Текст книги "100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе"

The Stone Roses – главный секрет Манчестера

Когда The Stone Roses в 1990 году объявили о своем грядущем концерте на травянистом поле острова Спайк-Айленд недалеко от загрязненных промышленными отходами берегов реки Мерси, концерт сразу был провозглашен событием года. Таковым он и стал, и даже больше – для поколения 80-х это был настоящий Вудсток. Поле заполнили 30 тысяч человек, с волнением ожидающих самого ответственного момента главной группы Британии. Концерт положил начало 90-м годам и стал пиком музыкального подъема Манчестера рубежа десятилетий. Это был очень амбициозный концерт для инди-группы, возможно, даже слишком амбициозный в техническом плане. Мероприятие испортили плохая организация и проблемы со звуком, который в буквальном смысле «сдулся». Зрители изо всех сил пытались услышать группу, но им можно было ничего и не слышать: все эти песни пелись хором тысячами глоток.

10 июля 1987 года одна из величайших групп десятилетия выступала для трех десятков человек в темном и затхлом клубе Planet X в центре Ливерпуля. Вокалист не был доволен реакцией зала. Он сошел со сцены с микрофоном и начал петь буквально в дюйме от носов скучающей публики. Его друзья играли, будто их жизнь зависит от этих песен, которые скоро станут гимнами поколения. Еще за несколько дней до этого они играли перед тысячей людей в родном Манчестере, когда девушки плакали, а парни пели хором. Это были The Stone Roses – самый главный секрет Манчестера 1987 года. В родном городе их все знали и обожали. Но стоило им выехать в Ливерпуль, Лидс или Шеффилд, как под сценой наступала тишина. Им пришлось бы кого-нибудь убить, чтобы быть замеченными. Но вокалист Йен Браун часто повторял: если хоть одному человеку нравится, надо продолжать играть.

Команду The Stone Roses основали в Манчестере два школьных друга, Йен Браун и Джон Сквайр, которые жили на одной улице в пригороде Тимперли. Первый обладал непрошибаемой самоуверенностью, второй слыл самоуглубленным интеллектуалом, который часами слушал Sex Pistols и снимал гитарные партии. На одной вечеринке соул-певец Джино Вашингтон сказал Йену Брауну, что ему нужно петь и он обязательно станет звездой. Йен последовал совету, и не прогадал. В 1980 году парочка создала группу The Patrol под сильным влиянием The Clash, которая, как водится, исполняла зубодробительный панк. Йен Браун сначала играл на бас-гитаре, но потом ее продал, чтобы купить мотороллер, на котором можно кататься на соул-вечеринки. На ранних фотографиях можно увидеть Джона Сквайра в бандане и Йена Брауна в кожаных штанах и с зачесанными назад волосами.

В 1984 году Йен Браун и Джон Сквайр с басистом Питером Гарнером и гитаристом Энди Козенсом образовали The Stone Roses. Группа получила в состав потрясающего барабанщика Алана Рена по прозвищу Рени. Он обладал уникальным чувством ритма, умел играть фанк и рок в духе Кита Муна (позднее экс-гитарист The Who Пит Таунсенд даже захочет взять его в свой аккомпанирующий состав, но Рени не бросит свою группу). Дебютный сингл «So Young», спродюсированный легендарным манчестерским продюсером Мартином Хэмметом, еще представлял собой рудиментарный панк, но к моменту выхода сингла «Sally Cinnamon» (1987) стиль группы значительно изменился. The Stone Roses теперь ориентировались скорее на The Byrds и 60-е годы, чем на Sex Pistols. Йен Браун выработал более мягкую манеру пения полушепотом, а Джон Сквайр и Рени играют гораздо аккуратнее.

Направление было выбрано верное. Слава The Stone Roses покатилась как снежный ком. Менеджер Гарет Эванс пустил их играть в свой клуб International, куда могли поместиться 2 тысячи человек. Ходили слухи о распространяемых среди студентов бесплатных билетах, чтобы искусственно создать ажиотаж, но в арсенале у The Stone Roses уже были феноменальные песни «Waterfall», «Mersey Paradise» и «I Wanna Be Adored», которые манчестерская публика полюбила сразу и бесповоротно. Тем временем в город проник эйсид-хаус, подпитываемый таблетками экстези: танцевальная культура Чикаго и Детройта попала в британскую поп-культуру и расцвела пышным цветом в клубе The Haçienda. Музыка The Stone Roses, хотя и была по всем признакам гитарным роком, привлекла клубную молодежь танцевальным зарядом, который обеспечивали Рени и новый басист Гари Маунфилд по прозвищу Мэни. Йен Браун рассказывал: «Когда присоединился Мэни, все сразу изменилось. Начался совсем другой грув. Все встало на свои места».

Музыканты крепко сдружились на почве страстной любви к музыке. Они репетировали с утра до вечера пять или шесть дней в неделю, а если не репетировали, то слушали пластинки Funkadelic, The Who или Майлза Дэвиса, сочиняли песни, играли сами по себе или вместе с кем-то. Джон и Рени любили гитарный рок и фанк, Джими Хендрикса и Led Zeppelin, Йен и Мэни увлеченно ходили по клубам и обожали реггей и эйсид-хаус. Джон Сквайр работал в анимационной студии, а для себя рисовал картины из хаотических мазков и капель краски в духе Джексона Поллока – эти картины позже подойдут для оформления пластинок The Stone Roses, вышедших на Silvertone Records (по словам Джона, задействовать оригинал было бы слишком дорого, так что пришлось все рисовать самому). Рени украсил абстрактными слоями краски свою установку, потом дошло и до гитар.

В ноябре 1988 года The Stone Roses записали свой знаменитый дебютный альбом, спродюсированный Джоном Леки (первоначально на его место предполагался Питер Хук из New Order). К маю «The Stone Roses» (1989) поднялся до 32-й строчки хит-парада, и группа получила широкую известность после телевыступления на «The Late Show», когда после одной минуты исполнения «Made Of Stone» в студии вырубилось электричество, а невозмутимый Йен Браун ходил по студии и кричал: «Любители! Жалкие любители!» В ноябре 1989 года вышел потрясающий воображение сингл с двумя первыми сторонами «Fools Gold» и «What The World Is Waiting For», который достиг 8-го места в хит-параде. Первая песня произвела фурор – 9 минут 53 секунды фанкового бита на основе песни Джеймса Брауна «Funky Drummer», гитарных изысков Джона Сквайра и шепота Йена Брауна были одновременно песней рок-группы и танцевальным клубным треком. Для полного триумфа не хватало только Спайк-Айленда.

Строго говоря, Спайк-Айленд – вовсе не остров, а полу остров, выступающий в реку Мерси, окруженный с трех сторон водой и дымящими трубами промышленных предприятий. Толпы поднимали ногами с поля токсичную пыль. На концерт было продано 30 тысяч билетов, но к Спайку рвались сотни безбилетников. Один предприимчивый владелец лодки за определенную плату доставлял фанатов до места концерта, пока не был пойман. Публика на Спайк-Айленде могла послужить идеальной иллюстрацией к новому стилю багги: многие надели мешковатые джинсы и панамки, введенные в обиход барабанщиком The Stone Roses Рени. В ходу были и футболки с изображением лимонов – фирменным знаком The Stone Roses, который отсылал к студенческим волнениям в Париже 1968 года (демонстранты якобы жевали лимоны, чтобы на них не действовал слезоточивый газ). Возникла угроза переполнения, причем на 30 тысяч зрителей здесь было всего два киоска с едой и одна пивная палатка.

Была и еще одна проблема: за концертом присматривал специальный человек из муниципалитета, который контролировал уровень шума и имел право остановить концерт, если звукомер зашкалит. В таком случае 30 тысячам разгневанных фанатов, которых только что травили химикатами и морили голодом, пришлось бы прокладывать путь обратно по мостикам через ручьи с зеленой слизью и бесчисленные проверки безопасности, и кто знает, чем все это могло бы закончиться. Со стороны Спайк-Айленд практически не отличался от любого другого места для фестиваля: большое поле, пожелтевшая от солнца трава, антисанитарные туалеты и кучи раздавленных пластиковых бутылок. Но были и серьезные отличия. Например, были нарушены барьеры, которые отделяют рок-концерт от рейва: вместо «группы поддержки» здесь выступали диджеи, которые гнали даб и эйсид-хаус.

The Stone Roses прибыли в автобусе за час до начала шоу. Когда в красных лучах прожекторов, в дыму на сцене появились Йен, Джон, Рени и Мэни, толпа с энтузиазмом рванула вперед. По словам очевидцев, это словно была реакция на прибытие божеств со смесью радости, изумления и поклонения. Менеджер лейбла Zomba Родди Маккенна, который сыграл важную роль в заключении с группой контракта, вспоминал: «Это было похоже на массовое паломничество. Это был не концерт – это было заявление». Небрежно одетый в свободную белую рубашку и черные брюки Йен Браун прошелся по сцене своей доведенной до совершенства походкой вразвалочку и произнес свои первые и последние слова за вечер: «Время, пришло время, делай это сейчас, делай это сейчас!» Когда первые басовые ноты «I Wanna Be Adored» разнеслись над Спайк-Айлендом, всем присутствующим стало ясно, что история вершится у них на глазах.

Группа на сцене наслаждалась кристально чистым звуком, но звуковая система, направленная на зрителей, постоянно подводила. Время от времени голос Йена Брауна пропадал совсем или сливался со звуком тарелок, внезапно поднявшийся ветер заглушал музыку из колонок. Тем не менее публика чувствовала себя прекрасно – и 30 тысяч глоток вместе пели припев «Made Of Stone». Музыканты тоже вошли в раж. Йен размахивал руками в своем фирменном обезьяньем стиле и играл с надувным глобусом, который передали из публики по рукам, Рени колотил по барабанам что есть мочи, Мэни заставлял огромную толпу дрожать под звуки баса. Джон Сквайр превратил завершающую «I Am The Resurrection» в гитарную мантру, пока Йен по обыкновению колотил в бонги. Сам вокалист так отозвался о своей роли: «Я не выступал, я просто участвовал». Шоу закончилось фейерверком за 5 тысяч фунтов.

Когда группа сошла со сцены, их ожидали 5 тысяч друзей – вероятно, это был самой большой список гостей в истории рока. Запасы пива в гостевом баре подошли к концу, и все поехали обратно в Манчестер, чтобы отпраздновать грандиозный концерт. Прибыв в офис организаторов, Йен Браун спросил у вокалиста другой манчестерской группы Happy Mondays: «Итак, Шон Уильям Райдер, что вы думаете об этом?» На что тот ответил: «Мужик, все было в порядке!» Действительно, все прошло удачно – и хотя с технической точки зрения это был провал, к счастью, никаких вероятных катаклизмов больше не случилось. Правда, в самом начале концерта менеджеру The Stone Roses сообщили, что какой-то парень умер перед сценой, но и тут обошлось: у парня случился сердечный приступ и он выжил.

Концерт The Stone Roses в Спайк-Айленде стал эмоциональным пиком «Второго лета любви» – таким термином по аналогии с «Летом любви» 1967 года называют атмосферу безудержного веселья, которая накрыла Англию в 1988 и 1989 годах вместе с массовыми рейвами на открытом воздухе и распространением таблеток экстези. The Stone Roses вписались в общую эйфорию с гитарным роком, проложив дорогу будущим звездам брит-попа: например, вокалист будущих Oasis, 16-летний Лиам Галлахер решил собрать свою группу именно на концерте The Stone Roses. Правда, для самих The Stone Roses веселые времена быстро закончились: тур по Америке скоро будет отменен, запись нового альбома застопорится на годы (пока в 1994 году не выйдет недооцененная пластинка «Second Coming»), а участники группы погрязнут в судебных разбирательствах и с разной степенью успешности займутся сольными проектами.

В 2012 году The Stone Roses все-таки воссоединились. 220 тысяч билетов на будущие концерты разошлись за 68 минут, 150 тысяч проходок на первые два концерта в Манчестере 29 и 30 июня распродали за 14 минут. Англичане любят The Stone Roses за то, что они позволили целому поколению воспарять духом, устроить новое «Лето любви», снова начать собираться десятками тысяч на концерты и любить одну и ту же группу. Ребята из The Stone Roses словно вернули времена The Beatles, когда четверка молодых людей без оглядки на авторитеты и с высоко поднятой головой писала красивую, изысканную и при этом доступную музыку, которую могли любить все: панки, инди-сообщество, ценители танцевальной электроники, поп-музыки и классического рока. И когда журнал Melody Maker закрылся, Йен Браун прокомментировал событие так: «Просто они критиковали меня, а святых критиковать нельзя».

Послушать

The Stone Roses «The Stone Roses» (1989)

Silvertone

Басовые ноты вырастают из тишины – это начинается первая песня первого альбома The Stone Roses, которая одним своим названием порывает с самокопанием инди-рока «I Wanna Be Adored», «Я хочу быть обожаемым». Йен Браун без обиняков объявлял в интервью: «Мы самая важная группа в мире, потому что у нас самые лучшие песни, и мы даже еще не начали показывать наш потенциал». И кто бы спорил? Именно The Stone Roses определили ценности английского рока на следующее десятилетие – своей возвышенной, духоподъемной лирикой в сочетании с гитарами 60-х в духе The Byrds. Но никто не смог достичь такого уровня воздушности и мелодической цепкости, как удалось The Stone Roses в «Waterfall», такой эффектной простоты, как в «She Bangs The Drums», или такой поразительной светлой меланхолии, как в «Made Of Stone». Нашлось место даже для антимонархического выпада «Elizabeth My Dear» и воспоминания о европейских бунтах 1968 года в «Bye Bye Bad-man», которые завернуты в ту же привлекательную оболочку вдохновенного гитарного попа. Завершающий эпос «I Am The Resurrection» состоит из двух частей: первой инди-роковой и второй, где смешались фанк и психоделия. The Stone Roses, как и The Beatles, – самодостаточная единица, где ни прибавить ни убавить, никого не заменить. Дебютный альбом этих парней и спустя много лет сверкает, как солнце.

Nirvana: голоса потерянного поколения

В 1989 году канадский писатель Дуглас Коупленд получил аванс 22,5 тысячи долларов за будущую документальную книгу о людях своего времени. Вместо исследования вышел роман «Поколение Икс. Сказки для ускоренного времени» (1990), в котором Коупленд описал трех неудачников и выставил на всеобщее обозрение представителей поколения американцев, родившихся в 70-х годах и выросших под звуки хард-рока. Они пассивны и разочарованы в обществе потребления, довольствуются низким заработком, отсутствием статуса и перспектив, стремятся лишь к одному – чтобы их оставили в покое. В конце 80-х на смену культурному доминированию оптимистичного поколения демографического взрыва пришли кризисы, страхи и тревоги новой волны 20-летних американцев. Если у поколения Икс был голос, то он принадлежал Курту Кобейну.

Кручи Каскадных гор изолируют город Сиэтл на берегу бухты Пьюджет от остальной Америки. Самый крупный город штата Вашингтон – это суровый край лесорубов, переживший пару золотых лихорадок и расцвет альтернативного рока, и неизвестно, что было более масштабным. Сиэтл и его пригороды издавна поставляли миру великих музыкантов: отсюда начинали певец Бинг Кросби, серф-рокеры The Ventures, продюсер Куинси Джонс, гитарист Джими Хендрикс. В 80-х годах в Сиэтле зародилась новая музыкальная волна. Шумные и депрессивные Soundgarden, Sonic Youth, Pearl Jam вышли из музыкальной среды Сиэтла, где находились крупные радиостанции, журналы и фирмы звукозаписи. Начало 90-х – это единоличное правление «звучания Сиэтла», названного гранджем, на стыке гаражного рока 60-х, металла, панка и утяжеленной американы в духе Нейла Янга.

В сентябре 1991 года сингл «Smells Like Teen Spirit» от группы из Сиэтла с милым названием Nirvana неожиданно протаранил хит-парад. Пьянящая гитарно-барабанная похлебка с переходами, в которых шепот Курта Кобейна переходит в гортанный крик, сказала все, что можно было сказать, об американском поколении Икс. Тектонический сдвиг в поп-культуре уже невозможно было отрицать, панк-рок в качестве альтернативной музыки прорвался в массы и стал мейнстримом – к счастью или к сожалению. Эту революцию произвел вокалист Nirvana Курт Кобейн, который обратил свою ноющую внутреннюю боль в громогласный вопль катарсиса, с удовольствием подхваченный молодыми людьми по всему миру.

Все начиналось довольно скромно. В средней школе города Абердина встретились два угловатых подростка: Курт Кобейн и Крист Новоселич. Несколько лет ушло на попытки создать собственную рок-группу и хождения на репетиционную базу. Череда барабанщиков и названий окончилась находкой постоянного ударника Чеда Ченнинга и выбором слова Nirvana. В 1989 году группа выпустила свой первый альбом «Bleach» на независимом лейбле Sub Pop. На запись потребовалось 606 долларов 17 центов, которые предоставил второй гитарист Джейсон Эверман, ко торый скопил деньги, проработав несколько летних сезонов рыбаком на Аляске. Хотя он не играл на альбоме, в знак благодарности его имя оставили на конверте. После первого американского турне Эверман ушел, а впоследствии он играл на бас-гитаре в группе Soundgarden.

В начале 1990 года Nirvana начала работу над новым альбомом в Мэдисоне, штат Висконсин. Чеда Ченнинга сменил ударник группы Mudhoney Дэн Питерс, с которым Nirvana записали песню «Sliver». Здесь Курт Кобейн впервые использует свою новую вокальную манеру, когда тихое вступление вдруг перерастает в крики исступления – скоро весь мир услышит это в «Nevermind». Для полного счастья не хватало только постоянного барабанщика, и на эту вакансию претендовали многие музыканты (ходили слухи, что сам гитарист Джи Маскис собирается покинуть Dinosaur Jr., чтобы сесть за барабанную установку Nirvana). На пути Nirvana встретился барабанщик Дейв Грол из распавшейся вашингтонской панк-группы Scream. Прослушивание прошло успешно: как говорил Новоселич, «через две минуты знали, что он был подходящим барабанщиком».

Теперь группе был нужен новый контракт, и ими заинтересовался крупный лейбл DGC Records. Второй альбом «Nevermind» вышел в сентябре 1991 года: при благоприятном стечении обстоятельств лейбл планировал продать 250 тысяч экземпляров альбома, но уже к Рождеству он расходился в Америке по 400 тысяч экземпляров в неделю. Nirvana произвела фурор. Всем вдруг стало ясно, что эта новая шумная группа откуда-то с северо-запада США – феномен, которому суждено потрясти устои. Клип «Smells Like Teen Spirit» не сходил с экрана на канале MTV. 11 января 1992 года «Nevermind» достиг 1-го места в американском хит-параде, потеснив раздутого поп-монстра «Dangerous» Майкла Джексона. Этот альбом купили и фанаты металла, и любители инди-рока, и ценители новейших хитов, и парни с девчонками, впервые взявшие в руки гитары.

Англия встретилась с Nirvana на фестивале в Рединге в 1991 году. Во время исполнения «Love Buzz» Курт Кобейн прыгнул в яму для фотографов, а затем – в толпу. Крист Новоселич швырнул бас-гитару в барабанщика Дейва Грола, и в завершение этого странного акта сценического безумия Курт разбежался и прыгнул в барабанную установку. Никто не знал, состоится ли концерт в Рединге в 1992 году. В феврале Курт женился на задиристой вокалистке Кортни Лав из группы Hole, в августе у них родилась дочь Френсис Бин Кобейн, ходили слухи о плохом здоровье вокалиста Nirvana. Фанаты замерли в нервном ожидании, группы на замену уже готовили инструменты. К счастью, группа все же вышла на сцену (ради шутки Курта с париком на голове вывезли на сцену на инвалидной коляске!), и это было одно из лучших выступлений в ее истории.

Через несколько дней Nirvana выступила на церемонии MTV Video Music Awards. Вместо «Smells Like Teen Spirit» музыканты хотели сыграть новую песню «Rape Me» («Изнасилуй меня»). После долгих споров было решено, что группа сыграет «Lithium». Когда Nirvana начала выступление, Курт неожиданно сыграл и спел начало из «Rape Me», после чего все перешли на «Lithium». Ближе к концу песни Новоселич зачем-то подкинул бас-гитару в воздух, но не смог ее поймать, и она упала прямо ему на голову. Крист упал со сцены, чуть не потеряв сознание, потом поднялся и побежал прочь за кулисы. В это время Кобейн ломал гитару и крушил колонки, а Дейв Грол схватил микрофон и начал кричать: «Эй, Эксл!», имея в виду вокалиста группы Guns N’ Roses Эксла Роуза, с которым у Nirvana вышла небольшая размолвка перед выступлением.

Приглаженность «Nevermind» всегда не устраивала музыкантов, поэтому от следующего альбома ждали многого не только фанаты, но и сами участники Nirvana. Для записи в Миннесоте группа пригласила продюсера Стива Альбини, который работал с Pixies и мог обеспечить натуральный, сырой, грубый звук. Двухнедельные студийные сессии принесли свои плоды: альбом «In Utero» дебютировал в хит-параде с 1-го места. Едкую, пугающую, эмоциональную пластинку можно счесть письмом самоубийцы.

Курт Кобейн будто дописывает свою историю, расписываясь в своей полной беспомощности перед теми законами существования, которым его вынудили подчиниться. Из смущенного шутника с соломенными волосами он превратился в худого, болезненного, нервного мизантропа с тяжелой героиновой зависимостью.

Многие были сконфужены стремительностью взлета и масштабами господства Nirvana, а больше всех – сам Курт Кобейн. Слава и богатство не принесли ему счастья, лишь добавив больше душевной сумятицы и ненависти к себе. Тонко чувствующий молодой человек возненавидел свои регалии, углубился в мрачную мизантропию и отгородился от всех. За Куртом Кобейном было страшно наблюдать. Перепады его настроения приводили то к желчным выходкам, то к полному затворничеству. Под конец он просто стоял на сцене с невидящим взором, как статуя. Как говорила Кортни Лав, Курт никогда не сделал бы ничего плохого другим – он мог убивать только себя, как морально, так и физически. Передозировка в Риме марта 1993 года – первый сигнал бедствия – почти наверняка была неудавшейся попыткой самоубийства.

В ноябре 1993 года Nirvana выступала на акустическом концерте в серии «MTV Unplugged». В это время музыканты занимались концертной обкаткой «In Utero». Они не любили телевидение и акустические концерты, но ради пущего успеха своего альбома дали согласие на участие. Программа была снята и записана в Нью-Йорке 18 ноября 1993 года, хотя за день до этого Курт Кобейн категорически отказывался выступать. Он все же пришел, но был явно не в духе, а весь часовой концерт был записан с ходу и за один дубль. Парни сыграли только два хита – «All Apologies» и «Come As You Are», отказавшись делать акустическую версию «Smells Like Teen Spirit», а в финале исполнили «Where Did You Sleep Last Night?» – древний блюз, который полвека тому назад спел Лидбелли. У альбома «MTV Unplugged In New York» (1994) трагический привкус: он вышел уже после смерти Курта Кобейна и служит ему эпитафией.

Курта уговорили отправиться в реабилитационную клинику, где он в последний раз встречался с дочерью и женой. Через несколько дней он вышел покурить, перелез через двухметровое ограждение, взял такси и улетел в Сиэтл. В конце концов Курт остался одинок. Одинок настолько, что, когда его тело было найдено электриком Гари Смитом утром 8 апреля 1994 года, он лежал с простреленной головой несколько суток. На груди у Курта лежал дробовик, неподалеку была обнаружена предсмертная записка со словами: «Помните: лучше быстро сгореть, чем медленно угасать. Мир, любовь, сочувствие». В крови у музыканта была обнаружена доза в три раза выше смертельной, на ружье не нашлось ничьих отпечатков, что послужило почвой для возникновения версии об убийстве. Но характер и образ жизни Курта Кобейна не оставлял сомнений, что он все равно сгорел бы. Курт искал покоя, который обернулся покоем вечным.

Послушать

Nirvana «Nevermind» (1991)

DGC

Второй альбом Nirvana принадлежит к числу пластинок, изменивших мир, и он уж точно задал тон всей гитарной музыке 90-х. К 1990 году Курт Кобейн начал писать более мелодичные песни («Будто Bay City Rollers, растленные Black Flag»). Сингл «Sliver» был пробой пера и подготовкой к новому альбому, который записывался уже не для маленькой конторы Sub Pop, которая еженедельно рассылала синглы по подписке, а для серьезного мейджор-лейбла DGC Records, подразделения Geffen Records. И не в Мэдисоне, а в Лос-Анджелесе – сердце американского шоубизнеса. Студийные сессии мая и июня 1991 года с продюсером Бутчем Вигом завершились финальным сведением Энди Уоллеса, звукорежиссера Slayer. И хотя участники Nirvana жаловались, что альбом вышел слишком гладким по звуку, он все равно тяжелее любой другой рок-записи 1991 года (взять хотя бы дикую гонку на выживание «Territorial Pissings»), но при этом не теряет поппритягательности, как в случае синглов «Lithium» или «Come As You Are». Бушующие страсти «Breed» и «On A Plain» сочетаются в «Nevermind» с мрачной акустикой «Polly» и тоскливой элегией «Something In The Way», дополненной протяжным звуком виолончели. Эти песни рождены скукой маленького городка, наполнены отвращением к поп-культуре, сдобрены мелодическим чутьем – разве это могло не сработать?