Текст книги "Бард. Часть 1. Дети Дракона"

Поздней весной, когда успокоились шторма, они послали на четырех кораблях своих лучших воинов, которые долго блуждали по морю в поисках противника, уничтожив за это время несколько рыбацких кораблей и, наконец, нашли одну из искомых бухт…

– Вот только не надо описывать сражения и те ужасы, которые эти воины там совершили. Думаю, они ничем не отличались по жестокости от этих варваров, – запротестовала Принцесса. – Я не хочу слушать описания кровавых битв на ночь, в них нет ничего, заслуживающего моего внимания, и когда вы, мужчины, рассказываете нам эти страсти, не надо ждать от нас бурных аплодисментов и оваций. Мало того, если в твоем рассказе, Странник, нет истории любви, то поскорее его заканчивай.

– Но, Принцесса, – робко возразил Бэт, – чем тебе не угодили батальные сцены, ведь в таких рассказах это самое интересное, а твои любовные истории все на один манер. Их не по одному десятку рассказывают твои «болтушки», когда хотят поделиться какой-нибудь «самой страшной тайной».

– Ну уж нет, обойдемся без батальных сцен, а то я потом не смогу заснуть, – тут она мило зевнула, прикрыв ротик своей затянутой в перчатку рукой. – Противный Бэт, ты все-таки заразил меня своим зеванием.

– Думаю, леди права, уже далеко за полночь, – произнес неожиданно появившийся моряк, – у вас еще впереди много вечеров, поэтому не стоит затягивать этот. – А Вам, молодой человек, я предлагаю продолжить этот рассказ завтра после захода солнца в «Десятой склянке». Там найдутся благодарные слушатели, в отличие от этой капризной леди.

– Ха, – произнес Бэт, покорно вставая с насиженного места, – там очень просто могут и голову снести, если рассказ вдруг придется не по нраву слушателей. И уж никто не потерпит твоей маски, Странник, если ты дорожишь своим инкогнито.

– Вообще-то дорожу, – кивнул Странник, подавая руку Принцессе и помогая ей встать.

– Как хочешь, молодой человек, – пожал плечами матрос, – тогда до встречи в карнавальную ночь, если ты придешь, гарантирую тебе неприкосновенность и заслуживающую внимания публику.

– Договорились, в полночь, – кивнул Мил.

– Ты не проводишь меня до кареты, Странник? – капризно потянула его за локоть Принцесса, которой наскучили эти разговоры.

– Я буду счастлив сделать это, леди, – галантно поклонился тот.

– Тогда пойдем, она должна быть тут неподалеку. Пока, народ, – помахала она небольшой горстке людей, оставшейся еще на площади, и направилась к Старому городу.

– Как жаль, Принцесса, в такую прекрасную ночь я счастлив был бы утомить Вас долгой прогулкой.

– Я и так уже утомлена дальше некуда, – произнесла она, опираясь на его руку. – Все эти разговоры…

– Но почему Вы тогда ходите сюда?

– Без меня тут все рассыплется, и наша маленькая традиция исчезнет. А жаль, временами тут бывает занимательно.

– Не сомневаюсь, леди, Вы душа этого общества.

– Льстец, – звонко засмеялась Принцесса. – У тебя есть девушка в нашем городе, Странник?

– Да, леди, но мне кажется, она совершенно не замечает меня.

– Думаю это практически невозможно, тебя нельзя не заметить, для этого ты слишком талантлив и красив.

– Принцесса, Вы, оказывается, отлично видите в темноте, да еще сквозь маску.

– Я еще хорошо могу читать сердца, можешь мне поверить.

– Ничуть не сомневаюсь в этом, Принцесса, во всяком случае моя попытка скрыть свое лицо под маской провалилась.

– А что, разве была попытка? – улыбнулась сквозь маску Принцесса.

– Очень робкая.

– Так что ты говорил там насчет своей возлюбленной? – слегка пожала ему руку девушка.

– Я ничего не говорил, кроме того, что она меня всячески игнорирует.

– Да? А ты делаешь, какие-то попытки привлечь ее внимание?

– Хм, – задумчиво протянул Странник, – наверное, очень робкие и неумелые.

– Ну вот, а претендуешь на ее внимание, или ты ждешь, что она сама начнет оказывать тебе эти знаки. Боюсь, что ты успеешь к этому времени состариться. Будь смелее.

Во время этой непринужденной беседы они вышли с площади и почти налетели на стоящую карету.

Тут надо сделать одно маленькое отступление, в Мариине, как и в большинстве городов Ловерии, практически никто не ездит в карете, запряженной лошадьми. И это было не только оттого, что узкие улицы города делали такие поездки несколько затруднительными, поскольку не везде две встречные кареты могли свободно разъехаться, но и в том, что содержание лошадей в городе достаточно расточительно. В основном богатый люд предпочитал передвижения в паланкинах, которые несли несколько пар слуг, впрочем, золотая молодежь предпочитала передвигаться верхом на лошадях, чем иногда вызывала нарекание от не довольных жителей.

Каретами же пользовались только определенный круг людей, для которых это была и почетная привилегия, и приятная обязанность.

– Симон всегда так близко подъезжает, – капризно протянула Принцесса.

– Он бережет Ваши прекрасные ноги, леди.

– Садись, я немного тебя подвезу, – шепнула Принцесса.

Они потихоньку забрались в карету. Затем Принцесса выглянула в окно и громко сказала:

– Я хочу прокатиться в восточную часть города, просыпайся.

Спереди послышалась возня, потом громкий зевок, и вот карета двинулась по ночной гулкой мостовой. Она была тесная, эта карета, больше подходившая для прогулки юной леди, в одиночестве любующейся видами из широких окон. Но сейчас окна были плотно занавешены шторами, да к тому же снаружи была ночь, а внутри два человека сидели, молча касаясь друг друга своими горячими телами.

– Я люблю Вас, леди, – прошептали мужские губы, и его руки завладели маленькой женской ручкой.

– Ох, отстань, Странник, или тебя уже можно назвать Милл И’Уссом.

– Вы можете называть меня как Вам будет угодно.

– У нас говорят «хоть горшком назови, только в печь не ставь», – засмеялась Принцесса.

Тем временем горячие губы юноши пробежали по каждому ее пальчику и переместились к плечу.

– Остановись, – жалобно прошептала она.

Но он не слушал ее шепота, своими жаркими губами обхватил мочку ее уха и почувствовал, как по всему ее телу прокатилась дрожь. Она безвольно обвила его руками, прижавшись к нему, а он, захватив в плен ее губы, нежно переместил свою руку на ее грудь.

– Остановись, – прошептала она, пытаясь отстраниться от него.

– Ну почему, ты же любишь меня, – почти беззвучно произнес он.

Эти ли слова или внезапная ямка под колесом, заставившая тряхануть карету так, что они глухо ударились головами друг о друга, неизвестно, но внезапно она вырвалась из дурманящего плена и закатила бы ему оглушительную пощечину, если бы он внезапно не отклонился.

– Как ты смеешь уклоняться от моей руки, – словно змея, зашипела она.

– Как ты смеешь поднимать на меня руку, – парировал он.

– Я тебе не портовая шлюха, чтобы ты смел так меня лапать, – даже темнота не могла скрыть блеска ее разъяренных глаз. – Не смей больше показываться на мои глаза, или я просто тебя убью. Симон, остановись!

Карета остановилась.

– Что-то случилось, леди? – раздался в тишине хрипловатый старческий голос.

– Вовсе нет, – ответила Принцесса, выпихивая Мила на мостовую, – я передумала кататься, поехали домой.

– Хорошо, – согласился тот.

И карета, набирая ход, растаяла в тишине.

Мил встал с мостовой, внимательно осмотрел лютню, и, убедившись, что она цела, припустился к дому мэтра, до которого было еще неблизко.

«Похоже, мой роман накрылся, – беспечно пожал он плечами, – а жаль». Добравшись до места, он незаметно проник в свою комнату, упрятал свой костюм в маленький сундучок, вынув предварительно записку.

«Будьте в день карнавала у лавки, возле которой мы с вами встретились на днях». Г.

– Ну что ж, впереди новые приключения, – удовлетворенно кивнул он, разрывая записку на десятки мелких клочков и сдувая их с ладони в притихший сад. – Пора спать, – сказал он сам себе и юркнул под тоненькое покрывало.

День карнавала наступил необыкновенно быстро. Мэтр переживал, что произведения его учеников не получили столь желаемого им законченного вида. Называя их недостаточно причесанными и выверенными, он непрерывно ворчал, обвиняя учеников в лености.

Разбившись на три группы, они должны были выступать на открытии карнавала: в мэрии, где сам мэр торжественно возвещал о начале этого удивительного мероприятия и по этому поводу давал официальный прием.

Далее в загородной резиденции наместника, куда направлялось официальное приглашение города, о принятии наместником участия в торжественной церемонии въезда «непобедимых» войск в город.

И, наконец, на площади мэрии, где всякий желающий, заняв место, спозаранку мог насладиться выступлениями жонглеров, фокусников и прочих артистов.

Во всех трех местах ученики мэтра Бурана должны были исполнить свои «величественные оды», получив свои первые публичные аплодисменты. Потому сборы были суматошными и несколько сумбурными, однако это не помешало им прибыть в назначенные места вовремя.

Мила с двумя товарищами назначили в здание мэрии, где, как уже говорилось, и было дано начало торжеству.

Официальный большой зал был украшен в зеленые и синие тона, олицетворявшие, по-видимому, цвета моря, и был заполнен самыми именитыми людьми города, представлявшими все существующие в нем цеха и гильдии.

Мэр произнес торжественную речь, в которой не забыл отметить «неоценимый вклад», который присутствующие внесли в процветание родного города, и выразил надежду на дальнейшее плодотворное и тесное сосуществование к общей выгоде и развитию. Вся речь мэра длилась около получаса и закончилась официальной отправкой приглашения наместнику под общее одобрение присутствующих.

После того как гонец отбыл, мэр дал небольшой завтрак для присутствующих, услаждать слух которых и должны были три юных барда. Приняты они были более чем благосклонно, и по окончанию выступлений их пригласили присоединиться к трапезе, что, учитывая их возраст, было большой честью.

За дверями мэрии тоже начиналось представление, где оды учеников мэтра, кстати, тоже обедавшего в мэрии, сменялись выступлениями бродячих актеров, которые должны были разогреть публику к главному действию карнавала, шествию по улицам города и ночному маскараду. Маскарад, надо отметить, на самом деле начинался еще засветло, по гонгу огромного колокола, издревле извещавшего людей о важных происшествиях.

Официальный обед в мэрии закончился незадолго до прибытия наместника, и все вышли на улицу для его торжественной встречи.

После небольшого ожидания послышался восторженный крик зевак, и на площадь въехала кавалькада рыцарей в сверкающих доспехах во главе с наместником, одетым по последней столичной моде, верхом на белом жеребце с завитыми на гриве косичками.

Последовал обмен любезностями, выступление глав цехов, преподнесших дары городу и его освободителю, прозвучали заздравные речи. В ответ наместник выразил уверенность сделать все необходимое для обеспечения безопасности города.

Закончив со своими нехитрыми обязанностями, Мил незаметно потерялся в толпе, собираясь насладиться зрелищем у лавки, где ему назначила свидания «таинственная кошка». Надо отметить, что разворачивающееся действие было довольно любопытным, особенно для лиц, которые никогда не были в Мариине и не участвовали в карнавале.

Открыл шествие мэр с членами мэрии, перед которыми несли знаки и цвета их домов, рядом на правах почетного гостя шествовал спешившийся наместник со своим штандартом и почетным караулом из моряков его корабля. За ними плотными рядами вышагивали шеренги рыцарей на боевых конях. Следом по очереди, расписанной задолго до карнавала, шли все цеховые сообщества города со своими знаками, со своими изделиями, делая из простого шествия маленькое представление, ничуть не уступая в своем искусстве настоящим актерам. Именно это придавало обыкновенному шествию свою изюминку и очарование, собиравшее на протяжении всего пути толпы простого люда.

Шествие затянулось на несколько часов и должно было закончиться на набережной, где взгляд зрителей должен был усладиться торжественным входом в порт кораблей герцога.

С этой минуты должен был быть дан знак начала веселья, которое планировалось продлиться до утра. Различные соревнования от кулачных боев до стрельбы из луков, от заплывов пловцов до соперничества гребцов, скачки на лошадях, многое другое, где любой желающий мог попробовать свои силы за звание лучшего, коим стал бы зваться победитель до следующих состязаний, которые будут не раньше осенней ярмарки.

Вдобавок ко всему, как уже говорилось, ближе к маскараду каждый цех счел долгом традиционно накрыть огромный стол, где каждый желающий мог отведать бесплатного угощения. Некоторые особо почитаемые гильдии так просто откупали многочисленные таверны и трактиры, вешая на них свои знаки и гербы, чтобы каждый входящий знал, кому он обязан таким щедротам.

Этот краткий экскурс хоть немного дает понять то, за чем с таким интересом наблюдал Мил, когда его за локоть тронула маленькая женская ладошка.

– Здравствуйте, господин бард. Вы сегодня были особенно торжественны, – произнес чуть насмешливый девичий голос.

Мил обернулся и встретился с глазами Гортензии.

– Как я рад Вас увидеть, леди.

– Рад, скажите еще, что Вы искали встречи со мной после нашего последнего свидания.

– Каюсь, что нет, леди, но это не значит, что я не думал о Вас все это время.

– Ох, так ли это, – с улыбкой покачала головой Гортензия.

– Честное слово, просто в преддверии карнавала мэтр загрузил нас по полной программе, заставляя отшлифовывать каждое наше слово, не давая нам ни минуты свободного времени. И, надо сказать, все равно остался недоволен.

– Да, настоящий талант, – усмехнулась Гортензия. – Давайте отойдем подальше.

– Как скажете, леди, – пожал плечами Мил, с сожалением отрываясь от происходящего на улицах города.

– Пойдемте, – категорично заявила Гортензия, – все самое интересное позади, а Вас, как я думаю, не каждый день приглашают на прогулку юные леди, – кокетливо договорила Гортензия.

– Я готов идти за Вами хоть на край земли.

– Такой ответ я ждала с самого начала. Идемте, я Вам покажу самый красивый вид в нашем городе.

Они быстрыми шагами пересекли опустевшие улицы города и какими-то закоулками добрались до моря много левее набережной, на которую тем временем только-только стала прибывать процессия.

Взобравшись на скалистую вершину утеса, они увидели, как перед ними открылся изумительный вид бескрайнего моря, уходящего своей синевой далеко к горизонту и даже, по-видимому, за него. По его просторам двумя ровными рядами шли под парусами корабли.

– Правда красиво? – улыбнулась Гортензия.

– Изумительно, – согласился Мил, вдыхая аромат соленого воздуха моря.

– Это мое самое любимое место в городе. Когда мне грустно, я прихожу сюда, и через некоторое время моя грусть уходит.

– И не удивительно – это место буквально пропитано энергией, тут хочется кричать от восторга, – согласился с ней Мил.

– Вы почувствовали это? Славно, значит, у нас с Вами есть что-то общее.

– Я рад слышать это, Гортензия, значит у меня еще не все потеряно.

– Что Вы имеете в виду, господин Милл И’Усс?

– Что? Я уже один раз высказался на эту тему, Вы обозвали меня лгунишкой, простите, но очень обидно и не хотелось бы услышать эти слова вновь.

– Ой, какой Вы, однако, обидчивый, – улыбнулась Гортензия. – Признаю, я немного подразнила Вас, что тут такого. Разве я не имею на это право?

– Почему же Вы вдруг имеете?

– Любой мужчина, добивающийся, – она слегка запнулась, – ну, скажем так, дружбы женщины или девушки, должен быть готов к некоторым испытаниям, которым она его подвергнет. Ну, должна же я Вас помучить.

– Понятно, – кивнул Мил и отвернулся к порту, куда подтянулась вся процессия.

Порт стал похож на большой муравейник, так много людей прибыло туда.

– Тут, наверное, весь город, – изумленно прошептал Мил.

– Почти, – кивнула Гортензия. – Вы никогда не видели такого зрелища?

– Нет, я прибыл сюда зимой и, соответственно, пропустил осеннюю ярмарку и праздник урожая. И праздник «всех богов» я тоже пропустил, так что это зрелище для меня открытие.

– Значит, хорошо, что я затащила Вас в это прекрасное место. Смотрите, сейчас корабли зайдут в порт, это очень торжественно и красиво.

Повисло молчание, Мил во все глаза глядел на происходящее внизу.

– Вы обиделись на меня, господин бард? – тихо спросила Гортензия.

– Наверное, нет, – медленно, словно выверяя каждое слово, произнес Мил, – я не понимаю Вас, для чего Вам надо мучить меня или подвергать испытаниям.

– Не знаю, наверное, чтобы понять Ваши чувства, чтобы Вы могли понять, действительно ли они таковы, какими Вы их мне представляете.

– Я не понимаю, ведь Вы не приз в каком-то непонятном мне состязании, за который надо биться и который надо завоевывать, чтобы обладать им.

– Вот как? А я так считаю себя не только призом для моего избранника, но и очень ценным призом. За который стоит побороться, – обиделась Гортензия.

– Бороться? Зачем? И Вы выберете победителя в этом невероятном состязании? А если он Вам совершенно не подходит? Совсем Вас не любит, он просто сильнее, хитрее, удачливее? И Вы сможете быть с ним счастливой?

– Мил! Мил! Куда это Вас понесло, если Вы хотите предложить мне руку и сердце, то сразу хочу Вас остановить, я не готова к этому шагу. Моя семья не готова к этому шагу, да и Вы сами еще не готовы к этому.

– Да, это правда. Если честно, у меня и в мыслях не было делать Вам предложение, леди, но поверьте, от этого мои чувства к Вам не стали беднее.

– Чувства? А какие у Вас чувства, господин бард?

– Мне кажется, я в малом шаге от того, чтобы назвать Вас своей королевой, леди.

– Назвать своей королевой, как это романтично, Вы действительно поэт, господин Милл И’Усс.

– Так на моей родине принято называть самую дорогую для сердца женщину, – задумчиво произнес он.

Повисла пауза, и до них донесся непонятный шум.

– Что это? – удивленно спросил Мил.

– Это крики радости и восторга по поводу начавшегося празднества. Видите, корабли вошли в гавань, и, по-видимому, дан знак начать состязания. Да, так и есть, видите, у берега собираются люди. Это пловцы, они должны будут доплыть до флагманского корабля, обогнуть его и вернуться на берег. Первый получит приз и звание лучшего пловца.

– Приличное расстояние, – уважительно покачал головой Мил.

– Нормальное, мы дети моря, и поэтому в хорошую погоду даже я рискнула бы повторить их путь.

– Так в чем же дело?

– Это было бы совсем не скромно, я имею в виду наряд, в котором бы мне пришлось плыть.

– Нет, это было бы прекрасно, Вы как богиня вышли бы из соленых вод и надели бы лавровый венок победителя.

– Вы неисправимый романтик. Кстати, никаких лавровых венков у нас нет. После пловцов будет заплыв гребцов, они должны будут доплыть до той отмели, видите, где буруны.

– Вижу, там хорошее место для маяка или для сторожевого форта.

– Маяка? Какого маяка?

– Ну, маяк. Высокая башня, наверху которой по ночам горит огонь, помогающий кораблям найти путь к земле.

– Интересная мысль, где Вы ее почерпнули?

– Не знаю, вычитал, наверное, где-нибудь, – пожал плечами Мил.

– Вы удивительно умны, господин бард.

– А Вы удивительно тактичны.

– Что Вы имеете в виду, господин Милл И’Усс?

– Я признался Вам в своих чувствах, а Вы так тактично увели разговор в сторону.

– А Вы ужасно глупы, впрочем, как и все мужчины, – рассердилась Гортензия.

– Странно, – пожал плечами Мил, – еще недавно я был умен.

– В некоторых вопросах Вы наивны как ребенок, – пожала плечами Гортензия. – Смотрите, старт дан.

И действительно, большое количество желающих ринулись в воду и довольно энергично поплыли в сторону корабля.

Она подняла на него свои блестящие глаза и произнесла:

– Мне уже пора возвращаться, Вы будете на маскараде?

– Конечно, мэтр отпустил нас до утра.

– Как неосторожно с его стороны, – фыркнула Гортензия. – Вы же не дети. Лично Вам, если у Вас позволяют средства, лучше снимать жилье в городе, чем жить у мэтра с его странным расписанием.

– Наверное, Вы правы, леди Гортензия, я достаточно взрослый, чтобы решать все за себя, думаю, стоит поговорить с мэтром на этот счет.

– Поговорить? Но Вы ведь не его собственность, – нетерпеливо топнула она ножкой.

– Но, леди, даже в Вашем «вольном городе» есть обычай селить у себя учеников, поручая им заботу о своем доме. И к тому же у меня прописанный по всем правилам контракт.

– Это правда, но Вы уже не просто ученик, Вы, господин Милл И’Усс, довольно известная персона в нашем городе. Слух о Вашем таланте облетел каждый дом. Можете мне поверить, каждая семья, которая будет устраивать приемы или балы, а это большинство в Старом городе, почтет за честь пригласить Вас. И если Вы предложите стать мэтру вашим распорядителем и разделить гонорары, он вряд ли откажется от таких условий.

– Как Вы быстро разрешили Вами же найденную проблему, – улыбнулся Мил.

– Вы не хотите уезжать от мэтра? Почему? Пора взрослеть, господин бард. Вы, по Вашим же словам, добиваетесь от меня какой-то взаимности на ничем не доказанные пока чувства, и что же Вы думаете, что я буду постоянно Вас ждать и терзаться, отпустит ли Вас мэтр на свидание? Не смешите меня. Вы опоздали на свое первое со мной свидание и, надо отметить, очень легко за это отделались. По-моему, даже не извинились.

Мил покраснел, опустился на одно колено и, взяв Гортензию за руку, произнес:

– Простите меня, прекрасная леди, мне нет оправдания, но, я надеюсь, Ваше доброе сердце не позволит разбиться моему.

– Вот так-то лучше, – улыбнулась она, опираясь на его руку, чтобы спуститься с горы. —У меня есть одна просьба к Вам, господин Милл И’Усс.

– Моя жизнь у Ваших ног, леди «кошка».

Гортензия громко захохотала.

– А Вы догадливы. Я старалась, как могла, чтобы скрыть этот пикантный эпизод моей жизни. Хотела Вас немного помучить. А, ну да, записка, какая я глупая.

– Отнюдь, ведь Вы могли передать ее через своих подруг.

– Тогда как?

– Я узнал Вас сразу, леди. Мое сердце очень трудно обмануть.

– Угу, – сморщила носик Гортензия, – или у Вас очень острое зрение. Кстати, наверное, так оно и есть, Вы очень уверенно нашли отмель, когда я рассказывала вам о состязающихся на лодках. Хотя она располагалась довольно далеко, и несведущему человеку довольно трудно ее увидеть, если он, конечно, не знает точно, где она находится.

– Так что за задание, милая леди?

– Я хочу, чтобы Вы спели Вашу балладу в одном шумном месте.

– И всего-то?

– Вас могут там за нее побить.

– Побить барда, да еще за хорошую балладу?

– Нет, побить Странника за несколько иные, не слишком приятные для присутствующих слова.

– И какие же слова Странник должен переделать в балладе, чтобы привести в ярость окружающих?

– Так Вы согласны?

– А Вы ждали другого ответа? – пожал плечами Мил.

– Вообще-то нет, – кивнула Гортензия, отпуская его руку, поскольку спуск закончился.

– Так что я должен переделать?

– Не знаю, но захватчики должны выглядеть подлее, герои мужественнее. И в концовке смерть героев должна остаться неотмщенной и взывать к совести живущих. Город должен пасть к ногам завоевателей. И еще сам город должен стоять у бескрайнего моря.

– Но ведь это бунт?

Мил немного помолчал.

– Зачем Вам это надо, леди?

– Во-первых, это не бунт, а небольшая шалость, а во-вторых, я ненавижу их, Мил.

Она замолчала, но в её словах было столько ненависти, а в молчании, повисшем после, столько экспрессии, что сразу все стало понятно, все встало на свои места. Они шли молча, изредка касаясь кистями рук, и некоторое время Мил просто получал удовольствие от прогулки. Но молчание затягивалось, и он произнес:

– Я сделаю это, леди.

– Правда?

– Да, только скажите где.

– Мы встретимся со Странником у мэрии на танцах ближе к полночи, если он будет одет, как и в прошлый раз, я его легко узнаю.

– Хорошо, – кивнул Мил, – не повезло бедолаге Церберу дослушать рассказ.

– Какой рассказ?

– Когда Вы покинули площадь, Принцесса попросила рассказать какую-нибудь историю, ну и мне вспомнилась «северная сага», которую мне когда-то поведал один мудрый человек. Рассказ Принцессе не приглянулся, а вот Цербер им заинтересовался и пригласил меня сегодня в полночь в «Десятую склянку» ее закончить.

– Это судьба, – прошептала Гортензия, – все замечательно, там и встречаемся. У Вас в руках будет лютня, я спрошу: «Умеешь ли ты на ней играть или она вместо посоха?» Как только споете, продвигайтесь к дверям и по возможности не ввязывайтесь в драку.

– Я, если честно, неважный боец, но надеюсь, что умею за себя постоять.

– Это ни к чему. Мои друзья Вас прикроют.

– Ваши друзья?

– А что тут удивительного, думаете, у меня нет друзей?

– Думаю, их у Вас настолько много, что я растворюсь в их толпе без остатка.

– Друзей не бывает много, и они не питают ко мне тех чувств, про которые Вы мне толкуете.

– Хотелось бы верить, – вздохнул Мил и посмотрел ей в глаза.

– Да Вы никак ревнуете, – засмеялась Гортензия, – вот уж это ни к чему. И еще. Это, конечно, шалость, но сохраните ее в тайне.

– Я уже понял, что ввязался во что-то серьезное, но можете на меня положиться, я не трус и не предатель.

– Хорошо, теперь нам надо разойтись. Кстати, а Принцесса догадывается, кто скрывается под маской Странника?

Мил покраснел до корней волос:

– По-моему, догадывается.

– Так-так-так, – улыбнулась Гортензия, – кажется, мне не стоило так поспешно уходить в тот раз.

– Нет, это не то, что Вы подумали, леди Гортензия.

– Называй меня Гортия, когда мы одни, разумеется. И еще, мои друзья имеют привилегию обращаться ко мне на «ты», как и я, впрочем.

– Я был бы счастлив.

– Да, ещё. Ты не мог бы играть чуток получше, чем в прошлый раз. Это было ужасно, такое впечатление, что ты впервые играл на этом инструменте.

– Я переложу слова на три аккорда, изучить их может и ребенок, поэтому получится совсем не плохо, ну, конечно, это будет далеко не сирвента, но для кабака вполне сойдет.

– А ты успеешь?

– Еще бы. Слова я уже почти переделал, осталось чуть изменить мотив, и все готово.

– И когда ты успел?

– Когда я смотрю в твои глаза, время останавливается, чтобы я мог насладиться ими, а нужные слова сами рождаются в голове.

Гортензия покачала головой и с упреком произнесла:

– Хотелось бы послушать, что ты несешь, когда остаешься наедине рядом с Алисой. Я так понимаю, для тебя не секрет, что Алиса и Принцесса – это одно и тоже лицо?

– Ну еще бы, думаю, это не секрет для всего города.

– Да уж, похоже, с тобой не придется скучать. Но, к сожалению, нам пора расстаться. Спасибо за компанию, господин Милл И’Усс, – склонилась она в шутливом реверансе, – здесь мы и расстанемся, мне пора наряжаться к маскараду, а Вы передавайте привет Страннику.

Не успел Мил опомниться, как она исчезла среди суетящегося народа на улицах города, на мостовую которого они незаметно за разговором ступили.

– Прекрасно выглядишь, Гортия, – с улыбкой произнес мистер Эллиес, наблюдая, как Гортензия заканчивает наводить порядок на своей прическе. – Куда ты сегодня?

– Сначала с девчонками к мэрии, там сегодня будут танцы и все наши ухажеры, – чуть презрительно на слове «ухажеры» произнесла она. – Потом вечер у Алисы, сегодня она принимает. Затем идем смотреть рассвет на утес, и домой.

– Очень насыщенная программа. Будь осторожна, я не очень-то доверяю ни мэру, ни его дочери.

– А я ей вообще не доверяю, дед, но это отличный способ убедить всех, что они знают, где я нахожусь.

– Ты мудра не по годам, Гортия. Как наши планы?

– Думаю, все пройдет как задумано, если он, конечно, не струсит.

– Не думаю, что так случится, мне кажется, он к тебе неравнодушен, а это добавит ему сил.

– Мне тоже так кажется, по крайней мере, мне он об этом сказал уже не единожды, – усмехнулась Гортензия.

– Еще мне кажется, что ты тоже несколько им увлечена, – осторожно заметил Эллиес.

– Дед, я помню свою клятву, ни один мужчина не разбудит мое сердце, пока город не вернет себе независимость, – строго посмотрела на него Гортензия.

– Думаю, ты очень погорячилась, когда давала себе такую клятву. Знаешь, сердце такой специфический орган, на который очень сложно как-то повлиять.

– Он мне действительно нравится, его голос заставляет мое сердце биться чаще, его глаза обжигают мою кожу… Но это ничего не значит, и ему и мне придется подождать.

– Железная, – прошептал старик.

– Я пошла, – она подошла к нему, взяла за руку и нежно ее сжала, – все будет хорошо.

– Да, я знаю. Но все равно, береги себя.

– Ты в том смысле не утанцуйся вусмерть, – засмеялась она и, понизив голос, повторила, – все будет хорошо.