставить себя сдвинуться с места, даже если он и подумывал пойти прогуляться. В библиотеке неподалеку от дома он взял несколько книжек научной фантастики и читал их в метро и во время обеда, и они вроде бы помогали ему отвлечься от мрачных мыслей и игнорировать приступы странной тревожности, если те вдруг случались.

А вот поддерживать активный рабочий настрой категорически не получалось, при всем желании. Его хватало на час-полтора, после чего все затухало, и Гарри опять отставал от графика, и ему приходилось отчаянно спешить, чтобы закончить работу в срок.

Время от времени Гарри Уайт начинал беспокоиться о своей неспособности сосредотачиваться на работе, как раньше, и о своей неспособности выйти из здания в обеденный перерыв, но как только он чувствовал, что в голове формируются эти вопросы, его тут же охватывал ужас, и он гнал их прочь и забивал мысли чем-то другим, чем угодно, лишь бы не думать о неприятном.

Накануне корпоративного пикника мистер Уэнтворт вызвал Гарри к себе в кабинет. Гарри понял, что разговор будет серьезным, когда мистер Уэнтворт попросил его сесть, внутри что-то перевернулось, тошнота рывком подступила к горлу. Хочу, чтобы ты узнал эту новость от меня, Гарри, а не на завтрашнем банкете. Как ты знаешь, наша компания развивается и растет, причем растет, говорю это с гордостью, быстрыми темпами. Собственно, за эти последние два года рост был просто феноменальным.

Это прекрасно, Гарри попытался изобразить на лице надлежащий восторг.

Да, именно. А поскольку компания растет, возникает потребность в новых сотрудниках, в частности, сотрудниках руководящего звена, и недавно, буквально на днях, была создана новая должность, младший вице-президент – откинувшись на спинку стула, мистер Уэнтворт пристально посмотрел на Гарри, и тот почувствовал, как тугой узел у него в животе резко скакнул вверх и застрял в горле – которую получит Дэвис – плюх, комок рухнул вниз, обжигая гортань, и лег камнем в желудке – по моей рекомендации. И я скажу почему. Ты гораздо способнее Дэвиса – Гарри почувствовал, как дрожат его веки. Госссподи, только бы не расплакаться. Ему не то чтобы хотелось заплакать, но что-то давило на глаза изнутри, и он прямо чувствовал, как их затягивает пелена утомленной печали, и все его силы теперь уходили на то, чтобы удерживать на лице подобающее выражение, хотя хрен поймешь, как оно там подобает. Он уж точно не знал – у тебя больше талантов и больше фантазии, больше инициативности и деловой хватки, иными словами, у тебя есть все данные для того, чтобы добиться успеха на высокой руководящей должности (Бога ради, давай ты заткнешься и дашь мне уйти), но нет самого главного – мистер Уэнтворт подался вперед, чтобы подчеркнуть важность сказанного – добросовестности и надежности. Мне бы хотелось увидеть тебя на посту младшего вице-президента, я думаю, ты мог бы многое сделать для фирмы, но я не могу на тебя положиться. Дэвис вряд ли продвинется дальше нынешнего повышения, так навсегда и останется младшим вице-президентом, скорее всего, это его потолок, но он добросовестный и надежный. Хороший семьянин, отец троих детей. Человек, определившийся в жизни. Ответственно выполняет свою работу, изо дня в день. Это, знаешь ли, важный момент. С ним не бывает такого, чтобы сегодня взлететь до небес, а назавтра угаснуть. Для фирмы это важнее, чем отдельные проблески гениального воображения. По крайней мере, на данном этапе и на данной конкретной позиции.

Я не знаю, что с тобой происходит с недавних пор, но я не могу на тебя полагаться, как раньше. Если я поручаю кому-то работу, я хочу быть уверен, что она будет сделана в срок, без задержек и без вопросов. В последнее время тебя никогда нет на месте, когда ты нужен. Очевидно, что если возникнет какое-то срочное дело, на тебя мне рассчитывать не приходится. При таком безответственном отношении, уж поверь мне на слово (Госссподи Боже, ну сколько можно?! Просто дай мне уйти), нельзя рассчитывать на успешную карьеру. Лично мне кажется, что тебе пора бы остепениться, завести семью, принять всю ответственность взрослого человека. Это лучшее, что можно сделать, чтобы построить себе четкие перспективы в жизни и ясно увидеть те цели, которые мы стремимся достичь. Лично мне кажется, что тебе не хватает заинтересованности.

Но это не единственная причина, по которой я рекомендовал Дэвиса на новую должность. Видишь ли, я не изменил мнения насчет твоих способностей. Они действительно выдающиеся. Я считаю, что у тебя безграничный потенциал и ты можешь многое сделать для фирмы. Очень многое. Но чтобы реализовать этот потенциал, тебе следует изменить отношение к своим обязанностям, и я надеюсь, что сегодняшний разговор заставит тебя понять, что ты губишь блестящее будущее, и ты все же изменишь свое отношение.

Я верю в нашу компанию. Верю крепко и безоговорочно. Мы растем, расширяемся и не остановимся в росте, пока наши сотрудники будут работать на благо компании и проявлять абсолютную верность делу. По-другому никак. Все упирается в отношение, Гарри. Я хочу, чтобы ты проявил себя в полную силу, как, я знаю, ты можешь. То, что сейчас тебе не дали повышения до младшего вице-президента, это ничто по сравнению с тем, чего ты можешь достичь, если прислушаешься к моим советам и изменишь свое отношение. Ты меня понимаешь?

Да… да, я все понимаю, мистер Уэнтворт. Я…

Хорошо. Подумай как следует над моими словами. Знаешь, Гарри, когда-нибудь ты скажешь мне спасибо. Вспомнишь сегодняшний день и поймешь, что это был поворотный момент в твоей блестящей карьере, Гарри закивал головой, быстро-быстро моргая глазами. Окей, лекцию можно считать завершенной. Увидимся завтра на пикнике.

Увидимся завтра, Гарри вернулся к себе за стол, продолжая часто моргать, тугой тянущий узел по-прежнему перекатывался внутри, поднимаясь до самого горла, увидимся завтра. Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо. Что за херня? Он за кого меня держит? Я тут надрываюсь ради него, а он… Ладно, в жопу. Он пошел в туалет, шумно отлил, умылся холодной водой и задержался еще на пару минут, пока не настало время идти домой.

Он думал, что по дороге сумеет отвлечься книжкой фантастики, но отвлечься не получилось. Разговор с шефом никак не шел из головы. Уэнтворт совсем охренел со своими наездами. Я, что ли, единственный, кто забавляется с бабами? Уж кто бы говорил… Да, кто ты такой, чтобы закидывать меня камнями, один твой Культурно-развлекательный комитет по связям с общественностью чего стоит… Да шел бы ты в жопу… это не единственная компания на свете… я нужен им больше, чем они – мне… посмотрим, что будет, если я забью на работу… да, долго ли тогда продержится в своем креслице мистер младшенький вице-президентик… блин, я не знаю… просто не понимаю… черт! Какого хрена… что все ко мне привязались… ррррр…

Вечером Тони, Майк и Стив собрались на бейсбол, и Гарри пошел с ними. Он по-прежнему периодически погружался в темные злые глубины сознания, где высказывал Уэнтворту все, что о нем думает, потому что козел должен знать, что он козел, и Гарри ему еще покажет, непременно покажет, но его ярость уже шла на спад, и он даже частично увлекся происходящим на поле, и невидимая рука, шарившая внутри, не смогла вытащить ненависть на свет ночных фонарей.