Текст книги "Бард. Часть 1. Дети Дракона"

– Хорошо, – кивнул Мил, опешивший от такого обилия указаний.

– После окончания обеда, который продолжится где-то около часа, будут танцы в этой же зале или игры во дворе у фонтана. Но имейте в виду, что Вас могут попросить сыграть еще что-нибудь. Было бы замечательно, если бы Вы были к этому готовы, – закончил свой инструктаж распорядитель.

– Хорошо, я понял, – кивнул головой Мил.

Через некоторое время слуга принес ему лютню, и Мил отошел в указанную нишу, чтобы еще раз проверить инструмент.

Через час внезапно все замолчали, распорядитель громко озвучил прибытие наместника, и началось торжество. Сначала поздравил наместник. Его речь длилась минут десять и навела скуку на всех своей напыщенностью и лестью. Затем вышел мэр и тепло поблагодарил дочь за ту радость, которую она дарит ему своим присутствием. Он под легкие аплодисменты зала со словами «ты теперь взрослая девушка» перевязал ей белой лентой распущенные волосы, что, по-видимому, должно было символизировать вступление во взрослую жизнь. Затем выступали главы гильдий, как один пожелавшие ей найти себе спутника жизни, счастья и уют в браке.

– Номер семь, – тихонько произнес распорядитель и ободряюще кивнул Милу. Тот, помедлив несколько мгновений, вышел на середину залы и, опустившись на одно колено, негромким голосом произнес:

– Леди, мне посчастливилось присутствовать сейчас на этом празднике великолепия и красоты, празднике, который сверкает Вашей молодостью и искренностью. Вы настолько прекрасны, что обыкновенные слова просто меркнут перед Вашим очарование, а чувства, не находя нужных фраз, превращаются в звуки мелодии.

Узнав, что я удостоен Вашего приглашения на этот изумительный праздник, мэтр Буран объявил конкурс, чтобы выявить лучшее произведение, которое могло бы хоть немного приблизиться к описанию Вашей красоты. Я рад, что мне посчастливилось победить в этом конкурсе, и я имею возможность представить на Ваш суд мое первое публичное выступление. Позвольте спеть Вам серенаду в Вашу честь, чтобы хоть немного отплатить Вам за счастье глядеть на Вас, наслаждаться Вашим прекрасным обликом, вслушиваться в Ваш чарующий голос.

Дождавшись, когда чуть смутившаяся его словами Алиса кивнула ему, разрешая начать, Мил стал тихонько перебирать струны на своей лютне, извлекая из нее первые аккорды. Вот зал заполнился его голосом, и перешептывающиеся люди вдруг с изумлением замолчали, невольно вслушиваясь в чарующие звуки его голоса, которые воспевали красоту самой прекрасной девушки на земле.

– Что это за новое явление в жизни нашего тихого города? – прошептал наместник своему капитану.

– Разве Вы не помните, милорд, это тот нагловатый молодой человек, которого я вынужден был давеча впустить в дом мэра, в то время как Вы вели с ним переговоры о выделении средств на усиление береговой линии. Вы велели потакать всем капризам леди Алисы, и я не стал с ней спорить в тот момент.

– Я не виню Вас капитан, Вы все сделали правильно, и так леди Алиса изволит дуться на меня. Просто в тот раз я почти дожал мэра, а этот мальчишка появился очень даже не вовремя, и рыбка, к сожалению, сорвалась с крючка. А он наглец, этот маленький бард, под видом серенады он, по моему мнению, нагло объясняется в любви леди Алисе, и, клянусь, ей это нравится.

– Я думаю, Вы ошибаетесь, милорд, – хладнокровно сказал капитан, – это действительно просто серенада, хотя, надо отметить, он исполняет ее отменно и несколько дерзко.

– Вот именно, «дерзко», капитан! И это меня раздражает.

– Хотите, чтобы я принял к этому молодому человеку какие-нибудь меры, Ваше сиятельство? – тихо спросил капитан.

– Пока нет. Во всем мире барды, как и глашатаи, пользуются негласной неприкосновенностью, хотя он еще, собственно, и не бард, а так – ученик. Приглядите за ним, капитан.

– Хорошо, Ваше сиятельство.

Тем временем серенада закончилась. Мил постоял еще несколько мгновений на колене, затем поднялся, поклонился девушке и в полном молчании отступил.

– Спасибо, господин Милл И’Усс, – взволнованным тоном произнесла Алиса, – это так приятно, когда в честь тебя поют серенады. Надеюсь, Вы не забудете ту, которой посвятили свою первую, я имею в виду, когда слава захлестнет Вас, как волна корабль в бушующем океане. Видите, я тоже могу говорить красиво и напыщенно, – не удержавшись, уколола его Алиса.

– Кто бы в этом сомневался, леди, я никогда бы не рискнул вступить с Вами в противоборство в красноречии, так как мгновенно потерпел бы поражение, – Мил еще раз поклонился и смешался с присутствующими гостями, которые с уважением расступились перед ним.

Наконец, торжественная часть была закончена, и гости прошли в следующее помещение, где их ждал накрытый стол. Тут поднимались заздравные кубки в честь именинницы, и Мил, согласно озвученному распорядку, спел свою балладу, которую половина гостей не расслышала, потому как беседовала со своими соседями или просто ела.

– Ужасно! Они даже не повернули ко мне головы, – сокрушался Мил, – такое впечатление, что моя баллада не была даже услышана.

Расстроенный и несколько рассерженный, он незаметно вышел из залы и спустился с лестницы

– Что, уже уходите? – раздался знакомый голос.

К Милу подошел уже знакомый ему лейтенант.

– А зря, – продолжил он, – сейчас начнется самое веселье. Почтенные отцы семейств перейдут на открытую площадку с той стороны дома, чтобы вкусить свежего воздуха, я говорю о тех, кто не склонен к пагубной привычке глотать дым. Заодно и присмотрят за своими чадами, которые наверняка устроят какие-нибудь игры у фонтана. Благородные дамы пройдут в бальный зал и будут приглядывать за теми, кто увлечен танцами.

– Я тут ни с кем не знаком и, думаю, буду неловок в танцах и смешон в играх.

– Вы плохо танцуете, господин бард?

– Ну, как сказать. В тех местах, откуда я родом, танцуют совершенно по-другому, и я не могу привыкнуть к тем жеманным пируэтам, которым нас учит мэтр.

– Мэтр? Бьюсь об заклад, он учит Вас танцам своих бабушек. Наймите себе хорошего учителя современных танцев, это отнюдь не так дорого, как может показаться. Дамы любят танцевать.

– Спасибо, лейтенант, я запомню Ваш совет, – проговорил Мил, собираясь продолжить дальнейшее движение.

– И еще, господин бард, – понизил голос лейтенант, – наймите себе хорошего учителя фехтования, если Вы собираетесь и далее бывать в доме господина мэра.

– Благодарю за совет, лейтенант, – поклонился Мил, – фехтование входит в программу нашего обучения, не скажу, что я мастер в этом виде воинского искусства, но будьте спокойны, я могу за себя постоять.

– Надеюсь, что это так, господин бард. К Вашему большому несчастью, Вас обучают бою на мечах, а местные тайные убийцы используют по большей мере кинжалы или степные сабли – они гораздо легче и стремительнее, а учитывая, что погодные условия несколько ограничивают нас в ношении брони, то они, несомненно, имеют преимущество в стычке.

Вот, например, Ваш эсток, оружие с довольно сомнительными преимуществами. Да, при благоприятных условиях может вполне пробить доспех, но кто у нас в городе носит доспех, в такую-то жару достаточно и простой кольчуги, чтобы подвергнуть себя довольно серьезным испытаниям. Но зато Ваш эсток однозначно проиграет моей сабле, а пробить кольчугу она может, не скажу, что легко, но с большой вероятностью. Ну а Вы и вообще без кольчуги.

– Вы хотите со мной сразиться? – опешил Мил.

– Я? Вот уж нет. Особенно если Вы сейчас дойдете до ворот и потребуете там себе коня. Я просто хочу Вас предупредить, что бы моя совесть была чиста – выбирайте себе оружие по обстоятельствам и будьте внимательны. Дружба с леди Алисой очень хлопотливая штука.

– Бросьте меня запугивать, лейтенант, – вспылил Мил, – я отлично могу за себя постоять, даже с эстоком против вашей сабли и в простом камзоле против вашей кольчуги, которую Вы не забыли надеть под рубашку.

– Мальчишка, – презрительно проговорил лейтенант, – моя кольчуга – это часть форменной одежды, которую я вынужден носить по протоколу. Посмотрел бы я, как бы ты чувствовал себя в ней в жару. Ты что же, подумал, что я надел ее, чтобы сразиться с тобой?

Мил опешил и, помолчав несколько секунд, продолжил:

– Возможно, я не понял Ваших намерений, господин лейтенант, тогда прошу меня простить, но согласитесь, наш разговор несколько странен. Вы говорите либо слишком много, либо слишком мало, потому я не совсем понимаю Вас.

– Прощайте, господин бард, – поклонился лейтенант, – Вы вольны измываться над своей жизнью как того хотите, никто не может запретить Вам этого. Я же советую Вам – бегите отсюда.

Лейтенант отвернулся от Мила и отошел к краю парадной лестницы.

Мил, кивнув в ответ, сделал шаг в сторону ворот, но был остановлен окриком бегущего за ним слуги.

– Господин Милл И’Усс, прошу меня простить, но меня послала за Вами леди Алиса. Она обеспокоена Вашим отсутствием и просила передать, что очень бы хотела еще раз послушать Вашу серенаду со своими подругами в летней беседке у фонтанов, если Вы, конечно, не устали и не собрались уезжать.

– Нет, нисколько, уважаемый. Я в полном распоряжении леди. Будьте любезны, проводите меня в эту беседку, я, к сожалению, не знаком с вашим домом.

– Да, конечно, как Вы предпочтете пройти – через сад или через залу?

– Думаю, что через сад будет в самый раз.

– Следуйте за мной, господин Милл И’Усс.

Лейтенант покачал головой вслед удаляющейся паре и прошептал: «Несчастный, его или убьет гнев наместника, или несчастная любовь к этой ветренице. Даже не знаю, что предпочтительнее».

– Что Вы там бормочете, лейтенант? – послышался с лестницы голос капитана Освальта.

– Так, цитирую серенаду нашего юного барда, хочу напеть ее своей знакомой.

– Отлично. Действительно завораживающие слова. Все дамы без ума от этой серенады, он талантлив, наш юный бард. Кстати, он не проходил здесь?

– Проходил, господин капитан.

– Так он уехал? – облегченно выдохнул тот. – Замечательно.

– Не совсем так, господин капитан. Он действительно собирался покинуть бал, но был остановлен слугой леди Алисы, который сейчас провожает его к беседке у фонтанов, где, по его словам, леди Алиса и ее подруги хотят еще раз насладиться балладой господина Милл И’Усса.

– Да, не повезло. Было бы куда проще, если бы он просто уехал, леди Алиса никогда бы ему этого не простила. Ну да не судьба. Хорошо, лейтенант, продолжайте службу, – с этими словами капитан развернулся и вошел в дом.

Войдя в зал, он окинул взглядом танцующие пары и, по-видимому, не увидев искомый объект, хмыкнул себе под нос и подошел к скучающему наместнику.

Тот сидел на одном из маленьких удобных диванчиков, которые слишком широки для одного и узки для двоих. Их в шутку называли «девичьи посиделки», так как две хрупкие девицы, если они, конечно, не при парадных платьях, спокойно там умещались без ущерба для своего комфорта. По всей вероятности, хрупкие влюбленные пары тоже чувствовали бы тут себя очень хорошо, но как бы посмотрело общество на такое отступление от правил хорошего тона?

Как бы там ни было, но наместник сидел на этом диванчике с откровенно скучающим видом и таким неласковым лицом, что распугал всех присутствующих. Это привело к тому, что на расстоянии нескольких шагов от него образовалось пустое пространство.

– Что, капитан, тоже разыскиваешь хозяйку бала? Могу тебя заверить, что она исчезла сразу после того, как протанцевала со мной один-единственный танец, который обязана мне согласно этикету. Я выходил на площадку, чтобы насладиться умными речами наших старейшин, но среди «порхающей» там молодежи ее тоже, к сожалению, не увидел.

– Думаю, что знаю, где она, милорд.

– Поделись со мной этим знанием, – чуть оживился наместник.

– Извольте. Она с подружками в летней беседке у фонтанов, слушает очередной опус нашего юного дарования.

– Вы имеете в виду этого ученика мэтра Бурана?

– Именно так, милорд.

– Я думал, он потихоньку исчез, понимая всю нелепость своего присутствия.

– Вы несправедливы к нему, милорд. Он спел замечательную балладу, и, если судить по отзывам, еще лучше ему удалась серенада. Дамы в восторге.

– За такие серенады его бы побили палками в Лавийске.

– Но, милорд, я конечно ничего не понимаю в поэзии, но не нашел в его серенаде ничего непристойного.

– А я и не говорю о непристойности. Но если бы в Лавийске незамужней девушке кто-нибудь рискнул спеть что-либо подобное, его высекли бы прямо на площади за излишнюю откровенность.

– По-моему, Вы ревнуете нашу милую хозяйку, милорд, – рассмеялся капитан.

– Ревную? Скажешь тоже! Да я просто в бешенстве! Пришел, чтобы насладиться ее обществом, а она сбежала от меня как от…

Наместник покрутил кистью руки, не находя удачного сравнения, затем замолк.

– Но, милорд, Вы же проболтали с ней весь обед.

– Скажешь тоже, «ой, милорд, смотрите, какой забавный шут, ой, какие пируэты выделывает тот танцор, ах, какие чудесные фокусы». И так весь обед. Она мне рта не дала раскрыть.

– Так в чем же дело? Пойдемте, найдем ее. Думаю, Ваше появление разгонит всех ее подруг, и Вы сможете насладиться разговором с ней.

– Но это дурной тон, являться без приглашения.

– Вот еще! Пусть ее отец покажет Вам свои чудесные фонтаны, которыми он так гордится.

– Ты прав, сидя здесь, я ничего не выигрываю. Иди, предупреди мэра, что я прямо жажду насладиться его фонтанами

– Хорошо, милорд.

– Ну милейший господин Милл И’Усс, ну пожалуйста, спойте нам еще раз эту замечательную серенаду, – юные барышни, небольшой стайкой уютно укрывшиеся в увитой плющом беседке, наперебой уговаривали молодого барда, не спускавшего взор с хозяйки вечера.

– Но я вам пел ее уже три раза, – безуспешно отбивался тот, искоса бросая взгляды на притихшую Алису.

– Ну, спойте ее в последний раз, ну пожалуйста.

– Ну, хорошо, – сдался Мил, – если только леди Алиса не возражает.

– Леди Алиса не возражает, – грустно покачала головой Алиса.

Молодой человек встал на одно колено, и из-под его пальцев полилась завораживающая музыка. Но не успел он произнести и пару слов, как послышался торжествующий голос наместника, который громко выговаривал мэру:

– Ну, вот видите, господин мэр, а Вы говорите, тут никого не может быть. А тут целое «тайное сообщество», по-видимому, любителей лютни.

– Алиса, – укоризненно произнес мэр, – разве позволительно хозяйке оставлять гостей?

– Прости, отец, – произнесла сконфуженно девушка, – но мне так захотелось еще раз послушать господина Милл И’Усса, поэтому я с моими подругами пригласила его сюда.

– Алиса, ты меня расстраиваешь. Правила хорошего тона не позволяют…

– Папа, с каких это пор ты перестал мне доверять?

– Алиса, я думаю, что тебе и твоим друзьям лучше вернуться в зал и потанцевать.

– Хорошо, папа.

Все девицы присели в реверансе и убежали, как испуганные лани. Алиса хотела присоединиться к ним, но наместник предложил ей руку, и она была вынуждена на нее опереться.

– Господин мэр, господин мэр, – раздался окрик одного из слуг, со всех ног бежавшего со стороны дома.

Он подбежал к мэру и что-то тихо зашептал ему на ухо.

– Ах, какой ужас, – всплеснул руками тот и, обратившись к наместнику, произнес: – Господин наместник, нам необходимо срочно принять меры.

– Меры? Какие меры, господин Брах. Я Вас не понимаю.

– Война, Ваше сиятельство.

– Война?

– Именно! Пираты! Мне срочно необходимо уехать в мэрию.

С этими словами мэр немедленно исчез во внезапно опустившейся темноте. А из-за фонтана появился капитан и, поклонившись Алисе, произнес:

– Господин наместник, Вам необходимо срочно отбыть в резиденцию. Война, милорд. Островные пираты под покровом ночи преодолели заграждения и уже подожгли несколько судов.

– Я говорил этим скрягам, надо усилить… – наместник отпустил руку Алисы, посмотрел на Мила и сквозь зубы произнес: – Господин Милл И’Усс, проводите леди Алису к гостям и по возможности успокойте их. Я вынужден отбыть в порт.

С этими словами он быстрым шагом растворился в темноте.

А со стороны дома продолжала играть музыка и разносились веселые голоса.

– Не очень-то они напуганы, – фыркнула Алиса. – Впрочем, они, наверное, еще не знают.

– Война… С кем война? – удивился Мил.

– Вы же слышали, напали островные пираты. Странно, они уже несколько лет не тревожили наш город. Нет, нападают, конечно, на суда, но на город? Как назло, почти весь флот в плавании. Ну да ничего, думаю, наместник справится, говорят, он настоящий воин.

– А Вы его недолюбливаете? – спросил Мил.

– Недолюбливаю? Нет, отчего же. Хотя да, недолюбливаю. Но это уж Вас не касается, господин бард, – улыбнулась она.

– Простите, леди.

– Скажите, господин Милл И’Усс, а то, что сказано в вашей серенаде, идет от Вашего сердца?

– Да, леди, – чуть слышно прошептал Мил, – Вы догадались?

– Я почувствовала. Женщины всегда чувствуют, когда им объясняются в любви, как бы Вы мужчины не прятали это за пустыми, хоть и красивыми фразами.

– Вы сердитесь на меня?

– Сержусь? Разве можно сердиться на человека, который объясняется тебе в любви? Это всё мой волшебный напиток, господин Милл И’Усс, – засмеялась она, – я Вас предупреждала. Поцелуйте меня.

Мил схватил ее в объятья и приник к ее губам.

– Мне жарко, – прошептала она, – как мне жарко.

Он вновь поцеловал ее.

– Леди Алиса, леди Алиса, – послышался голос неподалеку.

Она оттолкнула Мила от себя и прошептала:

– Уходите. Завтра в полночь тут же, – и, повернувшись в сторону звавшего голоса, откликнулась, – я здесь, кто меня зовет?

Мил отступил в темноту и спрятался в беседке.

– Это я, леди, – произнес запыхавшийся голос, в котором Мил узнал приведшего его сюда старого слугу, – говорят, пираты захватили порт, гости разъезжаются, все ищут Вас, чтобы попрощаться.

– Идем, – решительно произнесла Алиса, и ее каблучки гулко застучали по дорожке.

Мил пробирался по темным аллеям парка, крепко сжимая в руках гриф своей лютни. Его сердце пело от восторга, он был счастлив и упивался своим счастьем. Дойдя до ворот, он получил своего коня и, как вихрь, помчался к дому мэтра.

Войдя в дом, он тихо постучался в комнату мэтра, из-под двери которого светился мерцающий огонек.

– Войди, Мил.

Юноша открыл дверь и вошел в комнату.

– Я слышал, как ты приехал. Ты припозднился, и твои товарищи уже спят. Доволен вечером?

– Да, мэтр, все прошло замечательно.

– Ты, конечно, спел свою серенаду?

– Да, мэтр.

– Я так и знал. Вы, молодежь, не прислушиваетесь к советам старших. Твое счастье, что это вольный город и нравы тут не такие строгие как в старой столице. Запомни, мой друг, у тебя великий дар, ты станешь знаменит, но имей в виду, что в каждой стране, в каждом городе есть свои традиции и нравы, нарушения которых влечет за собой иногда очень сильные неприятности. Будь осторожен, изучай историю, узнавай о жизни в тех местах, куда тебя забросит судьба.

– Да, мэтр.

– Это хорошо, что ты так говоришь, но, думаю, что немало ты еще шишек набьешь, прежде чем усвоишь мой урок.

– Я все понял, мэтр. Только почему я должен был петь серенаду, написанную кем-то другим, когда моя гораздо лучше?

– Твоя серенада – это завуалированное признание в любви, которое лестно дамам, но режет слух мужчинам. Ваше с ней сословное различие слишком очевидно – она дочь первого человека в городе, а ты ученик барда, да к тому же бастард. Не тешь себя иллюзиями, мой мальчик, и будь скромнее. Тебе повезло, тебя приняли благосклонно, но это скорее исключение, чем правило. Вот когда ты станешь по-настоящему знаменит, тогда другое дело, тебе многое будут прощать.

– Но ведь это вольный город, тут нет сословных отличий.

– Чушь! Сословия есть везде, а, значит, есть и отличия. Другое дело, что в этом славном городе у каждого есть шанс войти в местную элиту, хотя, я думаю, это эфемерный шанс. Никто не любит чужаков и их амбициозные планы покорить весь мир.

– Я понимаю Вас, мэтр.

– Ну и хорошо. Иди, отдыхай.

– Мэтр, говорят, началась война.

– Что, пираты напали на город?

– Вы знаете?

– Нет, но из твоих слов сделал такой вывод. Очень интересно, нападение произошло буквально через несколько дней после того, как основной флот покинул гавань. Очень интересно.

– Вы думаете, в городе есть предатель?

– О чем ты? О нет, не в этом дело. Я думаю, все гораздо сложнее или проще, это с какой стороны посмотреть. Иди, отдыхай, твое участие в светском мероприятии не освобождает тебя от завтрашних занятий.

Мил легким кивком изобразил нечто, напоминающее поклон, и вышел из комнаты.

– Замечательный юноша. Хоть и бастард, но знатная кровь дает о себе знать, и талант, да нет – талантище. Думаю, из него со временем выйдет настоящий второй Буран. Н-да, но только второй, первый, к сожалению, уже стар, как бы это ни обидно было слышать, – мэтр погасил свечу и устроился на кровати.

Утром только и разговоров было, как о ночном нападении пиратов. Было сожжено несколько торговых суден, разграблены прибрежные строения. Пираты успели вдоволь пограбить и позлодействовать, пока береговая охрана и приведенные ей в помощь войска наместника не выбили их с набережной, а подоспевшие остатки флота не отогнали пиратов от берегов. Собрав все силы, наместник поспешил возглавить группу преследования, чтобы отбить охоту у пиратов впредь приближаться к берегам Мариины.

Эти события затмили своей значимостью даже бал у мэра, поэтому рассказ Мила о проведенном вечере не имел столько успеха, как рассказ о пылающих домах, который принес Лев, поутру уже сбегавший на пристань и в рыбацкий поселок.

Его рассказ был настолько красочен и красноречив, будто он сам принимал участие в великолепной битве по изгнанию пиратов. Видя такое воодушевление в рядах своих учеников, мэтр с удовольствием назначил конкурс на лучшую оду защитникам города.

Убедившись, что ученики поглощены рифмованием строк, он поманил к себе Мила.

– Сегодня получил письмо от моего старого знакомого – я говорю про господина мэра, – уточнил он, видя, что Мил не понимает его. – Он передает тебе привет и легонько журит за не совсем скромное поведение на балу. Ты, оказывается, уединился с девицами.

– Мэтр, они просто хотели еще раз послушать серенаду, что ж тут плохого? Разве я мог им отказать?

– Ну-ну, не скромничай. Конечно, ты не вправе был отказать. Кто ж откажется от таких почестей. Все нормально, я думаю, мэр не столько журит тебя по сути, сколько из долга. А вообще, ты ему понравился. Кстати, тут еще тебе маленькая записочка от леди Алисы, вероятно, с благодарностью за столь блистательную серенаду. Держи, надеюсь, ты понимаешь, как настоящий мужчина, что негоже делиться содержанием таких записочек с друзьями, даже если в них тебя всего лишь благодарят за хорошо проделанную работу. Скромность. Вот что важно – скромность.

– Спасибо, мэтр, – поблагодарил Мил, пряча записку на грудь, – если Вы разрешите, я пройду в свою комнату.

– Да, конечно, иди.

Мил поспешно прошел в свою комнату, где кроме кровати, маленького письменного столика и сундука для одежды, который, по необходимости, играл роль стула, больше ничего не смогло бы поместиться, с нетерпением сломал печать с изображением девичьего профиля с маленького свернутого клочка бумаги.

«Уважаемый господин Милл И’Усс, спешу поблагодарить Вас за столь прекрасные слова, которые Вы произнесли в мою честь на вчерашнем балу, и заверить что Вы всегда будете званым гостем в нашем доме.

С уважением, Алиса фон Брах.

P.S. Забудьте все, что я Вам вчера наговорила».

Письмо выпало из рук пораженного Мила, и он удивленно поглядел на валяющийся кусочек бумаги. Нагнулся, поднял его, зажег стоящую на столе свечу и медленно сжег его на дрожащем огне.

– Похоже, мой роман накрылся, – удрученно проговорил он, – понятно, а что еще можно было бы ждать от столь ветреной особы. Но в этом есть и плюсы, – пожал он плечами, – не придется тащиться ночью в такую даль. – Он сдул пепел в открытое окно, и произнес: – А все-таки жаль, она такая красивая.

Он оглянулся вокруг, словно что-то искал, и не торопясь вышел из комнаты, чтобы присоединиться к товарищам, усердно работающим над созданием оды.

Темная, теплая, почти жаркая, ночь. В маленькой беседке в парке у фонтанов у дома мэра притаилась почти невидимая в темноте фигура юноши. Он стоял тут, казалось, целую вечность, напряженно всматриваясь в темноту и внимательно прислушиваясь ко всем окружающим звукам.

Как он пробрался сюда ночью, не замеченный ни патрулем старого города, ни многочисленным стражникам, оставленным наместником для обеспечения безопасности семьи мэра, в это непростое для города время, непонятно, но он скрывался в тени беседки и что-то выжидал.

Его сердце громко стучало, заглушая своим стуком шелест деревьев и редкие всплески воды в фонтане, который, надо отметить, в это время ночи не работал. Казалось удивительным, что такие громкие звуки, издаваемые бьющимся сердцем, не привлекли проходящую невдалеке за оградой парка охрану, звуки шагов которой гулко разносились по мостовой.

Казалось, ожидание молодого человека было бессмысленным, и он сам себе уже дважды обещал уйти после еще небольшого ожидания, но все стоял и стоял, надежно скрытый от любопытных глаз.

Вдруг все изменилось. Молодой человек вздрогнул и прислушался. Казалось, он что-то услышал, хотя вокруг было все так же тихо. Через некоторое время его надежды оправдались, и стали слышны еле слышные шаги, а затем из темноты выплыл темный силуэт невысокого мужчины.

Юноша напрягся, невольно положил руку на рукоятку длинного кинжала, который висел у него на правом бедре, и отступил вглубь беседки.

– Кто здесь, – произнес шепотом человек, внимательно всматриваясь в темноту беседки, – господин Милл И’Усс, это Вы? Я чувствую, что тут кто-то есть, не пугайте меня.

– Да, леди, это я, – голос юноши был глух и печален. – Вы очень сильно опоздали.

– Можно подумать, мне было так просто выбраться из дома, – прошептала Алиса, а это была она, в черном мужском костюме, с непокрытой головой и волосами, перевязанными сзади ленточки. – И вообще, не заставляйте меня оправдываться, я, в конце концов, девушка и имею право опаздывать. Лучше скажите, что Вы тут делаете?

– Я жду Вас, – пробормотал Мил.

– Меня? По-моему, я ясно дала Вам понять, что наше свидание отменяется. Тот поцелуй был просто взрывом эмоций, капризом, так что Вы зря пришли, бедный бард.

– Но ведь и Вы забрели сюда среди ночи, уж не проверить ли, не забрел ли сюда влюбленный поэт, – проговорил Мил, выходя из темноты беседки.

– Ой-ой-ой, – тихо засмеялась Алиса, – а Вам не приходило в голову, что я просто пришла сюда на свидание с кем-то другим, и никак не чаяла увидеть тут Вас?

– И поэтому позвали меня по имени?

– Хм, хватит ловить меня на слове. Лучше говорите, что Вы тут делаете. В конце концов, я тут в своем доме и могу ходить куда захочу.

– Мне нечего скрывать, леди, я пришел сюда, чтобы положить свое сердце к Вашим ногам и рассказать, как глубока моя любовь. Я хочу предложить свою преданность в обеспечение своей любви, свой талант в воспевании Вашей красоты, свою жизнь в обмен за Вашу признательность. Протяните свою руку и коснитесь моей груди и Вы услышите, как яростно стучит мое сердце в своем желании выпрыгнуть в Ваши руки.

Словно завороженная, Алиса протянула руку и коснулась пальцами его открытой груди.

– Врете Вы все, – чуть смущенная, проговорила она, – я совсем не чувствую его «яростного стука», это все ваши поэтические преувеличения.

– Вовсе нет, просто надо коснуться его и прислушаться. Смелее, леди.

Он нежно взял ее руку, поднес к своей груди и крепко прижал ее ладонь.

– Вслушайтесь, как оно стучит, – прошептал он. – Это песня любви, самая прекрасная и возвышенная, разве Вы не слышите?

– Кажется, слышу, – прошептала она и непроизвольно придвинулась к нему.

Он нежно обнял ее второй рукой и легонько притянул к себе.

– Если хорошенько вслушиваться, то можно разобрать, о чем оно поет.

– Я слышу, но не понимаю, – печально произнесла она, обнимая его за плечи.

– Оно поет про скорый восход, который осветит убежище влюбленных и разлучит их до следующего вечера. Оно поет про теплоту рук, сжимающих любимых в своих объятьях и заставляющих их трепетать от нежности. Оно поет о сладости поцелуя, вселяющую в сердца влюбленных уверенность, что их любят и помнят.

Мил наклонил голову и губами коснулся чуть приоткрытых губ своей любимой. Она потянулась к нему и тесно прижалась к его телу.

– У меня все плывет перед глазами, я сейчас просто упаду, – прошептала она, – еще никогда в жизни я не испытывала такие ощущения при поцелуе.

– Вы хотите сказать, что Вас уже кто-то целовал? – нахмурился Мил.

– Оставьте, – прошептала она, – так меня никто не целовал.

– Тихо, – прошептал Мил, – там идет стража, – он увлек ее в беседку и закрыл ее рот своими губами.

Время отошло на второй план. Оно практически перестало для них существовать. Они то обнимались, то сливались в нежном поцелуе, то он нашептывал ей нежные слова, заставляя ее сердце трепетать от восторга.

– Скоро будет светать, мне пора, – прошептал он, – иначе мне будет не выбраться из парка, если только Вы не спрячете меня в своей спальне.

– Как Вам не стыдно такое говорить? – обиделась она.

– Простите, я пошутил. Не сердитесь на меня, просто я не хочу с Вами расставаться.

– Уходите, мне тоже пора. Ещё надо пробраться в дом.

– Когда мы увидимся в следующий раз?

– Я попробую передать Вам письмо, а теперь идите, если нас тут застукают, то Вам несдобровать, думаю, наместник просто отрубит Вам голову за измену, – захихикала она.

– Он что, претендует на Ваше сердце?

– Идите, не сейчас.

– Но все-таки?

– Скорее уж на мое тело. Идите же, кругом столько охраны.

– Я умею пробираться незамеченным.

– Ага, как сказочный эльф, – усмехнулась она, высвобождаясь из его объятий.

– Какой эльф? – опешил Мил.

– Ну сказочный, Вы что сказок в детстве не читали? Тоже мне бард. Был, говорят, давным-давно такой сказочный народец. Они могли быть невидимы, если хотели. Давайте уходите.

– Ну, интересно же послушать, никогда не слышал таких сказок.

– Да уходите же, горе мое. Я-то по-любому не умею пробираться незамеченной. Если нас поймают, однозначно наша встреча будет последней, иди, – в голосе Алисы послышались нетерпеливые нотки.

– Я ухожу, любимая, – поклонился Мил и исчез в уже начавшей редеть темноте.

– Что это со мной? – проговорила Алиса, снимая свой костюм и пряча его на полку шкафа в своей комнате. – Что это со мной? – пропела она, разглядывая свое обнаженное тело в зеркале, которое в полумраке комнаты не в силах было отразить всю красоту ее точеной фигуры. – Как я хороша, ла-ла-ла, – пропела она и натянула на себя ночную сорочку. – По-моему, он мне нравится, хотя это шаг вниз, пленять наместника и барда. Смешно, принц и нищий. Хотя этот нищий даст огромную фору некоторым принцам. Да уж, но целоваться при первом свидании это никуда не годно, милочка, – погрозила она пальцем зеркалу, – хотя как он целуется, это что-то.