Текст книги "Вдребезги: GREEN DAY, THE OFFSPRING, BAD RELIGION, NOFX и панк-волна 90-х"

Глава 3
Мы идем

Вряд ли кто-нибудь из присутствующих в лондонском клубе Powerhaus вечером 7 июля 1993 года осознавал, что станет свидетелем событий исторического масштаба. Ваш покорный слуга недавно получил гонорар за статью, в которой объявил о смерти американского панк-рока, и потому был удивлен вдвойне. Возможно, надеясь тем летним вечером увидеть призраков, я купил билет на концерт NOFX и The Offspring. Не было ни малейшего намека на то, что плотину, отделяющую панк от широкой публики, вот-вот прорвет. В Великобритании сцена поросла мхом. Даже положение самых популярных панк-рок групп Калифорнии пошатнулось. Тем же летом выступление Bad Religion в Town & Country Club в лондонском Кентиш-Тауне с натяжкой посетили пятьсот человек, при том что клуб был рассчитан на аудиторию в четыре раза больше.

Билеты на вечерний концерт в Powerhaus стоили пять фунтов. Ожидаемо, что свидетели событий делятся разными воспоминаниями о том вечере. По словам одних, клуб был забит до отказа. «Зал был заполнен, но не до предела», – говорят другие. «Ничего подобного, – возражают третьи, – заведение было заполнено в лучшем случае наполовину». Между тем автор не может полностью избавиться от мысли, что именно The Offspring, а не NOFX, были хедлайнерами того вечера. Пожалуй, я пришел к этому выводу, потому что всего через двенадцать месяцев их дни в качестве группы на разогреве будут сочтены.

Кадры концерта, судя по всему, сняты в центре мошпита[12]12
  Место в зале перед сценой на рок-концерте, где толпа зрителей толкает друг друга наподобие травмоопасного танца.


[Закрыть]. В отличие от сегодняшних дней, когда с помощью смартфона любой человек превращается в кинооператора, в 1993 году портативные камеры могли быть размером с бачок унитаза. Поэтому остается загадкой, как владельцу удалось пронести их мимо охраны клуба. Те, кто «танцевал» перед сценой, наверняка вспомнят, что в Powerhaus не видели смысла вкладываться в систему вентиляции воздуха; а еще у очевидцев могло остаться в памяти, что в тот жаркий летний вечер в помещении смердело потными ногами. Пересматривая этот концерт на YouTube, понимаешь, что время было неумолимо к The Offspring. Нудлз без рубашки лабает на гитаре, его шевелюра прикрыта бейсболкой, которую он нахлобучил задом наперед. Декстер Холланд еще не избавился от своих длинных «косичек», которые колышутся, как обезумевшие макароны-спиральки, угрожая выбить глаза любому, кто осмелится взглянуть на них. Но, несмотря на внешний вид, который сегодня смотрится несколько забавно, The Offspring звучат хорошо. Даже низкое качество любительской видеозаписи, граничащей с авангардом, может передать часть дикой энергии и напора такой песни, как «Get It Right».

Для The Offspring, уроженцев округа Ориндж, концерт в «Powerhaus» стал первым на территории Туманного Альбиона. В свою очередь, NOFX к тому моменту уже были ветеранами европейских турне. Во время предыдущего визита группа поняла, что их колкие, забавные, злые и неизменно бунтарские песни могут помочь им достичь немыслимых высот. Они осознали, что могут зарабатывать музыкой на жизнь. Но до сих пор неясно, как им взбрела в голову мысль, что они могут зарабатывать на жизнь, выступая друг с другом.

«Кажется, это был 91-й год, когда мы вернулись из европейского турне с восемью тысячами долларов на каждого, – вспоминает Фэт Майк. – В том же году я окончил колледж. Моя жена в то время зарабатывала девятнадцать тысяч долларов в фирме по связям с общественностью. Ребята из группы пораскинули мозгами: “Так мы можем заколачивать бабки”. Тогда это звучало безумно. Но опять же, мы только что заработали по восемь тысяч на человека за пятинедельный тур, так что внезапно идея уже не казалась слишком дикой».

Называть первые семь лет существования NOFX «карьерой» можно только с большущей натяжкой. Группа была основана в Лос-Анджелесе в 1983 году силами вокалиста-басиста Фэт Майка (Майкл Джон Беркетт) и гитариста Эрика Мелвина. К ним вскоре присоединился барабанщик Эрик Сандин (по прозвищу Вонючка). В течение пяти лет группа активно выпускала проходные синглы и EP на небольших независимых лейблах. На обложках красовались сцены садо-мазо, а среди заголовков проскакивали такие перлы: «P.M.R.C.[13]13
  Родительский музыкальный ресурсный центр – общественная организация, по инициативе которой музыкальные альбомы с текстами, содержащими описание жестокости, употребления наркотиков или секса, помечаются специальным стикером с целью оградить несовершеннолетних от подобной музыки.


[Закрыть] могут отсосать у нас» (The P.M.R.C. Can Suck on This). По крайней мере, им хватило смекалки направить свое недовольство в русло, в котором могло бурлить общественное недовольство. Как и в случае с каждой группой, попавшей в эту книгу, для NOFX панк-рок был не средством, а самоцелью. Ребята были крепкими орешками и с удовольствием отправлялись в безнадежные туры по стране – испытание, после которого многие группы распадались. Их не остановил даже тот факт, что во время третьего турне по США на концерты пришло меньше людей, чем во время первого. Можете представить, каково молодой группе видеть, как и без того крошечная аудитория редеет. У ребят были стальные яйца.

«Должен признать, что из всех панк-групп NOFX проделали самую большую работу над ошибками», – говорит Фэт Майк.

И это правда.

«Видите ли, первая семидюймовая пластинка Bad Religion, которая вышла спустя четыре месяца после рождения группы, была великолепной. [Дебютная] пластинка Circle Jerks была потрясающей. Та же самая история с Social Distortion и с Adolescents – все круто. Наши первые два альбома были ужасными, а первый – особенно дерьмовым. Нам потребовались первые шесть лет нашей карьеры, то есть с 1983 по 1989 год, для того, чтобы стать хотя бы середнячками».

Спустя каких-то восемь лет после возникновения группы NOFX раскрыли свои таланты. Во многом этому способствовал гитарист Аарон Абейта, также известный как Эль Хефе. Абейта – мультиинструменталист, выпускник музыкального колледжа Беркли, один из лучших соло-гитаристов панк-рока и человек, который на одном из альбомов NOFX упоминался одним емким словом – талант. Эль Хефе обладал прекрасным музыкальным слухом, не говоря уже о невероятном исполнении, отбросив новых товарищей по группе в каменный век. Эти качества хорошо сочетались с новыми композиторскими талантами Фэт Майка. Песни фронтмена совершили скачок с отметки «ужасно» до «превосходно» именно в тот момент, когда большинство писателей осознают, что высоты, к которым они стремятся, навсегда останутся недосягаемыми. Однако преодолев неудачный старт, лидер группы начал неплохо выполнять свою работу, а затем стал чертовски хорош.

Переломным моментом в своей истории ключевые участники группы называют выход альбома Ribbed в 1991 году – после него NOFX уже нельзя было назвать проходняком. Но именно с выпуском их четвертого альбома White Trash, Two Heebs and a Bean («Белое отребье, два пожирателя мацы и поедатель фасоли») группа превратилась из гадких глухих утят в лебедей. Название пластинки во всей красе показывает стремление NOFX оскорблять. В 1992 году «белым отребьем» называли снобов, которые высокомерно относились к людям с достатком ниже, чем у них. Пожиратель мацы – еврей. Поедатель фасоли – латиноамериканец. Также стоит отметить, что первоначальное название альбома звучало White Trash, Two Kykes and a Spic («Белое отребье, два жида и латинос»). Проявив неожиданную уступчивость, группа отказалась от этого варианта, прислушавшись к жалобам бабушки гитариста.

И по сей день эта пластинка, в которую вошли самые запоминающиеся песни группы, слушается на ура. Многие бриллианты этого альбома на тринадцать треков скрыты в мельчайших деталях. К тому времени Фэт Майк стал превосходным автором песен с острым чутьем на прекрасные куплеты. В одной из песен он знакомит слушателя с персонажем, который «напивался пятнадцать лет подряд, / пока его печень не отправилась в ад». В другой песне описывается встреча двух девушек, одна из которых, будучи лесбиянкой, говорит: «Привет, милашка, я Луиза, / ну что, готова для отлиза?»

Не менее впечатляет способность NOFX совмещать серьезность и юмор – на выходе получился удивительный контраст. С одной стороны, «Johnny Appleseed» – это очень милая пародийная песенка о мексиканце, который зарабатывает себе на жизнь садовником. Он «следит за тем, чтобы сад рос, / (да, да, да) поливает двор из садового шланга». Исполненная с неудержимым восторгом Эль Хефе, эта песня даже спустя четверть века не растеряла драйва. Но в ней есть горькая и мрачная сторона, ведь «Johnny Appleseed» – это песня о расовых стереотипах. В Лос-Анджелесе многие, если не все, садовники – это выходцы из Мексики, и местное белое население воспринимает мексиканцев как дешевую рабочую силу. В одном коротком звуковом сообщении один из руководителей звукозаписи выражает энтузиазм по поводу успеха «Johnny Appleseed» среди тех же слушателей, которые в то время взахлеб слушали рэп: «Очень модно, очень по-бандитски и очень по-испански».

К тому моменту, когда NOFX впервые оставили свой след на английской земле летом 1993 года, они уже были закоренелой гастролирующей группой с восемью годами опыта за плечами, пять из которых они провели в гастролях по Европе. Со своих первых покатушкек по США они возвращались домой с пятьюдесятью долларами каждый. Потом одно турне принесло в копилку группы восемьдесят баксов. По их тогдашним меркам, это была баснословная сумма. Но копилку пришлось разбить, когда у фургона, в котором они гастролировали, лопнуло колесо. В те деньки NOFX действительно скитались по миру. Но как говорит Фэт Майк: «Все было хорошо, потому что мы не знали другой жизни, и никого не думал жаловаться».

«Наш первый тур состоялся в 1985 году, – вспоминает он. – Мы путешествовали в микроавтобусе, но нас было всего трое, так что все прошло нормально. При желании там даже можно было найти место, чтобы прилечь. Но наш первый европейский тур прошел в адских условиях. Мы гастролировали с [разогревающей группой] Drowning Roses, а также с водителем и тур-менеджером. У нас не было трейлера. Всего в фургончик набилось девять человек плюс наше оборудование. Мы путешествовали, подперев гитары коленями, – такая поза, будто ты сгорбился в церкви и молишься целую вечность. Одна поездка из Рима в Мюнхен заняла двадцать два часа. В таких условиях мы объехали целый континент. К счастью для нас, в Европе можно было провести ночь в пустующем доме, или мы останавливались у кого-нибудь. Но иногда приходилось ехать всю ночь напролет. Но и что с того?»

Продвигать White Trash, Two Heebs and a Bean в Европе NOFX поехали на гастрольном автобусе. В контексте панк-рока 1993 года это выглядело почти так же экзотично, как если бы вместо автобуса был «Боинг-747», пилотируемый Джоном Траволтой. Примечательно вспомнить, сколько денег панк-рокеры инвестировали в свой транспорт. Золотым стандартом были Operation Ivy и Rancid, которые путешествовали на машинах. Последние отличились разъездами холодной европейской зимой в автомобиле с неисправным обогревателем. Фургоны были самым распространенным видом транспорта. Чем больше людей набивалось внутрь, тем крепче был дух братства. Те, кто не был готов мириться с пролетарским укладом панка, ехал в гастрольном автобусе. В другое время и в другом месте столь пышная демонстрация буржуазной расточительности могла бы стать достаточным основанием для расстрела большевиками.

В занимательном полнометражном видео Bad Religion «Big Bang», выпущенном в 1992 году, есть забавный момент, когда Грег Граффин, пародирующий, как можно предположить, стереотипного журналиста фанатского журнала, расспрашивает Бретта Гуревича о решении группы совершить турне по Европе на автобусе.

«Почему вы выбрали автобус, а не маленький неприметный фургон, в котором так легко проскочить в клубы? Это из-за автографов? Вы хотите, чтобы люди знали, что вы популярны? Зачем?» – спрашивает он.

«Ну, на самом деле в прошлом году мы использовали два подержанных хлебовоза, а не автобус, – отвечал Гуревич. – По правде говоря, они стоят дороже, чем автобус. Поэтому наш тур-менеджер… достал нам автобус, и мы все очень им довольны».

«Значит, дело только в расходах? Вас волнуют только деньги?»

Пытаясь сдержать смех, Гуревич начинает жестикулировать: «Нет, мистер, я никогда такого не говорил!»

«Нет, я отчетливо слышал, как вы сказали, что зарабатывание денег – это единственное, в чем вы заинтересованы», – отвечал Граффин.

NOFX разделили автобус с The Offspring. Всего там было двенадцать спальных мест и тринадцать сидений для пассажиров. Как правило, Нудлз вызвался спать на полу. Фэт Майк души не чает в Нудлзе. Он со смехом вспоминает об одном случае, который произошел за неделю до нашего с ним интервью: его занесло в ресторан округа Ориндж, где он договорился о встрече с Эриком Мелвином. Вспомнив, что неподалеку проживает гитарист The Offspring, он разместил пост в Instagram, и вскоре в двери с улыбкой вошел самый известный очкарик панк-рока.

Пока автобус NOFX петлял по лабиринту лондонских улиц, в нескольких милях к северу от «Powerhaus» жизнь одной молодой жительницы Лондона вот-вот должна была измениться раз и навсегда. Днем 7 июля Крисси Янноу еще не знала, что всего через несколько часов посетит свое первое панк-рок шоу. Если бы парень ее сестры, Чико, не заглянул к ней и не пригласил на концерт в клуб на Ливерпуль-роуд, она бы, возможно, никогда не увидела бы ни The Offspring, ни NOFX. Фанатка метала и любительница более агрессивного звучания, Крисси тем не менее приняла приглашение. Да, она была не прочь скоротать вечер, наблюдая за неизвестными группами в клубе, где с потолка капал конденсат. Спустя всего несколько часов ее так сильно очаровали NOFX, что она пробралась за кулисы, чтобы лично выразить свое восхищение группе.

«После шоу я направилась к Фэт Майку и спросила: “Когда вы вернетесь?” – вспоминает она. – И он сказал: “Мы никогда-никогда не вернемся. Англия нас ненавидит”. Я возразила: “Нет, это неправда, просто люди о вас не знают. С хорошей рекламой была бы другая история”. Видимо, тот тур не увенчался успехом. Я помню, как прогуливалась по совершенно пустому Powerhaus. Но мне так понравилось, что очень захотелось увидеть их концерт снова. Поэтому я сказала: “Если позволите, я организую ваше следующее [лондонское] шоу. Я позабочусь о том, чтобы все о нем узнали”. И он сказал: “Ладно, если ты это сделаешь, мы вернемся”».

В то время Крисси Янноу без особого энтузиазма работала в небольшой независимой музыкальной пиар-фирме. Она получала стандартную зарплату новичка в музыкальном бизнесе – другими словами, ей платили воздухом. Ни в одном из изданий, с которыми сотрудничал ее работодатель, не слышали о NOFX, а о том, чтобы написать о них, даже речи не шло. Вдобавок Крисси ничегошеньки не смыслила в организации концертов. Но она дала торжественное обещание миру панка, где подобные вещи имеют такое же значение, что и клятва якудзы. В те дни, когда еще не было коварных контрактов толщиной с энциклопедию и юристов с глазами стервятников, честное слово было вишенкой, которую можно было сорвать только один раз.

Для того чтобы Крисси Янноу превратилась в панка, хватило пары-тройки панк-песни, и так же быстро она усвоила два самых важных правила панк-философии: думай на ходу и не сиди без дела. Она знала о большом музыкальном магазине на Бервик-стрит в центре Лондона – в те времена улица кишела такими заведениями, – где пахло винилом и продавали всевозможные фанатские панк-журналы. Она взяла по экземпляру и отправила письмо в каждый журнал. «Я устраиваю шоу, – писала она. – Группа называется NOFX, приходите, пожалуйста». Спустя пару-тройку месяцев в каждом из «фэнзинов» была опубликована ее просьба. Она узнала о компании под названием CNL, базирующейся в городе Ноттингем, графство Восточный Мидлен, – в то время единственная организация в стране, которая занималась выступлениями зарубежных панк-групп. Она поговорила с человеком по имени Джонни, агентом, который совсем недавно оказался на мели из-за провального турне NOFX и The Offspring – того самого, которое познакомило Крисси с панком и подвигло ее на звонок. «Я не знаю, – сказал он, – мы потеряли много денег, когда в прошлый раз привезли группу».

«Он сомневался, – вспоминает Крисси. – Его жрал здоровенный червь сомнения. Но я взмолилась: “Пожалуйста, дайте мне шанс. Я очень верю в этих ребят”».

«Ладно, ладно. В каком клубе ты хочешь устроить концерт?»

«The Garage».

«Ты про тот, который в Лондоне?»

«Да»

«Эм…»

The Garage находится всего в миле от Powerhaus, на северной стороне Хайбери-Корнер в Ислингтоне. Сегодня клубу сделали «подтяжку лица», словно пожилой звезде, которая наведалась к пластическому хирургу, – но в 1994 году это было темное, как шахта, помещение с низким потолком. Полы были липкими от пива, продававшегося в баре у задней стены. Звуковой микшер находился внутри клетки. За ним торговали мерчем, иногда прямо из чемодана. Из туалета воняло, будто там находился портал в ад. Сцена располагалась у подножия двух невидимых лестниц, по-видимому, предназначенных для перелома лодыжек платежеспособных клиентов. К большому неудовольствию профессиональных концертных фотографов, безопасность сцены не обеспечивалась никакими барьерами. Любой, кто хотел присоединиться к группе на сцене, мог с легкостью это сделать, и порой многие пользовались этой возможностью. The Garage отличался от Powerhaus только тем, что его вместимость была раза в два больше.

Под характерные звуки а-ля стиральная машина, в которую вселились бесы, Крисси Янноу отправила факс Фэт Майку и поделилась хорошими новостями. «Привет, Майк, – писала она, – отличные новости! Мы продали уже пятьдесят билетов!» Она умолчала, что в продаже осталось еще шестьсот пятьдесят, но добавила, что многие фанатские журналы надеются взять у него интервью, и это известие, похоже, взбодрило фронтмена группы. Его ответ состоял из трех слов, написанных каракулями: «Спасибо! С любовью, Фэт». За эту работу Крисси не заплатили ни гроша. По мере приближения дня шоу давление усиливалось.

«Я просыпалась посреди ночи в поту от мысли, что зрители не придут, – вспоминает она. – А потом опять просыпалась в холодном поту от мысли, что группа не приедет. Наверное, я до последнего не верила, что они объявятся».

В 1990-е годы было трудно предсказать количество зрителей, если речь шла о площадке меньше, чем театр. Сегодня почти все покупают билеты онлайн, но раньше их можно было достать только в музыкальных магазинах или в самом месте проведения. Некоторые заказывали билеты по телефону и получали их по почте. Один из способов приблизительной оценки аудитории – умножить на три количество проданных заранее билетов. Большая часть покупала билеты прямо на месте, «мимоходом». Но тут вмешивались непредсказуемые факторы: погода, неудобное время концерта или забастовка общественного транспорта. Но в те темные времена, когда информация еще не была доступна по щелчку пальцев, приходилось довольствоваться такими грубыми методами статистического анализа.

Днем 1 июля 1994 года прекрасный парк Хайбери-Филдс позади The Garage наводнили панки, которые пили пиво на зеленой травке. Когда солнце скрылось за горизонтом, у входа в клуб вдоль Холлоуэй-роуд выстроилась очередь в семьсот человек.

«В день шоу я места себе не находила, – рассказывает Крисси. – Помню, я пришла на площадку в три часа дня, а там уже толпились люди. Снаружи собрались панки со всей страны. Я просто не могла в это поверить. Это было началом или концом чего-то грандиозного».

NOFX вознаградили бесплатный труд Янноу оплачиваемой должностью их агента по рекламе в Британии. Вслед за ними к ее услугам обратились The Offspring и весь состав Epitaph Records. Она обосновалась в свободной комнате дома у матери, где сидела в обнимку с монохромным компьютером и швейной машинкой и рассылала компакт-диски в журналы и фэнзины по всей стране. Она вела переговоры по телефону и по факсу с независимыми артистами и владельцами звукозаписывающих компаний, чьи жизнь вот-вот перевернутся с ног на голову.

Благодаря счастливой случайности Крисси удалось прорубить в Британии окно, через которое независимые американские панк-группы могли найти своего слушателя.

Тем временем в Ист-Бэй Лоуренс Ливермор посмеивался над проблемами, которые приносит внезапный успех. К 1994 году в копилке у Lookout! Records было три хита: 39/Smooth и Kerplunk – первые два альбома Green Day и Energy Operation Ivy. Эти группы стали лидерами, на которых равнялись многие другие команды лейбла. Почему же они были на голову успешнее остальных и стали локомотивами лейбла? Ответ до безобразия прост – они просто были лучшими. Но при всех идеалах единства и братства панк-рок не может полностью избавиться от человеческой природы. Среди многих групп царило соперничество, которое иногда было добродушным, а порой – нет. Желая догнать Армстронга, некоторые артисты Lookout! Records предъявляли требования Лоуренсу Ливермору. «Мы хотим, чтобы на нас тратили столько же денег, сколько на Operation Ivy и Green Day», – талдычили они. Будто разговаривая с малыми детьми, Ливермор отвечал им, что рекламный бюджет обеих групп, вместе взятых, составлял «около двухсот долларов».

Лоуренс Ливермор так рано начал сотрудничать с Green Day, что к тому моменту группа еще носила другое имя. Два года они назывались Sweet Children. Решение сменить имя было принято, когда группа поняла, что этим названием они смахивают на группу Sweet Baby Jesus, которая позже стала Sweet Baby. «Какое-то время я думал, что Green Day – ужасное название, – говорит Ливермор. – Теперь я вижу, что это имя, к которому можно притереться и которое со временем может означать разные вещи. Но тогда мне казалось, что это глупо».

Когда Sweet Children примкнули к команде Lookout! в 1989 году, участники группы были даже моложе юнцов из Operation Ivy. Билли Джо Армстронгу и Майку Дернту было всего шестнадцать лет. К тому времени мечта Лоуренса Ливермора выпускать записи групп, чьи таланты иначе могли остаться незамеченными, сбылась. Для себя он так определял успешность записи: если пластинке удавалось окупить затраты на производство, то это успех, а все, что сверх, – приятное дополнение. «Считаю, что у меня был неплохой слух на группы, которые могли добиться успеха», – говорит он. Ливермор добавил, что разглядел талант группы, которая через шесть месяцев станет Green Day, в тот самый момент, когда впервые услышал их. Что важнее, он понял, что и другим людям они придутся по душе.

«Я сразу понял, что они особенные, – вспоминает он. – Наверное, я сейчас говорю, как старый пердун, но могу сравнить их только с The Beatles. Вот что я о них думал. Помню, как они играли в одной маленькой хижине при свечах, и в голове у меня пронеслось: “Наверное, это точь-в-точь как быть рядом с The Beatles, когда они только начинали…”

Из всех групп, что я знаю, только их я могу сравнить с The Beatles. Не хочется, чтобы выглядело так, будто я весь из себя такой провидец, который знал с самого начала, что они станут самой крутой группой в мире или что-то в этом роде. Я много раз делал смелые прогнозы и полностью ошибался. Но иногда я тихонько держал свои предчувствия при себе, не орал из окна или что-то в этом роде. Я просто знал, что они поразительны, а их музыка чертовски хороша.

Но не говори гоп, пока не перепрыгнешь, ведь я видел много хороших групп, которые шли к успеху лишь затем, чтобы все потерять. И это могло случиться с Green Day, потому что им было всего шестнадцать лет. Но я подумал: “Они могли бы стать следующими The Beatles”. Я просто чувствовал это на каком-то подсознательном уровне».

Но, в отличие от Лоуренса Ливермора, всему остальному миру было начхать на «вторых “битлов”». Когда дело дошло до записи музыки, у группы не было особых вариантов. К ним в двери не стучалась толпа продюсеров. Был только Лоуренс Ливермор – хороший парень с благородной идеей и необходимым оборудованием. Итак, Sweet Children объединили свои усилия с Lookout! – звукозаписывающей компанией, которая была словно приют для бездомных животных. К моменту выпуска 1,000 Hours – своего первого EP с четырьмя песнями – в апреле 1989 года группа стала Green Day.

«В те дни немногие хотели присоединиться [к Lookout!], – говорит Ливермор. – Мы были изгоями, которых никто не воспринимал всерьез. Green Day были такими молодыми, что идея записать пластинку не шибко их волновала. Когда я сообщил им: “Ребят, я хочу записать вас”, Билли Джо ответил: “Э, да, хорошо”. Вот и все… Никто и подумать не мог о том, чтобы записать их в студии. Я был безумцем, который хотел это сделать».

Билли Джо Армстронг и Майк Дернт дружат более тридцати пяти лет. Они жили в нефтяном городке Родео, штат Калифорния, и впервые встретились в пятом классе, после объединения их школ. На одном из уроков Майк рассмешил Билли. Первый же разговор мальчиков в школьной столовой зашел о музыке. Дернт умел на слух играть на пианино и был одержим радио. У его нового друга был Fernandes Stratocaster – подарок от мамы, – гитара, которую он назвал Блу. Именно на этой гитаре он будет играть хотя бы часть каждого концерта Green Day. Через несколько месяцев после встречи Майком Дернтом нового друга отец Билли Джо заболел и не смог поправиться. Билли отсутствовал в школе пару недель, но, когда он вернулся, связь с будущим товарищем по группе лишь укрепилась. Билли внезапно осознал, каково жить без отца. Родители Майка владели баром, поэтому вечерами парнишка оставался дома один. В результате двум друзьям пришлось самим искать себе развлечение. Они воровали кассеты, запускали ракеты-бутылки и мчались вниз по холмам родного города верхом на тележках из супермаркета. Билли Джо Армстронг позже с любовью будет вспоминать эти времена в песне «Outlaws».

Вдобавок подростки наведывались в гости друг к другу и составляли собственные сборники на кассетах. В этот период Билли Джо был живым антиподом слова «модный». Старший из пяти детей, он донашивал одежду не за братьями и сестрами, а за друзьями. Шесть семестров подряд он ходил в одной и той же рубашке. Он носил прическу «маллет»[14]14
  «Маллет» – тип прически: спереди и по бокам волосы подстрижены коротко, а сзади остаются длинными (Прим. ред.).


[Закрыть]. Они вместе с Дернтом были одержимы идеей стать профессиональными музыкантами. Это стремление воспитало в ребятах железную дисциплину и служилом им путеводной звездой. По словам Лоуренса Ливермора, друзья потратили деньги на создание профессионально звучащих демозаписей песен «с металлическим оттенком», которые он описывает как «не очень хорошие». Сам Билли Джо Армстронг официально заявил, что если бы не панк-рок, то он вполне мог бы стать гитаристом в спид-метал группе. Он избежал этой участи благодаря семидюймовому синглу с песней, которая оставила на парне неизгладимый след, как и вся музыка, которую мы слышим в подростковом возрасте.

В середине 1980-х британский исполнитель Билли Айдол был мировой суперзвездой. Его харизматическая ухмылка была такой подвижной, что Билли Брэгг однажды пошутил, что к губам Айдола привязана леска, конец которой дергал роуди за кулисами. В 1976 году этот светловолосый лондонец был одним из первых панков в городе, но, несмотря на талант и идеи, его группа Generation X никогда не пользовалась должным уважением. Но в маленьком городке Калифорнии мальчик-подросток до дыр заслушал насквозь британскую песню «Kiss Me Deadly» («Зал для снукера пуст, потому что все играют в бильярд, / ношусь по Фулхэм-роуд, заключаю сделки с мистером Крутышом») и задавался вопросом, сможет ли тоже написать песню, сочетающую мелодичность оригинального «Британского вторжения» с дикой энергией, которую он еще не ассоциировал с жанром музыки под названием панк-рок.

В 1987 году, всего в пятнадцать лет, Билли Джо Армстронг и Майк Дернт основали Sweet Children (будто участвовали в конкурсе на самое ужасное название группы). Осенью того же года они отыграли первый концерт в забегаловке Rod’s Hickory Pit в Вальехо. Еще шесть шоу были запланированы на 1988 год. Самой престижной из площадок был клуб 924 Gilman Street, где группа выступила в последних числах ноября. В течение следующих трех месяцев Sweet Children появлялись в Gilman еще три раза.

«Нужно учитывать, что мы решили сколотить группу одновременно с увлечением панк-роком, – сказал Билли Джо Армстронг автору в 2004 году. – У большинства групп было два года, чтобы подготовиться, но не у нас. У нас все произошло более-менее сразу».

Последним недостающим кусочком головоломки стал гиперактивный вундеркинд Тре Кул. Осенью 1988 года Sweet Children пригласили сыграть в хижине в горах Северной Калифорнии. Ворота на территорию были закрыты на замок, а в самой пристройке не было электричества. Группа на фургоне «Фольксваген» смогла пробраться внутрь с помощью старой доброй уловки под названием «взлом и проникновение». Подключив генератор, они сыграли при свечах для скромной аудитории в восемь человек (именно тогда Лоуренс Ливермор впервые увидел группу). Собирая оборудование для поездки домой, они услышали, как какой-то парень играл на ударной установке с таким мастерством, что Билли и Майк вылупились друг на друга. Тре Кул идеально попал в ритм, и речь тут не только о музыке.

Сук, на котором сидели Sweet Children, начал трескаться под весом разногласий, которые, хоть и не были критическими, тем не менее вызывали беспокойство. Их барабанщик Эль Собранте, известный родителям под более скромным именем Джона Киффмайера, был старше остальных участников трио на два года. Недостаток его организаторских способностей позволил Билли Джо Армстронгу и Майку Дернту вести себя как детям, выросшим на диете из метамфетамина и «Фанты». Киффмайер знал Гилмана и познакомил Армстронга и Дернта с музыкальным жанром, которому ребята посвятят свою карьеру. Но для самого барабанщика Green Day были лишь одним из множества развлечений – способом весело убить время. Он не только был барабанщиком группы, но также планировал поступить в колледж, поэтому не горел желанием отправиться в их первое турне. Вдобавок его игра была достаточно средней.

Когда Джон Киффмайер поступил в Государственный университет Гумбольдта, Green Day внезапно остались без барабанщика. Меньше месяца эту роль исполнял Дэйв ЕС, барабанщик группы The Wynona Riders. Но союз не просуществовал долго, так что Билли Джо Армстронг и Майк Дернт снова начали поиски ударника. Билли и Лоуренс Ливермор до сих пор спорят из-за того, играл ли гитарист впервые с Тре Кулом в качестве приглашенного гостя в The Lookouts летом 1990 года. Нет никаких сомнений в том, что барабанщик дружил с тогдашним дуэтом Green Day. Билли Джо вспоминает, что, когда он впервые встретился с Фрэнком Эдвином Райтом III, тот был одет в «этот странный стариковский костюм в клетку с несочетаемыми цветами» и шапочку для плавания. Билли выпивал с парочкой девушек, которые узнали в Тре Куле члена The Lookouts. Услышав, как они назвали его имя, барабанщик просто повернулся и поклонился, что произвело сильное впечатление на гитариста. Когда в ноябре 1990-го Армстронг и Дернт попросили его присоединиться к их группе, Тре согласился.