Текст книги "История российского предпринимательства"

Предприятие Смирновых

Династия Смирновых, фамилия которых уже без малого сто пятьдесят лет ассоциируется с водкой, происходила из крепостных крестьян деревни Каюрово под Мышкиным (сейчас это Ярославская область). Деревня лежала недалеко от торгового пути из Москвы в Архангельск, по которому с юга на север двигались вина и коньяки. Местные жители в условиях действовавшей откупной системы приноровились разбавлять эти напитки, работая на субподрядах у откупщиков. Так свой первый опыт работы с алкоголем получили дети местного крестьянина Алексея – Арсений Алексеевич (1800–1877) и Иван Алексеевич (1806–1873).

Считается, что из этого двухэтажного дома пошёл водочный бизнес Смирновых. Современный адрес: ул. Варварка, 10/4 стр. 1

Со временем братья стали отпрашиваться у помещицы на заработки (тогда существовала такая практика, что дворяне отпускали своих крепостных в города, чтобы получить оброк не натуральным продуктом, а деньгами). Приехав в Москву, Арсений и Иван открыли небольшой погребок в центре города, на Варварке, где подавали рейнские (или, как их тогда называли, ренские) вина, спиртовые настойки и лёгкие закуски. Импортные вина закупали не сами, а брали у знакомых перекупщиков в небольших объёмах, чтобы не рисковать деньгами. Уже в 1840 году братья выкупились на волю и взяли распространённую в родных краях фамилию Смирнов.

Видя, что дело идёт хорошо, братья Смирновы стали думать о расширении бизнеса. Заняться этим было поручено сыну Арсения, Петру (1831–1898). Ещё юношей он работал на подхвате у своего дяди, постигая азы предпринимательства. После освобождения от крепостной зависимости он получил долю в семейном деле и открыл винный магазин на Пятницкой улице. Сразу же после введения первого закона об акцизах (1863) Пётр Арсеньевич Смирнов расширил свою лавку до полноценного производства. Интерес к изготовлению качественной водки по легенде появился после того, как Смирнов попробовал то, что продавалось в государственном кабаке.

Отец, Пётр Арсеньевич Смирнов

Его сыновья – Пётр (слева) и Владимир (справа) Петровичи

Сын крепостных, не получивший систематического образования, Пётр Смирнов сочетал в себе таланты администратора и технолога, маркетолога и пиарщика. Многие рабочие и приказчики фабриканта были его земляками. Заводской штат постоянно увеличивался. Начав дело с шестью сотрудниками в 1863 году, через пятнадцать лет Смирнов имел уже 280 рабочих. К началу XX века на смирновском заводе 1 500 человек выпускали 45 миллионов единиц продукции в год. Каждый день двести подвод развозили напитки по Москве.

Особняк и завод Смирнова (слева) у Чугунного моста. Современный адрес: Пятницкая ул., 1

На предприятии был строго нормированный рабочий день (в то время такой подход ещё был в новинку), после двадцати пяти лет работы полагалась пенсия. Смирнов одним из первых стал строить для своих сотрудников служебное жильё с поликлиниками и детскими садами. Примечательно, что за всё время существования производства на нём не было ни одной забастовки. Не экономя на сырье, он нанимал целые деревни для сбора ягод. Чтобы не иметь нужды в этикетках, Смирнов договорился с четырьмя типографиями, которые работали только на него. Всего, благодаря усилиям фабриканта, было организовано 25 тысяч рабочих мест.

Из четырёхсот наименований продукции, выпускавшихся заводом, многие рецепты были придуманы лично Смирновым, который прекрасно разбирался в травах и ягодах с детства и знал, в каком районе страны они самые лучшие. Выпуская очередной сорт водки, он консультировался с химиками из Московского университета. Поняв, что московская вода ухудшает вкус напитков, Смирнов начал заказывать ключевую воду в других регионах – её для него доставляли на огромных баржах. Тесные взаимовыгодные связи с купцами по всей стране позволяли Смирнову быстро и без посредников получать нужные ингредиенты.

Пример старой водочной этикетки Смирнова

Стремясь завоевать рынок, Смирнов придумывал различные рекламные ходы. Так, он много внимания отдавал внешней форме фабричной тары. К примеру, настойка «Сибирская» разливалась в бутылки в форме медведя, настойка «Северная» – в форме рыбки, «Рябиновая» напоминала ствол соответствующего дерева. Это делалось не в последнюю очередь для того, чтобы даже неграмотный покупатель мог приобрести то, что ему требовалось. На водочные бутылки Смирнов клеил этикетки с изображением главного здания, чтобы клиенты знали, куда обращаться за оптовыми партиями.

В своём производстве Смирнов стремился сочетать качество и доступность напитков. Обычная бутылка водки (тогда она составляла 0,6, а не 0,5 литра) стоила 30 копеек (около 350 современных рублей) и была доступна всем. Чтобы конкуренты не вызнали рецепты его напитков, Смирнов шёл на хитрости. Так, одна из наиболее популярных его настоек называлась «Нежинская рябиновка». Пытаясь повторить её, конкуренты ездили за ягодами на Украину, однако ничего не получалось. На самом деле рябина была из села Невежино, недалеко от родных мест Смирнова, и он сделал вид, что не заметил опечатку на этикетке.

Особняк Смирновых на Тверском бульваре (сейчас – дом 18). Построен в начале XX века знаменитым архитектором Фёдором Шехтелем

Качество смирновской продукции было высоко оценено на самых престижных конкурсах. Особо он дорожил медалями, полученными на выставках в Барселоне (1888) и Париже (1889). Ещё раньше, в 1886 году, Смирнову был пожаловано почётное звание поставщика Двора Его Императорского Величества. Известно, что большим любителем смирновских настоек был царь Николай II. На его коронации в 1896 году вся водка была смирновской. Кроме того, Смирновы были поставщиками шведского (с 1897) и испанского (с 1910) королевских дворов. Помимо собственного производства, Смирнов занимался и импортом алкоголя. Благодаря ему население России узнало венгерские и испанские вина, ямайский ром, джин и абсент. К началу XX века оборот смирновской компании достигал огромной суммы в 17 миллионов рублей (это примерно 20 миллиардов современных), а чистая прибыль достигала 8,5 миллиона рублей (то есть примерно 10 миллиардов современных) в год.

Завод Шустова

Лавры Смирнова, который в лучшие времена контролировал до 60 % алкогольного рынка в России, не давали покоя многим. Среди них был старший современник Смирнова, Николай Леонтьевич Шустов (1813–1898). Он родился в Москве в семье потомственного купца. Отец постоянно терпел неудачи и от этого начал пить. После его смерти у Николая осталась книжка рецептов, которой он решил воспользоваться, чтобы открыть своё производство алкогольных напитков. В том же году, что и Смирнов, Шустов открыл свой завод на Мясницкой улице.

Первоначально у Шустова было восемнадцать рабочих, а оборот едва превышал 20 тысяч рублей (или 30 миллионов современных). Смирнов во многом опережал его и по таланту, и по масштабам. Чтобы пробиться на рынок, Шустов начал действовать очень агрессивно. Так, его агенты ходили по питейным заведениям, требовали там шустовскую продукцию и, не получив её, устраивали драки. Потом за ними в полицию являлся приказчик, выкупал их и вручал каждому его гонорар.

Реклама компании заполонила все газеты. Фирменным знаком Шустова стал колокол, который как бы оповещал покупателей о начале продаж.

Наряду с рекламой в газетах печатались шутки и анекдоты, обыгрывавшие бренд:

 
Жена мне говорит с упрёком:
– Вы, все мужчины, неверны,
Убеждена, что в целом свете
Нет необманутой жены.
– Мой друг, на это есть причины,
Всё в мире жаждет перемен.
Будь жёны коньяком Шустова,
Тогда бы не было измен!
 

Реклама шустовского коньяка. Начало XX века

или:

«Сын спрашивает отца:

– Папа, не можешь ли ты мне указать примеры закона инерции?

– Лучший пример в этом случае шустовский коньяк. Если, положим, ты выпиваешь одну рюмку, то со следующей уже дело устанавливается само собою – по инерции».

Отец, Николай Леонтьевич Шустов

Его сыновья – Николай (слева) и Павел (справа) Николаевичи

Как вспоминали очевидцы, во всей стране не было ни одного трамвая, который бы ходил без рекламы Шустова.

В этом доме (современный адрес: Мясницкая у я.,13, стр. 1) Шустов снял часть помещений, чтобы открыть бизнес

Николая Шустова можно считать родоначальником российско-го прод акт-плейсмента.

К примеру, он платил театральным актёрам, чтобы в ходе постановки они упоминали его фирму. Так, одна из актрис в пьесе Островского «Бесприданница» просила подать ей «шустовского коньяку», хотя во времена Островского такой марки, естественно, не существовало. За это Шустов платил ей ежемесячно 1 500 рублей (порядка 2,2 миллиона современных).

Для улучшения качества своей продукции Шустов не брезговал промышленным шпионажем. Его представители неоднократно инкогнито посещали Францию, чтобы ознакомиться с особенностями местного алкогольного производства. Некоторые идеи Шустов заимствовал у Смирнова. Узнав, что тот выпускает свою продукцию в фигурных бутылках, Шустов начал делать особые графины, расписанные золотыми журавлями и наполненные самым дорогим коньяком. Эти графины по договорённости с владельцами подавались в самых популярных купеческих ресторанах. В обиход предпринимателей вскоре вошло такое понятие, как «завтракать до журавлей», а у некоторых из них дома была целая коллекция таких графинов. Когда Смирнов выпустил бутылки в форме медведя, Шустов тоже начал делать такую тару. При этом если у смирновского медведя лапы были опущены, то у шустовско-го сложены на груди, как будто он несёт поднос с напитками. Указывая на эту особенность, Шустов призывал остерегаться подделок. Когда разъярённый Смирнов подал в суд, Шустов буквально закидывал прессу судебными отчётами, в которых постоянно мелькало название его бренда. Иногда дело доходило до кича: к столетию со дня рождения Пушкина Шустовы выпустили бутылку в виде бюста поэта, где цилиндр играл роль пробки.

Реклама Шустова на конке, идущей через площадь Ильинские Ворота

Новый виток противостояния начался после смерти Смирнова и Шустова (они умерли в один год). Семейные бизнесы унаследовали сыновья основателей – соответственно, Пётр, Николай и Владимир Петровичи Смирновы и Николай, Павел и Сергей Николаевичи Шустовы. На некоторое время судьба улыбнулась последним: Николай и Владимир Смирновы не интересовались делом отца, предпочитая проживать его капитал. Кроме того, в 1895 году правительство, стремясь увеличить государственные доходы, стало выпускать дешёвую казённую водку (она стоила вдвое дешевле смирновской). Братья Смирновы сначала разделили капиталы фирмы, а затем Николай и Владимир передали Петру свои доли в бизнесе, получив отступные. В 1910 году, после скоропостижной кончины Петра Петровича, управление компанией перешло к его вдове Евгении. В это время прибыль Смирновых упала в пятнадцать раз.

Площадь Ильинские Ворота в наши дни

Дело Шустовых, наоборот, шло в гору. Братья решили сделать коньячное производство главной специализацией фирмы. В 1900 году на конкурсе в Париже шустовская продукция имела такой успех, что французы разрешили им пользоваться обозначением «коньяк» (строго говоря, так может называться только напиток, произведённый во французской области Коньяк, в остальных случаях по закону он должен именоваться «бренди»).

Та самая бутылка

Под это дело братья Шустовы за низкую цену приобрели разорившиеся предприятия в Ереване и Одессе и начали активно поставлять свою продукцию за рубеж. Благодаря их покойному отцу в Европе и США уже были наслышаны о фирме и охотно стали покупать шустовский коньяк. Одна Великобритания закупала до 10 тысяч бутылок в месяц, что приносило семье до 200 тысяч рублей (соответственно, 240 миллионов современных).

Гостиница «Пекин» на Большой Садовой улице (сейчас – дом 5). Раньше на этом месте стояла московская фабрика Шустовых

Большим любителем шустовского коньяка был легендарный британский политик, будущий премьер-министр страны Уинстон Черчилль. Ему традиционно посылали 365 бутылок в год, чтобы каждый день он мог открывать новую. В 1912 году Шустовы получили заветный статус поставщика Двора Его Императорского Величества. В это время оборот фирмы достиг 10 миллионов рублей, а чистая прибыль составила миллион рублей (примерно 12 и 1,2 миллиарда современных) в год.

Сухой закон и революция

В тот момент никто не подозревал, что уже в скором времени наступит закат обеих компаний. С началом Первой мировой войны в России вступил в действие сухой закон. Теперь и Смирновы, и Шустовы не могли продавать ничего крепче столового вина. Их мощности были перепрофилированы на нужды войны: Смирновы стали выпускать винный уксус, а Шустовы – средства химзащиты.

После Октябрьской революции производственные мощности, принадлежавшие обеим семьям, как и другие частные предприятия, были национализированы. Евгения Смирнова вышла замуж за итальянского консула и уехала из России. Владимир Петрович Смирнов, брат её покойного мужа, оказался в эмиграции, где пробовал возродить бренд сначала в Турции, затем в Польше, однако ему это не удалось. В 1933 году, незадолго до смерти, он через посредника продал права на производство смирновской продукции американской компании «Heublein». Сумма сделки составила всего 14 тысяч долларов (250 тысяч по современному курсу). Уже при советской власти на базе торгового дома Смирновых был организован ликёроводочный завод «Кристалл», который функционирует и сегодня. Шустовы же остались в Советском Союзе и стали работать консультантами в Центральном союзе потребительской кооперации. За их авторством выходили работы по технологии алкогольных напитков. Их национализированный завод в Армении впоследствии был переименован в «Арарат». Черчилль, которому советское правительство исправно продолжало слать положенные бутылки, постоянно напоминал отправителям, что их коньяк не советский, а шустовский.

До революции фирмы Смирновых и Шустовых были настолько распространены, что их фамилии ассоциировались соответственно с водкой и коньяком. Действительно, эти фабриканты не только производили напитки, но и учили их употреблять. Во времена откупа потребители охотились за «пенником» (пшеничной водкой двойной перегонки), чтобы хоть как-то компенсировать некачественные напитки в государственных кабаках. Коньяк был мало известен в России и употребляли его исключительно в высших слоях общества. Производство Смирнова вобрало в себя лучшие традиции отечественного спиртового производства и задало новые стандарты. Теперь водку можно было получить не разбавленной из деревянной бочки, а в изящной бутылке. Смирнов нумеровал свои водки, чтобы их можно было лучше подобрать под определённое блюдо.

Шустов доказал, что российский коньяк может быть не хуже французского. Как уже было сказано, в массе своей коньяк в России не пили и не знали, как его нужно употреблять. Даже последний русский царь Николай II, большой любитель коньяка, закусывал его лимоном (от него и пошла эта неправильная традиция) – лимоном нужно закусывать как раз водку, а к коньяку положены зелёные яблоки и шоколад. Продвигая свой коньяк через известные рестораны, Шустов постепенно приучал российского потребителя к особенностям этого напитка. В скором времени продукция Шустова прочно вошла в повседневный обиход. Когда Иван Бунин писал свои «Тёмные аллеи», он уже без какой-либо мотивации от производителя включал в повествование коньяки шустовского завода.

«Лафит с цымлянским различить…»

Крепкие напитки традиционно пользовались большей распространённостью в России, стране, у которой в силу ряда причин не сложилось собственной традиции виноделия. Долгое время единственным доступным вином на большей части территории России был чихирь – домашнее красное некрепкое вино, производившееся на Кавказе, которое не всегда было хорошего качества.

Расширение винного рынка связывают с именем царя Петра Великого. До него в России тоже пытались развивать виноградарство, однако оно распространилось только в некоторых южных районах страны. Вступив на престол, Пётр повелел казакам сажать на своих землях виноград. Наиболее известным стало цимлянское вино, которое делалось на Дону (сейчас – Ростовская область). Так, Пушкин писал в «Евгении Онегине»:

 
Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и бланманже,
Цимлянское несут уже.
 

Одновременно начался импорт европейских вин в Россию. Предпочтение царь отдавал крепкому венгерскому вину, а французское не любил. Известен случай, когда на одном из торжеств, проходившем на корабле, Пётр заметил, что его фаворит Александр Меньшиков принёс с собой несколько больших бутылок французского вина и угощал присутствовавших. Государь потребовал, чтобы Меньшиков выпил всё, что принёс, сам, иначе его выбросят за борт. Всесильному князю ничего не оставалось, как последовать приказу царя, которого очень позабавило, когда Меньшикова перестали держать ноги. Вероятно, это легенда, однако пошлины на венгерские вина и после Петра действительно были в разы меньше, чем на французские.

Долгое время вино (в современном понимании) было атрибутом знатных людей. Для них оно становилось частью повседневного ритуала. В переписке друзей Пушкина, Александра Тургенева и Петра Вяземского, встречается такая фраза: «лучше вином освежиться, чем богемской водой» (то есть хорошая бутылка вина противопоставляется минералке). Поэт также разделял этот подход:

 
Да будет проклят дерзновенный,
Кто первый грешною рукой,
Нечестьем буйным ослепленный,
О страх!., смесил вино с водой!
Да будет проклят род злодея!
Пускай не в силах будет пить,
Или, стаканами владея,
Лафит с цымлянским различить!
 

Противопоставлялись знаменитый и дорогой французский сорт «Шато Лафит» и обыкновенное южнорусское вино.

Одна из бутылок, разлитых для доставки в Ливадию – «имение Его Величества»

Для некоторых, однако, эти различия не играли роли. Так, Вяземский писал о знаменитом гусаре Денисе Давыдове:

 
Вином кипучим с гор французских
Он поминал родимый Дон,
И, чтоб не пить из рюмок узких,
Пил прямо из бутылок он.
 

Тем не менее для широкой массы населения вино по-прежнему не было доступно. Его распространение оказалось тесно связано с колонизацией Причерноморья. Чтобы стимулировать там сельское хозяйство, правительство в 1820-е годы объявило черноморский регион зоной беспошлинной винной торговли и одновременно подняло пошлины на все виды иностранного вина. Это способствовало развитию виноградарства на Кубани и в Крыму. Процесс шёл медленно: непросто было обрабатывать почву, не было достаточно опыта для выращивания нужных сортов винограда.

Лев Голицын – самый знаменитый винодел старой России

Развитие виноделия на юге России тесно связано с именем Льва Голицына (1845–1915). Выходец из древней и знатной семьи, он одновременно был крупным помещиком и заведовал винным хозяйством Удельного ведомства (министерства царского двора). Юрист по образованию и винодел по призванию, Голицын в конце 1870-х годов приобрёл несколько участков на южном берегу Крыма и в современном Краснодарском крае, на основе которых всего через пятнадцать лет выросли два больших и известных хозяйства – Массандра и Абрау-Дюрсо.

Для рекламы вина придумывались пышные названия (самое известное из них – «Седьмое небо князя Голицына»). Есть легенда, что, попробовав голицынские вина, царь Николай II сказал, что теперь видит жизнь в новом свете. Так за винодельческим хозяйством закрепилось название Новый Свет.

«Жидкий хлеб»

Вместе с тем вино по-прежнему оставалось атрибутом высших классов общества и скорее ресторанным напитком. Его массовое потребление началось лишь в советское время, когда виноград стали в широких масштабах культивировать по всему югу страны – от Молдавии до Средней Азии. До революции более распространённым на фоне вина напитком было пиво.

Традиционно на Руси оно выступало не в той роли, в какой мы привыкли его видеть. Из-за опасений по поводу качества воды и зерна их варили вместе, чтобы таким образом продезинфицировать. В этом смысле пиво скорее выступало в роли «жидкого хлеба». Более популярным напитком было так называемое «полпиво», слабоалкогольный напиток, нечто среднее между пивом и брагой. Его варили по всей стране, и оно пользовалось популярностью у всех слоёв общества. Большой любительницей полпива была императрица Екатерина II. Заведения, где его подавали, так и назывались – «полпивные».

Настоящее же пиво было редким и дорогим напитком, чаще всего его везли из-за границы. Когда говорили «пиво», по большей части имели в виду английский стаут или портер. В начале XIX века русский поэт Батюшков, описывая прибывавшие в Петербург корабли, с вожделением отмечал, что они везли не только «и сочны апельсины, и с трюфлями пирог», но и «портер выписной». Ценилось также немецкое (в особенности баварское) пиво, тоже импортное. Неудивительно, что первую московскую пивоварню в Сыромятнической слободе (сейчас – район станции метро «Курская») основали в 1840-е годы англичанин Уильям Ватсон и немец Петер Дрейер.

Потребление пива в России было очень неравномерным. Те регионы, где существовала традиция этого напитка, лидировали. К примеру, в Литве пили в среднем 20 литров пива на человека в год, тогда как на Волге – 10, на Урале – 3, а на юге – вообще литр на человека в год. При этом пиво было популярно в столице. Там даже появился свой пивной бренд – «Дурдин».