Текст книги "Афоня или путешествие тверского купца Никитина до Древа желаний. Сказка для взрослых"

Бакы

Квазимодо нагнал караван в местечке Губустан. Купцы остановились на привал около каменных нагромождений, которые своей свалкой образовали причудливые гроты, арки и пещеры. Когда развели костер и приготовили шашлык, из темноты южной ночи появилась конская голова. Эта голова увидела Афоню и Зигмунда и радостно заржала.

– Квазимодо! – бросились к жеребцу путешественники. Когда же встречные лобзания начали угасать, то друзья увидели, что позади коня шкерится еще одна, уже человеческая фигура. Медведь скрылся в темноте и через секунду своим пузом вытолкнул в круг света от костра субтильную фигуру паренька скандинавской внешности.

– Чей будешь? Как звать? Какого рожна шкеришься в темноте? – заинтересовались караванщики. – Уж не засланец ли бандитский?

– Сами вы говнюки, – парировал нападки паренек. – Ученый я! И звать меня Туром Хейердалом.

– А среди камней чего мышкуешь? – офонарел Зигмунд.

– Наскальные рисунки изучаю.

– И что наизучал?

– Да здесь лет с десяток тысяч назад, что-то типа Лувра было. Такое количество картин высечено. Я такого другого места еще не встречал.

– Ага, значит, ты бездельник-искусствовед? – Зашумели караванщики. – Лучше бы треску из Скандинавии в южные пределы возил. А то всю рыбку в Португалию гоните, а мы, как дураки, живем, не ведая вкуса тресковой печени.

– Нет, не торговый я агент и никогда им не буду, – обиделся юноша. – Я вот тут уже месяц тосаюсь и понял – все мои предки – викинги, пришли в Скандинавию именно отсюда…

– Да подь ты на фиг, – возмутился Зигмунд. – Ну, вот скажи, какого хрена люди по собственной воле подались бы с теплых Югов на холодный Север? Ну, там, последователей Заратустры – огнепоклонников, их понять можно. Они из Индии сюда пришли, потому что здесь горы горят, газ нефтяной через щели в породе выходит, нагревается и горит, как вечный огонь. Вот они и превратили Губустан в свою огнепоклонскую Мекку. Но ненадолго, мусульманы со своей верой подоспели и выперли этих пироманов обратно в Индию. Огнепоклонники могли, конечно, и накостылять мусульманам и остаться здеся у огненных гор, но им драться Заратустра не велит. Но ты объясни, местные-то, за каким таким делом на Севера бы подались. Может за длинным рублем, али из-за каких конфессиональных противоречий?

– Нет, это еще до межконфессиональных разборок было. То есть до рождества Христа, Пророка и Будды. Все дело в пассионарном толчке! – невозмутимо молвил молодой ученый. – Великое переселение началось со щелчка из космоса и… народы двинулись в путь. Это было, что-то похожее на удар невидимого бича и на веки вечные есть в этом переселении великая загадка мироздания. Если б тогда народ спросили, мол, какого хрена, как вы говорите? Они бы ничего вразумительного не ответили. Потому что и сами не ведали, зачем сорвались с насиженных мест и подались на Север. А далее все сдвинулось и пошло по спирали с центром в Восточной Европе. Этакий коловорот завертелся. Вот этот край спирали всеобщего движения народов аккурат Кавказ и зацепил. Так что лодки особого образца – драккары, судя по наскальным рисункам, стали делать именно на Каспии, а после переселения местные корабелы оказались в Скандинавии и по традиции и заветам предков начали строить их на севере Европы, а себя стали называть викингами – великим мореходами.

Не будь этой исторической коллизии, великими мореходами мои предки никогда бы не стали, и Америку не открыли бы задолго до Колумба. Потому что на Каспии особо не развернешься – озеро оно и есть озеро, хоть и соленое, как море.

Все, слушавшие молодого потомка варягов, вошли в ступор, и вышли из него, лишь после того, как Зигмунд, который от этого, на его взгляд бреда, впал в сон, вдруг неожиданно громко всхрапнул.

– И куда дальше ты сам намерен двигаться? – поинтересовались караванщики.

– Ай, поеду сначала в Европу, потом в Африку. Одним словом, плот хочу построить в Америке, да по Тихому океану поплавать. Это меня один мореход, которого в эти места нелегкая занесла, надоумил. Звали его Марко Поло. Тоже великий мореплаватель.

– А то давай с нами в Индию или Китай. Там тоже до хрена интересного, – загалдели караванщики.

– Погодите, мужики, – встрепенулся Афоня. – У меня есть важный вопрос. Ты вот мотыляешься по свету, может, знаешь, где находится Шемахань?

– Не-а, – заявил Тур Хейердал. – Но могу точно сказать, что расположена твоя Шемахань не на берегу моря или океана, потому что все береговые линии я знаю очень хорошо.

– Жаль…

– Кстати, – подал голос один из караванщиков. – Так ты, брат, ее уже прошел. Она же рядом с Дербентом.

– Вот, едрён-батон!

– А чего тебе там нать? – не унимался караванщик.

– Да обещался я одному нашему богатырю оттудова ихнюю царицу в жены привести. Ну, да ладно, на обратной дороге посватаю, а то мне бабу с собой в Индию тягать очень несподручно.

– Да и не денется она никуда, пока ты путешествуешь, – успокоил караванщик. – На фиг она кому нужна, эта отъявленная стерва и меркантильная нимфоманка.

Так за разговорами все улеглись спать…

А по утру умного юноши родом из викингов-варягов в лагере уже не оказалось. Наверное, в Африку пошел. Афоня же на всякий случай проверил свои пожитки – не спер ли чего этот ночной гость. А то всякое бывает, вроде приличный с виду парень, а на самом деле, проснешься, а у тебя кошелька нет и фингал под глазом. Да, и наследственность у этих викингов разбойная. Никому верить нельзя. Особенно за границей. Однако вещи все оказались на месте, даже никто не тронул бурдюк с коньком от Джабраила-оглы и склянкой любовной жидкости от Соловья-разбойника.

А караван тем временем двинулся в Персию.

Шамахы

А тем временем Карла весь оборванный и уставший достиг одного из красивейших городов восточного Кавказа – города Шамахы, столицы Ширванского царства, резиденции Ширван-шахов. Над всем великолепием этого богатого центра восточной культуры, места жительства знаменитых поэтов, писателей и сказителей, славящегося своими шелковыми коврами величественно возвышалась крепость Гюлистан, где и жил местный шах со своей строптивой и прекрасной дочерью Гузель – шамаханской царевной.

Конечно, Карла сюда не стремился, он старался догнать Афоню, но запутанные горные дороги вывели его именно сюда. Вот, где Афанасий должен был сосватать красавицу для Алеши Поповича, но, видно не пришло ему еще время выполнить просьбу русского богатыря.

Карла покрутился на местном базаре, стырил пару лепешек, новый халат и чалму (а это он умел делать виртуозно), после чего, умывшись в горном ручье, появился на пороге местного элитарного литературного хостела «Луноокая Гузель».

Он быстро сообразил, что здесь на халяву живут разного рода бездельники, выдающие себя за литераторов. Хостел организовала дочка шаха, а ее папаша щедро финансировал это предприятие, потакая всем увлечениям своей девочки.

Карла обладал необходимыми знаниями общения на фарси, и потому понял, что именно сегодня начинаются Дни сказателей – литературное соревнование среди поэтов и прозаиков. Победителю светил приз в виде холеного скакуна, мешка золотых монет и еще много чего по мелочи в виде: расписанного звездами халата, шелковой чалмы, кинжала дамасской стали, четок из красного дерева, сафьяновых чувяков и посещения на одну ночь лагеря ассассинов, где, как было сказано в программке, победителя ждут неземные – райские удовольствия.

Местные и пришлые литераторы слонялись по двору хостела и, закатывая глаза, бубнили себе под нос разные рифмы, что-то записывали на пергаментах, а многие просто с аппетитом жрали яства с расставленных здесь же столов. А пожрать было чего: и мясное, и мучное, и овощное, и рыбное, и всякое другое, чем была богата Шамаханская земля.

Карла подобрался к одному молодому человеку, одетому в греческую тогу и с распущенными по плечам черными кудрями. Паренька звали Софокл. С ним почти, как с земляком, Карла быстро нашел общий язык, и грек занес имя своего нового товарища в список участников литературного марафона. Суть творческого состязания заключалась в том, что победителем становился тот, чье повествование вызовет слезы у шамаханской девицы – дочери шаха.

Вот ведь разница какая, на Руси все царевны – несмеяны, их добрым молодцам рассмешить надо, а на Востоке, подишь ты, заставь красотку заплакать… Вот, разбери, почему? Толи у них на Востоке повседневная жизнь такая развеселая, что для полноты и гармонии жизни им слез не хватает, то ли у нас на Руси народ постоянно по колено в слезах ходит и однажды посмеяться от души за великое счастье считает. Загадка, однако… русской души.

К вечеру в хостел стали съезжаться местные вельможи с семьями. А потом и сам шах шамаханский с дочкой заявились. Литераторы начали выходить на сцену и читать свои душещипательные произведения.

В качестве рефери выступал сам шах, который ради чистоты соревнования прилепил дочке под глазами по кусочку туалетной бумаги и, если вдруг растроганная слезинка выкатится из прекрасных глаз царевны, то, стало быть, проняло красавицу, да так, что теперь не отвертишься. Сама же Гюзель Шамаханская на сентиментальную особу не сильно смахивала. Это была скорее язвительная и ироничная девица, которая в процессе состязания отпускала колкие резюме в адрес сюжета читаемого произведения, а зачастую и самого литератора. Пикантности этому литературному ристалищу придавало то обстоятельство, что все проигравшие писатели на год поступали в рабство к шаху и как говорили вокруг, еще никто после этого года из неволи не воротился.

После того, как Карла услышал, какую пургу несут местные инженеры человеческих душ, он понял, что сегодня армия рабов шаха изрядно пополнится.

Тем временем на сцену вышел Софокл. Со свойственной грекам пафосностью он сразу начал нагонять на слушателей героическую тоску. История была про двух братьев Полиника и Этеокла. Один защищал город Фивы, а другой наоборот всех предал и перешел на сторону агрессора. Предатель Полиник был убит и царь Фив Креонт запретил хоронить коллаборациониста. На это не смогла пойтить его сестрица Антигона. Креонт снова рассердился, теперь уже на непослушную девицу, да так сильно расстроился из-за этих непутевых детей, что велел замуровать девку в скале. Но Антигона поразмыслила и решила, что ей нет никакого фарта париться среди камней. Кому понравится света белого не видеть, да еще и без косметики со смены белья? И решила она свести счеты с жизнью, и тем самым (вот дурра!) насолить жестокому Креонту. А ее аккурат любил сын царя Гемон, который тоже заколол себя, так как без Антигонушки все тот же свет белый ему показался серым. Очень из-за этого расстроилась его мать – царевна Фив Эвридика и тоже наложила на себя руки.

Одним словом все умерли кроме царя, у которого от такого всеобщего суицида случился поморок и он понял, что есть он тварь дражащая перед Богами, а не человек, как он раньше о себе думал.

Рассказывал эту историю Софокл путано и долго. Гузель вся изъерзалась на своем троне и в конце повествования спросила:

– Так я не поняла, чего они все счеты с жизнью-то сводить начали?

Обескураженный таким поворотом Софокл пояснил:

– Как же – трагедия, конфликт между родовыми законами и законами государственными, вот в чем проблема вопроса…

Гузель зевнула и бросила отцу:

– Папа забирай еще одного раба, на пустом месте трагедию создает, сильно умный. А я таких умников не очень-то люблю, от них одни метания в народе и, не дай Бог, революции случаются. Зачем нам в Шамахини революция, пусть уже побатрачит, вместо того чтобы смуту в умах шамаханских сеять. Следующий!

А следующим в списке соискателей шамаханской литературной премии значился «Карло из Милана», о чем и сообщил евнух-конферансье. Карла уже понял, что царевну надо брать особой жестокостью иначе ничего не выйдет. А что может быть жестче, чем средневековые европейские сказки? Ничего, кроме инквизиции, которая эти сказки воплощала в жизнь. Карла полез на сцену.

Решил он вспомнить все истории, какие ему рассказывали в детстве. Не те, которые потом разные деликатные Перро и братья Гриммы обтесали в угоду общепринятой морали, а те, которые родились в народе во времена дремучего средневековья, когда царили голод, чума и дикие нравы народов населявших Старый свет.

Попурри на европейские народные сказки
Объединенные изощренным умом иезуитского шпиона Карло Сфорци, рассказанные им для Шамаханской царицы на литературном конкурсе ее же имени.

«Однажды послала одна деревенская фрау свою дочь в соседнюю деревню к бабушке. Это и понятно, самой-то идти было лень. Нарядила ее в красный шаперон и перекрестила на дорогу. Девочку в лесу заметил волк, а кто бы ее не заметил в красном плаще, и стал привязываться к ней с разными пространными разговорами, как если бы он был не волк, а полицейский, а перед ним не девочка в красной накидке, а уличный драг-дилер. Куда, мол, идешь и зачем, дайте на Ваш мандат поглядеть, вдруг, он просроченный? Ну, девочка все про бабулю свою одинокую и выложила. А волк сообразил тогда, что пока красный шаперон бродит лесными тропами, он успеет навестить пенсионерку и приготовить из нее вкусное жаркое, а домик ее приватизировать и потом сдавать его под офис местным фарцовщикам. Так и сделал.

А Девочка – Красный шаперон пошла дальше петлять между пней и болот. Навстречу ей попались два малыша: Грензель и Гретель, и они рассказали девочке свою историю. Как оказалось, малыши подслушали однажды разговор своих матери и отца, которые помирая от голода, решили съесть своих детей. Испугались дети и убежали в лесу. Потом вернулись, однако настроение у их родителей, как и их намерения, не изменились. Они снова убежали в лес, где заблудившись, набрели на домик из хлеба. В том домике жила лесная колдунья. Брат с сестрой обманули ведьму и зажарили ее в печке и вот теперь идут домой к родителям, чтобы угостить их жарким из колдуньи и хлебом из ее домика. Красный шаперон сняла пробу с варева из колдуньи, одобрила кулинарные способности брата и сестры, и пожелав им счастья в семейной жизни, пошла дальше.

Шла она, шла, и вспоминала историю про другую девочку из соседних земель. Та вообще была принцессой, но злая мачеха решила ее убить и съесть за обедом. Однако принцессе удалось убежать в лес, где она поселилась у семи духов. Но злая мачеха все же подсунула ей отравленное яблоко. Духи сильно расстроились и выставили хрустальный гроб с принцессой на горе для всеобщего горевания. Мимо как-то ехал один королевич, и так ему глянулась мертвая девушка в гробу, что он решил взять ее в свой замок. Пока он торговался с духами о цене покупки, гроб упал и разбился. От удара об камни у принцессы из горла выпал кусок отравленного яблока и она ожила. Про то понравилась ли королевичу уже живая принцесса, Красный шаперон подумать не успела, вспомнила только, что царице, которая хотела съесть принцессу, на ноги надели раскаленные железные башмаки и заставили плясать на горящей жаровне, пока та не умерла.

Когда девочка представляла, как пляшет на жаровне коварная царица, и в этот момент у нее произошла еще одна встреча.

Навстречу из кустов к ей выползли две девицы с отрубленными ступнями. «Что за фигня с вами приключилась?» – спросила Красный шаперон. И девицы ей поведали свою историю. Они жили в довольно состоятельном доме с матерью и отчимом. Еще в доме жила их сводная сестра – дочь отчима от первого брака – Ашенпутель. Сестры постоянно ездили на бал к королю, однако Ашенпутель с собой не брали, так как девушки сильно проигрывали ей по сексуальным параметрам, а чтобы еще больше над ней покуражиться заставляли ее работать по дому: мыть туалет, сортировать семена и давить блох у цепного пса. Кому нужна конкурентка на дискотеке?

Однажды Ашенпутель пошла на могилу своей матери и пожаловалась на сводных сестер. Из могилы вышла ее мать-зомби и вручила своей несчастной дочке красивое платье и туфельки, в которых та тайно пошла на бал во дворец. Перед ее сексуальностью не устоял тамошний принц, да так стал недвусмысленно ее домогаться, что в первый раз Ашенпунтель пришлось спасаться от его гиперсексуальности на груше, а во второй раз на голубятне. Однако принц изрубил сначала дерево, а потом и голубятню.

Такими выходками Ашенпунтель так распалила принца, что тот решил, во что бы то ни стало, изловить ее и для этого смазал дворцовую лестницу смолой. Девица, в общем-то, была не против приставаний принца, да вот только мама-зомби давала ей наряды не насовсем, а только во временное пользование, а срок аренды бального платья и белья истекал в полночь, и ей обязательно надо было вернуть весь гардероб на кладбище. Именно поэтому в самый неподходящий момент убегала, когда домогания царственного юнца должны были уже переходить к физическому контакту. Она была вынуждена убегать, чтобы принц не увидел на ней после двенадцати ночи не кружевные стринги, а некрасивые сатиновые трусы, от вида которых может пропасть эрекция даже у Джакомо Казановы.

Когда девица в очередной раз вырвалась из объятий принца и бросилась наутек, тут-то ее башмачки и прилипли к смоле. Девка убежала босая, а у принца осталась ее обувь, с которой и были устроены поиски прелестницы.

Понятно, что принц – это всегда очень хорошая партия для деревенских дур, поэтому сестрицы Ашенпунтель сделали все, чтобы эти башмаки налезли на их растоптанные ступни. Старшая – отрезает себе пальцы на ногах, но туфельки все равно сваливались с ее култых. Младшая дура пошла еще дальше и отрезала себе пятки и понятно, что тоже не прошла кастинга.

Наблюдая за всем этим Ашенпунтель сделал вывод, что у принца довольно серьезные намерения, и они простираются дальше единственной постельной сцены на траве в саду или сеновале и вышла в примерочную. Там она вытряхнула кровь водных сестер из туфелек, и они пришлись ей впору. Принц обезумел от счастья и срочно повез Ашинпунтель жениться, пока та снова куда-нибудь не сбежала. А ее мама-зомби наслала на сестер белых голубей, которые выклевали им глаза и теперь они ползают по земле с окровавленными ногами и просят милостыню, а Ашенпунтель смотрит на них и счастливо смеется. Такую историю поведали Красному шапирону две лесные калеки – сестры счастливой Ашинпунцель».

*

Пока Карло рассказывал все эти мерзости шамаханские придворные падали в обмороки, их рвало на обеденные столы, а доблестные нукеры играли желваками и мужественно бледнели. Зато Гузель словно подменили. Она вся подалась вперед, внимая каждой подробности, и постоянно облизывала пересыхающие губы, было видно, что девица получает огромное удовольствие от всей той дичи, которой были наполнены сказки просвещенной Европы. Карло видя такую реакцию царственной девицы, понял, что перед ним обычная садистка и инквизиторскими изуверствами слезы из нее не вышибешь, тогда он предпринял последнюю попытку и продолжил рассказ про девочку – Красный шаперон, идущую к бабушке:

*

«Когда Красный шапирон добралась до дома своей бабушки, там уже вовсю похозяйничал волк. Он убил пенсионерку и сварил из нее суп. Девочка ничего не заметила и села ужинать с волком, которого она приняла за бабушку. Когда они с лесным хищником с аппетитом ели суп из бабки, то местный котенок ходил вокруг и пел песенку:

Девочка бабушку жует,

Бабушки своей косточки грызет.

Волк понял, что близок к провалу и, схватив деревянный башмак, убил котейку…»

*

До описания постельной зоофилической сцены Карло не было суждено добраться. Как только Гузель услышала, что волчара деревянным башмаком убивает котика, так из ее прелестных глаз брызнули слезы.

Да, именно так всегда и бывает, самым отъявленным садистам, чьи руки по локоть в крови невинных человеческих жертв, жалко бывает только каких-нибудь птичек, кошечек или собачек. Для них жизнь человеческая ничто, зато страдания маленького животного вдруг пробуждает в их заскорузлых душах добрые и жалостливые чувства, которые неизвестно почему и откуда приблудились в этих звериных существах с человеческим обличием. И иезуитский разведчик Карло Сфорци очень хорошо знал о такой натуре изуверов и этим сейчас воспользовался. Не прошли даром годы изучения человеческих страстей в закрытой школе разведчиков Игнасия Лойолы.

Весь двор Ширванского ханства вздохнул с облегчением – царевна заплакала, а значит, конец душегубским историям этого низкорослого чужестранца.

Ночь в лагере ассассинов

После всех страстей и мерзостей, о которых в своем повествовании рассказал Карло из Милана никто из придворных не остался на пир посвященный победителю литературного ристалища. Народ разъехался, борясь с тошнотой и отвращением.

Зато осталась Гузель, чей папаша шах, тоже решил пропустить банкет. Ширванский шах не без отвращения вручил Карло обещанные призы и представил затянутого в черные одежды угрюмого великана, как проводника в лагерь ассассинов, куда и должен был попасть победитель после банкета.

Во время трапезы экзальтированная Гузель периодически просила Карла ущипнуть ее посильнее, от чего ее глаза становились томными, а губы алчно влажнели. Иезуит щипал ее от всей души, не жалея своих немалых сил, от этого к концу торжественного обеда все руки и ноги царственной прелестницы были сплошь усеяны разноцветными синяками. Собственно весь этот банкет разведчику чёрного папы был не нужен, ему, куда было интереснее, поскорее попасть на базу средневековым азиатским террористам, слава о которых простиралась в те времена от Ламанша до Китая. Еще два века назад слово «ассасин» приобрело в итальянском и других европейских языках устойчивое значение – «убийца». Поэтому обмен опытом между двумя тайными службами азиатской и европейской для Карло был очень интересен.

Когда же иезуит собрался отправиться в лагерь убийц, то Гузель было засобиралась проводить этого миланского карлу, который так сексуально щиплется, но угрюмый проводник в черном неинтеллигентно отстранил царевну и через секунду пропал в темноте вместе с экскурсантом из Милана.

Понятно, что Карло не повели в священную горную крепость Аламут. Опять же с какого такого перепугу влиятельная школа Ибн Саббаха вот так за здорово живешь, будет раскрывать свои секреты. В нее вообще попасть очень непросто. К примеру, из двухсот абитуриентов пройти все испытания удавалось всего пяти соискателям. Ну, а уж если ты попал в школу ордена, то обратной дороги не было ни у кого. Так было создано несколько лагерей, где готовили разведчиков и диверсантов-террористов Средних веков. Вот на одну из этих баз и привели иезуита.

Карло знал, что одна из легенд гласит о том, что основатель школы ассасинов Ибн Саббах, был человеком разносторонним, и имел разного рода знания. Не отвергал он и чужого опыта, почитая его как желанное приобретение. Так, при отборе будущих террористов, он вовсю пользовался методикой древних китайских 22
  http://ru.wikipedia.org/wiki/Китай


[Закрыть] школ боевых искусств 33
  http://ru.wikipedia.org/wiki/Боевые_искусства.


[Закрыть] И только перед достойными начинали открывать «врата иной жизни».

Эти самые достойные потом выполняли самые деликатные поручения, а их исполнение заносились на специальную бронзовую табличку. Во время ознакомительной экскурсии по лагерю Карло показали эту табличку, и он нашел на ней много знакомых имен князей, мулл, маркизов, падишахов, герцогов и королей, кого достала рука выпускников школы Старца Горы.

Карло прекрасно знал иерархию ассасинов. Так в самом низу находились рядовые члены – фидаины, в их обязанности входило исполнение смертных приговоров, то есть это были хитрые убийцы. Если фадаину сопутствовала удача, и он выживал после нескольких заданий, то его статус повышался до следующего звания – старшего рядового – рафика. Следующим в иерархической пирамиде было звание даи. Именно через даи передавалась воля Старца Горы. Как было указано в иезуитских учебниках по оперативному шпионажу, ассасин теоретически мог подняться и до статуса дай аль-кирбаль, который подчиняется только, скрытому от посторонних глаз, таинственному Шейху аль-Джабалю, то есть самому Старцу Горы – Великому Владыке ордена хашшашинов и главе исмаилитского государства Аламут – шейху 44
  http://ru.wikipedia.org/wiki/Шейх


[Закрыть] Хассану I ибн Саббаху. Но до такого верха чужеземного победителя литературного конкурса естественно никто не собирался пускать. Столы в шатре, где принимали экскурсанта, ломились от сочных фруктов, вина и прочих восточных сластей. Однако, зная шпионские правила и технологии, Карло не торопился вкушать этот, явно отравленный, гастрономический разврат.

На правах хозяина или ротного командира ассасинов на беседу вышел рафик Аль Самаум.

Когда Карло увидел перед собой огромную фигуру рафика и его исчерченное шрамами суровое лицо, которому вообще не были свойственны мимические метаморфозы, он понял, что, скорее всего, покинуть лагерь после райских наслаждений ему не удастся, поэтому он решил честно открыть этому азиатскому террористу свои карты.

Ведь он тоже разведчик, а у служителей плаща и кинжала, как известно, все же есть своя этика. Опять же слабо брезжила обнадеживающая мысль, что ворон ворону глаз не выклюет. Иезуит рассказал рафику о своем задании, полученном от чёрного папы Игнасио Лойоло, и о том у кого сейчас находится карта с маршрутом к Древу желаний. За свою жизнь он теперь не волновался, ведь как выглядит Афоня, знал только он, отчего цена его головы возрастала многократно.

Аль Самаум внимательно выслушал Карло и, не говоря ни слова, исчез из шатра, где по программе победителя должны были ждать эти самые райские утехи. В конце концов, размышлял иезуитский разведчик, если предложат перевербовку, лучше согласиться, потому что это единственная возможность выйти отсюда со своей головой на плечах, а не в виде куска мяса для бродячих собак. Уж если ты занялся шпионской деятельностью, значит надо быть всегда готовым к предательству. Ведь еще в иезуитской школе их учили следить за своими товарищами и друзьями, а потом все свои наблюдения четко излагать в рапортах Чёрному папе. Потом Карло следил за своим отцом герцогом Сфорци. Помнится, Игнатий Лойола очень обрадовался, когда он принес ему четкий план родительской крепости. План то этот был нужен только для того, чтобы понять, как устроен московский Кремль, построенный по образу и подобию миланского замка Сфорци. Потом на этой схеме разрабатывались планы подкопов и закладки взрывчатки под главную твердыню московитских царей. Нет, это не было подготовкой военной операцией, но это были курсовые и дипломные работы иезуитов, которые когда-нибудь могли кому-либо пригодиться.

Например, соберется какой европейский король воевать Русь, а иезуиты ему раз – планчик подкопов и минирования, со всеми подземными коммуникациями цитадели. Утром деньги – в обед схема. Все очень просто.

А на предательство должен быть готов любой шпион. Это издержки профессии, все дело только в цене. Плохо, если не покупают, а если предложили, торгуйся, но не зарывайся. Такие мысли бродили в голове Карло Сфорци, пока он ждал решения командиров террористического ордена ассасинов.

Время шло, а Карло все так же сидел один в шатре перед заставленными яствами столами. Он прекрасно знал, что сейчас за ним тайно наблюдают, поэтому сидел ровно, демонстрируя выдержку, и ничем не показывая своего беспокойства. Так прошли сутки.

О том, что дело движется к развязке, иезуит догадался, когда в шатер вошли несколько ассасинов и унесли столы с едой. Вместо них появился стол с кувшином вина и два бокала.

«Все готово для сделки с совестью. Главное не продешевить», – подумал Карло.