Текст книги "Безумству храбрых"

Иар Эльтеррус
Безумству храбрых…

Облака бежали над поросшим сухой травой полевым аэродромом, обещая скорый дождь, легкий ветерок немного облегчал удушливую жару, а июль 42-го выдался жарким. Особенно последняя декада. Впрочем, до жары ли было усталым пилотам? Отнюдь…

Советской армии пришлось оставить Донбасс и Ростов-на-Дону, отступив на левый берег Дона – слишком сильным оказался натиск немецких войск. Тимошенко не смог справиться, не удержал плацдарм. Выжившие в страшных боях рядовые от усталости едва не падали, но все равно держались до последнего – слишком хорошо знали, уже знали, что принес враг на родную землю. Слухи о творимом немцами на оккупированных территориях любого заставляли сжимать кулаки от ярости и драться, не жалея себя. Одна Хатынь чего стоила… Такого не прощают.

Немного в стороне от летного поля лежал у рощицы в тени чахлых деревьев человек в летной форме и задумчиво жевал сорванную только что травинку. Не слишком высокий, коренастый, очень широкоплечий. Черты лица рубленые, жесткие, холодные глаза светло-голубые, короткие волосы темные.

Он не обращал ни малейшего внимания на то и дело проходящих мимо пилотов и техников, они тоже предпочитали не беспокоить недавно вернувшегося с боевого вылета человека. Тем более этого человека – с капитаном Анатольевым в n-ском ИАПе предпочитали не связываться. Слишком острый язык, абсолютное неприятие авторитетов, способность заставить подчиниться любого, даже имеющего более высокое звание. Да и в морду дать он не стеснялся, в случае чего, и это почему-то сходило ему с рук. Наверное, потому, что летал Анатольев, как бог. То, что он творил в воздухе на своем ЯКе, казалось попросту невозможным, ни один другой пилот не мог повторить его трюков. И немцев поэтому капитан бил лучше всех, на его счету было больше сбитых, чем у любого другого из полка.

Анатольев придвинулся к дереву и сел, опершись спиной об ствол, затем достал из поясного планшета короткую толстую сигару и закурил. Все вокруг поражались, не понимая откуда он берет во время войны сигары, да еще и в таком количестве – угощал ими капитан любого желающего, но они были настолько крепкими и вонючими, что желающих почти не находилось. На вопросы, даже вопросы особиста, капитан что-то нехотя бурчал о ленд-лизе. Как ни странно, особист поверил и отстал, хотя обычно убедить его в чем-либо было почти невозможно. Некоторые суеверные летчики даже поговаривали, что Анатольев колдун – уж больно ему везло.

Капитан на россказни не обращал ни малейшего внимания, он вообще говорил с кем-либо сугубо по делу, никто ничего не знал о его близких, но воевал Анатольев с такой яростью, что становилось ясно – его семья, скорее всего, погибла. Не может человек совершенно не иметь инстинкта самосохранения, а Анатольев его не имел – творимые капитаном трюки не раз едва не вызывали инфаркт у командира полка, подполковника Терещенко. Да о чем речь, капитан столько раз бросался в самоубийственные атаки, что другие пилоты уверились – он ищет смерти.

– Опять наш «колдун» сигары свои вонючие шмалит… – скривившись от едкого дыма, проворчал проходящий мимо рощицы лейтенант Гоглидзе, высокий худой грузин.

– Бр-р-р… – поежился старший лейтенант Сомов. – Дня три назад курева не было, так я сдуру у него сигарку попросил…

– Да ну? – оживился идущий позади них техник Панкратыч, плотный усатый мужичок лет пятидесяти, мастер на все руки. – Нешто кто в полку не знал, что енти сигары курить низя?

– Да слыхал я, но сам раньше не пробовал… – смутился Сомов. – Курить хотелось до смерти! Он дал с лыбой кривой, глядя на меня, что на того таракана. Я затянулся и чуть не сдох. Как это курить-то можно?! От одной затяжки кишки в узел завязались!

– «Колдун» как-то курит, – хмыкнул Гоглидзе, покосившись на безмятежного Анатольева, окутанного клубами сизого дыма.

– Самолет вчерась он снова угробил, – вздохнул Панкратыч. – Мне Демченко жаловался, что больше пяти сотен пробоин, возле кабины усе в лохмотья, а сам он целехонек. Точно колдун!

– Колдовства не существует, – с апломбом заявил Сомов. – Как и бога.

– Ну, не существует, так не существует, – не стал спорить техник, втихомолку повертев пальцем у виска, ему до измышлений комсомольцев дела не было, в бога старик верил и в церковь по возможности захаживал.

– Народ, идем в столовую! – помахал издалека младший лейтенант Ермолаев, совсем еще мальчишка девятнадцати лет отроду. – Повара обещались сегодня плов узбекский сварганить! Мне сказали, чтобы всех позвал.

После этого парень повернулся к Анатольеву и вздохнул – опять придерется, он всегда придирается. Но делать было нечего, и Ермолаев подошел, вытянулся по стойке смирно и отдал честь.

– Разрешите обратиться, товарищ капитан!

– Обращайтесь, – лениво посмотрел на него Анатольев.

– Приказано звать всех на обед! – доложил младший лейтенант.

– На обед? – приподнял бровь капитан и одним текучим движением, словно кот, встал на ноги. – А ты, дитя поколения младого, неизвестного, когда устав как следует выучишь?

– Так я выучил, товарищ капитан! – возмутился Ермолаев.

– Кто тебе это сказал? – на лице Анатольева нарисовалось искреннее изумление. – Ты сам так решил?..

И принялся измываться над бедным младшим лейтенантом, отпустив беднягу только минут через пять. Тот сразу бегом ринулся прочь, поминая про себя чертова «колдуна» матерными словами. Ну вот что ему надо? Зачем пристает? Чего добивается? Похоже, просто сволочь…

Анатольева в полку не любили. Признавали его мастерство пилота, уважали, но терпеть не могли все равно – уж больно неприятный человек. При этом в бою всегда выручал своих, положиться на капитана можно было всегда, никогда не подводил. Бесила его манера с вежливым видом издеваться над человеком. Причем, чаще всего без причины.

Пилоты собрались в столовой и дегустировали вкуснейший плов – повара и в самом деле расстарались, сварив такую вкуснятину, что можно было руки до локтя обглодать. То и дело раздавались возгласы восхищения и благодарности. Старший повар, Мустафа Гамбалиев, довольно оглаживал длинные усы – не зря возились, довольны ребята. И это хорошо, их вкусно кормить надо, чтобы немца лучше били.

Краем глаза он заметил входящего в столовую Анатольева и незаметно скривился – этот, как вкусно ни приготовь, все равно обхает. И что за человек такой? Ничего святого у него нет!

Капитан взял себе тарелку плова, пару кусков хлеба и молча принялся за еду. Судя по его мрачному виду, настроение у лучшего пилота полка было совсем не радужное, а значит, неприятностей стоило ожидать всем остальным. Анатольев не преминет испортить настроение и им.

Командир полка вздохнул – сколько раз он говорил с капитаном, пытаясь объяснить тому, что не надо так относиться к сослуживцам. Но это ничего не давало. Анатольев даже на него самого смотрел, как на тлю. Одна эта его кривая гадливая ухмылочка чего стоила…

Сомов потянулся еще за куском хлеба, но не успел взять его – на улице часто забухали зенитки, а затем взревела сирена тревоги. Пилоты, побросав ложки, вскочили и ринулись наружу, на ходу натягивая летные шлемофоны, которые обычно носили при себе – на всякий случай.

Снаружи стало совсем пасмурно, тучи низко нависли над полевым аэродромом, начинал накрыпывать мелкий дождик. Поначалу пилоты не поняли, что произошло, а когда до них дошло, то многие замерли в растерянности – невзирая на огонь зениток, на посадку заходил самолет. Причем – немецкий самолет, мессершмитт!

– Немчура совсем умом двинулась?.. – выразил общее мнение капитан Котельников, покосившись на стоящего рядом спокойного как удав Анатольева, уже закурившего вонючую сигару.

Пилоты принялись обсуждать странное происшествие, высказывая множество предположений. От того, что это кто-то из своих бежал из плена, до того, что немецкий коммунист решил сдаться. Но пистолеты достали все, видя, что севший мессершмитт катится к ним. Да и охрана с винтовками вовремя подоспела.

Самолет был весь измочален, особенно кабина. Фонарь разлетелся на куски, внутри виднелась голова пилота без шлемофона. Светловолосая голова. Наконец, мессершмитт остановился, остатки фонаря сдвинулись, и наверх легким движением выбрался худощавый человек в черном эсэсовском мундире. Невзирая на бесчисленное множество попаданий в кабину и вокруг нее на нем не было ни царапины.

– Хенде хох, немчура проклятая! – наставили на него винтовки бойцы охраны.

– Да пошел ты на …!!! – ответил немец, а затем выдал такую десятиэтажную матерную конструкцию, что пилоты просто заслушались, восхищенно цокая языками.

– Не, не немец, наш, – констатировал майор Левченко, сам известный матерщинник. – Так ругаться только наши могут.

Человек в эсэсовском мундире спрыгнул на траву и двинулся к пилотам. Бойцы охраны на всякий случай продолжали держать его на прицеле, хотя после матерной тирады несколько успокоились.

– Вы кто? – ступил навстречу командир полка, отодвинув порывавшегося что-то сказать особиста.

– Штандартенфюрер СС Курт Зольген, – представился немец. – Впрочем, это всего лишь местное имя, не имеющее никакого отношения к настоящему. Мне нужен лаг-адмирал Онотолле, аппаратура показала, что он где-то здесь.

Внезапно толпа пилотов раздалась, словно кто-то прорывался из ее глубины. Вперед буквально вылетел капитан Анатольев, его губы тряслись, глаза стали даже не круглыми, а квадратными. Таким взволнованным этого всегда невозмутимого человека не видел никто и никогда.

– Вы!!! – ошарашенно выдохнул он. – Вы живы?!! Но каким образом?!! Я же сам видел, как ваш крейсер затянуло в пространственную аномалию! От него даже пыли не осталось!

– Разрешите доложить, господин лаг-адмирал! – вытянулся эсэсовец. – Сработала экспериментальная система спасения экипажа, о которой докладывали представители Оенского института, за мгновение перед входом в аномалию она выбросила спасательные капсулы. Но избежала общей с кораблем судьбы только одна – моя. Каким-то чудом. Однако перегрузки были таковы, что я три дня пребывал без сознания. После того, как пришел в себя, обнаружил, что остался один. Весь флот погиб, насколько я понимаю?

– Да, – резко ответил Анатольев. – До этой минуты я был уверен, что, кроме меня, вообще никто не спасся.

– А наша родина?..

– Ее больше нет, стат-полковник, никого живого там не осталось. Вторая половина торианского флота совершила самоубийство – вспышка излучения после взрыва уничтожила все живое на планете.

Он опустил голову и с бессильной яростью сжал кулаки, в глазах задрожали две слезинки, по щекам заходили желваки. Лаг-адмиралу никогда не дано будет забыть, как он несся через погибший город в безумной надежде, что найдет хоть кого-то живого; как, проклиная не работающий лифт, поднимался по лестнице на шестьдесят седьмой этаж, где располагалась его квартира; как кричал от горя и отчаяния, увидев мертвые тела жены и трехлетнего сына.

– А колонии?.. – неуверенно спросил эсэсовец.

– То же самое, – с трудом разжал кулаки Анатольев. – Огромные могильники. Мы с вами последние из нашего народа. Больше никого не осталось. Ладно, теперь это уже не важно. Как вы меня нашли?

– Я долго обследовал кладбище кораблей, сумел восстановить нескольких ремонтных дроидов, они отремонтировали множество своих собратьев, а затем собрали крейсер из обломков. Сканеры сообщили, что флагманский авианосец уцелел и куда-то ушел. Я с трудом отыскал его следы в гипере уже после того, как вы покинули метрополию. Опаздывая на дни и недели, я следовал за флагманом от планеты к планете, думая, что у вас есть какой-то план…

– Какой план?.. – хрипло, с оттенком безумия хохотнул Анатольев. – Надеялся найти хоть кого-нибудь, думал, что хоть один форпост уцелел, но нет – торианцы достали всех. Кончать самоубийством мне не позволила честь офицера, вот и двинулся бесцельно от мира к миру, пока не нашел Землю.

– Я прибыл сюда два года назад, не обнаружив вас на авианосце, который, к счастью, принял мои коды доступа, и понял, что искать вас следует на единственной населенной планете системы. Это оказалось очень непросто, поскольку вы отключили системы связи. Если бы не периодически активирующееся личное защитное поле, я бы вас так и не нашел. К счастью, я успел вовремя.

– Вовремя? – удивленно вскинул брови Анатольев. – Нам, как мне кажется, спешить уже некуда, стат-полковник.

– Вы ошибаетесь, господин лаг-адмирал… – криво, зло усмехнулся тот. – Шесть часов назад в окрестностях девятой планеты Солнечной системы вышел из гиперпространства торианский Разрушитель. Один из шести, предназначенных для стерилизации планет. Через сорок минут он окажется на позиции атаки…

– ЧТО?!!

– То, что слышите. И встретить его, кроме нас с вами, некому. Я взял на себя смелость вызвать сюда истребители – встречать врага придется именно нам, господин лаг-адмирал. Их жаль, – стат-полковник кивнул на пилотов и бойцов охраны, – они такой судьбы не заслуживают. Это мы получили по заслугам, а они – не причем.

Земляне пораженно слушали странный разговор, ничего не понимая, даже особист помалкивал, хотя то и дело задумчиво качал головой и что-то записывал карандашом в блокнот.

– Капитан Анатольев! – не выдержал наконец командир полка. – Что это значит?!

– Вы мне все равно не поверите, – слабо усмехнулся тот. – Пока не поверите.

– Сейчас поверят, – вмешался эсэсовец. – Смотрите!

Тучи над аэродромом вдруг завернулись черной воронкой, вниз ударили невероятной толщины молнии, буквально столбы огня обрушились на землю метрах в трехстах. Из воронки выскользнули два дико выглядящих изломанных силуэта – шесть разного размера крыльев, торчащие из корпуса перекрученные иглы, между которыми вились белые и синие энергетические разряды. Далеко не все пилоты сразу поняли, что это летательные аппараты. Не самолеты, а что-то совершенно иное.

Хищные силуэты замерли метрах в пяти над землей, причем так резко, как будто силы тяготения для них вообще не существовало. Затем сменили форму, их поверхность поплыла, словно жидкий пластилин, крылья с иглами втянулись внутрь, и странные машины превратились в подобие подрагивающих бурдюков, после чего выпустили опоры и мягко опустились на траву.

– Что это?.. – не веря своим глазам спросил подполковник Терещенко, его всего трясло.

– Истребители класса «Призрак», так называемые живые машины, созданные на основе биотехнологий, – со странной улыбкой сообщил Анатольев. – Я правильно понял, стат-полковник, это те самые экспериментальные машины? Модель «Безумец»?

– Они самые, господин лаг-адмирал, – подтвердил тот.

– Вижу, вы обо все позаботились… Инъекторы с Т-637 тоже захватили?

– Естественно.

– Объяснитесь! – рявкнул окончательно вышедший из себя Терещенко.

– Хорошо, мне нетрудно, все равно никто из начальства вам не поверит, – пожал плечами Анатольев. – Как вы понимаете, мы не с вашей планеты. Слышали, наверное, что не только на Земле может существовать разумная жизнь?

– Слыхал, – пробурчал подполковник, пожирая глазами бесформенные мешки инопланетных истребителей. Только теперь до него дошло, насколько те велики – метров по пятьдесят только в длину.

– Мы с землянами, похоже, произошли от одного корня, и генетически совместимы.

– Что это значит?

– То, что у нас могут быть общие дети, – объяснил лаг-адмирал. – Мы тоже люди, хоть и немного отличаемся от вас внешне. Но нашего народа больше нет, он погиб в развязанной нами самими войне. Полностью уничтожен, как, впрочем, и противник, торианцы.

– Полностью уничтожен… – поежился Терещенко. – Это что же за война у вас там была?..

– Страшная война… – голос инопланетянина стал хриплым. – И виноват в том, что она началась, я…

Он опустил голову и сжал кулаки, затем, запинаясь, продолжил:

– Нам катастрофически не хватало ресурсов, население стало слишком большим, мы колонизировали планету за планетой, но промышленность колоний была не в силах удовлетворить растущие аппетиты метрополии. И тогда мы решили пойти старым, как мир, путем – ограбить соседей. Поработить и ограбить…

Лаг-адмирал умолк и тихо выругался. Затем снова заговорил:

– Я возглавлял военный флот Араны. И первым выступил за нападение на торианцев. Они как раз людьми не являлись – коты, большие прямоходящие коты. Никогда ни на кого не нападали, были чрезвычайно миролюбивы. Но мы не имели понятия об их кодексе чести…

– А причем тут кодекс чести? – удивился подполковник.

– В этом случае очень даже причем, – вздохнул Анатольев. – Мы без проблем захватили три планеты и разжились ресурсами, даже вывезли производственные комплексы – наши инженеры сумели разобраться с кошачьими технологиями. Сопротивления почти не было, торианцы не ожидали нападения. Но мы не учли, что напав, нанесли всему их народу смертельное оскорбление. И торианцы встали, как один, принеся клятву, что им не будет покоя, пока жив хоть один аранец. Они начали войну на уничтожение, они творили такое, что у нас в голове не укладывалось, они набивали гигантские корабли взрывчаткой и обрушивали их на наши населенные планеты. Причем, им ничего от нас не надо было – только месть. После полного уничтожения десяти населенных планет наше перепуганное до смерти правительство попыталось договориться, помириться, попросить прощения, оно было готово заплатить любую контрибуцию. Но торианцы не желали ни о чем говорить со зверьми, которыми они считали нас после нападения. Ответ пришел один – обезумевшие звери должны умереть. Больше ни на один запрос они не отвечали…

– Агрессор получил по заслугам, как получат и немцы, – заметил капитан Котельников.

– По заслугам?! – вызверился на него Анатольев, но взял себя в руки и заставил себя говорить спокойно: – Хорошо, пусть нам, мужчинам, по заслугам! Мы действительно напали первыми! Но женщин и детей за что?!

– Они вас не отговорили. Я вам сочувствую, но вы заслужили то, что получили.

– Заслужили… – нехотя признал аранец. – Торианцы нас не трогали, жили своей жизнью. А мы полезли…

– Что было дальше? – спросил Терещенко.

Раньше он не поверил бы всему этому, но прибытие жутковато выглядящих живых истребителей говорило само за себя. Представив себя на месте Анатольева, он вздрогнул. Подумать, что весь твой народ уничтожен, – и то страшно. Как у него хватает сил жить?..

– Дальше? – поднял на него взгляд тусклых глаз лаг-адмирал. – А дальше мы поняли, что воевать придется всерьез, на выживание. Но были не готовы умереть ради победы, а они – готовы… И они умерли. Все до единого. Но ценой своей жизни уничтожили нас, посчитав эту цену приемлемой. Не знаю, каким образом, но торианцы овладели технологиями Предтеч и выстроили шесть чудовищных кораблей для стерилизации населенных миров. Один залп особых орудий этих кораблей убивает все живое на планете. Пять мы с величайшим трудом и с невероятными потерями сумели уничтожить, после чего взорвали при помощи кварковых бомб все планеты противника, но у нас самих к тому времени осталась только метрополия, куда набились миллиарды беженцев.

Он закусил губы, голос аранца дрожал, видно было, что ему сейчас нестерпимо больно.

– И они, и мы собрали последние силы для решающей битвы. Как выяснилось, это было ловушкой. Около половины врагов мы перехватили за две системы до нашей. Этим сражением командовал я. И я остался единственным выжившим, если не считать лаг-полковника. Но вторая половина чужого флота прорвалась в нашу систему. Их встретили всем, чем смогли, но торианцы не стали сражаться. Их последние корабли сбились в кучу и подорвали себя, использовав взрыв для генерации импульса энергии, создаваемой Разрушителями для стерилизации планет. Во всей звездной системе не осталось никого живого…

Онотолле хрипло, судорожно дышал, его глаза невидяще уставились в пространство.

– На Аране были только женщины и дети… – голос лаг-адмирала мало походил на человеческий, он скрежетал, как железо по стеклу. – Но коты все равно убили их… Передали на нашей общей волне: «Вы напали первыми на не сделавших вам зла! Напавший на других не имеет права на жизнь. Так умрите же!». И взорвали свои корабли, сгенерировав импульс… Я был потом в мертвых городах… Это страшно – все цело, а вокруг – трупы, трупы, трупы… И это я виноват во всем! Я заставил Совет Араны напасть на торийцев, желая поживиться чужими ресурсами! И из-за этого моего народа больше нет! Моих жены и сына больше нет…

– Господин лаг-адмирал, нам пора! – вмешался стат-полковник.

– Подождете! – отрезал тот. – Люди, с которыми я воевал здесь, имеют право знать правду. После последнего сражения я начал искать выживших. Выяснилось, что не осталось никого, ни у нас, ни у торианцев – все их миры тоже перестали существовать. Они предпочли умереть сами, лишь бы мы тоже не жили. При этом отправили ко всем известным цивилизациям сообщения о нашем преступлении, в результате чего все эти цивилизации считают людей просто хищными зверьми, по недоразумению получившими разум. Наверное, они не так уж и неправы – мы действительно звери, это видно не только по нашей, но и по вашей истории. При этом самих торианцев тоже не осталось. Стат-полковник, я прав?

– Сканеры сообщают, что живых существ на торианском корабле нет, скорее всего, его пилотирует искин. Но трупов там множество – мне удалось подключиться к системам Разрушителя, но ненадолго – искин уловил вторжение, я едва успел сбежать из виртуальной реальности. Но то, что живых на корабле нет, ничуть не помешает искину стерилизовать Землю. Умрут все – и вы, и немцы, и остальные народы. Мгновенно умрут, если мы не остановим этот корабль. Для него все представители нашего биологического вида, в том числе и вы, земляне, только объект для уничтожения.

– Мы знаем, как остановить, – снова заговорил лаг-адмирал. – Нам это будет стоить жизни, но мы и так давно не люди, а ходячие мертвецы. Хоть сгинем с толком. Если бы на Разрушителе был экипаж, то два истребителя не справились бы, а так шанс есть. Машину можно обмануть, ее излишняя логичность сыграет против нее же.

Терещенко далеко не все из сказанного понял, но главное все же уловил – некая неведомая опасность надвигалась на его родину из далекого космоса, и эти двое хотят попытаться эту опасность остановить.

– Мы можем чем-то помочь? – осторожно спросил он.

– Нет, – покачал головой тот, кого подполковник знал, как капитана Анатольева. – Управлять этими машинами способны только так называемые прирожденные пилоты, имеющие особый дар, позволяющий им сливаться сознанием с искином истребителя. В полку есть трое прирожденных, но даже они без обучения и специальных имплантов ничего не смогут сделать – мы учились управлять «Призраками» несколько лет. Да и обычный прирожденный не сумеет победить в такой ситуации – искин выпустит против нас около сотни истребителей, а нас всего двое.

– И если вы проиграете…

– То на Земле все умрут. Не бойтесь, это произойдет мгновенно, вы ничего не успеете почувствовать.

– Но на что вы надеетесь? – помрачнел Терещенко. – Двое против сотни?..

– «Безумный пилот», верно, стат-полковник? – повернулся к тому лаг-адмирал.

– Так точно! – ответил тот, доставая из нагрудного кармана какие-то два маленьких предмета. – Здесь особый препарат, позволяющий раскрыть потенциал мозга полностью и ускоряющий реакцию вдесятеро. У него есть один-единственный минус – он не предусматривает выживания пилота после применения. Мозг просто выгорает.

– А откуда вы так хорошо знаете русский?

– Сняли маску языка прямо с мозга носителя, для нас это нетрудно.

– Вы не поделитесь своими знаниями? – подался вперед пополковник, представив, что способны сделать подобные стоящим перед ним истребители с немцами.

– Нет, – отрицательно покачали головами оба аранца. – Нам они не принесли счастья, вам – тем более не принесут. Ко всему нужно доходить своими силами и своим умом.

Затем переглянулись, и стат-полковник передал лаг-адмиралу что-то, после чего они оба приложили блестящие маленькие предметы к своим шеям. Раздалось тихое шипение. Прошло несколько секунд, и аранцев затрясло, изо рта каждого потекла пена. Затем они распахнули ставшие полностью черными глаза и надрывно, безумно захохотали.

– Хватайте их! – завизжал особист. – Эти машины нужно любой ценой доставить командованию!

– Отставить! – скомандовал Терещенко двинувшимся было вперед бойцам охраны. – В себя придите, товарищ майор! Если они не остановят то, что там, наверху, то мы все погибнем.

– Это только их слова!

– Молчите!

– Я сообщу о вашей вредительской деятельности в дивизионный особый отдел и в Москву! – выкрикнул особист.

– Сообщайте, – расплылся в широкой улыбке подполковник. – Если вам так хочется в сумасшедший дом – сообщайте.

Аранцы продолжали трястись, их буквально корчило. Но в какой-то момент они вдруг выпрямились, переглянулись и, продолжая безумно хохотать, двинулись к похожим на оплывшие огромные бурдюки живым машинам. Стали под их днищами, с которых устремились вниз посверкивающие серебристыми звездочками широкие синеватые лучи, полностью охватившие тела аранцев. Они медленно всплыли в воздух и были с хлюпающим звуком втянуты внутрь истребителей. Не прошло и нескольких секунд, как те убрали опоры, зависнув в воздухе, затем сменили форму, снова превратившись в стремительные шестикрылые игольчатые силуэты, и буквально прыгнули в небо, мгновенно скрывшись из виду.

Лаг-адмирал Анхе Онотолле, последний командующий звездным флотом Араны, погубивший свой народ и свою цивилизацию, шел в последний, безнадежный бой, из которого ему не суждено было вернуться.

Пилоты, техники и бойцы охраны аэродрома еще довольно долго молча стояли и смотрели в пасмурное небо – говорить после всего случившегося никому не хотелось. Каждый представлял себя на месте лаг-адмирала и ежился – страшно, когда тех, ради кого ты сражался, убивают, а ты остаешься жить…

Затем все разошлись, даже особист не стал поднимать скандала – до него тоже дошло, что никто в такое действительно не поверит.

Вскоре распогодилось, после чего почти все на аэродроме выбрались наружу и подняли глаза к небу. Раньше они не думали, что в этой бесконечной дали живет множество иных, порой совершенно непохожих на людей разумных рас.

А затем звездное небо на мгновение скрыла яркая белая вспышка, настолько яркая, что далеко не сразу смотревшим вверх удалось проморгаться.

– Он справился… – с едва заметной улыбкой прошептал подполковник Терещенко. – Справился…

И, немного помолчав, добавил:

– Я не забуду тебя, лаг-адмирал… Спасибо!