Текст книги "Заложники удачи"

Иэн Сент-Джеймс
Заложники удачи

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Похоже, мы застрянем, – пробурчал Герберт, оборачиваясь через плечо.

С заднего сиденья Тодд бросил взгляд на Парк Лейн.

– В чем дело? Тебе не нравятся машины? Я их продаю, ты не забыл?

Герберт громко фыркнул, что, по-видимому, должно было означать смех.

– Все дело в погоде, – произнес Тодд, наблюдая за пешеходами, семенящими по мокрому асфальту. – В дождь всегда образуются пробки.

– Возможно. Ты надолго, босс?

Бросив взгляд на часы, Тодд понял, что может провести с Лео всего один час.

– Я обещал вернуться домой к восьми. Выпей чашечку кофе и заезжай за мной в полвосьмого.

– Хорошо!

На секунду Тодд подумал: а не пригласить ли Лео к себе домой? Катрина вышла бы из себя, но когда-нибудь он сделает это. Когда-нибудь он настоит на том, чтобы она встретилась с отцом, когда-нибудь он положит конец этой бессмысленной ненависти. Что было, то было. Лео не будет жить вечно. Он старый человек и заслужил примирения с дочерью, даже если учитывать его прошлое, несомненно довольно «яркое». Когда Тодд впервые встретил его, Лео только что вернулся с афганской границы, где он занимался контрабандой оружия для повстанцев. Узнав это, Катрина скривила губы с уничтожающим презрением, давая понять, что она оскорблена в своих лучших чувствах:

– Значит, теперь твое занятие – контрабанда оружия?

– Не только оружия, – попытался протестовать Лео. – Еще я поставлял им продукты. Но они не смогут ими воспользоваться, если не будут защищаться. Я продаю все, на что есть спрос. Я бизнесмен, как ты знаешь.

Катрина отвернулась, презрительно выпятив губу.

– Бизнесмен! Шулер дешевый, вот ты кто!

Это воспоминание вызвало у Тодда кривую усмешку. Дешевый? Итальянские туфли, костюмы от «Салва Роу», вилла во Франции, номер-люкс в гостинице «Ритц» – пятидесятивосьмилетний мужчина, чей шарм все еще привлекал внимание женщин на сорок лет моложе. Такой мужчина уж никак не мог быть назван дешевым.

Улыбка покинула лицо Тодда, когда он снова вспомнил о той первой встрече. Шесть…, нет семь лет назад. Тогда они все еще жили в той квартире над гаражом. Лео появился неожиданно. Ну, а как же иначе? Катрина сама ни за что бы его не пригласила.

– Привет, – сказал он, когда Тодд открыл дверь. – Я – отец Катрины.

Катрина была в бешенстве. Ненависть так исказила черты ее лица, что Тодд никогда не мог бы себе представить ее такой. Он всегда считал Катрин хорошенькой, в некотором смысле даже красивой, и никак не ожидал, что ее лицо может быть безобразным. Встреча не продлилась и нескольких минут. Вся в слезах, Катрина убежала в спальню, а Тодду ничего не оставалось, как указать Лео на дверь. Лео пытался сохранить самообладание, но Тодд видел, что его загорелое лицо заметно побледнело, и он начал бормотать какие-то извинения. Очевидно, он хотел остаться, что-то объяснить, хотел, чтобы его поняли. В другой раз Тодд, может быть, и выслушал бы его, но тогда больше всего его беспокоила Катрина.

– Не сейчас, – так, кажется, сказал он, подталкивая Лео к двери. – В другой раз, хорошо?

На следующий день Лео позвонил Тодду на работу. После осторожных расспросов о Катрине, он произнес:

– Может быть, встретимся, когда я снова буду в Лондоне? Просто посидим вдвоем, выпьем по рюмочке. Ну, как?

Тодд пробормотал в ответ что-то неопределенное и забыл об этом звонке. Вспомнил он о нем только через несколько недель и сказал об этом Катрине. Она так вся и вспыхнула.

– Слушай, я не понимаю, зачем ты вообще с ним разговаривал? Если я не хочу его видеть, то уж тебе-то он зачем?

А в самом деле, зачем? Кажется, у него были все причины не общаться с Лео. Он мог понять, какие чувства могла испытывать к нему Катрина. Лео вверг ее в кромешную нищету, лишил детства, был причиной того, что ее мать спилась, – все это Тодд слыхал не один раз. Встречи с Лео против желания жены были предательством, за которое он осудил бы любого другого.

– Ты сам ищешь неприятности на свою голову, – сказал бы он.

Тем не менее, когда через шесть месяцев Лео снова позвонил, Тодд согласился с ним встретиться. Все дело было в том, что для них с Катриной тогда наступила черная полоса. Их усилия иметь ребенка, кажется, зашли в тупик. Когда Тодд закрывал глаза, перед ним сразу же вставал термометр, вставленный в роскошный зад, или календарь с отметками красным карандашом напротив известных дней, который расписывал все по дням и часам. Он представлял себе такси, дежурившие у подъезда, которые должны были отвезти Катрину к гинекологу, который впрыснет животворный бальзам в ее матку. Он представлял себе медленное движение сперматозоида под микроскопом, мог представить себе продувание фаллопиевых труб.

– Всего по рюмочке, – уговаривал Лео. – Я в «Ритце».

И он пошел исключительно из чувства протеста. До свадьбы секс был пылким и страстным. Секс был возбуждающим, секс был удовольствием! И так было, пока Катрина не захотела ребенка. Тогда все это и началось – визиты к врачам, консультации у гинекологов, встречи с профессорами. Секс стал каким-то больничным, стерильным, однообразным. Он мог бы по-прежнему испытывать физическое наслаждение, если бы мог закрыть глаза на термометры и впрыскивание в матку, на дежурящие у подъезда такси, на продувание фаллопиевых труб и календари с отметками красным карандашом; но закрывать глаза становилось все труднее.

Поэтому-то он и согласился пропустить пару рюмочек с Лео. Ему хотелось отдохнуть от всего этого.

Лео несомненно был один из величайших авантюристов в мире. Он везде побывал и все повидал – торговал гашишем в Марокко, продавал землю на Аляске, добывал золото в Трансваале, охотился в Кении, занимался контрабандой оружия в Бельгийском Конго.

Настроенный по отношению к Лео враждебно, Тодд ожидал, что тот ему не понравится. Если верить Катрине, Лео был мошенник, развратник, человек, которому нельзя было доверять. Тем не менее, как ни странно, они подружились. Тодду он сразу пришелся по душе. Лео был высоким, худощавым, с орлиными глазами и благородными чертами лица. Тодд напротив – низеньким, полноватым, с мягкими чертами. На Лео одежда сидела с таким изяществом, как будто он сошел с картинки модного журнала, в то время как на Тодде даже костюмы от лучших портных не имели вида. Нельзя было не признать, что Лео был чертовски привлекательным старым волком.

«А меня даже симпатичным щенком не назовешь», – подумал Тодд, грустно усмехнувшись. Но что ему больше всего нравилось в Лео – так это его трезвый взгляд на жизнь. Лео видел вещи такими, какими они были, и за всю свою жизнь ни разу не испытал чувства вины. Ни из-за жены, ни из-за неудач в бизнесе. Единственным исключением была Катрина. Если сделка провалилась, то провалилась.

– В любом деле есть доля риска, – резюмировал Лео. – Выиграл – ты победитель, проиграл – ну что ж, на ошибках учатся. Если кредитор не получал денег, то уходил без денег. Такова игра, пожимал плечами Лео.

Таким он и запомнился Тодду, пожимающим плечами, с чуть заметной грустной улыбкой на лице. Иногда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, успокаивал он. Единственной потерей, о которой он жалел, была Катрина.

После этой первой встречи они встречались каждый раз, когда Лео приезжал в Лондон, нерегулярно, не чаще одного или двух раз в год, да и то всего на час или около того. Как правило, они лишь выпивали несколько рюмочек в номере Лео.

– Знаешь, старина, – сказал однажды Лео, – Катрина заслуживает такого мужа, как ты. Солидного, надежного…

– Ради Бога, перестань! Ты же знаешь, что на самом деле я не стою ни гроша.

– Да посмотри же, какие ты делаешь успехи! Удачная женитьба, растущий бизнес…

– Ты вечно все преувеличиваешь…

– Ха! Не прибедняйся. Дела у тебя идут в гору. Ты человек, который просто создан для бизнеса. Ты никогда не проиграешь. Я не сразу все это понял. Я всегда думал: «Сегодня проиграл – завтра отыграешься». В серых глазах Лео мелькнула искра сожаления.

– Поверь мне, есть вещи, которые, потеряв, никогда не воротишь.

Разумеется, Лео имел в виду Катрину. Но он не оставлял надежды, что Тодд поможет им примириться.

Поначалу Тодд вел себя осторожно. В конце концов, он помнил рассказы Катрины, и, несмотря на то, что теперешний безликий секс вносил напряжение в их семейную жизнь, он не хотел верить, что она ему лжет. Она и не лгала. Чем больше он слушал Лео, тем больше убеждался, что его восприятие отношений с дочерью и воспоминания Катрины о детстве были лишь взглядами с двух разных сторон. Вспоминая о жене, Лео упорно отказывался брать вину на себя.

– Поддать она всегда любила, – ворчал он. – Ничего страшного, даже если речь идет о женщине, но она просто спилась. Катрина сменила невообразимое количество школ, отовсюду ее выгоняли. И всегда по одной и той же причине – за учебу никто не платил. Деньги просто пропивались, вот в чем было дело, хотя Катрина, конечно же, ничего об этом не знала. А виноват оказывался я. Я всегда был во всем виноват. Возможно, в чем-то это и было так, но женщина уж как-нибудь могла бы пережить, что не имеет постоянного партнера. Другие же вроде как-то обходятся. – Брови его поднялись, как вопросительные знаки. – Солдатки и тому подобное, жены, чьи мужья в постоянной отлучке, ведь мирятся с этим.

Он так же ненавидел свою покойную жену, как Катрина ненавидела его.

– Я, конечно же, был плохим отцом, – признавался он. – Чертовски плохим, но эта сука была еще хуже. И, доложу я тебе, влетела же она мне в копеечку! Частные лечебницы, знаешь, не дешевы. В первый раз, когда она отправлялась на лечение, она обещала мне, что после возвращения не притронется к бутылке. Куда там! Как только вернулась, в первый же вечер надралась, как свинья.

С тех пор она уже не вылезала из лечебниц. Катрина, которой тогда было двенадцать лет, училась в интернате, а на каникулы Лео отсылал ее к своей старой сестре в Харроу.

– Еще одна ошибка, – мрачно заметил Лео. – Выходит, даже кровной родне нельзя ни в чем доверять. Но по крайней мере сестре можно было доверять, когда дело касалось денег. За обучение она платила исправно, даже когда мой чек задерживался, но она настраивала девчонку против меня. Она заявляла, что я виноват в пьянстве Мариам, никогда ни в чем она не была на моей стороне…

Мать умерла, когда Катрине было пятнадцать, а еще через три года умерла ее тетя. Катрина унаследовала ее дом в Харроу и несколько тысяч в придачу. Всем этим заправлял адвокат ее тетушки.

– Через шесть месяцев этот идиот прислал мне письмо. Вернул мой чек и написал, что поскольку у Катрины теперь есть свои средства, от моих денег она отказывается. Представляешь? Родная дочь от меня отвернулась.

Эту историю Тодд уже слыхал. Когда он встретил Катрину, ей было двадцать три. Она все еще жила в Харроу и делила дом с двумя подружками. Сперва она пришла в фирму Тодда бухгалтером, а потом…

– Мистер Синклер, кажется, уже давно в Лондоне? – спросил Герберт, поймав взгляд Тодда в зеркале.

– Несколько месяцев, – кивнул Тодд. Герберт настороженно поднял бровь:

– И все еще никаких шансов примирения его с миссис?

– Скорее рак на горе свистнет, – проворчал Тодд. Время от времени он пытался как бы невзначай в разговоре ввернуть имя Лео, чтобы проверить ситуацию, но каждый раз безуспешно. При малейшем упоминании об отце лицо Катрины омрачалось и горькие воспоминания об унижениях детства вызывали у нее резкие, бранные слова. Бог свидетель, он пытался их примирить, но, скрыв от жены свою первую встречу с Лео, он был вынужден скрывать и все остальные. Семь лет секретов! Семь лет!

Слава Богу, Лео примирился с таким положением вещей.

– Пожалуй, ей действительно трудно простить меня – я слишком перед ней виноват, – заявил он однажды с мрачным видом раскаяния. Но и на этот раз его лицо омрачилось лишь на мгновение. Лео так часто встречался с неудачами, что привык во всем находить светлую сторону.

– Могло бы быть и хуже, старина, – пожимал он плечами. – Главное, она счастлива. А я вот с тобой подружился. Я продолжаю быть ее отцом и всего лишь стою как бы на ступеньку дальше. Как знать, может быть, когда-нибудь ты сведешь меня с ней?

Но Тодд не был в этом уверен. Он постоянно чувствовал себя в долгу перед Лео, и это усложняло ситуацию. Боже праведный, он чувствовал, что он в долгу!

– Слушай, босс, ты какой-то осунувшийся, – произнес Герберт, рассматривая лицо Тодда в зеркале. – С тобой все в порядке?

Тодд усмехнулся. Что за идиотский вопрос! А как еще прикажешь себя чувствовать? Дела шли паршиво. Два года назад ничто и не предвещало такого спада. «Временное снижение темпов в экономике, – так, кажется, говорили все эти политиканы и газетчики. Временное? Шутники. Попробовали бы они продать машину с таким рынком…

– Лишь вчера, – произнес Герберт, – думал я, что трудная пора прошла…

– Слушай, веди машину и помалкивай.

– Извини, босс. У тебя такое лицо… Ну не может быть все так плохо.

– Могло бы быть и хуже, – отозвался Тодд, вспоминая. Пять лет назад – в тот год, когда они с Катриной проводили отпуск на Майорке, – дело процветало. Он чувствовал себя мультимиллионером. А остров Катрину очаровал. «Я не могу поверить, что всего в трех часах полета от Лондона», – повторяла она.

– Тебе нужен перерыв, – бросил Герберт через плечо. – Почему бы тебе не посвятить несколько дней своей яхте?

Тодд поморщился по причине, о которой Герберт не знал.

– Через пару недель мы едем на Майорку, – сказал он. – Всего на несколько дней.

Яхту они купили после виллы. Четыре года назад. Всего четыре года назад дела шли хорошо. А сейчас они вынуждены были ее продать, чтобы рассчитаться с Альдо Морони. Тодд прикусил губу, стараясь не думать о неприятном.

– Ничего, мистер Синклер тебя взбодрит, – произнес Герберт. – Мистер Синклер – как стакан хорошего тоника.

Это сущая правда. Лео был прирожденным оптимистом. Когда у него возникали проблемы, он умел над этим пошутить. Тодд вспомнил, как однажды Лео говорил смеясь: «Мой тебе совет, старина, – никогда не живи такой жизнью, как моя. Куча осложнений. Ты продал машину, получил деньги. А у меня все не так просто. Я получаю деньги, если свергнут правительство, или если цены на нефть поднимутся, или доллар упадет… все всегда зависит от случая».

На секунду его лицо омрачилось, он пожал плечами и примирительно усмехнулся: «Ну да что с того! Главное – мы живем. Есть у нас и еда на столе, и красивая одежда, и вино в бутылке, и женщины в постели».

Вот что еще нужно отметить, говоря о Лео. Женщины. Они слетались как осы на мед. Губы Тодда слегка передернулись. Герберт прав. Лео действительно был как тоник.

Закрыв глаза, Тодд попытался расслабиться. Он заставлял себя не думать о неприятностях. Он старался забыть о сером лондонском небе и представить себе залитую солнцем Майорку. Его щеки почти ощутили ласкающее тепло солнечных лучей. Он чувствовал соленый вкус морского воздуха на губах.

Он всегда о чем-нибудь мечтал. Даже когда был ребенком. Тогда он мечтал стать шести футов ростом.

Он станет таким мужчиной, что все женщины будут сходить по нему с ума! Он испробовал все упражнения, увеличивающие рост, какие были, даже сам придумал несколько упражнений, – но так и не вырос выше того, что, очевидно, было назначено ему природой. Он так и не перешел за отметку в пять футов и пять дюймов. В конце концов он решил: «Черт возьми, если я не могу стать шести футов, буду вести себя так, как если бы я был шести футов!» Уже одно это было довольно смелым заявлением. Но что отравляло ему жизнь еще сильнее – так это его имя. Сирил. Он не мог этого простить своим родителям. Он скрывал свое имя сколько мог. «Зовите меня Тоддом», – говорил он мальчикам в школе. Но рано или поздно имя становилось известным – и непременно его мучители были выше его ростом. Но это не было для него помехой. Он побивал их всех, даже когда дрался с несколькими парнями сразу. Однако и ему в драках крепко доставалось. Его могли бы и убить, если бы не его крепкое сложение. Но он выжил – и продолжал мечтать.

– Когда-нибудь придет время и все заговорят обо мне, – похвастался он своему школьному приятелю Джимми Люису.

Джимми выкатил глаза:

– Да, а у меня будут во-от такие сиськи. Насмешки над ним не прекратились, и когда он начал работать у Оуэна.

– Слушай, парень, – смеялись другие механики, – чем поднимать машину, мы тебя под нее подсунем.

Он проглатывал их насмешки. Несмотря на свою молодость, он уже научился кое-чему от жизни. «Скромность прячется глубже всего», – писал Ницше в «Самом спокойном часе». Тодд Ницше не читал, но уже знал, что порой в жизни ты оказываешься по уши в дерьме.

Он мечтал о работе механика. Машины стали его страстью даже раньше, чем женщины. А где еще узнать все о машинах, как не у Оуэна, крупнейшего производителя машин во всей округе.

– Ну-с, молодой человек, – спросил его Оуэн на собеседовании, – каковы ваши жизненные планы?

– Хочу стать лучшим механиком в Лондоне, – не раздумывая ответил Тодд.

Оуэн рассмеялся.

– Ну, не знаю, как насчет лучшего, а хорошего механика мы из тебя сделаем. Если, конечно, ты согласен попотеть. На это уйдет пять лет. Ну, а что потом?

У Тодда замерло сердце. Высококлассный механик – высокая ступень на общественной лестнице. Тогда и над малым ростом никто не будет смеяться. На него будут смотреть как на мастера. Он станет, наконец, человеком!

– Это еще не скоро, мистер Оуэн, – осторожно отвечал он. – Там видно будет.

Добродушная улыбка одобрения мелькнула на лице Оуэна.

– Ну ладно, – кивнул он. – Ближе к делу. Тут у нас шесть подмастерьев. Толковые ребята. Ты с ними быстро сойдешься. В конце концов, не так уж много места ты собой занимаешь.

Он, может, и быстро сошелся бы с ними, если бы не Ред Хиггинс, рыжий, долговязый парень лет восемнадцати, ставший для Тодда врагом номер один. Он никогда не упускал случая посмеяться над Тоддом. Как правило, на все шутки Тодд отвечал хладнокровной усмешкой, которой позавидовал бы сам Ницше, но он понимал, что рано или поздно одними словесными шутками дело не ограничится.

Через шесть недель его предчувствия подтвердились. Ред с двумя дружками загнал его в угол красильной.

– Эй, коротышка, – усмехнулся Ред, держа в руках банку с нитрокраской. – Давай тебя немного покрасим. С цветными волосами ты будешь смотреться лучше.

Пока Ред снимал крышку с банки, его дружки попытались заломить Тодду руки. Но школьные битвы выработали у Тодда мгновенную реакцию. Он попросту стряхнул их с себя. Левой пяткой он так наступил на ногу одного из парней, что тот запрыгал, держась за ступню. Второй получил удар головой в лицо, а Ред – коленом в пах. У Реда перехватило дыхание, и он согнулся пополам, подставив шею под новый удар сцепленных рук Тодда. Ред вскочил и набросился на него, но Тодд снова пустил в ход колено. На этот раз удар пришелся Реду в грудь, и он отлетел в сторону.

– Эй, что происходит? – раздался голос за спиной у Тодда.

Оуэн стоял в дверях своего кабинета.

– Что за черт! – воскликнул он, посмотрев сперва на растянувшегося на полу Реда, затем на его дружка, держащегося за нос. Он повернулся к Тодду:

– Эй, парень, что все это значит?

Тодд поймал его взгляд.

– Я думаю, сэр, банка выскользнула у Реда из рук, а он хотел ее поймать.

В глазах Оуэна мелькнуло подозрение. Он пристально посмотрел на Тодда и затем перевел взгляд на Джо Холмса, держащегося за ногу.

– Ну, а с тобой-то что случилось?

– Моя вина, сэр, – моментально вставил Тодд. – Я ринулся помочь Реду и наступил Джо на ногу Оуэн снова пристально посмотрел на Тодда. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Вместо этого он перевел взгляд на Реда. Корчась от боли, Ред поднимался с пола, привстав на одно колено. Малиновая краска стекала с его комбинезона, образуя на полу липкую лужу. Откашлявшись, Оуэн сурово произнес:

– Такие инциденты стоят времени и денег. Уберите все сейчас же – и за работу. А в будущем поосторожней. Ясно?

– Ясно, мистер Оуэн, – ответили они хором. Когда рабочий день закончился, Тодда вызвали в кабинет. Оуэн взглянул на него из-за стола.

– Что же все-таки произошло?

Тодд потупился.

– Ничего, случайно…

– Слушай, парень, со Мной этот номер не пройдет. Я сам вижу, где случайно, а где нет. И уж драку я сразу вижу. И я ее не допущу. Можно немного побузить – парни есть парни. Но это уже слишком. Такого я не допущу. Понял?

Тодд молчал, не зная что ответить.

– Даже если они снова начнут к тебе приставать.

В глазах Оуэна мелькнул веселый огонек.

– Однако и хитер же ты. «Банка выскользнула». Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. С таким умом тебе не чинить машины надо, а продавать.

– Не Бог весть, что за вид, – усмехнулся Ларкинс, лавируя между осколками бутылок.

– Всего лишь пустующий клочок земли. Проигнорировав замечание, Тодд остановился, поджидая Ларкинса.

– Осторожно, мистер Ларкинс. Не упадите. Держитесь за меня.

– Я не пьян, – сердито ответил Ларкинс. – И на ногах пока еще стою твердо. А все из-за этой грязи. – Он посмотрел на свои забрызганные грязью туфли. – Знал бы, туристские ботинки надел.

– Да здесь уже недалеко, – подбодрил его Тодд. – Уже почти пришли.

Ларкинс поправил очки и уставился на деревянный сарай.

– Это и есть твой офис?

– Офис занимает только угол. Остальное – мастерская.

Стараясь выбирать места почище, они подошли к сараю.

– Здесь может разместиться двести машин, – сказал Тодд, пытаясь говорить убедительней. В душе он ругал погоду на чем свет стоит. Дождь, шедший всю ночь, превратил землю в болото. На прошлой неделе вид был получше. Тогда грело солнце и земля была твердой, как асфальт. Но и тогда все выглядело не блестяще. Блестяще оно и не могло быть. Клочок голой земли, с одной стороны – склад, с другой – фабрика. За ней тянулся ряд маленьких домишек, а за ними еще одна унылая улица. Но сама фабрика была большой, с длинным фасадом, выходящим на шоссе Килбурн.

– Этот сарай был продолжением соседнего склада, – объяснил Тодд, поворачивая ключ в замке. – Он больше, чем вы думаете. Подождите минутку, мистер Ларкинс, где-то здесь должен быть выключатель. Нам приходится заколачивать окна из-за хулиганов. Тодд нащупал панель выключателей и повернул их один за другим. Темнота постепенно рассеялась, но голые лампочки под потолком мало оживляли мрачную картину. Ларкинс осторожно перешагнул через порог и выжидающе уставился на него.

– Он длиной в сто семьдесят футов, – гордо сказал Тодд. – Я измерял. Фундамент отличный, – он постучал ногой по полу. – Видели? Бетон! Десятитонный каток по нему пусти – выдержит.

– М-м-м, – промычал Ларкинс.

– Здесь стол и стулья. Присаживайтесь.

Тодд вынул из кармана газету. Одной страницей газеты он покрыл пыльный стол, а остальное смял в комок и вытер вращающуюся табуретку. Затем, изображая гостеприимного хозяина, Тодд расплылся в услужливой улыбке.

– Ну вот, мистер Ларкинс. Присаживайтесь. Не похоже на ваш офис?

– На твой у Оуэна тоже.

– В том-то и дело. Офис Оуэна – не мой офис. Поэтому мы и здесь.

Ларкинс подобрал полы пальто и сел.

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сказал он с тенью сомнения в голосе. – Ты много потерял. Давно ты у Сэма Оуэна?

– Двенадцать лет.

– Начинал ты подмастерьем…

– Это было давно, мистер Ларкинс.

– Он говорит, что ты лучший работник из всех, что у него когда-либо были. Неплохой комплимент, не находишь?

– Он хороший начальник.

– После того, как ты отработал у него механиком, он сделал тебя продавцом. Затем распорядителем выставок. А теперь он хочет, чтобы ты стал главным менеджером. Ты будешь входить в правление. Не так уж плохо в двадцать восемь лет…

– То-то и оно. Двадцать восемь. Пора бы уже и свое дело начинать. Сейчас или никогда.

Горячность Тодда заставила Ларкинса улыбнуться. В свои пятьдесят шесть лет он уже забыл, каким сам был в двадцать восемь. Впрочем, он никогда особенно и не стремился начать свое дело. В таком нестабильном мире… Банковские дела многому его научили.

– Хорошо, – сказал он и вздохнул. – Мы с Сэмом Оуэном уже двадцать лет друзья. Я обещал ему напомнить тебе, от чего ты отказываешься.

– Мы по-прежнему будем работать вместе. Сэм это знает.

– Так и будешь продавать его подержанные машины? Машины, которые клиенты отдают в обмен на новые. Я не понимаю, почему бы Сэму самому их не продавать?

Тодд рассмеялся.

– С его выставочными павильонами? Видели бы вы их. Все эти плюшевые диваны с антикварными столами. Нет, если бы он продавал новенькие сверкающие «ягуары», то тогда все было бы в порядке. Но не эти драндулеты.

– Здесь ты ничего не продашь, – мрачно произнес Ларкинс, глядя мимо Тодда в пространство. – А офис посолиднее обойдется тебе в копеечку.

– Вот в этом-то и дело. Более солидного офиса мне и не нужно. Площадку перед входом я, пожалуй, заасфальтирую. Но только и всего.

Ларкинс был поражен.

– Ты хочешь сказать, что так и останешься в этом сарае?

Тодд рассмеялся.

– Разрешите задать вам вопрос, мистер Ларкинс. Почему человек покупает подержанную машину?

Ларкинс вынул из кармана белоснежный платок и протер очки.

– Значит, на новую у него нет денег, – ответил за него Тодд.

– Это что, шутка? – Ларкинс заморгал, как сыч, и водворил очки на место. – По-моему, это и так известно…

Услышав в голосе Ларкинса нотку негодования, Тодд поспешил объяснить.

– Смотрите. Того, кто покупает подержанную машину, привлекает дешевая цена, но он хочет, чтобы она все-таки хорошо смотрелась и была на хорошем ходу, словом, была как можно лучше.

– Не слишком ли много они хотят? – иронично перебил Ларкинс.

– Они хотят, чтобы сделка была выгодной! Вот в чем все дело. Человек пришел купить машину. Значит, мне нужно убедить его в том, что я предлагаю ему выгодную сделку. Он должен быть в этом уверен, не так ли? – Тодд взволнованно ходил взад-вперед, возбужденно жестикулируя руками. – Не могу же я ему сказать, что она мне обойдется дешевле, потому что он знает, что я покупаю у частных лиц и на распродажах, как и все торговцы. Поэтому я говорю ему: посмотри вокруг. У нас даже потолка нет. Мы и не ремонтируем наш сарай. Но тебе-то что с того, что крыша у нас протекает? Зато цены у нас божеские. Хочешь, иди в роскошный салон, но там дороже. Ну как, логично?

– Но не очень-то ново.

– А я в новаторы не лезу. Моя цель – стать миллионером.

Ларкинс сделал усилие, чтобы не рассмеяться. Сэм Оуэн предвидел весь этот разговор.

– У него все схвачено, – говорил Сэм. – Он только с виду тюфяк, а так парень с головой. Он своего не упустит. Клиенты его любят.

Ларкинс мог понять, за что клиенты любят Тодда. Он даже ему немножко завидовал. Сам Ларкинс был высоким, худощавым, и его вид заставлял людей вести себя настороженно.

Мысленно он провел параллель с героем Шекспира: «У Кассио худой, голодный вид». Что касается Тодда, то он вовсе не выглядел худым и голодным.

Напротив, посмотрев на Тодда, никто бы не мог догадаться об его амбициях. Его брюшко и добродушная улыбка располагали людей. Но в глубине души Тодда кипели амбиции. А амбициозным людям Ларкинс всегда готов был отдать должное.

– Много же тебе придется продать машин, прежде чем ты станешь миллионером, – сказал он.

– Сами видите, мистер Ларкинс, время работает на нас. Шестидесятые годы как нельзя кстати выдвинули лозунг «потребительского общества». Посмотрите, что делается в Штатах. Теперь уже у каждого есть холодильник, стиральная машина и телевизор. Дело за автомобилем. Проблема в том, как набрать нужную сумму денег. Поэтому я беру малый задаток, и вы расписываете, как им платить дальше.

– Наш банк уже начал это делать.

– Не в таких масштабах.

Ларкинс промолчал.

– Представьте себя на месте нашего клиента, – продолжал Тодд. – Вы хотите купить машину. Вам попадается реклама нашей компании. Самый большой выбор подержанных машин в Лондоне. Любой марки, любой модели. Самые низкие цены в стране. Гарантия на любую машину три месяца. Выгодные условия оплаты. Если вы серьезно решили купить подержанную машину, куда еще вы пойдете?

Ларкинс никогда в жизни не покупал подержанных машин. И к тем, кто покупал, он относился с подозрением.

– Нужно еще проверить платежеспособность твоих клиентов, – сказал он.

– Разумеется, и от некоторых придется отказаться, я знаю, но я хочу, чтобы те, кто останутся, платили.

– Сразу же?

– Да. Каждый раз, когда клиент забирает машину, мне нужно сразу же чем-то ее заменить.

– Сразу же? – повторил Ларкинс.

– Совершенно верно. К тому же у меня будут кое-какие расходы.

Ларкинс отпрянул в удивлении.

– Ты же сам только что сказал, что не станешь особо тратиться на этот сарай.

– Да, но должен же я объяснить им, как нас найти.

Рекламный бум разразился через месяц. Разворот «Дэйли Экспресс» зазывал: «В офисе компании «Тодд Моторз» нет плюша и бархата, но внутри машин вы их найдете!»

Картинка в «Дэйли Мейл» изображала прекрасный летний день и длинный ряд машин, сверкающих на солнце.

Слова «выгодная сделка» пестрели на каждой странице.

Самым ценным работником Тодда стал Герберт Спенсер. Именно Герберт, который был на пятнадцать лет старше Тодда, возился с подержанными машинами, после того как они поступали с заднего крыльца. Вся мастерская держалась на Герберте. А Тодд работал с клиентами. Он был то ярмарочным зазывалой, то механиком, то финансовым консультантом, в зависимости от того, что было нужно в данный момент – только бы покупали. Если покупателю нечем было заплатить задаток, Тодд шел ему навстречу: «Есть у вас что-нибудь ценное? Что у вас есть дома? Пианино? Хорошо, я беру его в качестве половины задатка. Остальное – наличными, и по рукам». Все эти пианино, мебель, старинные книги, картины и прочее барахло Тодд сбывал на субботних ярмарках в Петтикоат Лейн – порой дешевле, чем они ему обходились.

– Ну и что с того? – говорил он Ларкинсу. – Все равно я имею свои двадцать пять процентов, и, посмотрите, какой у меня оборот!

Через год он был все таким же маленьким и толстеньким, но уже был человеком, если не сделавшим, то упорно делающим себе имя.

– Слушай, я ухожу в отставку, – сказал Сэм Оуэн, разливая виски.

Тодд недоверчиво рассмеялся.

– Ну, и куда ты собираешься податься?

– Уж я-то знаю, куда мне податься.

– Твое здоровье… – Тодд поднял бокал. – Ну-ну, рассказывай.

– Я-то буду греть бока на солнышке. Я купил виллу на Майорке и яхту на двоих, – с довольным видом сказал Сэм. – А на мое место есть претендент.

Тодд присвистнул.

– Серьезно?

– Смотри сам, – Сэм вынул из стола какую-то бумагу. – С Хаслем собирается купить мою контору со всеми потрохами.

Тодд посмотрел на сумму, предлагаемую Хаслемом, и снова присвистнул.

– Ты богач, Сэм, я рад за тебя.