Текст книги "Материя"

Башня доступа открылась им, когда ее верхние двадцать метров вдруг засверкали рядом гигантских колец, таких ярких, что Фербин и Холс на миг ослепли. Оказалось, что башня в какой-нибудь сотне больших шагов перед ними, а ее вершина – чуть выше высоты их полета, почти в облаках. Голубоватый свет выхватывал из темноты туманистую подложку, напоминавшую некий перевернутый ландшафт. Фербин с Холсом притормозили, заложили вираж, а потом жестами договорились сесть на вершине. Кауды настолько устали, что даже не сильно протестовали, когда их снова заставили набрать высоту.

Вершина башни доступа имела в поперечнике около пятидесяти больших шагов. Ее опоясывали светящиеся синие кольца, напоминавшие мишень для стрельбы. Свет медленно пульсировал, то разгораясь, то тускнея, – казалось, это бьется какое-то чужеземное сердце.

Они сели на ближайшей стороне башни. Испуганные кауды в последнем отчаянном усилии засучили ногами и забили крыльями, когда обнаружилось, что ноги расползаются на гладкой поверхности, что та не дает такой же надежной опоры, как земля или камень. Но потом их когти все же зацепились за что-то, крылья еще раз встрепенулись, не давая упасть, и наконец животные замерли, издав громкий свистящий звук, в котором слышалось облегчение. Они опустились – тела чуть подрагивали, крылья были полураскинуты от усталости – и, тяжело дыша, положили головы на поверхность. Каудов окружал голубой свет. Пар от их дыхания плыл над плоской синеватой верхушкой башни и неторопливо рассеивался.

Фербин спешился. Суставы его хрустели и ныли, как у старика. Вытянув спину, он пошел к Холсу – тот потирал ногу, придавленную мерсикором.

– Ну вот мы и на месте.

– Довольно странное место, ваше высочество, – отозвался Холс, оглядывая широкую круглую вершину башни – на вид абсолютно плоскую, правильной формы. Глаз цеплялся лишь за кольца голубого света, исходившие от заделанных заподлицо полос шириной в руку.

Фербин и Холс стояли посередине между центром и краем башни. Вокруг разливался голубоватый свет, сообщая людям и животным призрачный, нездешний облик. Фербина трясло, хотя было не очень холодно. Он оглянулся, но ничего не разглядел за пределами голубых кругов. Медленно двигающиеся тучи казались совсем близкими: протяни руку – и достанешь. Разгулявшийся было ветер тут же стих, перейдя в прохладное дуновение.

– Хорошо хоть тут никого нет, – сказал принц.

– И слава богу, ваше высочество, – откликнулся Холс. – Хотя, если кто-нибудь наблюдает за вершиной и может видеть сквозь туман, он уже знает о нашем появлении. Ну да ладно. Так что теперь?

– Понятия не имею, – признался Фербин.

Он никак не мог вспомнить, как получают доступ в башню. Когда он поднимался на поверхность с Элимом и другими, то вертел головой по сторонам и почти не запомнил порядок доступа – этим занимались слуги. Увидев досаду на лице Холса, он снова оглянулся. Взгляд его задержался на центре поверхности башни.

– Может быть… – начал он, показывая на сверкающую точку в центре голубых колец, и в этот момент прямо на их глазах середина медленно, ровно поднялась в воздух.

Из самого центра башни, словно труба телескопа, выдвинулся цилиндр сантиметров тридцати в поперечнике. Верхушка цилиндра пульсировала голубым, в унисон с кругами, расходящимися от нее.

– Это может оказаться полезным, – сказал Фербин.

– Только чтобы каудов привязывать, а для другого вряд ли сгодится, ваше высочество, – с сомнением проговорил Холс. – Больше-то их привязать не к чему.

– Я посмотрю, – предложил Фербин, не желая показать, что испуган.

– А я подержу вожжи.

Фербин направился к тонкому цилиндру. Когда принц приблизился, светящийся серый восьмиугольник, казалось, занял нужное положение – теперь он был вровень с лицом Фербина и смотрел на него. Восьмиугольник несколько походил на фигуру окта. Поверхность цилиндра была влажной – начал накрапывать дождичек.

– Повтор, – прошелестел чей-то голос и, прежде чем Фербин успел ответить, продолжил: – Шаблоны, да. Назначение: периодичность. Как вуали переходят в октов, так одна итерация переходит в другую. Интервал есть знак, так сотворяется. Но еще, повторение показывает недостаток знаний. И опять, продолжайте путь. Следует сигнал, который не есть сигнал, просто энергия. Конец.

Октоподобный восьмиугольник потускнел, и цилиндр стал беззвучно погружаться обратно.

– Постойте! – закричал Фербин и ухватил цилиндр обеими руками в попытке удержать.

Тот был холодным на ощупь – видимо, металлический. И без того довольно гладкий, он от влаги сделался еще и скользким, неумолимо уходил вниз, и все попытки Фербина удержать его не возымели ни малейшего эффекта.

Потом цилиндр словно заколебался – остановился и вновь поднялся на прежнюю высоту. Серый восьмиугольник – что-то вроде экрана, догадался Фербин, – снова ожил на поверхности. Прежде чем раздался голос, Фербин закричал:

– Я Фербин, принц дома Хаусков, у меня на руках документы, подтверждающие мое право на гарантированное путешествие под защитой наших почтенных союзников-октов! Я хочу поговорить с башнемастером – с Айайком.

– Очернение есть… – начал было цилиндр, но осекся. – Документы? – спросил голос через несколько мгновений.

Фербин расстегнул куртку, вытащил серые конверты толщиной в палец и принялся размахивать ими перед экраном.

– Полномочиями Селтиса, главного схоласта схоластерии Анджринх, – сказал Фербин и добавил: – С Восьмого, – отчасти для того, чтобы исключить недопонимание, а отчасти – чтобы показать: он человек, знакомый с реалиями планеты, а не пустоголовый идиот, который на спор добрался до вершины башни.

– Ждать, – сказал шелестящий голос. Экран снова погас, но теперь цилиндр остался на месте.

– Ваше высочество? – окликнул Фербина Холс, держа в руках вожжи заснувших каудов.

– Что?

– Просто хотел знать, что случилось, ваше высочество.

– По-моему, мы наладили своего рода контакт. – Он нахмурился, вспоминая о том, что говорил голос в первый раз. – Но мне кажется, мы здесь не первые за последнее время. Возможно. – Он пожал плечами, глядя на озабоченное лицо Холса. – Не знаю. – Фербин повернулся, пытаясь увидеть что-нибудь сквозь мерцающую голубоватую дымку – такой эффект создавала морось. Что-то темное двигалось в воздухе сбоку от Холса и каудов – огромная тень, наступающая прямо на них. – Холс! – крикнул он, показывая в ту сторону.

Холс оглянулся, одновременно начав падать. Громадная тень разорвала воздух ровно над двумя спящими каудами, пройдя на расстоянии ладони от головы Холса. Послышалось хлопанье массивных крыльев, – видимо, то был лидж с всадником на спине. Резкий щелчок и фонтанчик желтых искр возвестил о том, что Холс выстрелил из пистолета вслед быстро удаляющемуся животному.

Лидж поднялся, завис и развернулся, интенсивно работая крыльями, а потом приземлился на дальней стороне башни. С его спины спрыгнул хрупкий человечек с длинным ружьем, встал на одно колено и прицелился в Холса, который, сыпля проклятиями, молотил свободной рукой по пистолету. Затем Холс скрылся между двумя каудами – при звуках стрельбы те подняли головы и теперь сонно оглядывались. Раздался еще один ружейный выстрел; ближайший к стрелку кауд дернулся, заржал и попытался подняться, размахивая одним крылом. Одна его нога скользила туда-сюда по поверхности. Второй кауд поднял голову и в страхе испустил крик. Летун, не отходя от лиджа, вставил в ружье новый магазин.

– Незначительные детонации, – произнес голос окта над головой Фербина, который только сейчас понял, что упал на поверхность башни, и выглядывал из-за цилиндра, чтобы не выпускать из виду противника. – Праздничные акции неуместны, – продолжал голос. – Выражение радости нежелательно. Прекратить.

– Впустите нас, – хриплым шепотом попросил Фербин.

За человеком с ружьем маячил лидж. Раненый кауд рядом с Холсом кричал и бил крыльями о поверхность башни. Другой кауд взвыл, дернулся и попытался броситься прочь, раскинув крылья. Летун снова прицелился и крикнул:

– Вставай и сдавайся!

– Пошел в жопу! – прокричал в ответ Холс.

Фербин едва расслышал все это за воем кауда, который медленно отступал, визжа и молотя крыльями. Второй кауд неожиданно поднялся на ноги и, казалось, лишь теперь понял, что его ничто не держит. Он повернулся, прыгнул к краю, распростер крылья и с отчаянным воплем сорвался в темноту, тут же исчезнув из виду.

– Пожалуйста! – Фербин постучал по поверхности цилиндра костяшками пальцев. – Впустите нас.

– Прекратить глупости, – изрек цилиндр. – Необходимо, хотя и недостаточно.

Раненый кауд лег на бок. Крики его стали слабыми и хрипловатыми.

– И ты! – закричал прилетевший на лидже, направляя ружье на Фербина. – Вы оба. Выходите. Если сдадитесь сейчас, стрелять больше не буду. Охота закончена. Я только разведчик. За мной летят еще двадцать человек, люди регента. Вы проиграли. Сдавайтесь. Вам не причинят вреда.

Фербин между отчаянными криками кауда расслышал какой-то шипящий звук. Поверхность башни позади воющего животного, казалось, засветилась желтоватым сиянием.

– Хорошо! – прокричал Холс. – Сдаюсь!

Из-за раненого кауда вылетело что-то и пронеслось над его дергающимися крыльями, оставляя дугу оранжевых искр. Летун отступил, ствол его ружья задрался.

Граната со стабилизатором упала в трех больших шагах от лиджа. Пока она подпрыгивала на месте, кауд, за которым прятался Холс, в последний раз дернулся, испустил предсмертный вопль и свалился с края башни, отчаянно махая крыльями. Крики его медленно затихали, а прятавшийся за ним Холс оказался на виду.

Граната прекратила прыгать – теперь она только крутилась вокруг своего крестового хвоста. Потом ударник, выпустив облачко оранжевого дыма, выскочил, в то время как летун пытался отскочить подальше. В относительной тишине, наступившей после падения кауда, Фербин слышал, как Холс нажимает на спусковой крючок. Щелк, щелк, щелк – раз за разом давал осечку пистолет, производя звук еще более безнадежный, чем обреченный кауд несколькими секундами ранее. Летун опустился на одно колено и прицелился в оставшегося без укрытия Холса, который затряс головой.

– Даю тебе последний шанс! – прокричал он.

Хронометр попал ему прямо в переносицу. Ствол ружья во время выстрела ушел вверх, и пуля пролетела в полуметре над головой Холса. Тот вскочил и пустился к оглушенному противнику еще до того, как брошенный Фербином хронометр долетел до края башни и исчез в дождливой мгле. Лидж посмотрел вниз на своего покатившегося, беспомощного хозяина, потом с удивлением перевел взгляд на Холса, который набросился на летуна.

– Черт побери, ваше высочество, вы лучший стрелок, чем он, – сказал Холс, упираясь коленом в спину противника и вырывая ружье из его пальцев.

Фербин сначала думал, что это женщина, но нет – перед ними был мужчина, хотя и хрупкого сложения. Лиджи летали быстрее каудов, но не могли брать много груза, и седоков для них подбирали по весу.

Фербин увидел что-то темное на голубой полосе под упавшим летуном: кровь. Холс проверил ружье и перезарядил его, продолжая одним коленом упираться в спину дергающегося врага.

– Спасибо, Холс, – сказал Фербин и поднял глаза на тонкую, темную, недоуменную морду лиджа. Животное чуть приподнялось, хлопнуло крыльями и снова опустилось. Фербина обдала струя воздуха. – Что будем делать…

Граната с шипением вернулась к жизни. Они поползли прочь на четвереньках – причем Холс пытался тащить за собой летуна, – затем с грохотом покатились по жесткой поверхности. Фербин даже успел подумать, что если он умрет здесь, то, по крайней мере, это случится на Восьмом, а не в жутком межзвездном пространстве. Граната взорвалась со страшным хлопком. Фербину показалось, что звуковые волны с разгона ударили в его мозг, потом раздался звон. Принц остался лежать там, где упал.

Когда он пришел наконец в себя и оглянулся вокруг, то увидел Холса, который лежал в нескольких больших шагах и смотрел на него. Еще дальше неподвижно раскинулся летун. Больше не было никого. Лидж исчез – то ли, убитый или раненый, свалился вниз, то ли просто испугался и улетел. Губы Холса двигались – он что-то говорил, но Фербин не слышал ни слова.

Широкий цилиндр – пятнадцать больших шагов в поперечнике, не меньше, – поднялся в центре башни, поглотив тонкую трубку, с которой говорил Фербин. Выдвинувшись метров на пять, он остановился. В сторону отъехала дверь, образовав широкий проход – три всадника могли бы свободно въехать в него. Изнутри полился серовато-голубой свет.

Около башни возникло несколько громадных темных фигур, которые, сужая круги, приближались к вершине. Фербин и Холс, вскочив на ноги, бросились в проем.

В ушах у Фербина все еще звенело, и он не услышал выстрела, сразившего его.

9. На первом пальце

Мертис тил Лоэсп сидел в своей гостиной на одном из верхних этажей королевского дворца. В последнее время эта комната стала казаться ему чересчур скромной, но он счел за лучшее в течение хотя бы короткого года ничего не менять, а потом уже переехать в королевские апартаменты. Он слушал доклад двух своих самых доверенных рыцарей.

– Ваш парень знал, где укрывается старик, – в потайной комнате за шкафом. Мы его вытащили и заставили рассказать нам правду.

Воллирд – один из двух рыцарей, стоявших на страже у дверей, когда внутри старой фабрики убивали короля, – ухмыльнулся.

– У этого господина язык развязался на первом пальце, – сказал Баэрт, второй рыцарь.

Он тоже присутствовал при смерти короля, а теперь обеими руками сделал движение, словно переламывал тоненькую веточку. Губы его чуть дернулись – может быть, тоже в улыбке.

– Спасибо за демонстрацию, – сказал тил Лоэсп Баэрту и, нахмурившись, посмотрел на Воллирда. – А потом ты счел необходимым убить главного схоласта. Вопреки моим приказаниям.

– Да, мы так решили, – подтвердил, ничуть не испугавшись, Воллирд. – Я подумал, что доставлять его сюда и заточать в казармы – значит идти на излишний риск.

– Будь так добр, поясни свою мысль, – ровным голосом велел ему тил Лоэсп, откидываясь на спинку стула.

Воллирд был высоким сухощавым смугловатым человеком с сосредоточенным лицом, которое могло – как в эту минуту – принимать почти высокомерное выражение. Обычно он смотрел на мир из-под надбровных дуг, склонив голову. Взгляд его нельзя было назвать ни робким, ни застенчивым – скорее чуть настороженным и недоверчивым, но прежде всего насмешливым, лукавым и расчетливым. Его глаза, казалось, надежно скрывались под защитой этих покровительствующих бровей, потихоньку оценивая слабости и уязвимые места собеседника: Воллирд выбирал момент для удара.

Баэрт был полной противоположностью ему: светлокожий, невысокий, коренастый, временами он казался чуть ли не ребенком, хотя из обоих именно он становился совершенно неуправляемым, если в нем начинала играть кровь.

Оба исполняли любые приказы тила Лоэспа, а это и было самое главное. Хотя сейчас они, конечно, приказа как раз не исполнили. За последние годы тил Лоэсп давал им всевозможные деликатные поручения – устранить кого-нибудь либо устрашить. Воллирд и Баэрт зарекомендовали себя надежными, заслуживающими доверия людьми и пока что его не подводили. Однако тил Лоэсп беспокоился, что вкус к убийствам в конце концов возьмет у них верх над послушанием. Приходилось задумываться над тем, кто поможет избавиться от этих двоих, если окажется, что неприятностей от них больше, чем пользы. У тила Лоэспа имелось несколько кандидатов, но самые жестокие выглядели слишком ненадежными, а самые приличные – слишком робкими.

– Господин Селтис признался во всем, – сказал Воллирд. – По его словам, прибывший туда ранее господин настаивал, чтобы главный схоласт связался с живущим в этом дворце братом названного господина и сообщил ему об обстоятельствах смерти их отца и опасностях, которым может подвергнуться названый брат. У главного схоласта не было времени исполнить эту просьбу, однако мне отчетливо показалось, что он весьма озабочен случившимся и при первой же возможности непременно сообщит об этом любому солдату или бойцу милиции. Поэтому мы отвели его на крышу под тем предлогом, что хотим увидеть место, откуда бежал разыскиваемый господин, и сбросили его вниз. Схоластерикам мы сказали, что он спрыгнул сам, и при этом смотрели на них с глубоко потрясенным видом.

Баэрт посмотрел на своего подельника:

– Я предлагал оставить его в живых, только язык вырвать.

Воллирд вздохнул:

– Но он мог бы написать что-нибудь.

Баэрта эти слова не убедили.

– Переломать ему остальные пальцы, и все.

– А если бы он взял ручку в зубы? – раздраженно поинтересовался Воллирд.

– Тогда…

– Он засунул бы перо себе в задницу, – громко сказал Воллирд. – Или нашел бы другой способ, если, конечно, был таким отчаянным. По-моему, был. – Он посмотрел на тила Лоэспа. – Ладно, мертв – и точка.

Тил Лоэсп задумался.

– Ну что ж, – сказал он, – согласен, вы поступили по обстоятельствам. Но меня беспокоит, что у нас появилась схоластерия, полная оскорбленных схоластов.

– Ну, с этим справиться несложно, – сказал Воллирд. – Их там немало, но они очень кстати собраны в одном месте и охраняются. И все такие мягкие, как детская черепушка, – могу поклясться.

– Опять согласен. Но у них есть родители, братья, связи. Лучше всего, если новый главный схоласт не даст им воли и заставит молчать.

Воллирда эти слова не убедили.

– Самое надежное – когда человек замолчал навсегда, ваше превосходительство.

Тил Лоэсп посмотрел на Воллирда:

– Да ты, Воллирд, мастер афоризмов.

– Только при большой нужде, тил Лоэсп, – ответил тот, не отводя взгляда. – Я не перебарщиваю.

Тил Лоэсп видел: эти двое убеждены, что убийство всех схоластов в Анджринхе покончит с вопросом о том, видели они Фербина, живого и в бегах, или нет. Фербин. Живой. Вполне в духе этого слабоумного везучего идиота – не получил в сражении ни царапинки, несколько раз счастливо избежал плена. Но все же тил Лоэсп сомневался, что дело только в Фербиновом везении. Он подозревал, что слуга принца, некто Хубрис Холс, обладал хитростью, которой явно не хватало его господину.

Воллирд и Баэрт полагали, что все решится простым устранением тех, кто видел принца, положит конец проблеме – самый простой, солдатский способ. Ни один из них не понимал, что такая хирургия может вызвать новые осложнения и нежелательные последствия. Нынешняя проблема была маленьким нарывом на пальце: проколи его – и получишь мгновенное облегчение. Но предусмотрительный доктор знает, что это может привести к более серьезному заболеванию, вызвать инфекцию, которая парализует руку целиком и будет угрожать жизни всего тела. Иногда благоразумнее всего наложить целительную мазь или охлаждающую примочку, и нарыв понемногу пройдет. Такое лечение медленнее, но оно не столь рискованно, не оставляет шрамов – и может оказаться более эффективным.

– Ну что ж, – сказал тил Лоэсп рыцарям, – одного мы заставили замолчать навсегда, как вы и предлагаете, хотя все это должно выглядеть гибелью по неосторожности, а не от чьей-то руки. Но схоластов трогать нельзя. Семья предупредившего нас шпиона получит вознаграждение, но не он сам. Он и без того будет возбуждать зависть и презрение – если остальные и вправду подозревают, кто их посетил.

– Если их посетил тот, о ком мы думаем. Но полной уверенности нет, – сказал Воллирд.

– Сомнение – слишком большая роскошь для меня, – возразил тил Лоэсп.

– А что с самим беглецом? – спросил Баэрт.

– Пока не найден.

Тил Лоэсп кинул взгляд на телеграфную депешу от командира эскадрона лиджей, полученную сегодня утром. Тот едва не пленил или убил Фербина и его слугу (предполагая, что это были они) у башни Д’ненг-оал предыдущим вечером. Один из двоих, предположительно, был ранен, говорилось в сообщении. Слишком много допущений и предположений.

– Но у меня теперь тоже есть документы, позволяющие попасть на поверхность, – сказал тил Лоэсп, широко улыбнувшись двум рыцарям. – Разыскиваемый и его пособник убегают. Второе полезное дело, которое они могут сделать. Первое – это умереть. – Он опять улыбнулся. – Воллирд, полагаю, ты хочешь побывать на поверхности с Баэртом и снова увидеть вечные звезды. Верно?

Двое рыцарей переглянулись.

– Мы бы предпочли отправиться с армией против делдейнов, – сказал Воллирд.

Основная часть армии днем ранее уже вышла в поход, чтобы собраться в кулак перед башней, через которую предполагалось атаковать Девятый. Тил Лоэсп собирался выехать из столицы на следующий день и спуститься вместе с войском.

Баэрт кивнул:

– Да, это большая честь.

– Пожалуй, мы уже убили слишком многих – и это лишь для вас, тил Лоэсп, – сказал Воллирд. – Мы устали от убийств. Каждый второй взгляд направлен нам в спину. Не настало ли для нас время послужить своему народу напрямую – на поле боя? Против известного всем врага.

«Служить мне – значит служить своему народу. Я и есть государство», – хотел сказать тил Лоэсп, но не сказал – даже перед этими двумя. Вместо этого он нахмурился и на мгновение сложил губы трубочкой.

– Давайте-ка заключим соглашение, а? Я прощу вам глупость, вероломство и эгоизм, если вы простите мне мои приказы в виде вопроса, якобы оставлявшего возможность выбора. Что скажете?