Текст книги "Бард. Часть 1. Дети Дракона"

– Тогда мы бросаем сейчас карету и едем верхом ко мне.

– Вперед!

Через полчаса бешеной скачки они оказались чуть ли не в самом центре Рижского леса, где среди крон деревьев был разбит настоящий разбойничий лагерь. Человек пятнадцать одетых кто во что горазд бородатых мужчин встали от дымящих костров навстречу прибывшим.

– Ну что, как улов? – раздалось вокруг.

– Добычи нет, зато есть друг и дорогой гость.

Раздался вздох разочарования.

– Спокойно, сегодня гуляем.

– Тогда другое дело, – развеселилась толпа.

– Пойдем, Милиус, вон мой маленький домик на дереве.

И действительно, если хорошенько приглядеться, можно было рассмотреть в кроне дерева сооружение, больше похожее на свитый из зеленеющих веток шалаш. Забравшись наверх, Милиус увидел, что внутри он довольно уютный и достаточно просторный даже для двоих.

– Сама устроила? – развел он вокруг руками.

– Нет, пригласила Херберта из Долины, – рассмеялась Кирия, – конечно сама, между прочим, не так уж это и сложно.

– Ну не знаю, у меня никогда не получалось договориться с деревом.

– Ладно, присаживайся, – она кивнула на что-то больше похожее на топчан, покрытый толстым одеялом, – к сожалению, с мебелью у меня напряженка.

И действительно, помимо топчана тут примостился маленький столик и что-то среднее между крохотным шкафом и комодом. Открыв это непонятное сооружение, Кирия выставила на стол вина, печенье и сухофрукты.

– Извини, это все что у меня есть, если хочешь, могу поднять тебе что-нибудь, но там, по-моему, только мясо, а ты, насколько помню, его никогда не ел.

– Знаешь, путешествуя по миру, я приучился есть всего помаленьку. Спутник, отвергающий пищу, вызывает опасения и недоверие у окружающих. А при моей профессии – это совсем не желательно.

– Ну да, ты же всегда мечтал быть бардом. Что ты делал на дороге?

– Если говорить точно, то я спал, пока ты не разбудила меня своим появлением. А вообще, я ехал в Талио. Поступаю в университет, мне один мэтр, по просьбе моего учителя, выписал рекомендации нынешнему ректору.

– Тебе что, не хватило учебы в Долине? – удивленно спросила Кирия.

– Ты не понимаешь, говорят, студенчество – это самая лучшая пора в человеческой жизни. С ними весело, это будет новый этап в моем путешествии и новый цикл моих песен. Знаешь, я ведь не только в замках выступаю, но и на простых сельских праздниках. Это так здорово, когда люди тебя помнят, когда твои песни расходятся по свету.

– Ну-ка, давай по порядку, сам говорил – времени у тебя целая вечность, вот и посвяти мне ее кусочек.

– Изволь, с чего бы начать? – улыбнулся Милиус. – Ну, то что, твой побег вызвал у меня бурю эмоций, от обиды, что ты сбежала без меня, до легкого непонимания, почему, я говорить не буду. Просто через некоторое время я понял, что жизнь в Долине без твоего присутствия довольно пресна и не приносит никакого морального и физического удовлетворения. Меня гнела моя ненужность Долине, моя неспособность занять себя чем-то действительным полезным. Да, к тому же, твой поступок всегда стоял у меня перед глазами. В конце концов, я решил последовать твоему примеру, но, понимая всю сложность предстоящего пути, решил заручиться некоторыми предметами, несколько облегчающими человеческую жизнь.

– Если можно, то подробнее об этих предметах, – кивнула Кирия, подливая ему вина.

– Я достал себе рекомендации для поступления в школу изящной словесности, прикинувшись незаконнорожденным отпрыском одного из визийских баронов. Знаешь, ни к чему не обязывающая родословная. Во-первых, она практически настоящая. К тому же, высокородные господа не будут спешить заводить с тобой знакомства и стараться выдать за тебя своих дочерей, а посему особо интересоваться при встрече всеми моими предками. Хотя, если честно, я на всякий случай выучил всю свою родословную, бастард не бастард, а свою родню надо знать, даже если она «липовая». Короче, особо можно не напрягаться по этому поводу, «папаша» мой помнит о моем существовании довольно смутно, «мамаша», так та давно уже померла, выпросив перед своей смертью признание моего существования у барона.

С другой – я хоть и не чета любому родовитому господину, но тоже человек не совсем простой, что очень помогает в дороге, да и не только в дороге. Везде простой люд относится к этому очень даже с пониманием.

Во-вторых, с собой в путешествие я взял довольно неплохую сумму денег, что очень мне помогло, жизнь штука очень дорогая, а к лишениям я как-то не готов. Поэтому я просто обратился к отцу и попросил его об этом. Он дал мне без лишних разговоров, даже не спросив для чего.

– С этим все понятно, ты основательно подготовился к побегу, надо отдать тебе должное, мне на это ума не хватило, отсюда и некоторые проблемы в моей, так сказать, взрослой жизни, – грустно кивнула Кирия.

– Ты имеешь в виду то, что ты оказалась здесь? – Милиус указал на шалаш.

– Да нет, то, что я оказалась тут с этими ребятами, это моя ошибка, но ты давай, не отвлекайся, рассказывай.

– Я решил отправиться в Лавию. Знаешь, про эту школу словесности мне рассказал Ливонеэл, когда я поделился с ним своими сомнениями о моей полезности в этой жизни. Мало того, он вызвался помочь мне туда добраться, у него там проживал один знакомый человек, уж не знаю, как он с ним познакомился. Он мне очень сильно помог в моем путешествии, ведь, по сути, я совсем мало знал обычаи этих людей.

– Короче говоря, он практически за руку отвел тебя в Лавию и сдал на руки преподавателям этой школы словесности. Он, поди, еще и жил с тобой, чтобы ты не наделал глупостей, – фыркнула Кирия.

– Ну да, несколько месяцев он жил в одном со мной доме, но ты пойми, он гостил у своего друга, и ни о какой опеке речь не шла. Я был предоставлен сам себе, а через несколько месяцев он и вообще уехал.

– Ладно уж, беглец, давай рассказывай дальше.

– Да про учебу и рассказывать-то особо нечего, конечно, интересно выслушивать лекции от одного из самых знаменитых бардов, но особых знаний он мне не добавил. Хотя я, наверное, несправедлив, некоторые основы он нам попытался преподать, но, сама понимаешь, после учебы в Долине это было даже несколько смешно. Хотя нет, скорее, интересно и весело. Особенно мне нравилось, когда он рассказывал нам о времени и местах, где он сочинил тот или иной великий стих, а потом мы разбирали его слоги на составляющие, пытаясь объяснить, почему тут надо было поставить именно эту рифму.

– И сколько у него училось желающих прикоснуться к «великому»?

– Нас было всего девять учеников и жили мы у мэтра на полном пансионе. Знаешь, ведь он действительно великий бард. Он побывал чуть ли не на всех войнах, которые были в его время, а рыцарские походы он вообще насчитывал десятками. Рыцари считали за честь пригласить его следовать с ними на турнир или встречу с каким-нибудь ужасным гадом.

– Ага, ладно, я так понимаю, ты был очарован его поэзией, и твое желание идти по его пути только усилилось?

– Конечно, я всегда считал, что это и есть мое призвание.

– Согласна, по мне, ты и так писал прекрасные стихи, а пел так вообще лучше всех, не понимаю, зачем тебе была нужна эта канитель с учебой?

– Мало быть талантливым, надо еще уметь пробиться наверх к успеху, а положительные рекомендации мэтра – это гарантия, что тебя примут в любом богатом доме.

– Понятно, расскажи, как ты там все же жил, в этой своей Лавии, про учебу мне как-то все более-менее понятно.

Часть I.
Мил

Ученик

Самое южное государство в восточной Ловерии – Лавия. Страна, уступающая своими размерами только Андрии и Визии. Зажатая с востока Великими, а с юга Неприступными горами, откуда, кстати, и начиналась Старая Дорога, Лавия граничила на севере с королевством Испа и графством Борн. Что находилось на востоке от Лавии, особых вопросов не имело, через несколько тысяч миль там начинались великие степи, а вот что находилось за Неприступными горами, узнать пока не удавалось ни одному человеку. Говорят, там, за ними, начиналась страна гномов, а еще дальше – великая страна эльфов. Но ни со стороны Лавии, ни со стороны моря, что омывало западный берег, никакого прохода в эти легендарные земли не было, поэтому доказательств вышесказанному, к сожалению, нет. И все это можно считать красивой сказкой, которую люди всеми силами пытаются выдать за правду.

Лавия была знаменита двумя своими столицами. Официальным и напыщенным Лавийском – оплотом аристократии и государственности, куда стремились все мечтающие посвятить себя государственной или военной службе. А также более деловой и независимой Марииной, бывшей некогда вольным городом и во многом и оставшейся им, несмотря на свою вассальную зависимость правящей династии, раскинувшейся вдоль берега моря.

Свои вольности Мариина оплачивала содержанием военного морского флота, который довольно больно бил по карману местных купцов, оплачивающих не только содержание судов, но и оплату их экипажей. Военный флот, в оправдание ему будет сказано, свел на нет все посягательства островных пиратов на земли герцогства. Иногда военные суда сопровождали особо ценные грузы, особенно когда часть этого груза являлась собственностью короны, и тогда плаванье проходило для счастливых купцов более спокойно. Но такие альянсы были редки и не вызывали энтузиазма у бравых военных, считавших чуть ли не за бесчестие сопровождать «утлые суденышки никчемных торгашей».

Именно про Мариину начал свой рассказ Милиус, когда принялся описывать свою жизнь у мэтра Бурана.

Когда-то на заре своей молодости, попав в суровые северные города Ловерии, мэтр чуть не закончил свою только начавшуюся жизнь барда в холодном колючем снежном буране, и в память об этих испытаниях он и взял это странное имя, так прочно закрепившееся за ним впоследствии. Став в конце своей поэтической карьеры придворным бардом или, вернее сказать, менестрелем, он посвятил остатки своей жизни прославлению подвигов своего господина, наивно мечтая встретить свою старость в столице, в замке, где он провел столько лет.

Но вот на престол взошел молодой и амбициозный Карл – сын прежнего правителя, и бывший бард был отправлен в отставку. «Может, это и правильно, – вздыхал старый мэтр, – ни к чему ему постоянно видеть дряхлого старика, молодость любит видеть вокруг себя красивые лица».

Уехав из Лавийска в Мариину, он основал школу «изящной словесности», где каждый год обучал на полном пансионе с десяток человек. Школа была не из дешевых, зато по окончанию двухгодичного цикла выдавалась рекомендация самого мэтра, имя которого еще помнили во всей западной Ловерии.

– Привет, Мил, ты куда отправился в такую ужасающую жару?

Два молодых человека столкнулись в узком мощеном переулке, несколько удивленные встречей друг с другом. Оба были в белых льняных рубашках с замысловатой вышивкой на левом плече, состоящей из четырех элементов: бегущего коня, на спине которого расположились стилизованные меч, перекрещенный с лютней, одним из самых любимых бардами инструментов, и вплетенный в гриву коня цветок алой розы. Эта красивая строгая вышивка заставляла выглядеть простую, ничем не привлекательную рубашку более элегантно, чем обычные, в которых ходило большинство мастерового люда. Чуть более темные и плотные штаны и сандалии на босу ногу заставляли этих молодых людей выглядеть как близнецы, если бы не различия, которые сразу бросались в глаза.

Действительно, один из них, которого собеседник назвал Мил, имел черные волосы, светлую кожу, зеленые пронзительные глаза, идеально правильные черты лица и удивительно красивые кисти рук с длинными «музыкальными» пальцами.

Другой – кареглазый, с более светлой шевелюрой, с загоревшим на солнце, почти коричневым лицом, огромными кистями, больше подходившими для взрослого человека, чем для юноши. Оба были в шляпах с широкими полями, прикрывавшими их головы от действительно безжалостно слепящего солнца.

– Привет, Лев, – произнес Мил бархатистым голосом, которому мог позавидовать любой профессиональный придворный певец. – Я думал, ты сидишь в комнате и сочиняешь балладу о том, как старик принимал участие в походе покойного герцога.

– Ну уж нет! Для такого глобального произведения у меня просто не хватает чувства юмора. Пока фиеста, я решил смотаться к рыбакам и заказать рыбу на завтра, ты же помнишь, я сегодня на хозяйстве.

– Была тебе охота бежать в такую жару, можно было и вечера дождаться.

– Ха! Вечером у меня совсем другие планы, и дорога к этим планам лежит в стороне от рыбацкого поселка.

– Жасмин?

– Точно. Ну а ты что тут делаешь?

– Да я попался под руку старику, и когда он спросил, почему я не пишу, я по глупости признался ему, что уже все сделал. Он забрал свиток, а меня отправил в дом к мэру, чтобы передать свои новые стихи для его дочери.

– Повезло, – протянул Лев, – говорят, она красотка.

– Может быть. Не думаю, что меня ей представят, – легкомысленно пожал плечами Мил.

– Кто его знает. Ладно, я побежал. Хочу еще искупаться, а то от этой жары можно просто одуреть.

– Удачи.

– И тебе тоже.

Молодые люди разбежались в разные стороны, каждый по своей важной надобности, стараясь держаться теневой стороны узких улиц, чтобы хоть немного спрятаться от этого изнуряющего пекла. Тот, у которого было имя Мил, не особо торопясь, направился к центру, который располагался на холме и был самой старой частью этого удивительного города. Когда-то крепостная стена опоясывала вершину этого холма, за которым росла и развивалась Мариина, разросшаяся со временем до нынешних размеров.

Сейчас в центре города селилась только местная аристократия, могущая себе позволить жить в роскоши и довольствии. Мэр, главы купеческих гильдий и военная элита – все они проживали в старом городе, с высоты холма и своего положения высокомерно поглядывая на живущих под холмом людей. Вся деловая жизнь протекала там, внизу, и даже новая мэрия располагалась ближе к порту, в самые гуще постройки. Центр же был районом праздного веселья. Тем не менее вход в старый город был открыт для любого горожанина, как бы давая понять, что богатый люд тоже считает себя частью этого некогда вольного города.

Проплутав с полчаса по старинным гулким улицам с дорогими магазинами и мастерскими, молодой человек добрался, наконец, до дома мэра и был неожиданно остановлен вооруженным абордажной саблей моряком, одетым в бело-голубой камзол и штаны.

– Стой, куда прешь? – пробасил моряк, остановив попытку Мила открыть маленькую дверь во двор искомого дома.

– Я от мэтра Бурана с посланием к мэру, – опешил Мил.

– А почто не к парадному входу, раз с посланием?

– Мэтр Буран сказал: «Невелика птица, зайдешь и с маленького входа», – пожал плечами юноша.

– Невелика, это точно, – хохотнул моряк, который был в полтора раза крупнее Мила. – Сегодня тут проход лишь прислуге господина мэра.

– Он что, арестован?

– Скажешь тоже! У него в гостях наместник, так что ты давай, проваливай, позже придешь.

– Позже не могу, мне хотелось бы сейчас.

– Мало ли чего бы тебе хотелось, – обомлел от такой наглости моряк, – сказал проваливай.

Мил отскочил в сторону и, поразмыслив, направился к центральному входу. У кованых ворот на него уставились сразу два моряка, как близнецы-братья похожие на предыдущего.

– Кто таков?

– Я от мэтра Бурана с посланием к мэру, – повторил Мил, не надеясь на успех предпринятого им демарша.

– У мэра в гостях его превосходительство господин наместник, – более дружелюбно произнес один из них, – так что или приходи позже, или жди, когда он отбудет.

– А долго он пробудет?

– Про то, кроме господина наместника, никому более не ведомо, – пожал плечами моряк, – но по-любому отойди в сторону.

– Вот еще, – раздался девичий голос за спиной моряков, – это почему посланник господина Бурана должен дожидаться на такой жаре только потому, что господину наместнику припекло побеседовать с папенькой?

К воротам подошло очаровательное создание в роскошном голубом платье и в такой же голубой шляпке на голове. Ее гордо вздернутый носик на смуглом лице не сулил ничего хорошего моряку.

– Я требую, чтобы его немедленно пропустили. Я жду этого послания с самого утра, – топнула она ножкой.

Моряк пожал плечами и, засунув два пальца в рот, неожиданно громко свистнул.

– И что? – спросила неугомонная девица в ответ на этот свист.

Моряк вновь пожал плечами и уставился куда-то в сторону от юноши.

– Почему вы молчите? – капризно спросила она.

– Потому, леди, – послышался чуть запыхавшийся голос мужчины, быстрым шагом приближающимся к ним, – что охране запрещено спорить с Вами. А я готов выполнить все Ваши пожелания.

– В таком случае прикажите пропустить этого молодого человека, который принес важные для меня бумаги.

– Он Ваш знакомый?

– Нет, лейтенант, я вижу его впервые, но он сказал, что прибыл по поручению господина Бурана.

– И Вы считаете, что этих слов достаточно, чтобы охрана пропустила его?

– Конечно, не думаете ли Вы, что ему надо было бы притащить с собой ворох рекомендательных писем?

– Конечно же нет, просто согласно уложений о караульной службе во время присутствия наместника на светском мероприятии или официальной встрече незнакомые лица не допускаются без разрешения наместника или начальника охраны.

– Вот и допускайте, Вы ведь являетесь начальником охраны?

– Не совсем так, леди, я являюсь на данный момент лишь начальником караула…

– Мне все равно, Вы меня утомили, – и это милое создание, вздернув носик, отвернулась от лейтенанта.

– А Вы не можете передать мне послание? – обратился лейтенант к стоящему Милу. – Обязуюсь немедленно передать его господину мэру.

– К сожалению, господин лейтенант, мэтр строго наказал мне отдать письмо только в руки господина мэра, – не моргнув глазом соврал Мил, бессовестным образом пялясь на юную девицу, которая своей красотой поразила его в самое сердце.

За эти слова он был удостоен улыбки этой девицы, которая, надо отметить, была настолько быстротечной, что можно было засомневаться в ее реальности.

– Так что, господин Кавер? – сурово посмотрела она на лейтенанта.

– Конвой, – громко произнес он себе за спину.

Буквально через мгновение к нему подбежали два моряка, и лейтенант дал команду открыть ворота.

– Прошу Вас, молодой человек, я, с Вашего позволения, Вас провожу.

Вся процессия без особых приключений добралась до входа в дом, далее по широкой лестнице на второй этаж, по узкому коридору налево до просторной приемной, где процессия остановилась.

Лейтенант что-то шепнул стоящему у входа лакею, тот поклонился и вошел в комнату. Через некоторое время он вышел в сопровождении пожилого мужчины в сером костюме, покрой которого выдавал в нем военного офицера.

– Капитан, прошу прощения, что позволил оторвать Вас от важного совещания, но леди настаивает, чтобы этот молодой человек передал господину мэру какое-то важное письмо.

Мгновенно сориентировавшись в обстановке, капитан жестом предложил Милу пройти в залу.

Пропустив вперед леди, Мил проследовал за ней и очутился в просторной зале, по стенам которой висели портреты мужчин, а посреди комнаты стоял длинный стол, уставленный с обеих сторон стульями. На столе лежала развернутая морская карта, а возле стола стояли два человека, один из них был наместник герцога, граф Волер, а другой – бессменный мэр славного города Мариина.

– В чем дело, Освальт? – удивленно произнес граф.

– Леди Алиса настаивает, что этот молодой человек принес важное послание господину мэру, и я позволил себе прервать Ваше совещание, прошу прощения, господин наместник, – капитан склонил голову.

– Конечно, конечно, – воскликнул наместник, – леди Алиса вправе требовать от нас выполнение всех своих пожеланий. Пожалуйста, молодой человек, – он кивнул Милу и тактично отошел к стене, рассматривая одну из висевших там картин.

– Слушаю Вас, молодой человек, – кивнул господин фон Брах, мэр Мариины, явно обрадованный передышкой, данной ему наместником.

В отличие от графа, который был еще довольно молод, мэр был уже преклонных лет, и, передавая ему письмо, Мил почувствовал себя мальчишкой и, несколько устыдившись всей той комедии, одним из актеров которой он стал, как можно почтительнее поклонился ему и представился.

– А Вы вежливый молодой человек, – кивнул мэр, разворачивая свиток. – А то сейчас молодежь по большей мере дерзкая и неуступчивая. О, Алиса, это письмо скорее тебе, чем мне. По-моему, это какая-то баллада, держи, я все равно ничего не понимаю в этой поэзии.

Он протянул ей свиток и, обратившись к Милу, произнес:

– Благодарю Вас, молодой человек, могу я Вам чего-нибудь предложить?

– Если только попить, на улице такая жара.

– Алиса, будь добра, проводи молодого человека в столовую и предложи чего-нибудь, а еще лучше – угости его цитрусами, они хорошо утоляют жажду. Нет, капитан, не надо звать стражу, – отрицательно покивал он на попытку капитана пройти к двери. – Алиса отлично справится сама, ведь после кончины моей милой супруги она взвалила на себя всю ношу домашнего хозяйства.

Алиса схватила за руку Мила и, выйдя вместе с ним за двери, небрежно кивнула лейтенанту:

– Расслабьтесь, Кавер, Ваша помощь больше не нужна.

На что лейтенант хладнокровно склонил голову.

– Идемте, Мил, – невозмутимо предложила она молодому человеку.

Девушка повела его по прохладным коридорам и, заведя в большую комнату, которая, по-видимому, и была искомой столовой, усадила за стол. Подойдя к высокому резному буфету, достала оттуда зеленые лимоны, которые собственноручно выжала в графин, смешала несколько ингредиентов из разных кувшинов, перемешала все это и, налив полученную смесь в высокий фужер, протянула его Милу.

– Пейте, не бойтесь, – с озорной усмешкой произнесла она, – еще ни один не умер от моего фирменного напитка.

– Леди, из Ваших рук я готов выпить что угодно, – слегка поклонился Мил.

Он пригубил напиток, который действительно был освежающе приятен и содержал, по-видимому, кроме лимонов еще и мятную настойку и еще что-то столь же вкусное, напоминающее карамель.

– Восхитительный напиток, – проговорил он в ответ на ее немой вопрос.

– Еще бы! Одна знахарка пообещала мне, что любой, испивший это, будет влюблен в меня без памяти. Правда, надо нашептать еще кой-какое заклинание, но на это я не решусь, наверное, никогда, что я потом буду делать с толпами поклонников, – она звонко расхохоталась и потянула его за руку. – Если Вы напились, то пойдемте, я провожу Вас.

– Как жаль, что минуты нашей с Вами встречи были так мимолетны, – вздохнул Мил, допивая напиток и ставя бокал на стол, – Вы как сказочный сон, потревожили сознание и исчезли.

– А Вы поэт еще, наверное, почище Вашего мэтра, – засмеялась Алиса, открывая дверь и провожая молодого человека до ворот. – Знаете что, приходите в выходные на бал, я пришлю Вам приглашение, будет весело. Вы споете нам свои баллады, девочки будут в восторге.

– Ваше приглашение очень лестно для меня, леди, – чуть покраснел от удовольствия Мил.

– Вот и договорились. До свидания, господин бард, – Алиса склонилась в шутливом реверансе, развернулась на своих каблучках и, что-то напевая своим звонким голосом, убежала в дом.

А Мил в восторге от таких радужных перспектив припустился к дому мэтра.

Известие о предстоящем бале и присутствии на нем, правда, пока еще гипотетическом, ученика мэтра привело в смятение всех учеников мэтра Бурана. Сам мэтр давно уже не принимал участия в таких мероприятиях, но это известие привело его в такое волнение, будто это он сам должен был там присутствовать и петь свои баллады. На общем собрании было решено, что Мил споет серенаду, посвященную красоте хозяйки бала, в честь совершеннолетия которой и было замышлено торжество, и балладу о рыцаре, готового в любой момент отразить нападения любого врага.

Каждый ученик должен был представить свой вариант серенады или баллады, а мэтр Буран – выбрать лучшие произведения. В связи с этим были приостановлены все остальные занятия, кроме фехтования и выездки, поскольку физические упражнения благотворно действуют на умственные способности.

Время шло, а пригласительного все не было, и Мил начал уже беспокоиться, не было ли это приглашение маленькой озорной шуткой взбалмошной девицы, как за день до бала посыльный принес пакет на имя мэтра Бурана для господина Милл И’Усса. Именно так звучало имя Мила в книге записей мэтра.

– Ну что делать, Мил, – пожал плечами мэтр, – думаю, это судьба. Честно говоря, я не был готов назвать твое бардовское имя мэру по простой причине – у тебя его еще нет, поэтому ты начнешь свою карьеру под своим настоящем именем. Это наложит на тебя особую ответственность за сохранение его в чистоте, но так даже лучше. При твоем таланте и незаурядной внешности очень просто скатиться с вершин славы, куда вы все, несомненно, будете стремиться. А родовое имя есть родовое имя, даже если ты всего лишь бастард. Даже так – особенно если ты бастард.

Затем речь мэтра переросла в пространное поучение о том, как надо себя вести на балу, каковы основные правила этикета и все это растянулось не на один час. По окончании пространного спича Мил был отправлен к местному портному, который должен был подогнать праздничный костюм юноши. По договорённости с мэтром он состоял из шелковой белой рубашки, роскошь, которую не каждый мог себе позволить, черных штанов, отливавших на солнце многочисленными блестками, и черной замшевой куртки. На ногах юноши были мягкие невысокие сапожки, а на голове – черная с плюмажем шляпа.

Наряд наделал фурор во всей школе, и на него образовалась очередь желающих поносить после бала. В этом не было ничего удивительного, поскольку в школе не считалось зазорным носить вещи друг друга. Мало того – это было естественным, и многие, собираясь навестить вечерами своих тайных подруг, собирали у своих друзей самые лучшие вещи.

Вообще, отлучки в город не были явлением столь удивительным, и чаще всего, когда не было занятий, каждый желающий без особых проблем получал разрешение у мэтра на совершение маленькой прогулки. Мэтр не считал нужным устраивать из своего пансиона казарму. Но вот ночные прогулки не одобрял и грозился «отправить домой каждого, кто попадется на этом деле». И действительно, более-менее мирный и законопослушный днем город ночью таил угрозу, без преувеличения можно было бы сказать смертельную, юным обитателям школы.

Но тем не менее некоторые сорвиголовы выбирались поздним вечером в город, чтобы насладиться его ночной свободой Но, то ли судьба хранила этих юных сорванцов, то ли они сами вели себя осторожно, но ни разу за существование «школы изящной словесности» с ее обитателями не случалось непоправимой беды.

Между тем, время бала настало, и под завистливые взгляды друзей Мил легко взобрался на черную лошадь, на седле которой был изображен вышеописанный символ бардов, и, поправив на правом бедре шестигранный парадный эсток с золоченой гардой, с дрожащим от возбуждения сердцем тронул каблуками бока лошади. Та покорно отозвалась и в вечерней прохладе легко понесла своего всадника к долгожданной цели.

У ворот дома мэра он легко спрыгнул из седла и отдал подскочившему к нему слуге поводья. Предъявив на входе во двор свое приглашение, он дождался своей очереди и, не спеша, прошел в дом. На первых ступенях широкой лестницы, ведущей на второй этаж, стояло небесное создание в белоснежном платье с рассыпанными по плечам волосами.

– Рада Вас видеть, господин Милл И’Усс, – усмехнулась она, заметив его изумленный взгляд на нее, – что, неужели мой напиток так на Вас подействовал.

– Еще бы, леди, я практически потерял аппетит, вспоминая ваш облик, и с наслаждением отдавался снам, потому что вновь и вновь видел в них Вас в Вашем обворожительном синем платье, в котором я увидел Вас впервые. Увы, мое сердце разрывается от любви к Вам, понимая всю тщетность моих надежд.

– Почему «увы»? Я еще не отвергла Вас, господин Милл И’Усс, а значит у Вас остается хоть какая-то надежда, в отличие от других, – громко засмеялась Алиса, – ведь правда, господин Кавер? – обернулась она к молодому лейтенанту, стоящему неподалеку от нее.

– Совершенно верно, леди, – не моргнув глазом, произнес тот, – у этого молодого человека, по-видимому, все ещё впереди, – хладнокровно отпарировал он.

– Вы споете для меня, господин бард? – произнесла она, словно не услышав язвительности лейтенанта.

– Несомненно, леди. И это будут самые страстные слова на этом балу, – чуть опустив голову, произнес Мил.

– Отлично, – кивнула она и, улыбнувшись ему обворожительной улыбкой, повернулась в сторону подошедшей пожилой паре.

– Будьте любезны пройти в зал, – предложил Милу, разряженный в голубые тона слуга, указывая на открытые двери дома.

Войдя в залу, Мил был вынужден оценить богатство, с каким она была украшена. Стены были задрапированы голубой тканью, открытые окна занавешены белыми легкими шторами, а по периметру комнаты расставлены синие стулья, которые в большинстве своем были свободны, так как почти все присутствующие, разбившись на кучки, жадно общались друг с другом. Пол был покрыт деревянным паркетом, натертым до блеска, а с потолка свисали огромные золотистые люстры с зажженными в них десятками свечей.

– Господин бард, – окликнул его одетый в черный камзол с белой рубахой человек, – я распорядитель бала, Вы намерены поздравить леди Алису?

– Да, конечно, я собираюсь спеть ей серенаду и еще приготовил рыцарскую балладу.

– Замечательно, Ваш номер седьмой, после глав гильдии купцов, пожалуйста, не перепутайте и внимательно следите за моими объявлениями. А балладу Вы споете, когда гости перейдут к праздничному столу. Только где Ваш инструмент?

– Я, к сожалению, оставил его в седельном мешке, – сокрушенно покачал головой Мил.

– Ничего страшного, сейчас Вам его принесут. У дверей залы, через которую Вы вошли, в стене есть маленькая ниша, задрапированная тканью, там вы можете подождать и, если понадобится, настроить инструмент. Госпожа Алиса будет сидеть у противоположной стены от дверей, поэтому Вам необходимо пройти до середины залы и уже там пропеть свою серенаду. По бокам столпятся приглашенные, а в середине будет проход, по которому будут передвигаться поздравляющие. После того как Вы споете, Вы можете отойти в левую сторону, где стоят купцы и ремесленники. Справа будут стоять военные и аристократия, думаю, Вам к ним не надо.

– Я все понял, – кивнул Мил. – Как скоро начнется церемония поздравления?

– Как только прибудет наместник. После того как приглашенные рассядутся за столом, их будут развлекать музыканты и шуты. Вас же я приглашу отдельно, поэтому за столом Ваше место с самого краю, у торца стола со стороны стены, чтобы Вы, не привлекая внимания и не беспокоя соседей, могли выйти, чтобы спеть свою балладу. Поэтому, когда пригласят к столу, не торопитесь заходить, Ваше место не займут.