Текст книги "Контролер"

Иэн Рэнкин
Контролер

Пятница, 6 февраля 2009

1

С появлением Малькольма Фокса в комнате раздались аплодисменты.

– Да ладно вам, парни, – отмахнулся он, водружая свой обшарпанный портфель на ближайший к двери стол. Кроме него, в офисе находились еще двое сотрудников отдела контроля. Пока Фокс снимал пальто, шум утих и они вернулись к своим делам. Прошлой ночью в Эдинбурге снегу выпало на три дюйма. Подобное событие в Лондоне парализовало все уличное движение неделю назад, но нынче утром Фоксу удалось добраться до работы – да, судя по всему, и остальным тоже. Мир снаружи ненадолго стал белым и чистым. Выйдя утром из дома, Малькольм заметил во дворе следы: его дом стоял позади городской площадки для гольфа, и где-то неподалеку обитало семейство лисиц. Может, поэтому в полиции за ним водилось прозвище Фокси[1]1
  От англ. fox – лиса, foxy – хитрый, лисий. (Здесь и далее – прим. перев.)


[Закрыть], но сам Малькольм не считал себя лисьего племени. Если уж на то пошло, скорее медвежьего. Один из его предыдущих начальников говорил, что Малькольм – как медведь: двигается к цели медленно, но верно, злится редко, но в гневе страшен.

Тони Кай, с огромной папкой под мышкой, подошел и хлопнул Фокса по плечу, ухитрившись при этом ничего не уронить.

– Молодцом, как всегда, – сказал он.

– Спасибо, Тони, – ответил Фокс.

Региональный штаб полиции Лотиана располагался на Фэттс-авеню, из некоторых окон был виден Фэттс-колледж[2]2
  Фэттс-колледж (осн. в 1870) – частная привилегированная средняя школа в Эдинбурге.


[Закрыть]. Никто из его выпускников не числился в рядах сотрудников отдела контроля и жалоб, хотя попадались парни из других частных школ. Фокс получил самое обыкновенное государственное образование – в Боромьюре, потом в университете Хериот-Ватт. Он болел за футбольный клуб “Харте”; правда, с годами почти забросил это увлечение по причине нехватки времени. Регби же его не интересовало совершенно, даже во время чемпионата Кубка шести наций[3]3
  Ежегодный чемпионат по регби. Шесть наций – Англия, Франция, Италия, Шотландия, Ирландия, Уэльс.


[Закрыть], который проходил здесь, в Эдинбурге. Февраль был объявлен “месяцем шести наций”, и по всему городу шатались толпы валлийцев, переодетых драконами, с гигантскими надувными луковицами[4]4
  Лук-порей – одна из национальных эмблем Уэльса.


[Закрыть] на веревочках. Впрочем, на этот раз Фокс собирался посмотреть матч по телевизору, а то и заглянуть по такому случаю в паб. Он уже пять лет как завязал с алкоголем, но на протяжении последних двух стал позволять себе время от времени пропустить стаканчик. Однако лишь в том случае, если он был в подходящем расположении духа, а именно – полностью уверен в себе.

Малькольм повесил пальто на вешалку и решил, что можно, пожалуй, снять и пиджак. Некоторые его коллеги считали, что подтяжки – это для модников: слишком экстравагантная и в общем-то лишняя деталь туалета. Но Фокс недавно сбавил в весе, а брючных ремней не любил. К тому же подтяжки Малькольма были вовсе не броскими – темно-синие на голубом фоне чистой выглаженной рубашки. Бордовый галстук завершал его сегодняшний наряд. Фокс аккуратно повесил пиджак на спинку стула и сел. Клацнув замками портфеля, он извлек из его недр то, что послужило причиной утренних аплодисментов, – дело некоего Глена Хитона. Это были плоды долгих усилий – на получение этих материалов у Фокса и его команды ушла добрая часть года. Теперь случаем заинтересовался финансовый отдел прокуратуры; Хитону предъявили обвинение, и на горизонте маячил суд.

Глен Хитон: пятнадцать лет службы в органах внутренних дел, из них одиннадцать – в отделе уголовных расследований. И все эти годы он трактовал закон по-своему: сплошь и рядом обходил его без лишней щепетильности и знай себе набивал карманы. Но со временем безнаказанность завела его слишком далеко: Хитон начал делиться информацией не только со своими приятелями из СМИ, но и с самими преступниками. Тут-то на него и вышли сотрудники отдела контроля.

Полностью он назывался “отдел контроля и жалоб”. В его обязанности входило наблюдение за деятельностью остальных органов полиции. Их еще называли “резиновые подошвы” или “бригада в мягких туфлях”. Внутри отдела находился еще один – отдел профессионального контроля: эти, можно сказать, в тапочках ходили. Пока “резиновые подошвы” занимались мелкими насущными проблемами – вроде кляуз по поводу неправильно припаркованной патрульной машины или возмущенных жалоб на соседей-полицейских, которые устраивают по ночам шумные дискотеки, – ОПК расследовал всякие темные делишки. Они выискивали проявления расизма и коррупции. Находили места, где что-то незаконно прикрывают, на что-то смотрят сквозь пальцы. Это были спокойные, серьезные и решительные люди, уверенные в себе и своих полномочиях. Такова была команда Фокса. Офис ОПК составлял по площади примерно четверть всего помещения отдела контроля и жалоб и располагался на отдельном этаже. Хитон довольно давно попал в их поле зрения: вот уже несколько месяцев его домашний телефон прослушивался, записи мобильных переговоров тщательно анализировались, а компьютер проверялся и перепроверялся – естественно, без ведома хозяина. За ним следили, его тайно фотографировали – и теперь Фокс знал о жизни Хитона больше, чем его собственная жена: вплоть до наличия танцовщиц, которым тот назначал свидания, и сына от прежней любовницы.

Многие копы спрашивали контролеров: как им не противно заниматься такой работой? Как можно обращать оружие против себе подобных? Ведь это же офицеры, с которыми вы работали или будете работать в одной команде, бок о бок, “хорошие парни” – вот был их главный аргумент. Но тут сразу всплывала одна тонкость – что конкретно подразумевать под словом “хороший”. Фокс призадумался, глядя на свое отражение в зеркале за барной стойкой, потихоньку цедя очередной безалкогольный коктейль.

Это просто “свои” и “чужие”, Фокси… иногда приходится идти напролом, если хочешь, чтобы дело было сделано… Разве тебе это не знакомо? Тебе, с твоей безукоризненной репутацией? Чистейшему из чистых?

Но нет, он вовсе не был таким уж праведником. Иногда даже Фокс чувствовал себя будто пленником ОПК – запертым здесь помимо всякого желания. Вовлеченным в какие-то людские отношения… и снова вне их… и все это так быстротечно. Сегодня утром он раздвинул шторы в спальне и стал смотреть на снег, одолеваемый искушением позвонить на работу и наврать, что увяз в дороге. Но когда мимо окна проползла соседская машина, так и не сказанная ложь растаяла как дым. Он поехал в офис. Просто поехал – и все тут. Чтобы расследовать преступления других полицейских. Хитона отстранили от работы, но жалованья пока не лишили. Все материалы следствия перекочевали в финансовый отдел прокуратуры.

– Чем теперь займемся? – спросил Фокса один из коллег. Остановившись перед его столом, он покачивался взад и вперед на каблуках, по обыкновению засунув руки в карманы. Это был Джо Нейсмит. Всего шесть месяцев в отделе – еще увлеченный, жадный до работы. Ему было двадцать восемь – довольно молодой для контролера. Тони Кай ворчал – мол, Нейсмит стремится поскорее пробиться в начальники. Юноша провел рукой по волосам, пытаясь пригладить мягкие, непослушные лохмы – предмет вечных придирок со стороны коллег.

– Жить станет лучше, жить станет веселей, – пообещал Малькольм Фокс. Он достал носовой платок из кармана брюк и высморкался.

– Выпьем нынче вечерком?

Сидя за своим столом, Тони Кай внимательно прислушивался к разговору. При этих словах он откинулся в кресле и поймал взгляд Фокса.

– Только смотри, напиток должен быть не крепче грудного молочка, – предупредил он. – И придется пропустить вперед тех, чьи штанишки подлиннее.

Нейсмит повернулся и вытащил руку из кармана – ровно настолько, чтобы показать Каю средний палец. В ответ Тони состроил гримасу и вернулся к чтению.

– Что у вас тут – бои без правил? – прогремело в дверях. На пороге стоял старший инспектор Боб Макьюэн. Он неторопливо подошел к Нейсмиту и легонько стукнул его по лбу костяшками пальцев.

– Прическа, юный Джозеф, – что я тебе говорил насчет прически?

– Но, сэр… – промямлил Нейсмит, пятясь к своему столу. Макьюэн пристально посмотрел на циферблат наручных часов.

– Чертовых два часа я проторчал на этой встрече.

– Уверен, Боб, они не пропали зря.

Макьюэн перевел взгляд на Фокса.

– Шеф думает, в Абердине завелась какая-то тухлятина.

– Подробности?

– Пока нет. Но я не испытываю ни малейшего желания видеть ее у себя в почте.

– У вас есть друзья в Грампиане?[5]5
  Бывший правительственный округ на северо-востоке Шотландии, расформирован в 1996 г.


[Закрыть]

– У меня вообще нет друзей, Фокси, и меня это вполне устраивает. – Старший инспектор задумался, словно вспомнив о чем-то. – Хитон? – спросил он. Фокс медленно кивнул. – Хорошо, хорошо.

Фокс знал, что шефу это дело претит. Когда-то давным-давно Боб работал с Гленом Хитоном в одной команде. По мнению Макьюэна, это был надежный и ответственный сотрудник, честно заслуживший свое высокое положение. Одним словом – “хороший офицер”…

– Хорошо, – немного рассеянно повторил Макьюэн. Он выпрямился и повел плечами, словно стряхивая остатки воспоминаний. – Что там у нас еще осталось на сегодня?

– Да так, рожки да ножки. – Фокс снова прочистил нос.

– Никак не избавишься от этой чертовой простуды?

– Похоже, я ей нравлюсь.

Макьюэн снова взглянул на часы.

– Уже и обед прошел, – сказал он. – Почему бы нам не разбежаться пораньше?

– Что вы сказали, сэр?

– Пятница, Фокси. Неплохо бы подзарядить батарейки и отдохнуть как следует, потому что в понедельник наверняка начнется что-то новенькое. – При этих словах лицо Фокса выразило столь явную задумчивость, что Макьюэн счел нужным уточнить: – Не Абердин.

– А что тогда?

– Точно не знаю. Может, еще за выходные все и рассосется, – пожал плечами Макьюэн. – В понедельник видно будет. – Он уже собирался отойти, но вдруг замешкался. – Что Хитон? Сказал что-нибудь?

– Да нет, только посмотрел на меня так… ну, вы знаете.

– Как же, помню. Некоторые после таких его взглядов бежали в горы.

– Боб, я не из таких.

– Что верно, то верно. – Криво улыбнувшись, Макьюэн зашагал к своему столу в дальнем углу комнаты.

Тони Кай снова откинулся в кресле. Слух у этого парня был острее, чем у любого электронного прибора.

– Если ты домой, оставь мне десятку, – сказал он.

– Зачем это?

– Ты задолжал нам выпивку – пару пинт мне и молочный коктейль малышу.

Джо Нейсмит убедился, что шеф не смотрит, и снова продемонстрировал Каю средний палец.

Малькольм Фокс домой пока не собирался. Ему нужно было еще навестить отца в доме престарелых в восточной части города, неподалеку от Портобелло. Чудное местечко этот Портобелло, особенно летом. Там всегда можно поваляться на пляже, поиграть в мяч или погулять вдоль набережной по променаду, мимо лотков с мороженым и рыбой с чипсами вперемежку с “однорукими бандитами”. У самой кромки воды, где мокрый песок становится похож на пластилин, высятся песочные замки. Люди запускают воздушных змеев или бросают палки в воду, играя со своими собаками. Вода такая холодная, что первые несколько секунд в ней почти невозможно дышать, но зато потом и вылезать не хочется. Родители нежатся на полосатых шезлонгах под зонтами, воткнутыми в песок. Мамаши выкладывают содержимое корзинок для пикника: бутерброды из тонких ломтиков белого хлеба с мясным паштетом, который всегда хрустит песком на зубах, теплые пластиковые бутылки с колой. Солнечные очки, ослепительные улыбки и папаши в брюках, закатанных по колено…

Малькольм не вывозил отца к морю уже года два. Иногда он подумывал об этом, но не более того. Старик уже и на ногах-то едва держится – так он отговаривал себя всякий раз. На самом деле он не желал признавать, что боится сочувственно-любопытных взглядов окружающих, представляя себе это жалкое зрелище: капли мороженого, стекающие по дрожащим старческим рукам, медленная шаткая прогулка по променаду под руку со взрослым сыном. Вот они садятся, Малькольм вынимает носовой платок и вытирает мороженое с отцовских ботинок, чтобы потом тем же самым платком промокнуть его пепельно-серый подбородок..

Но нет, не только это его останавливало. Денек выдался уж слишком холодный.

На дом престарелых у Фокса уходило больше денег, чем на выплату ипотеки. Он не раз просил сестру разделить с ним это бремя, но та лишь отвечала, что непременно поможет, когда поправит свое финансовое положение. Заведение было частным. Фокс поначалу рассматривал и другие варианты, но там везде было грязно и дурно пахло. Лаудер-лодж оказался лучшим. Здесь деньги Фокса обретали в числе прочего причудливые формы обоев “Анаглипта” или хвойного освежителя воздуха. Внутри здания пахло тальком, а отсутствие кухонных ароматов свидетельствовало о хорошей вентиляции. Малькольм отыскал поблизости место, припарковался, подошел к двери и назвал свое имя. Дом престарелых располагался в особняке викторианских времен, стоимость которого, должно быть, выражалась семизначным числом до недавнего обвала цен на недвижимость. У подножия лестницы имелись места для ожидания. Едва Фокс собрался присесть, как нянечка сообщила, что его приглашают наверх.

– Дорогу вы знаете, мистер Фокс, – пропела она.

Малькольм кивнул и направился в один из двух коридоров – тот, что подлиннее. Он вел в пристройку к основному зданию. Ей было уже, наверное, лет десять. На стенах проступили тонкие трещинки, а окна с двойными стеклами местами пострадали от влажности, но комнаты были большими, светлыми и хорошо проветривались – первое, на что он обращал внимание при выборе места. Много воздуха, света и никаких лестниц. Плюс, для особо везучих, собственный санузел при комнате. Имя его отца было напечатано на карточке снаружи двери.

“Мистер М. Фокс”. “М” означало “Митчелл” – девичья фамилия бабушки Малькольма. Отца все звали Митчем. Хорошее, сильное имя. Фокс сделал глубокий вдох, постучал и вошел в комнату. Отец сидел у окна, положив руки на колени. Он выглядел еще чуть более высохшим, еще чуть менее живым. Щеки были чисто выбриты – явно не им самим, а волосы свежевымыты и гладко расчесаны. Серебристые, пышные, они переходили в длинные бакенбарды, которые отец носил всю жизнь, сколько Малькольм его помнил.

– Привет, пап, – сказал Фокс. – Ты как?

– Не жалуюсь.

В ответ Фокс улыбнулся – на то и было рассчитано. “Ты повредил спину во время работы на фабрике, – подумал он, – и стал беспомощным на многие годы. Потом появился рак и бесконечные боли. Стоило тебе победить недуг, как умерла твоя жена. И пришла старость. Но ты не жалуешься – потому что всегда был главой семьи, опорой в доме.

Твой сын женился, но неудачно – брак распался через год. Проблемы с алкоголем у него случались и раньше, а тут дело на время приняло и вовсе тяжелый оборот. Дочь давно покинула родные края и редко дает о себе знать, пока не появится на горизонте с очередным малоприятным бойфрендом на привязи.

Но ты не жалуешься.

В конце концов, в твоей комнате не пахнет мочой, а сын все-таки иногда приходит навестить тебя. Он и сам вроде бы неплохо устроился, и о тебе не забыл. Ты никогда не спрашивал, доволен ли он своей жизнью. И никогда не благодарил его за то, что он делает для тебя…”

– Я забыл купить тебе сладости, пап.

– Не беспокойся – девочки принесут, если я попрошу.

– Принесут? Рахат-лукум? Да где они его сейчас найдут?

Митч Фокс медленно кивнул, но ничего не ответил.

– Джуд не объявлялась?

– Нет, кажется. – Брови старика сдвинулись. – Когда же это я видел ее в последний раз…

– На Рождество? Не мучайся, можно спросить у персонала.

– Она была здесь, я точно помню… на прошлой неделе или на позапрошлой?

Фокс вытащил мобильный, делая вид, что читает сообщения, на самом же деле глянул на часы. Прошло три минуты с тех пор, как он запер машину.

– Знаешь, я закончил то дело – помнишь, о котором я тебе рассказывал в прошлый раз, – начал он, поспешно захлопнув телефон, – сегодня утром у нас была встреча с прокурором. Пахнет судом. Хотя праздновать победу рановато, но…

– Сегодня воскресенье?

– Пятница, пап.

– Я слышу колокольный звон.

– Тут рядом церковь на углу – может, там свадьба.

На самом-то деле Фокс знал, что никакой свадьбы не было. Он только что проезжал мимо и видел – церковь абсолютно пуста. Зачем я это делаю? – спросил он сам себя. – Зачем я его обманываю?

Ответ очевиден: так проще.

– Как поживает миссис Сандерсон? – осведомился он, вытаскивая из кармана носовой платок.

– Приболела. Простудилась и боится меня заразить. – Митч Фокс выдержал паузу. – Кстати, ты уверен, что тебе можно здесь находиться – с этой твоей инфекцией? – Он снова задумался и добавил: – Пятница, и на улице еще светло… Неужто тебе не положено быть в такое время на работе?

– Ну, надо же хоть иногда побыть плохим мальчиком. – Фокс встал и прошелся по комнате. – У тебя есть все необходимое? – Он увидел пачку потертых книжек в мягкой обложке: Уилбур Смит, Клайв Кесслер, Джеффри Арчер – то, что обычно предпочитают мужчины. Наверняка выбор персонала – отец не был большим поклонником чтения. В углу комнаты, под самым потолком, висел телевизор на стальном кронштейне. Не очень удобно смотреть – приходится задирать голову. Если только ты не лежишь в постели. Как-то раз, во время очередного визита, Малькольм заметил, что телевизор настроен на канал скачек, хотя отец ни разу в жизни не был на ипподроме и никогда не интересовался лошадьми. Снова персонал. Стандартные мужские предпочтения. Дверь в ванную комнату была приоткрыта. Фокс легонько толкнул ее и заглянул внутрь. Ванна отсутствовала – ее заменяла душевая кабинка с сиденьем. Он учуял “Возен” – шампунь, которым мама обычно мыла его и Джуд, когда они еще были детьми.

– Тут хорошо, да? – спросил он громко, но не настолько, чтобы его услышал Митч. Он постоянно задавал себе этот вопрос. С тех самых пор, как они перевезли отца сюда из частного дома в Монингсайде. Поначалу он звучал риторически; теперь Фокс уже не был так уверен в ответе.

Фамильные угодья отчаянно нуждались в генеральной уборке. Часть мебели пылилась в гараже, а чердак был забит коробками со старыми фотографиями и памятными вещицами, большинство из которых значили для Фокса или очень мало, или почти ничего. Во время первых визитов в дом престарелых он брал некоторые снимки с собой, но они, как оказалось, только расстраивали отца. Имена знакомых и названия мест были напрочь стерты из его памяти. Митч не узнавал изображения, и это печалило беднягу до слез.

– Хочешь, что-нибудь поделаем? – спросил Фокс, снова присаживаясь на угол кровати.

– Не знаю. Не особенно.

– Может, посмотрим телик или выпьем чайку?

– У меня все хорошо. – Митч Фокс неожиданно в упор посмотрел на сына. – У тебя тоже, ведь так?

– Лучше не бывает.

– Как дела на работе?

– Меня там все ценят и уважают.

– Девушка есть?

– В данный момент – нет.

– Сколько же времени прошло с тех пор, как ты развелся? – Отцовские брови снова съехались к переносице. – Кажется, ее звали… вот-вот, вертится..

– Элен. И это очень давняя история, пап.

Митч Фокс кивнул и на мгновение погрузился в глубокую задумчивость. Потом выдал:

– Помни, ты должен постоянно быть начеку.

– Я знаю.

– Механизмы… С ними держи ухо востро. Все время ломаются.

– Но я не работаю с механизмами, пап.

– Все равно…

Малькольм снова притворился, что изучает свой телефон.

– Я могу позаботиться о себе, – заверил он отца, – не волнуйся.

– Передай Джуд – пусть придет навестить меня, – сказал Митч. – И чтобы впредь была осторожнее с этими своими лестницами.

При этих словах Малькольм Фокс оторвал взгляд от телефона.

– Конечно передам, – сказал он.

– Что это еще за новости – насчет лестниц? Фокс стоял снаружи, около своей машины. Это была серебристая “вольво” модели S60, с тремя тысячами миль на счетчике. После дюжины гудков сестра все-таки взяла трубку – когда он уже собирался дать отбой.

– Ты был у Митча? – Сразу в яблочко.

– Он спрашивал про тебя.

– Я заходила на прошлой неделе.

– А еще, говорят, ты упала с лестницы?

– Господи, да ничего страшного. Отделалась легкими синяками.

– Эти синяки у тебя на лице, Джуд?

– Малькольм, перестань меня допрашивать. Ты ведешь себя как типичный коп. Я несла кое-что тяжелое вниз по лестнице, оступилась и упала.

Фокс помолчал мгновение, изучая проносящиеся мимо машины.

– Ладно, а как дела в остальном?

– Жаль, что мы не смогли увидеться на Рождество. Да, кстати, чуть не забыла – я поблагодарила тебя за цветы?

– Ты прислала сообщение в новогоднюю ночь, в котором желала мне “втего наикучшего”.

– Ой, правда? У меня ужасный телефон – кнопки такие маленькие.

– Может, ты просто выпила?

– Ну, и это тоже. А ты? Все еще в завязке?

– Уже пять лет.

– Да ладно, брось этот менторский тон! Как там Митч?

Фокс решил, что с него довольно свежего воздуха, открыл дверцу и сел за руль.

– Я не уверен, что он хорошо питается.

– Не всем же иметь такой зверский аппетит, как у тебя.

– Я думаю, может, пригласить врача, чтобы осмотрел его?

– Вряд ли он тебе за это спасибо скажет.

Фокс взял с пассажирского сиденья пачку мятных леденцов и закинул один себе в рот.

– Надо бы нам с тобой повидаться как-нибудь вечерком.

– Да, давай, конечно.

– В смысле – только ты и я. – Несколько мгновений он слушал ее молчание, ожидая, что сестра назовет имя своего приятеля. Если она это сделает, разговор наконец-то коснется темы, которая так и свербит у него в мозгу.

А Винс?

Я же сказал – только ты и я.

Но почему?

Потому, что он бьет тебя, Джуд, и ты знаешь: когда я его вижу, у чешутся.

Ты ошибаешься, Малькольм.

Неужели? Может, покажешь мне свои синяки и ту лестницу, с которой ты упала?

Но она сказала только:

– Ладно, как хочешь.

Они попрощались, Фокс с резким щелчком захлопнул телефон и швырнул его на сиденье. Еще одна упущенная возможность. Завел мотор и поехал домой.

Фокс жил в собственном одноэтажном доме в Оксгенгсе. Когда они с Элен покупали здесь дом, бывшие владельцы утверждали, что он находится в Фэрмайлхеде, а агент по недвижимости – что в Колинтоне, поскольку эти районы считались более престижными. Но Малькольма и Оксгенгс вполне устраивал. Хватало того, что тут имелись магазины, пабы и даже библиотека, а до города было рукой подать. Автобусы ходили регулярно. К тому же неподалеку – а если на машине, то совсем рядом – располагались два больших супермаркета. Фокс не мог винить отца за то, что тот позабыл имя Элен. Их совместная жизнь длилась всего шесть месяцев до свадьбы и десять – после. Дело было шесть лет назад. Они вместе учились в школе, но после выпускного не поддерживали связь. Случайно встретились на похоронах общего друга. Вместе уехали с поминок, выпили и в результате оказались в постели, совершенно пьяные и пылающие страстью. “Страсть к жизни” – так она это называла. Элен тогда приходила в себя после долгого неудачного романа. Женившись, Фокс постепенно начал постигать смысл слова “откат”. Она пригласила на свадьбу своего бывшего, и тот явился, с улыбкой во все тридцать два зуба и при полном параде. Через несколько недель после медового месяца (на Корфу – оба жутко обгорели на солнце) они поняли, что совершили ошибку. Это Элен ушла от него, а не наоборот. Он спросил, как быть с домом, – она ответила, что бунгало полностью в его распоряжении. Малькольм остался, переделав обстановку на свой вкус, вплоть до чердака. “Холостяцкая халупа цвета беж”, как сказал кто-то из его друзей, добавив: “Осторожнее – смотри, чтобы это не задало тон всей твоей жизни”.

Поворачивая на дорогу, ведущую к дому, Фокс недоумевал, чем так уж плох бежевый. Обыкновенный цвет – не лучше и не хуже других. Но входную дверь он на всякий случай перекрасил в желтый. Установил пару зеркал – одно в холле, другое – вверху, на лестнице. Повесил пестрые картины в гостиной и столовой, чтобы немного оживить обстановку. Тостер на кухне поблескивал серебром. В спальне – ярко-зеленое покрывало, темно-вишневый мебельный гарнитур…

– Никаким бежевым тут и не пахнет, – пробормотал он про себя.

Войдя в прихожую, Фокс вспомнил, что забыл портфель в багажнике. Едва пополнив ряды сотрудников отдела контроля, он получил предупреждение ничего не оставлять на виду и следовал ему неукоснительно. Снова вернувшись в дом – теперь уже с портфелем, он поставил его на кухонный стол и стал наполнять чайник водой. Планы на остаток вечера: чай, тосты и – на диван, задрав тормашки. На ужин в холодильнике ждала своей участи лазанья. Он купил с полдюжины видеодисков на последней распродаже в “Зэвви”[6]6
  Сеть супермаркетов.


[Закрыть]. Можно будет сегодня посмотреть один или два, если по ящику не покажут ничего интересного. Когда-то “Зэвви” был на гребне успеха. А теперь – все идет с молотка. То же самое случилось с универмагом “Вулворт” на Лотиан-роуд. Ребенком Фокс бывал там часто, даже слишком часто: покупал сперва конфеты и игрушки, потом, уже будучи подростком, – синглы и пластинки. А став взрослым, он тысячу раз проезжал мимо, и у него ни разу даже мысли не возникло остановиться и зайти внутрь. Потому что в портфеле лежала свежая газета. И находилась очередная куча причин для пессимизма и экономии. Может, поэтому каждый десятый житель страны сидит на антидепрессантах. Прогрессирует СДВГ[7]7
  Синдром дефицита внимания и гиперактивности.


[Закрыть], а каждый пятый школьник страдает ожирением и уверенными шагами движется к диабету. Шотландский парламент со второй попытки принял бюджет на следующий год, но слишком много рабочих мест находится в государственном секторе. Наверное, только на Кубе ситуация хуже. Вот совпадение: один из купленных им дисков оказался Buena Vista Social Club[8]8
  Документальный фильм Вима Вендерса о кубинской музыке.


[Закрыть]. Может, до него сегодня и дойдет дело. Кусочек Кубы в Оксгенгсе. Чтобы немного отвлечься и расслабиться.

Одна из статей в сегодняшней газете была о женщине из Литвы, которую убили в Бречине. Преступники расчленили тело и бросили в море. Там все эти жуткие куски и плавали, пока их не прибило к арбротскому пляжу. Дети нашли голову, и теперь двое рабочих-иммигрантов привлечены к суду за убийство. Расследование такого случая – предел мечтаний большинства копов. Фоксу за время работы в управлении приходилось иметь дело с убийствами, и, хотя их было немного, у него перед глазами до сих пор стояли все картины преступления и вскрытия. Он встречался с членами семей жертв, чтобы сообщить страшные известия, сопровождал их в морг на опознание трупов тех, кого они любили… Забыть такое невозможно. Сотрудники отдела контроля и жалоб были далеки от подобных трагедий; они существовали совсем в другом мире, и, может быть, поэтому некоторые утверждали, что им достается легкий хлеб.

– Но тогда почему от него иногда так мутит? – спросил он вслух, когда раздался щелчок тостера. Все, включая газету, было доставлено в гостиную, на столик у дивана. Вечерняя телепрограмма не сулила ничего интересного, но в запасе всегда оставались новости на Би-би-си. Взгляд Фокса рассеянно скользнул по каминной полке, где стояли несколько фотографий в рамках. С одной смотрели его мать и отец, видимо, на какой-то вечеринке, в середине шестидесятых. На другой – сам Фокс, уже почти тинейджер, сидел на диване и обнимал за плечи младшую сестру. Он смутно помнил, что снимок сделан в доме одной из его теток, хотя и неизвестно, какой именно. Фокс улыбался фотографу, “работая на камеру”, а малышка Джуд, казалось, не замечала ничего, кроме брата. В его сознании вдруг вспыхнул образ – сестра катится вниз по ступенькам. Что же такое она, черт возьми, несла? Поднос с грязной посудой, может быть, или корзину белья? Или все-таки дело было по-другому – вот она стоит у подножия лестницы, цела и невредима, а к ней приближается Винс, заносит кулак, и… о господи… Такое случалось и раньше. Джуд всегда говорила, что она сама виновата или что он получил не меньше. Это больше не повторится…

Фоксу расхотелось есть, а по запаху чая было ясно, что в нем слишком много молока. Вдруг пиликнул мобильный: входящее сообщение.

От Тони Кая. Он был в пабе с Джо Нейсмитом.

– Отвали, искуситель, – пробормотал Фокс себе под нос.

Пять минут спустя он искал ключи от машины.