Текст книги "Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах"

С «Орюн 501» случилось почти то же самое, что и с «Оянг 70»: ни сами суда, ни их капитаны не были готовы к выходу в море. Расплачиваться пришлось командам.

…

Неудачи, раз за разом настигавшие злополучные экипажи судов Sajo Oyang, оборачивались трагедиями. Однако была в этой печальной истории еще одна, не менее важная, сторона – она обнажила отсутствие системного подхода, хаотичность системы регулирования деятельности владельцев и операторов судов. Если бы в любой другой сфере деятельности компания, пережив несколько катастроф подряд и подвергшись буре общественной критики, продолжала работать как ни в чем не бывало, это вызвало бы международный скандал. Рыболовецкая отрасль живет по другим правилам – там такое в порядке вещей. Проще поймать рыбу голыми руками, чем привлечь к ответственности компанию.

Чтобы понять, почему так происходит, я в мае 2017 г. отправился в Индонезию. Я надеялся, что, поговорив с бывшими членами экипажей Oyang, я пополню сведения, которые почерпнул из отчетов следователей, новыми деталями. Я отыскивал их имена в имеющихся документах, мне помогали адвокаты и активисты, занимающиеся защитой прав рыбаков. Но многие отказались разговаривать со мной. Основными доказательствами в делах о преступлениях, совершенных на борту судна, часто являются показания членов экипажа, поэтому в Sajo Oyang делали все возможное, чтобы заставить молчать потенциальных свидетелей.

Компания Sajo Oyang вынудила найденных мной людей подписать договоры о неразглашении, или «мировые соглашения», как выражались ее представители. В обмен на частичное погашение финансовых обязательств перед ними люди соглашались молчать и не предъявлять требования в рамках уголовных или гражданских дел.

В молчании жертв злоупотреблений была заинтересована не только сама компания. Кое-кто еще хотел скрыть происходящее от внимания общественности. Уже в Индонезии я узнал, что новозеландский исследователь Гленн Симмонс посоветовал бывшим членам команд не разговаривать со мной. Ранее я встречался с Симмонсом за чашкой кофе в Окленде. И он объяснил, что не станет сводить меня ни с кем из Sajo Oyang и не будет рекомендовать им разговаривать со мной. Симмонс сказал, что не доверяет журналистам, что он сам занимается изучением проблемы безопасности моряков и делиться информантами не собирается. Одно дело, если вы отказываетесь сотрудничать. И совсем другое, если открыто мешаете журналистам беседовать с участниками событий, когда это может представлять интерес для общественности.

Впрочем, благодаря помощи других исследователей и юристов мне удалось встретиться в Джакарте с дюжиной бывших членов команд судов Sajo Oyang[194]194
  Сведения об Oyang я получал в основном во время поездок в Индонезию в 2015–2018 гг. в ходе личных бесед с бывшими работниками компании. Дополнительные материалы содержались в свидетельских показаниях, зафиксированных в судебных и правительственных документах.


[Закрыть]. Я арендовал на один день небольшую переговорную в отеле JW Marriott в деловом центре Джакарты. Они заходили ко мне один за другим – печальная вереница угрюмых людей. И рассказывали о том, как их жизнь шла под откос, когда они пытались получить у Sajo Oyang заработанные деньги.

Один из них – его звали Мадраис – в слезах поведал мне, что месяц назад его жена уехала в Дубай, чтобы работать там горничной в чужом доме, где ей предстояло находиться постоянно. Ей пришлось пойти на это, чтобы помочь расплатиться с бандитом-ростовщиком, у которого Мадраис одолжил деньги на время поисков работы. Этих денег как раз хватило, чтобы устроиться на «Оянг 77». Другой работяга по имени Джарвади, бывший палубный матрос на «Оянг 77», по возвращении в Индонезию решил обратиться к юристу в связи с плохим обращением на борту судна, но подвергся шантажу со стороны рекрутинговых агентств и замолчал. Человека по имени Вайхуди, работавшего на «Оянг 70», тоже шантажировали. «Мы встали на защиту своих прав, – резюмировал он результаты своей борьбы с компанией. – Теперь остальные пользуются тем, чего мы добились, а мы не можем устроиться на работу».

Защиту многих бывших работников Sajo Oyang осуществляла Карен Хардинг, адвокат из Окленда. В течение двух лет до того она пыталась заставить новозеландское правительство конфисковать и продать «Оянг 75» стоимостью $1,5 млн и «Оянг 77», оцениваемый в $7,5 млн. Она хотела, чтобы вырученные деньги пошли на выплату рыбакам зарплаты, которую они так и не получили.

Когда мы встретились с Хардинг в Джакарте, настроение у нее было не лучшее. Накануне она получила от апелляционного суда в Новой Зеландии разъяснение, что суммы, полученные в результаты продажи конфискованных судов компании, не могли быть использованы для выплат спасшимся морякам «Оянг 70». «Видимо, они хотят, чтобы мы заставили компанию выручить средства для зарплат, продав судно, которое покоится на морском дне», – сказала она с досадой. Хардинг, личный долг которой по этому делу уже превысил $50 000, готовила апелляцию в Верховный суд[195]195
  Хардинг оказала мне неоценимую помощь в работе над этой главой. Она предоставила мне для изучения сотни страниц документов, содержавших протоколы и стенограммы допросов моряков, в том числе письменные показания под присягой Кристины Стрингер, Гленна Симмонса, Крейга Така и Майкла Филда, исковое заявление об уменьшении суммы конфискации, меморандум о предоставлении адвоката 26 заявителям из состава команды судна, просящим об уменьшении суммы штрафов в связи с невыплатой зарплаты, и общий список заявителей, просящих об уменьшении суммы штрафа. Хардинг также познакомила меня с бывшими рабочими Oyang, с которыми я беседовал в Джакарте: Саридахом Тарсиди, Карвади Карсо, Мадрейсом и др. Я также познакомился с показаниями Фаджара Ади Нигрохо, Насрула Хидайаха, Ахмада Тохира, Сламета Рахарджо и Анди Сукендара. Очень пригодился мне доклад «Report of the Ministerial Inquiry into the Use and Operation of Foreign Charter Vessels,» Ministerial Inquiry into Foreign Charter Vessels, New Zealand, Feb. 2012.


[Закрыть].

Южнокорейский адвокат и правозащитник Чон Чул Ким сообщил, что в связи с делом «Оянг 70» компания представила новозеландским властям документы, включая банковские выписки, свидетельствующие, что все обязательства перед командой выполнены. Проверив документы, адвокаты выяснили, что они поддельные. Организация под названием APIL, где работает Ким, обратилась к властям с требованием предъявить компании Sajo Oyang официальное обвинение. Добиться этого им не удалось. По словам Кима, преступники, подвергавшие членов команд физическому и сексуальному насилию, вернулись в море[196]196
  В 2016–2018 гг. Чул Ким дал мне несколько интервью по телефону и электронной почте.


[Закрыть]. Их жертвы отказались давать показания, и у следователей не было оснований для продолжения разбирательства.

В Джакарте был еще один юрист, которого звали Дэвид Сурия. Он представлял интересы семей шести человек, погибших на «Орюн 501». В шлюпках и в воде на месте гибели судна спасатели обнаружили тела четырех моряков. По словам Сурия, нанявшие его семьи исповедовали ислам. Им было важно получить тела своих близких как можно быстрее, чтобы, как предписывает их вера, похоронить в соответствии с принятыми обычаями. Компания воспользовалась этим: ее представители названивали членам семей, а потом и вовсе приходили к ним домой с предложением заплатить в обмен на обязательство не подавать в суд. Каждой из этих семей компания по-прежнему должна была более $60 000 за невыплаченные их родственникам зарплаты. Сурия посетовал, что все его попытки признать недействительными подписанные этими людьми соглашения о неразглашении – те самые «мировые» соглашения – в корейских судах ни к чему не привели. Дело зашло в тупик.

Все это время я пытался связаться с представителями Sajo Oyang по телефону и электронной почте. Компания упорно игнорировала мои звонки и письма. После нескольких дней бесед с членами команд я засел вечером в кафе в Джакарте и стал обдумывать то, что я услышал от рыбаков и их адвокатов, пытаясь разложить все по полочкам.

Обычно в расследовательской журналистике исходят из простого допущения – пролив свет на злоупотребления, ты помогаешь сделать так, чтобы они не повторялись. Но в моей ситуации трудно было удержаться и не поставить под сомнение смысл репортерской работы. Чего я хотел добиться – выстроить универсальную теорию тотального беззакония на морских просторах? Призвать к ответу тех, кто эксплуатировал бедняг? А может быть, все происходило иначе, и чем ближе я подбирался к виновникам таких преступлений, как на судах Oyang, тем лучше преступники скрывали свои темные дела и тем меньше шансов было у их жертв получить хотя бы то немногое, что им причиталось?

Смелое решение властей Новой Зеландии об изгнании из территориальных вод флотилии Sajo Oyang и других иностранных судов, несомненно, привлекло внимание общественности к ужасным условиям работы в отрасли. Безусловно, принятию этого решения отчасти способствовала работа адвокатов, правозащитников, журналистов и ученых. В марте 2018 г. Верховный суд Новой Зеландии вынес положительное решение по заявлению Хардинг с требованием обязать компанию выплатить более $7 млн для покрытия задолженности по оплате труда. Но все-таки, даже вернувшись на сушу, жертвы злоупотреблений продолжали платить высокую цену, а компания Sajo Oyang не собиралась идти на попятную.

За годы работы журналистом мне довелось писать о разных отраслях с не самой лучшей репутацией (угледобыча, грузовые автоперевозки на дальние расстояния, секс-услуги, швейные производства, фабрики по производству клея). Но даже на таком фоне меня поразили условия работы на рыболовных судах. Отчасти они объяснялись некоторыми очевидными вещами – отсутствием профсоюзов, непостоянным характером работы, стесненностью рабочего пространства и огромным расстоянием от берега и надзора со стороны органов власти.

Культура, разумеется, также играла свою роль. Морские суда ассоциируются с духом маскулинности, с военной дисциплиной. В этой среде ценится умение преодолевать трудности и терпеть лишения без жалоб. На борту царят жесткая иерархия подчинения и полное отсутствие демократических порядков. Мнение рядовых членов команды обычно никого не интересует.

Важной частью жизни на судне является умение держать язык за зубами; пренебрежение этим правилом воспринимается как опасное преступление. Наверное, лучший совет, который я слышал за всю свою карьеру журналиста, я получил от первого помощника капитана, британца. «Хочешь стать членом команды? – спросил он, когда мы вышли из порта. – Занимай как можно меньше места». Его совет относился не столько к стесненности жизненного пространства на борту, сколько к отказу от пустой болтовни, которая может подорвать твою репутацию в коллективе. Уважение к тишине, удовольствие от комфорта, который она дает, умение промолчать в нужный момент – все это, наверное, стало главным моим приобретением за годы репортерской работы. Именно этот навык стал для меня ключом к общению с самыми разными людьми и пропуском в такие места, куда далеко не каждый может попасть.

Находясь на борту разных судов, я не переставал восхищаться железной выдержкой моряков и их способностью подолгу молчать – казалось, что слова им просто не нужны. Такие периоды тишины могли растягиваться на несколько дней. Со временем я также научился ценить тишину саму по себе, в особенности на фоне повседневной жизни, значительная часть которой проходит в интернете, где столько поводов делиться с другими информацией по делу и просто так и где так легко мгновенно получить удовольствие, не прилагая особых усилий. Жизнь на этих судах проходила исключительно «офлайн», в ней все подчинялось строгим правилам – уважение к чужому личному пространству, соблюдение тишины и готовность терпеливо ждать.

С другой стороны, я часто задаюсь вопросом, а не является ли эта самая любовь к тишине причиной той знаменитой неотесанности и грубости, из-за которой морякам часто бывает трудно найти свое место по возвращении на сушу. Чем еще, как не этим самым молчанием, можно объяснить почти религиозное смирение моряков перед своей участью? Многие, особенно в Индонезии, знали о том, что случилось с командами двух судов Oyang, но это, скорее, лишь укрепило их мрачную убежденность в неизбежности происходящего, которая свойственна людям этой профессии. Пример Oyang в очередной раз показал рядовым морякам, что противостояние с отраслью почти всегда заканчивается неудачей. Так что нет ничего странного в том, что они предпочитали сохранять молчание.

…

В течение нескольких месяцев после моей безрадостной поездки в Новую Зеландию я продолжал следить за «Оянг 75» издалека. Благодаря спутниковым технологиям стало легче выявлять незаконную деятельность. Почти в 8000 миль от Джакарты команда из 47 человек вела промысел в водах рядом с Фолклендскими островами у побережья Аргентины, поднимая на борт «Оянг 75» тонны кальмара. С 2011 г., когда команда с этого судна сбежала от сексуальных домогательств и побоев на борту, чтобы укрыться в церкви в Литтелтоне в Новой Зеландии, прошло почти шесть лет.

Оказалось, что «Оянг 75» находится в необычном, окутанном ореолом мистической тайны участке океана, который называют Городом огней. Это место дислокации сотен судов, концентрация которых здесь, по некоторым оценкам, выше, чем где бы то ни было еще в мире. Своим прозвищем эта часть нашей планеты обязана сотням прожекторов, используемых браконьерами для привлечения кальмаров. Излучаемый прожекторами свет настолько ярок, что его отчетливо видно на фотографиях, сделанных со спутников в ночное время.

Привлекательность Города огней для любителей незаконного промысла и судов с темным прошлым вроде «Оянг 75» объясняется образовавшимся там в результате территориального спора между Аргентиной и Англией правовым вакуумом. Правительство Аргентины не раз предпринимало попытки взять Город огней под контроль, мотивируя свои действия тем, что большая часть этого участка океана граничит с территориальными водами страны, но из-за плачевного состояния аргентинского ВМФ, который так и не оправились от поражения в войне с Британией, все попытки закончились неудачей. У береговой охраны Аргентины всего восемь судов, которые должны патрулировать участок океана площадью более 1 млн квадратных миль[197]197
  Аргентина отнюдь не отказалась от притязаний на Фолклендские острова, которые именует Мальвинскими. После Фолклендской войны началась «кальмаровая война», не столь ожесточенная, но постоянно подпитывающаяся взаимными обвинениями в чрезмерном вылове и посягательствах на суверенитет. Почти два десятка лет Аргентина и Фолклендские острова сотрудничали в контроле добычи кальмара, но в 2005 г. Аргентина отказалась от сотрудничества. Эти суда добывают различные виды кальмара, обитающие в районе морской границы между Аргентиной и Фолклендскими островами, принадлежащими Великобритании. Акватория вокруг Фолклендов – так называемый «город огней» – как магнитом притягивает к себе браконьеров, и многие суда, изгнанные из новозеландских вод, перебираются в эти практически безнадзорные места. Время от времени власти прилегающих стран пытаются взять под контроль эти и близлежащие воды, что оборачивается насилием. Так, в марте 2016 г. катер аргентинской береговой охраны обнаружил китайское рыболовное судно близ «города света», в аргентинских, по мнению патруля, водах. Судно проигнорировало переданный по радио приказ остановиться, и береговая охрана сделала предупредительные выстрелы в его сторону. В ответ китайцы выключили огни и попытались таранить катер береговой охраны. После этого береговая охрана потопила рыболовецкое судно, подобрав троих членов команды и капитана. Подобный инцидент произошел и парой месяцев ранее, когда несколько кораблей аргентинского ВМФ при поддержке военного вертолета преследовали вошедшее в аргентинские воды известное пиратское рыболовное судно «Хуа ли 8». Нарушители смогли ускользнуть, но позднее их поймали в индонезийских водах.


[Закрыть]. Рыболовные суда в этих водах практически никогда не проверялись на соблюдение трудового законодательства, правил защиты окружающей среды и ведения рыбного промысла[198]198
  Воды вблизи Фолклендских (Мальвинских) островов практически не знают законов, притом что обстановка там крайне деликатная с геополитической точки зрения. Ознакомиться с проблемами добычи кальмаров в этом регионе мне помогло сотрудничество с Милко Шварцманом. Этот детектив, специализирующийся на вопросах нелегального рыбного промысла и нарушения прав человека в Южной Америке, работает преимущественно в Аргентине. Я также прочитал следующие материалы: “Ship Hit and Sunk off Falklands,” Associated Press, May 29, 1986; “Argentina Angered by Falklands Move,” Associated Press, Oct. 31, 1986; “Fisheries-Argentina: Fishy Business in the South Atlantic,” Inter Press Service, May 19, 1995; “Foreign Fishing Threatens Argentine Squid Industry,” Reuters, Feb. 16, 2001; Oliver Balch, “Argentina ‘Arrests’ British Squid Trawler,” Sunday Telegraph, Feb. 26, 2006; Larry Rohter, “25 Years After War, Wealth Transforms Falklands,” New York Times, April 1, 2007; “Falklands War Turned Distant Outpost into Flourishing Community,” Irish Times, March 26, 2012; Chuin-Wei Yap and Sameer Mohindru, “China’s Hunger for Fish Upsets Seas,” Wall Street Journal, Dec. 27, 2012; Michael Warren and Paul Byrne, “Falkland Islanders and Argentines Agree: Unlicensed Fleet Is Scooping Up Too Much Squid,” Associated Press, March 24, 2013; Ellie Zolfagharifard, “Something Fishy Is Going on in the South Atlantic: Nasa Claims Mysterious Lights Seen from Space Are in Fact Fishermen Boats,” Daily Mail, Oct. 25, 2013; Dylan Amirio, “Foreign Ministry Criticizes ‘Slow’ Taiwanese Response,” Jakarta Post, March 13, 2015; John Ficenec, “Questor Share Tip: Falkland Islands Reports Another Record Squid Catch,” Telegraph Online, June 8, 2015; Sara Malm, “Argentinian Forces Shoot and Sink Chinese Boat Illegally Fishing in the South Atlantic After It Attempted to Ram Coast Guard Vessel,” Daily Mail, March 16, 2016; Alice Yan, “Chinese Fishermen Held by Argentina Head Home,” South China Morning Post, April 10, 2016; John McDermott, “On Business: South Carolina Firm Is Now a Heavy Hitter in the Falkland Islands,” Post and Courier, June 4, 2017.


[Закрыть].

У «Оянг 75» не было разрешения на траловый лов кальмара в районе Города огней. За то время, что я следил за судном по данным спутников, я регулярно видел, как оно заходит в аргентинские воды для незаконного промысла, что подтверждалось данными аргентинского ВМФ. Когда судно направилось в порт столицы Уругвая Монтевидео, я решил, что это хорошая возможность получить информацию из первых рук – от самой команды. Я быстро нанял детектива в Аргентине. Он вылетел в Уругвай, а когда «Оянг 75» встал на якорь, забрался на борт судна с помощью Международной федерации транспортных рабочих (ITF), представляющей собой своего рода международный профсоюз моряков, и, пока капитан был на берегу, начал опрашивать команду, в каких условиях им приходится работать. Я хотел узнать, изменилось ли что-нибудь с тех пор, когда флотилию Sajo Oyang изгнали из вод Новой Зеландии.

Судно «Оянг 75» было в хорошем состоянии – разница с обреченным «Оянг 70» была разительная. Команда, состоявшаяся из 27 индонезийцев, 12 филиппинцев, семи корейцев и одного китайца, плохо представляла, в водах какой страны они находились. В кают-компании собралось больше десятка рыбаков, которые рассказали, что, несмотря на строгость капитана и изнурительный режим работы, случаев физического и сексуального насилия больше не было. Прилов за борт больше не сбрасывали. Вылов акул ради плавников и выбраковка (замена старого улова более свежим), по их словам, также остались в прошлом.

Из рассказов команды следовало, что условия труда, конечно, существенно улучшились. Тем не менее, если верить рыбакам, работать им приходилось круглосуточно без выходных, а зарплата составляла примерно $400 в месяц. При этом большинство из них отдавали по $150 кадровому агентству за предоставление работы, а зарплата за первые три месяца удерживалась до момента окончания срока действия двухлетнего трудового договора[199]199
  Моряк Шве Аунг, в прошлом числившийся в черных списках злостных нарушителей закона, а теперь работающий на Международную федерацию транспортных рабочих, помог мне понять, каким образом агентства по вербовке оказывают давление на моряков, которые рассказывают о злоупотреблениях работодателей и капитанов судов. В 2016 г. я несколько раз беседовал с Аунгом по телефону и переписывался по электроннойпочте.


[Закрыть]. Также они пожаловались, что при пересылке денег домой компания конвертировала их зарплату в индонезийскую валюту по заниженному курсу.

Поскольку судно ходило под флагом Южной Кореи, на него должно было распространяться действие трудового законодательства этой страны. Связавшись с двумя юридическими фирмами в Сеуле – Moon & Song и Cho & Lee, – специализирующимися на морском и трудовом праве, я пересказал их сотрудникам то, о чем говорили моряки, и спросил, нарушают ли такие условия труда положения корейских законов. Юристы из обеих фирм ответили, что взимание платы за предоставление доступа к рабочим местам, занижение обменного курса, удержание зарплаты и 24-часовой рабочий день – это нарушения закона.

Чтобы заставить нарушителей выполнять требования трудового законодательства, соблюдать ограничения на ведение рыбного промысла и уважать национальные границы, требуется эффективная система мер по контролю за соблюдением норм права, неусыпный надзор и неуклонное следование букве и духу закона. Но и этого недостаточно; требуется еще одна составляющая, о которой часто забывают, – сотрудничество людей, страдающих от злоупотреблений и плохого обращения.

Вина за беды, обрушившиеся на флотилию компании Sajo Oyang, лежит на многих людях. Чиновники виноваты в том, что предпочли не замечать очевидные проблемы, которые привели к трагедиям, а потом ограничились полумерами и не довели проверки в отношении компании до логического завершения. Рыболовная отрасль виновата в систематическом замалчивании проблемы, передергивании фактов с целью сокрытия правды, создании условий, при которых работникам приходится соглашаться на заведомо плохие условия труда, и последующем принуждении их к молчанию. Хотя для молчания у рыбаков есть веские основания, вряд ли можно спорить, что именно их нежелание сотрудничать способствует тому, что компании вроде Sajo Oyang продолжают работать без оглядки на закон, а их владельцы чувствуют себя безнаказанными.

Когда нанятый мной детектив собирался покинуть «Оянг 75», его отвел в сторону один из моряков – 28-летний индонезиец по имени Пурванто. Он не мог понять, с чего вдруг кому-то стало интересно, в каких условиях он работает, доволен ли своей работой и достаточно ли ему платят. «Никто не задавал нам такие вопросы, – сказал Пурванто, который к тому моменту провел на судне уже год. – Зачем вам знать об условиях жизни на борту?» Детектив и инспектор профсоюза ответили, что это обычная проверка соблюдения трудового законодательства. Пурванто сказал, что, даже если нарушения и есть, это не имеет никакого значения, так как ему нужна эта работа. Поэтому он решил больше ничего не говорить. По его словам, в Индонезии у него ничего не было и возвращаться туда он не хочет. «Это лучшее, на что мы можем рассчитывать».

5
Вояж «Аделаиды»

Крысе в лабиринте позволительно идти куда вздумается – при условии, что она в лабиринте.

МАРГАРЕТ ЭТВУД. РАССКАЗ СЛУЖАНКИ[200]200
  Перевод А. Грызуновой.


[Закрыть]

Современному миру присущ странный парадокс: мы привыкли считать, что каждый дюйм земли кому-то принадлежит и что каждая страна хотя бы на словах управляется по закону, но любой, кто отплыл всего на 13 миль от берега, внезапно оказывается в «открытом море» вне досягаемости властей.

К тому же морское право, как и само море, непрозрачно. Говорить, что в океане вообще нет закона, будет, конечно, преувеличением, но, безусловно, это область, где происходит непрерывная путаница юрисдикций, договоров и национальных законодательств, которые оспариваются на протяжении многовековой истории морских путешествий и торговли. Даже отнесение тех или иных действий на море к области законной или преступной деятельности часто в немалой степени зависит от того, где именно они происходят. Согласно морскому праву, судно в международных водах рассматривается как плавающее посольство, можно сказать, часть территории страны, под флагом которой оно ходит. Значит, на борту судна действуют законы только той страны, где оно зарегистрировано.

Мало кто сравнится с Ребеккой Гомпертс в умении использовать подобные лазейки в морском праве. Врач из Нидерландов, основатель организации «Женщины на волнах» (Women on Waves), странствует по миру с международной командой врачей-волонтеров на медицинском судне, специально оборудованном для осуществления абортов, и занимается прерыванием беременности у жительниц тех стран, где это считается незаконным. Гомпертс занимается этим с начала XXI в., зачастую, нелегально. Она неоднократно отправлялась к берегам Гватемалы, Ирландии, Польши, Марокко и полудюжины других стран, опасно балансируя на грани местного и международного права.

Как бы строго закон отдельной страны ни запрещал аборты, его юрисдикция распространяется только на территориальные воды – 12 миль от берега. На 13-й миле начинаются международные воды, и на судне Гомпертс можно проводить аборты, поскольку оно ходит под флагом Австрии, где данная процедура разрешена.

Океан как таковой и несогласованность обширных областей морских законов позволили Гомпертс, как она говорит, помочь женщинам «обрести право» на прерывание беременности. В более широком смысле «Женщины на волнах» стремятся вывести за узкомедицинские рамки проблему, которая, по мнению Гомпертс и многих других женщин, является вопросом их личного отношения к своему здоровью. Вывозя своих пассажиров за границу, в открытое море, Гомпертс, по ее словам, пытается исключить врачей (и себя в том числе) и государство, обычно выступающих промежуточным звеном в вопросе контроля женщиной состояния ее тела. Как сказал один наблюдатель, стратегия Гомпертс состоит в том, чтобы, выходя в море, вести женщин «в обход суши, законов, запретов».

В поисках материалов о всяческих беззакониях в море я встречал более чем достаточно разнообразных дельцов, которых нисколько не тревожит то, что они нарушают закон. Их цель – заработать как можно больше, невзирая на то, какими последствиями это обернется для их работников и здоровья океанов. Но мне довелось столкнуться и с небольшой горсткой совсем других людей, придерживающихся непоколебимых убеждений и использующих несовершенства морского права как своего рода секретное оружие для реализации своих программ. У многих людей их позиция может вызывать протест, но в искренности сторонников и активистов этих движений нет никаких сомнений.

В апреле 2017 г. я прибыл на «Аделаиду», судно Гомпертс. До того я занимался в основном исследованием преступлений и трагедий на море. Здесь, у мексиканских берегов, я встретил людей, которые работали в море, чтобы обойти беды, присущие суше. Собираясь туда, я в немалой степени руководствовался желанием получить передышку. Я был эмоционально измотан, за год обойдя на десятках кораблей темные закоулки океана, отрицавшего законы. Я мечтал о сюжете, где действовал бы главный герой иного типа. Осторожные вояжи «Аделаиды» напоминали, что некоторые законы, влияющие на жизнь многих людей, надуманы, порою даже противоестественны и могут оборачиваться откровенной глупостью. Гомпертс мастерски обходила их, умудряясь не вызывать сильного раздражения у стран, которые их установили.

«Аделаида» – небольшая парусная яхта-шлюп с выкрашенным в ярко-синий цвет корпусом и просторной удобной каютой – построена в 2002 г. во Франции. Под парусами «Аделаида» может идти очень быстро, но на этот раз из-за встречного ветра она покидала мексиканские территориальные воды, включив 29-сильный дизельный двигатель.

Я несколько месяцев уговаривал Гомпертс разрешить мне принять участие в одном из ее вояжей[201]201
  Информацию об организации «Женщины на волнах» я получил в основном из переписки, телефонных и личных бесед с Ребеккой Гомпертс в период с августа 2016 по 2018 г. Прежде чем присоединиться к ее команде, я прочитал все, что смог отыскать по теме, в частности: Katarzyna Lyson, “Abortion at Sea,” Mother Jones, June 20, 2000; Leslie Berger, “Doctor Plans Off-Shore Clinic for Abortions,” New York Times, Nov. 21, 2000; Valerie Hanley, “Irish Civil Servant Is Abortion Ship Chief,” News of the World, June 17, 2001; Sara Corbett, “The Pro-Choice Extremist,” New York Times Magazine, Aug. 21, 2001; John Kelly, “Artful Dodger; Abortion Boat Allowed to Sail After Group Claimed Clinic Was a ‘Work of Art,’” Daily Mirror, June 9, 2002; Sean O’Hara, “Abortion Ship Back,” Daily Mirror, July 8, 2002; Julie Ferry, “The Abortion Ship’s Doctor,” Guardian, Nov. 14, 2007; Graham Keely Valencia, “Protestors Threaten to Blockade Port as Abortion Ship Sails In to Challenge Law,” Times, Oct. 17, 2008; Rebecca Gomperts, “100 Women: Rebecca Gomperts and the Abortion Ship,” 100 Women, BBC, Oct. 23, 2013, video; Emily Bazelon, “The Dawn of the Post-clinic Abortion,” New York Times Magazine, Aug. 28, 2014; Helen Rumbelow, “Rebecca Gomperts: ‘If Men Could Get Pregnant There Wouldn’t Be Abortion Laws,’” Times, Oct. 22, 2014; Rebecca Gomperts, “Interview: Dr. Rebecca Gomperts, Who Brought Women Abortion by the Sea,” interview by Jia Tolentino, Jezebel, Dec. 31, 2014; Katie McDonough, “ ‘The Political Landscape Is Not Ready’: Meet the Woman Leading a D. I. Y. Abortion Revolution,” Salon, Jan. 6, 2015; Nadia Khomami, “ ‘Abortion Drone’ to Fly Pills Across Border into Poland,” Guardian, June 24, 2015; Ryan Parry, “Shame Ship Sails,” Daily Mirror, June 12, 2001; Mayuri Phadnis, “Champions of Choice,” Pune Mirror, June 28, 2015; Michael E. Miller, “With Abortion Banned in Zika Countries, Women Beg for Abortion Pills Online,” Washington Post, Feb. 17, 2016; Noor Spanier, “We Spoke to the Women Performing Abortions on International Waters,” Vice, March 30, 2016; Maya Oppenheimer, “Rebecca Gomperts: Meet the Woman Travelling the World Delivering Abortion Drugs by Drone,” Independent, May 31, 2016.


[Закрыть]. Она говорила, что мужчин крайне редко пускают на борт. «Женщины в их присутствии чувствуют себя неловко». Однако Сет Берден, капитан яхты во время вояжа в Мексику, представлял собой исключение: он прошел все проверки еще в те времена, когда помогал команде «Женщин на волнах» выбрать судно. В конце концов Гомпертс разрешила мне присоединиться к ним в мексиканском порту Икстапы – при условии, что я буду строго хранить тайну личности женщин, которые окажутся на борту.

У Гомпертс пронзительные зеленые глаза на белокожем веснушчатом лице, обрамленном черными, как смоль, волосами. Впечатление такое, будто она вообще никогда не устает: она стремительно передвигается, одновременно читая в телефоне и отсылая текстовые сообщения об организации следующей миссии или об итогах предыдущей. Она весела, но подвержена перепадам настроения и окружена ореолом отстраненности, как всеведущая прорицательница Кассандра. Она одновременно решает множество задач и редко удостаивает кого-то или что-то индивидуального внимания; разве что мимолетом бросит взгляд. На звонки она всегда отвечает зло, будто ее подняли в 3 часа ночи. Когда я стал что-то мямлить, она нетерпеливо отрубила: «Итак, вы хотите узнать, в какой степени наша деятельность представляет собой игру для прессы?»

Гомпертс обычно заранее предупреждает местные СМИ о своем прибытии, потому что одна из ее целей – вызвать публичные дебаты. Однако именно это посещение Икстапы было с самого начала тайным, потому что Гомпертс не хотела повторения того, что произошло двумя неделями ранее в Гватемале. Власти, узнавшие о ее планах, направили полицию к причалу, где швартовалось судно, и женщин из Гватемалы не пустили на борт, а парусник изгнали из страны, объявив его угрозой национальной безопасности.

В этом не было ничего необычного: «Женщины на волнах» редко встречают доброжелательный прием в тех странах, которые посещают. В Ирландии судно обещали взорвать. В Польше закидали яйцами и красной краской. В Марокко команда чуть не подверглась нападению разъяренной толпы. В Испании яхту пытались куда-то отбуксировать; Гомпертс тогда удалось обрезать канат.

Противники абортов заявляют, что Гомпертс владеет «кораблем смерти». Они утверждают, что ее организация подрывает суверенитет стран, устроив зловещий театр, куда заманивает женщин в состоянии эмоциональной неустойчивости, чтобы добиться своих политических целей.

Гомпертс рассматривает свою деятельность по-другому. «Мы “просто и творчески” используем закон, чтобы обеспечить “снижение вреда” и добиться для женщин права распоряжаться собственной жизнью. Запрет не прекращает практику абортов, – сказала она мне. – Он загоняет их в подполье».

…

Я поднялся на борт «Аделаиды» в порту Икстапы, и мы поспешили выйти в море. Волнение на море усиливалось и угрожало запереть нас на берегу. Кроме того, мексиканские власти раньше времени могли узнать, что судно вывозит в море беременных женщин, и вернуть нас назад.

Выход в море не прошел гладко. На нос «Аделаиды» обрушивались волны высотой 2,5 м, и капитан Берден с трудом удерживал десятиметровую стекловолоконную лодку на курсе. Приближался шторм, и мексиканский прибой все усиливался. «Аделаида» уже дважды цепляла дно; во второй раз мы едва прошли мимо острых камней, торчавших из воды в 6 м от обоих бортов яхты.

Я стоял на палубе, держась за ванты, волны, разбиваясь о яхту, обдавали наши лица солеными брызгами. Рядом со мной скорчились две испуганные 20-летние мексиканки. Они хотели прервать начавшуюся беременность, что почти на всей территории Мексики запрещалось законом. Для проведения этой процедуры команда намеревалась вывезти женщин за 13 миль от тихоокеанского побережья Мексики, где уголовное законодательство страны уже не имело силы.

Волны вкатывались прямо в узкое горло гавани Икстапы, усугубляя опасность выхода в море. Стоило немного ошибиться, и нас перевернуло бы или швырнуло на камни. Берден выжидал нужного мгновения, чтобы прорваться сквозь накат прибоя.

«Пора!» – приказала в конце концов Гомпертс, не скрывавшая своего напряжения. – Время уходит». Портовые власти в Икстапе и без того с подозрением отнеслись к намерению иностранцев выйти на маленьком суденышке в океан в столь неподходящую погоду. «Они вот-вот потребуют, чтобы мы вернулись, и тогда все пропало».

Берден, 35-летний толстяк с покрытым татуировками торсом, был опытным капитаном. Искусство лоцманской проводки он освоил в порту Окленда, но никак не мог успокоиться после того, как несколько часов назад, отчалив от марины Икстапы, сильно ударил яхту о причал. Волны накатывались с интервалом около 2 минут 36 секунд, я держал в руке часы и прикидывал окно возможностей. Чтобы успеть проскочить и выйти из гавани, неповоротливой «Аделаиде» требовалось резко ускориться (и вдобавок обладать изрядной удачей). Пока Гомпертс и Берден обсуждали опасность маневра, одна из врачей-волонтеров угощала мексиканок чипсами и пыталась отвлечь от происходившего болтовней о мексиканской рок-группе Mana.

«Да пошло оно на хрен!» – сказал наконец Берден. Он взялся за руль и, осторожно прибавив обороты двигателя, повел яхту к линии прибоя. Как только разбилась следующая волна, он дал полный ход, прицелился взглядом в горизонт, крикнул: «Все на корму! – и яхта рванула вперед, чтобы проткнуть следующий гребень. Через несколько секунд волна со страшным грохотом, которому вторили слетевшие с полок в каюте металлические и стеклянные предметы, обрушилась на нос яхты и отбросила «Аделаиду» назад, как хулиган-старшеклассник отталкивает к стене щуплого малыша. «Аделаида» замерла было на месте, словно из нее выбило дух, но тут же поползла вперед. Одна из мексиканок закрыла лицо руками. Когда «Аделаида» снова набрала скорость, все зааплодировали, и мексиканка подняла голову с выражением ребенка, понявшего, что страшная картина, которую он только что видел, была всего лишь сном.

Как только «Аделаида» в конце концов выбралась из гавани Икстапы и адреналин перестал бурлить в крови у присутствовавших, на палубе воцарилась тишина; мы быстро пошли вперед, двухпалубные яхты, пришвартованные у причалов, стали уменьшаться. Мексиканки приняли лекарство от морской болезни, у некоторых оно вызывает сонливость. Их молчание казалось тяжелым, и причиной этого, без сомнения, служила тяжесть принятого ими решения.

Воспользовавшись случаем, я подсел к одной из них и заговорил с нею по-испански. «У меня нет денег, чтобы растить ребенка, – сказала она. – И вообще я не готова стать матерью». Она объяснила, что у нее есть постоянный бойфренд, они пользуются презервативами, но один из них порвался. А в Мексике женщине ни в коем случае нельзя допустить, чтобы стало известно, что она сделала аборт или даже имеет такое намерение.

Мексика много веков является одним из оплотом римско-католической церкви. Только во втором десятилетии XXI в. десятки мексиканских женщин, сделавших аборты, были, по сообщениям родственников, больничного персонала или других лиц, привлечены к криминальной ответственности. Аборты остаются незаконными, но, предположительно, ежегодно эту процедуру тайно проходит миллион женщин. Согласно исследованиям Института Гутмахера – исследовательского центра репродуктивного здоровья, – более трети вмешательств обычно приводят к осложнениям: занесенной инфекции, разрыву матки, кровоизлияниям или перфорации шейки матки[202]202
  Город Мехико стал первым регионом в стране, где аборты были декриминализированы. В тридцати одном штате, из которых состоит Мексика, установлены различные ограничения на аборты. Они повсеместно допускаются, если беременность наступила в результате изнасилования, в прочих случаях большинство штатов запрещает эту операцию. Согласно данным мексиканской Информационной группы по репродуктивному выбору (GIRE), лишь тринадцать штатов разрешают проводить аборт, если жизни женщины угрожает физиологическая опасность. Начиная с 2008 г. шестнадцать штатов внесли в конституции изменения, предусматривающие защиту жизни с момента зачатия. В штате Герреро, где находится Икстапа, законопроект о легализации абортов был разработан в 2014 г., но забаллотирован на стадии обсуждения в комитете. В 2018 г. в Герреро аборты по-прежнему были запрещены, за исключением случаев прямой опасности для жизни женщины. Чтобы получить представление об идущих в Мексике дискуссиях по поводу абортов, я провел интервью с представителями Института Гуттмахера и католической епархии Мехико и прочитал много материалов. Ниже перечислена часть источников по данному вопросу: James C. McKinley Jr., “Mexico City Legalizes Abortion Early in Term,” New York Times, April 25, 2007; “Breaking a Taboo – Abortion Rights in Mexico,” Economist, April 28, 2007; Hector Tobar, “In Mexico, Abortion Is Out from Shadows,” Los Angeles Times, Nov. 3, 2007; Elisabeth Malkin and Nacha Cattan, “Mexico City Struggles with Law on Abortion,” New York Times, Aug. 25, 2008; Olga R. Rodriguez, “Mexican Supreme Court Upholds Legal Abortion,” Associated Press, Aug. 29, 2008; Diego Cevallos, “Mexico: Rise in Illegal Abortions Buoys Call for Legislation,” Inter Press Service, Oct. 8, 2008; Diego Cevallos, “Mexico: Avalanche of Anti-abortion Laws,” Inter Press Service, May 22, 2009; Emilio Godoy, “Mexico: States Tighten Already Restrictive Abortion Laws,” Inter Press Service, Aug. 17, 2009; Ken Ellingwood, “Abortion Foes Sway Mexico States,” Los Angeles Times, Dec. 27, 2009; Lauren Courcy Villagran, “Mexico’s Brewing Battle over Abortion,” GlobalPost, Jan. 27, 2010; Daniela Pastrana, “Mexico: Extending the Reach of Safe Abortion,” Inter Press Service, June 10, 2010; Tracy Wilkinson and Cecilia Sanchez, “7 Mexican Women Freed in So-Called Infanticide Cases,” Los Angeles Times, Sept. 9, 2010; Caroline Stauffer, “Mexico Abortion Sentences Reveal Social Collision,” Reuters, Sept. 20, 2010; Elisabeth Malkin, “Many States in Mexico Crack Down on Abortion,” New York Times, Sept. 23, 2010; Jose Luis Sierra, “Mexico Leans to the Right on Abortion,” La Prensa San Diego, Oct. 7, 2011; Mary Cuddehe, “Mexico’s Anti-abortion Backlash,” Nation, Jan. 23, 2012; Deborah Bonello, “Pope Visits Mexico Town Where Ending Pregnancy Means Prison,” GlobalPost, March 23, 2012; Thanh Tan, “Looking to Mexico for an Alternative to Abortion Clinics,” New York Times, Aug. 12, 2012; Davida Becker and Claudio Diaz Olavarrieta, “Abortion Law Around the World – Decriminalization of Abortion in Mexico City: The Effects on Women’s Reproductive Rights,” American Journal of Public Health, published online Feb. 14, 2013; Erik Eckholm, “In Mexican Pill, a Texas Option for an Abortion,” New York Times, July 14, 2013; “Mexican Woman Fights Jail Sentence for Having Abortion,” Agencia EFE, July 19, 2013; Kathryn Joyce, “Mexican Abortion Wars: American-Style,” Nation, Sept. 16, 2013; “Unintended Pregnancy and Induced Abortion in Mexico,” Guttmacher Institute Fact Sheet, Nov. 2013; Emily Bazelon, “Dawn of the Post-clinic Abortion”; Allyn Gaestel and Allison Shelley, “Mexican Women Pay High Price for Country’s Rigid Abortion Laws,” Guardian, Oct. 1, 2014; Jennifer Paine, Regina Tames Noriega, and Alma Luz Beltran y Puga, “Using Litigation to Defend Women Prosecuted for Abortion in Mexico: Challenging State Laws and the Implications of Recent Court Judgments,” Reproductive Health Matters 22, no. 44 (Nov. 2014): 61–69; Tracy Wilkinson, “Mexico Abortion Foes Hold U. S.-Style Protests Outside Clinic” Los Angeles Times, March 15, 2015; “Mexico High Court Rejects Legalizing Abortion” Agence France-Presse, June 29, 2016; Maria Verza, “Mexico Court Lets Re-education for Abortions Stand” Associated Press, Sept. 7, 2016; Sarah Faithful, “Mexico’s Choice: Abortion Laws and Their Effects Throughout Latin America,” Council on Hemispheric Affairs, Sept. 28, 2016; “Abortion Ship Sailed Outside Mexican Territorial Waters for Second Time,” Waves on Women, April 22, 2017.


[Закрыть].

В некоторых областях Мексики беременность, не закончившаяся появлением на свет здорового ребенка, навлекает на мать подозрения. Сотни мексиканок, обращавшихся за медицинской помощью после неудачных абортов, оказались в тюрьме. Полиция требует, чтобы больницы сообщали о подозрительных выкидышах столь же неукоснительно, как об огнестрельных ранениях. В некоторых местах, например в штате Веракрус, предусмотрены неконкретизированные «воспитательные» меры для женщин, подозреваемых в аборте.