Текст книги "Россия. Погружение в бездну"

Глава шестая
«Перестройка»

В марте 1985 года М. С. Горбачев был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС и стал хозяином Кремля. Это роковое событие в жизни страны, лежащей ныне в руинах. Но тогда всем казалось, будто начинается долгожданное обновление и впереди, не далее как за «одним поворотом», – процветание и благоденствие[233]233
  Очень странно, что подобные взгляды высказываются сейчас, когда вся пагубность избрания генсеком Горбачева стала совершенно очевидной. Анат. А. Громыко, имея в виду заседание Политбюро, где состоялось избрание Горбачева Генеральным секретарем партии, пишет: «Это заседание стало историческим, так как на нем было принято решение, открывающее КПСС и Советскому Союзу дорогу в новый мир политической демократии и демократического социализма. К власти в лице Горбачева пришло новое поколение советских руководителей» (Громыко Анат. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля. Воспоминания и размышления сына. М., 1997. С. 95).


[Закрыть].

Русский народ не злопамятен, доверчив и простосердечен как ребенок[234]234
  Г о р и ч е в а Т. Россия и Запад // Русский крест. Сб. статей. СПб., 1994. С. 49.


[Закрыть]. Смертельно уставший от нескончаемых бед и несчастий, выпавших на его долю, он легко поддается на добрые обещания, хотя уже не раз «обжигался» на этом. Чувство веры в нем неиссякаемо. Помани его соблазнительной сказкой о «царстве свободы» или о какой-нибудь «стране Муравии» – и он пойдет, не раздумывая, за очередным «бахарем» в «любую даль». Вот и теперь ему пообещали, что с перестройкой наступит новая, хорошая жизнь, о которой он мечтает и к которой стремится с давних пор. Нужно только снова поднатужиться, совершить «перестройку» и все сложится наилучшим образом. Но что это такое – «перестройка»? Обратимся за разъяснениями к главному ее «прорабу» Горбачеву.

В 1988 году, когда «перестройка» шла, можно сказать, полным ходом, Горбачев выступил с книгой «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира», которую он написал «с желанием обратиться к народам напрямую. К народам СССР, США, любой страны»[235]235
  Г о р б а ч е в М. С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. М., 1988. С. 3.


[Закрыть]. Внемлите «языци» и просвещайтесь!

По Горбачеву, перестройка – вещь необходимая и неизбежная[236]236
  Там же. С. 13.


[Закрыть]. Почему? «На каком-то этапе – особенно это стало заметно во второй половине 70-х годов – произошло на первый взгляд трудно объяснимое. Страна начала терять темпы движения, нарастали сбои в работе хозяйства, одна за другой стали накапливаться и обостряться трудности, множиться нерешенные проблемы. В общественной жизни появились, как мы их называем, застойные и другие, чуждые социализму явления. Образовался своего рода механизм торможения социально-экономического развития. И все это в условиях, когда научно-техническая революция открыла новые перспективы экономического и социального прогресса. Складывалась довольно странная картина: крутится огромный маховик могучей машины, а передачи от нее на рабочие места буксуют или очень слабы приводные ремни»[237]237
  Там же.


[Закрыть]. Мириться с подобным положением дальше было нельзя, почему и потребовалась «перестройка». Горбачев подчеркивал: «Перестройка – не какое-то прозрение, не озарение, а понимание объективной необходимости обновления и ускорения, родившееся в глубинах нашего общества»[238]238
  Там же. С. 31.


[Закрыть].

Вот как она ему представлялась: «Перестройка – это решительное преодоление застойных процессов и слом механизма торможения, создание надежного и эффективного механизма ускорения социально-экономического развития общества, придание ему большего динамизма. Перестройка – это опора на живое творчество масс. Это всестороннее развитие демократии, социалистического самоуправления, поощрение инициативы, самодеятельности, укрепление дисциплины и порядка, расширение гласности, критики и самокритики во всех сферах жизни общества. Это высоко поднятое уважение к ценности и достоинству личности. Перестройка – это всесторонняя интенсификация советской экономики, восстановление и развитие в управлении народным хозяйством принципов демократического централизма, повсеместное внедрение экономических методов управления, отказ от командования и администрирования, всемерное поощрение новаторства и социалистической предприимчивости. Перестройка – это решительный поворот в науке, умение поставить любое начинание на солидную научную основу. Это соединение достижений научно-технической революции с плановой экономикой. Перестройка – это приоритетное развитие социальной сферы, направленное на все более полное удовлетворение потребностей советских людей в хороших условиях труда, быта, отдыха, образования и медицинского обслуживания. Это постоянная забота о духовном богатстве, культуре каждого человека и общества в целом. Перестройка – это энергичное избавление общества от искажений социалистической морали, последовательное проведение в жизнь принципов социальной справедливости. Это единство слова и дела, прав и обязанностей. Это возвышение честного, высококачественного труда, преодоление уравнительных тенденций в его оплате, потребительства»[239]239
  Г о р б а ч е в М. С. Перестройка и новое мышление… С. 30.


[Закрыть].

Горбачев заключает: «Так мы сегодня представляем себе перестройку. Так мы видим свои задачи, смысл и содержание нашей работы на предстоящий период. Сколько он продлится – сказать трудно. Но это, конечно, не два-три года, а значительно больше. Мы настраиваемся на серьезную, напряженную, кропотливую работу, чтобы до конца ХХ века вывести нашу Родину на новые рубежи»[240]240
  Там же. С. 31.


[Закрыть]. Согласно Горбачеву, конечная цель перестройки – это «глубокое обновление всех сторон жизни страны, придание социализму самых современных форм общественной организации, наиболее полное раскрытие гуманистического характера нашего строя во всех его решающих аспектах – экономическом, социально-политическом и нравственном»[241]241
  Там же.


[Закрыть].

Мы привели столь пространную выдержку из книги Горбачева ради того, чтобы собственными словами автора передать его представления о «перестройке». Нетрудно убедиться в том, что все им здесь сказанное, хотя внешне и привлекательно, но декларативно, выдержано в стиле «балалаечных» программ, с которыми не раз выступали его предшественники.

Если отойти от ходульной риторики, которой насыщена книга, и попытаться вникнуть в ход рассуждений «прораба перестройки», то мы окажемся в довольно сложном, запутанном положении, поскольку его суждения не отличаются стройностью и нередко противоречивы. Это можно объяснить двояко: либо их непродуманностью, либо расхождением между произносимыми словами и скрываемыми замыслами. Какое из данных объяснений ближе к истине, узнаем ниже.

М. С. Горбачев, подобно Ю. В. Андропову, ставит задачу «углублять изучение общества, в котором живем»[242]242
  Г о р б а ч е в М. С. Перестройка и новое мышление… С. 59.


[Закрыть]. Следовательно, он, как и его недавний патрон, сомневается в привычном взгляде на послереволюционное прошлое страны и потому предлагает «острее оценить» это прошлое. И вот результат: «Мы только думали, что управляем, а на самом деле складывалась ситуация, о которой предупреждал еще Ленин: машина едет не туда, как думают те, кто сидит у руля»[243]243
  Там же. С. 18.


[Закрыть]. Из существа высказываний Горбачева следует, что «машина» свернула в сторону от социализма и ее необходимо снова вырулить на путь социалистического развития, ведущий к «лучшему социализму» или общественному строю, где «больше социализма и поэтому больше демократии»[244]244
  Там же. С. 33.


[Закрыть].

М. С. Горбачев непрестанно клянется «социалистическим выбором», бьет себя в ланиты и перси, вопия о верности делу социализма. Он говорит: «Чтобы исключить всякие кривотолки и спекуляции по этому вопросу, – а их немало слышим с Запада, – хочу еще раз подчеркнуть: все свои преобразования мы осуществляем в соответствии с социалистическим выбором, ответы на вопросы, поставленные жизнью, мы ищем в рамках социализма, а не за его пределами. Все свои успехи и ошибки мы измеряем социалистическими мерками. Тем, кто надеется, что мы свернем с социалистического пути, предстоит горькое разочарование. Вся наша программа перестройки, как в целом, так и в отдельных компонентах, полностью базируется на принципе: больше социализма, больше демократии»[245]245
  Там же. С. 32.


[Закрыть].

О своей преданности социализму Горбачев говорит в книге неоднократно[246]246
  Там же. С. 39, 55, 84, 107.


[Закрыть]. Иной системы он не приемлет и считает исторически невозможным поворот к капитализму. «Мы будем всемерно социализм развивать и укреплять, – читаем у него. – Думаю, раскрыты еще только самые минимальные возможности нового строя. Вот почему странно для нас звучит, когда нам предлагают – некоторые даже искренне – изменить общественную систему, обратиться к методам и формам, характерным для другого социального строя. Этим людям невдомек, что такое просто невозможно, даже если бы кто и захотел повернуть Советский Союз к капитализму. Подумайте только: как мы можем согласиться с тем, что и 1917 год был ошибкой, и все 70 лет нашей жизни, труда, борьбы и сражений – тоже сплошная ошибка, что мы шли «не туда»?! Нет, на основе строгой и объективной оценки фактов истории можно сделать только один вывод: именно социалистический выбор привел бывшую отсталую Россию как раз «туда» – на то самое место, которое занимает Советский Союз сейчас в прогрессе человечества»[247]247
  Г о р б а ч е в М. С. Перестройка и новое мышление… С. 39.– Степень искренности этих слов в полной мере проявляется при сопоставлении с тем, о чем говорил Горбачев, выступая в 1992 году в конгрессе США: «Мир может вздохнуть спокойно. Идол коммунизма, распространявший повсеместно социальное напряжение, враждебность и не сравнимую ни с чем жестокость, вселявший в человечество страх, рухнул» (цит. по: Г р о м ы к о Анат. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля… С. 211).


[Закрыть].

На фоне современных событий в России это заявление звучит подобно издевательству. Советского Союза нет. 1917 год объявлен роковой ошибкой. Вся последующая семидесятилетняя история нашей страны признана бесплодным блужданием, погоней за химерой коммунизма. Неужели Горбачев так бездарен и глуп, что не видел ближайших последствий своей «перестройки»? Едва ли. Тогда что? Маскировка?..

Важно иметь в виду, что Горбачев вскоре «сжег то, чему поклонялся». Об изменении его взглядов А. А. Собчак пишет: «За короткий период пребывания в должности генсека КПСС и Президента СССР взгляды Горбачева претерпели такую огромную эволюцию, что в это трудно поверить… Вначале Горбачев исповедовал вполне традиционные догматические взгляды на социализм, затем он пришел к выводу о необходимости обновления социализма, об отказе от казарменного социализма и построении «социализма с человеческим лицом», а в конце своей политической деятельности по существу отказался от марксизма-ленинизма и утратил веру в возможность существования эффективной системы социализма. И так по всем вопросам. Вплоть до 1989 года он утверждал ценности и преимущества социалистической демократии, а затем вдруг осознал, что не может быть особой демократии ни при социализме, ни при капитализме, что демократия одна для всех, и провел первые в истории страны альтернативные демократические выборы, раскрепостившие ее… Эволюцию взглядов Горбачева легко проследить ретроспективно, оценивая и анализируя все, что произошло с ним и с нами за эти годы. Но в реальной жизни все происходило не так однозначно и прямолинейно: Горбачев так часто менял свои взгляды, так часто вступал в альянс с самыми реакционными силами, что порой казалось: а не фарисейство ли все это, не мимикрия, продиктованная сиюминутными интересами сохранения власти?»[248]248
  С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. СПб., 1995. С. 190–192.


[Закрыть].

Похоже все-таки на то, что «рулады» Горбачева насчет социализма – это именно фарисейство и мимикрия, но не ради «сиюминутных интересов сохранения власти», а ради решения сверхзадачи, связанной с изменением социального и политического строя в СССР. Проводимая Горбачевым политика являлась по сути постепенной передачей государственной власти в руки демократов, которые получили ее, можно сказать, почти что даром. Собственную же власть Горбачев, насколько известно, сдал без боя, убедившись в том, что все содеянное им уже необратимо. Он сошел с дистанции, передав эстафету в другие руки.

А. А. Собчак полагает, будто Горбачев в условиях демократизации общества «сам вынужден был постоянно менять свои взгляды и совершать в себе идеологический поворот к общечеловеческим ценностям, к признанию прав человека и идеи правового государства, к отказу от марксистско-ленинских догм и фразеологии…»[249]249
  Там же. С. 191.


[Закрыть] Аналогичным образом рассуждает Б. Ф. Славин, наблюдавший, как менялись политические взгляды и идейные установки Горбачева, «начиная от умеренно коммунистических до либерально-социалистических». Славина «волновал вопрос», как скоро генсек «откажется от социализма, ибо его эволюция взглядов шла вслед за изменением действительности, в которой к началу 90-х годов начинались процессы, явно говорящие о том, что социализму, даже с горбачевским лицом, скоро придет конец»[250]250
  С л а в и н Б. После социализма… Метаморфозы российской политики конца ХХ века. М., 1997. С. 473 – Если согласиться с Б. Ф. Славиным, то придется признать, что Горбачев был пассивен и шел понуро за событиями вслед, не влияя на их развитие. Но это не так, поскольку политика, которую он проводил, как раз и вела к «изменению действительности», где социализму оставалось все меньше и меньше места. Для большей убедительности Славин напоминает, что «либеральные идеи в России утвердились не сразу. Даже лидеры Межрегиональной группы реформаторов в Верховном Совете СССР, включая Ельцина, Попова, Афанасьева и других, на первых порах говорили о реформировании социализма, а не о его отрицании. Но вот уже где-то к концу 89-го была осуждена прежняя историческая парадигма развития и все заговорили о преимуществах либерально-капиталистического развития. Поначалу робкие голоса о преимуществах частной собственности и капитализма вскоре сменились требованиями вхождения в мировую цивилизацию, в утверждении у нас капитализма» (там же, с. 474). Мы не верим в идейное прозрение «реформаторов», особенно в «прозрение» лидеров Межрегиональной депутатской группы, далеко не безгрешной, по словам Б. И. Олейника, артели, образовавшейся не стихийно и отнюдь не в одночасье. То был не «просто кружок случайных людей, а ядро будущей партии», объединение «со всеми признаками корпоративного ордена», в котором, судя по персональному составу, было немало «агентов влияния» (О л е й н и к Б. Ф. Князь тьмы. Два года в Кремле. М., 1992. С. 16–17). Эти люди скрывали свои убеждения до определенного времени, а потом, когда им уже ничто не угрожало, стали играть открыто. К сожалению, Славин этого не понимает или делает вид, что не понимает.


[Закрыть].

На наш взгляд, Горбачев не менял свои взгляды, а лишь открывал их постепенно перед обществом, причем по мере того, как разрушалась прежняя политическая система и ослабевала, следовательно, угроза его смещения, а значит, и прекращения «перестройки». Он таился до поры до времени, «яко тать полунощный». А. А. Собчак относится к этому с полным пониманием и сочувствием. Он пишет: «Представим себе на минуту, что, придя к власти в 1985 году, Горбачев стал бы говорить об общечеловеческих ценностях (т. е. либерально-демократических ценностях западного мира, всегда отвергавшихся коммунистической идеологией как буржуазные) или об отказе от идеи мировой социалистической революции и даже о принятии теории конвергенции двух систем как фундаменте общего развития цивилизации, т. е. все то, о чем он стал говорить в 1990 и 1991 годах. Его судьба была бы решена без промедления»[251]251
  С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. С. 184.


[Закрыть].

Итак, Горбачев сбрасывал с себя идейный камуфляж по ходу усиления «перестроечных» процессов, становясь тем, кем был в действительности, – противником системы, которая вскормила его и подняла на высшую ступень власти.

Двойственную причину идейной эволюции Горбачева обнаруживает Д. Боффа. «Мысль Горбачева, – пишет он, – постоянно претерпевала изменения. Рассматривая нарастающий поток его инициатив, часто задаются вопросом, шла ли речь о подлинной эволюции его мышления или же о тактических приемах человека, который, зная, сколько препятствий ему предстоит преодолеть, не сразу обнаружил свои намерения. Признания Горбачева самого могут подтвердить обе гипотезы, и вполне вероятно, что в его действиях сосуществовали оба мотива»[252]252
  Б о ф ф а Д. От СССР к России. История неоконченного кризиса. 1964–1994. М., 1996. С. 139.


[Закрыть].

Примерно так же рассуждает Д. Е. Фурман, по мнению которого к Горбачеву приложимы две модели – «прозрения» и «маски». «Человек, поднявшийся по всем ступеням партийной лестницы и несший в душе «нечто перестроечное», не мог не быть «чуть-чуть Штирлицем», не мог не носить маску, не произносить пустые слова, в которые сам не верил, и произносить их с какой-то полагающейся мимикой»[253]253
  Ф у р м а н Д. Феномен Горбачева // Свободная мысль. 1995, № 11. С. 64.


[Закрыть]. Д. Е. Фурман, как видим, рисует в некотором роде романтический образ Горбачева – «чуть-чуть Штирлица». Нам же припоминается французский писатель лауреат Нобелевской премии К. Симон, разглядевший за внешним обаянием генсека злодейскую натуру гангстера[254]254
  Г е л л е р М. Я. Горбачев. Победа гласности и поражение перестройки//Советское общество: Возникновение, развитие, исторический финал. Т. 2. Апогей и крах сталинизма. М.,1997. С. 553–554.


[Закрыть].

Нет никаких сомнений в том, что стратегический план Горбачева оставался неизменным на протяжении всей его деятельности в качестве генсека и Президента СССР. Варьировалась в зависимости от конкретных обстоятельств только тактика осуществления этого плана. Выступая 3 мая 1998 года на НТВ в ночной передаче «Итоги», он охарактеризовал свою перестроечную деятельность именно так: «стратегическая цель оставалась неизменной, менялась тактика». Вот почему ему приходилось нередко лавировать, изворачиваться, а то и попросту лгать[255]255
  В этом сознается сам Горбачев. Он, например, следующим образом комментирует свои публичные заверения о преемственности курса ХХVI съезда КПСС: «Без таких клятв и заверений в то время немыслимо было обойтись» (Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 279). Подобных лживых «клятв и заверений» Горбачев произнес великое множество.


[Закрыть]. Надо согласиться с Собчаком, когда он говорит, что Горбачев «был мастером политической интриги» и «хитростью превзошел своих сотоварищей по Политбюро»[256]256
  С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. С. 193. «Никто лучше его не выкручивается из трудных положений», – пишет бывший президент США Никсон. – Никсон Р. На арене. Воспоминания о победах, поражениях и возрождении. М., 1992. С. 164.


[Закрыть]. Он обманул их как младенцев. Недаром Е. Лигачев впоследствии горестно сокрушался: «Упустили мы Горбачева, просмотрели»[257]257
  Из числа обманутых Горбачевым членов Политбюро надо исключить Яковлева и Шеварднадзе, которые, судя по всему, вместе с ним делали одно дело.


[Закрыть]. Вернемся, однако, снова к «перестройке».

М. С. Горбачев, говоря о «перестройке» как политике, направленной на раскрытие потенциала социализма, на придание социализму новых качеств, называл ее вместе с тем революцией[258]258
  Г о р б а ч е в М. С. Перестройка и новое мышление… С. 46–52.


[Закрыть]. «Перестройка – процесс революционный, ибо это скачок в развитии социализма, в реализации его сущностных характеристик», – писал Горбачев[259]259
  Там же. С. 48.


[Закрыть]. Далее он пояснял: «Называя осуществляемые нами меры революционными, мы имеем в виду их глубокий, радикальный, бескомпромиссный характер – то, что они охватывают все общество сверху донизу, от базиса, от отношений собственности до надстройки, все сферы жизни, причем охватывают комплексно, в их целостности»[260]260
  Там же. С. 51.


[Закрыть].

Связывая перестройку с революцией, или коренным переворотом в жизни общества, Горбачев не мог не знать, что вслед за этим сам собой встанет вопрос о смене общественного строя. О том, что подобная смена предполагалась, свидетельствует случай, о котором рассказывает А. С. Черняев. Это было в 1990 году, когда в узком кругу в Ново-Огареве обсуждалась концепция доклада ХХVIII съезду партии. В ходе обсуждения Горбачев согласился с формулировкой, предложенной Черняевым: «Перестройка – это смена общественной системы». Но при этом добавил: «В рамках социалистического выбора»[261]261
  Ч е р н я е в А. С. Шесть лет с Горбачевым. По дневниковым записям. М., 1993. С. 343.


[Закрыть]. Стало быть, в то время, когда люди из ближайшего окружения Горбачева ясно понимали, куда «процесс пошел» и говорили об этом с полной определенностью, он продолжал гримироваться под приверженца социалистического выбора, сохраняя осторожность и конспирацию.

Истинные замыслы нашего «прораба» проглядывают и в его готовности следовать примеру Ленина по части использования в деле революции форм, не свойственных самому социализму[262]262
  Г о р б а ч е в М. С. Перестройка и новое мышление… С. 21.


[Закрыть]. Внешне, казалось бы, тут все благопристойно: припадаем к Ленину. Однако в исторических условиях 80-х – начала 90-х годов использование в «революционной перестройке» форм, не свойственных социализму (т. е. буржуазных), означало не что иное, как разрушение существующей общественной системы и ползучую реставрацию капиталистических отношений. На «ленинскую удочку» Горбачев ловил дурачков из Политбюро и ЦК, причем, надо сказать, очень удачно.

Необходимо упомянуть еще одно выразительное признание Горбачева: «В революционном процессе, как известно, безусловное первенство принадлежит политике. Так и в перестройке. Приоритетное значение имеют меры политического характера…»[263]263
  Там же. С. 51.


[Закрыть] Отождествление «перестройки» с революцией понадобилось Горбачеву, очевидно, для того, чтобы обосновать свои политические новации, которые, как показало время, вели к резкому ослаблению, можно даже сказать, к параличу государственной власти, что повергло страну в состояние хаоса и разложения, предопределивших ее падение. Поэтому нельзя согласиться с теми исследователями, которые в «приравнивании» генсеком «перестройки» к революции усматривают одно лишь «пропагандистское значение»[264]264
  Политическая история: Россия – СССР – Российская Федерация. В 2 т. М., 1996. Т. 2. С. 616.


[Закрыть].

В этом «приравнивании» есть, на наш взгляд, совершенно определенный практический смысл, позволивший Горбачеву прибегать к радикальным и губительным для существующей системы мерам, но соответствующим масштабности понятия «революция» и тем самым оправдывающим его действия, которые в ином случае были бы недопустимы. Странно, что сторонники социалистической ориентации в партийном руководстве не поняли эту уловку и согласились с идеей Горбачева о «переcтройке» как новой революции, дав ему в руки мощное средство разрушения существующего строя. Впрочем, некоторые из них настороженно и даже отрицательно относились к данной идее, но молчали, позволяя себе только в приватных и сугубо доверительных беседах выражать свое несогласие с ней. Так, А. А. Громыко в разговоре с сыном как-то сказал, что утверждение Горбачева о том, будто перестройка есть «революция, легковесно. Оно вводит в заблуждение и вместо созидания мы опять можем перейти при таком подходе к разрушению. Менять в стране надо многое, но только не общественный строй»[265]265
  Г р о м ы к о Анатолий. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля… С. 111.


[Закрыть]. А. А. Громыко, следовательно, подспудно чувствовал разрушительный характер «перестройки», ее опасность для существующего общественного строя. Присмотримся, однако, к ходу «перестройки»-революции. Но сперва несколько историографических замечаний.

Один из инициаторов «перестройки» в составе высшего руководства страной Н. И. Рыжков склонен рассматривать ее как «революционный процесс», начатый не в 1985 году Горбачевым, а в 1983 году Андроповым[266]266
  Р ы ж к о в Н. И. 1) Десять лет великих потрясений. М., 1995. С. 11; 2) Перестройка: История предательств. М., 1992. С. 33.


[Закрыть]. По мнению Рыжкова, осуществить «перестройку» в том виде, в каком она замышлялась, не удалось[267]267
  Р ы ж к о в Н. И. Десять лет великих потрясений. С. 10.


[Закрыть]. Первоначально «преследовалась цель реформировать, как его тогда называли, реальный социализм в гуманный, «с человеческим лицом»». Но «постепенно сложилось так, что одна часть реформаторов осталась верна социализму, другая приняла систему капиталистических ценностей, в основном позаимствованных из практики североамериканского индустриального общества»[268]268
  Там же. С. 460.


[Закрыть]. Произошла «подмена сути начатых преобразований», «смена курса реформ» и «ориентация на капитализацию всех сторон и сфер жизни»[269]269
  Там же. С. 10, 460.


[Закрыть]. Виной тому, согласно Рыжкову, предательство: «Да, перестройка, считаю, была предана. Нами предана! Теми, кто ее задумывал, кто начинал, кто осуществлял и кто хоронил. И себя от сих процессов не отделяю, разве что в похоронах, к счастью, не довелось участие принимать. Но великое предательство это складывалось из множества малых, которые – по большому счету! – и предательством трудно назвать. Уступка популизму. Уступка силе. Уступка авторитету. Малодушие. Обывательское русское «авось». Корректировка. Поправка. Замена задуманного на удобное…»[270]270
  Р ы ж к о в Н. И. Перестройка: История предательств. С. 375.


[Закрыть]. Рыжков противопоставляет «перестроечное время» «постперестроечному», «перестройку» «постперестройке» как разным социальным и политическим измерениям.

Другой мемуарист, принадлежащий к противоположному Рыжкову лагерю демократов, известный «шокотерапевт» Егор Гайдар, также отделяет перестроечный период от последующего времени. «Распространенной ошибкой при обсуждении проблем новейшей истории, – говорит он, – является смешение ключевых вопросов, решавшихся на ее отдельных этапах»[271]271
  Г а й д а р Е. Т. Дни поражений и побед. М., 1997. С. 9.


[Закрыть]. Согласно Гайдару, 1985–1991 годы – это «обостряющийся кризис социализма», а 1991–1993 – «революционное крушение старого режима и борьба за стабилизацию институтов нового»[272]272
  Там же.


[Закрыть]. Таким образом, в обозначенные периоды решались разные «ключевые вопросы».

Сходный взгляд находили в академической истории России ХХ века, где развитие событий прослеживается «от перестройки к революции»[273]273
  История России. ХХ век. М., 1996. С. 584.


[Закрыть]. Перед нами, следовательно, две различные по существу эпохи новейшей истории России.

Иной подход у авторов российской «Политической истории». Они рассматривают 1985–1994 годы как период модернизации советского общества, состоящий из трех крупных драматических этапов, «охватывающих соответственно 1985–1986, 1987–1991 и 1992–1994 годы»[274]274
  Политическая история: Россия – СССР – Российская Федерация. Т. 2. С. 611.


[Закрыть]. Конструктивным принципом этого подхода является отсутствие противопоставления «перестройки» и последующей капиталистической реставрации. Однако вряд ли следует называть 1985–1994 годы периодом «модернизации», т. е. созидания, ибо мы являемся свидетелями тотального разрушения великой державы. Сегодня мы все сидим на пепелище, на развалинах отчего дома – России, которая на протяжении последних семи десятилетий именовалась Союзом Советских Социалистических Республик.

Как единый исторический период буржуазной реставрации А. Кузьмич рассматривает время «перестройки» и либеральных реформ, выделяя при этом три этапа. Первый этап (1985–1988 гг.) связан с «первоначальным накоплением». Второй этап «начался с 1989 года и характеризуется захватом земли и производства». Третьему этапу, начавшемуся с 1992 года, присуще сращивание транснациональных корпораций и «совпроизводства»[275]275
  К у з ь м и ч А. Заговор мирового правительства. М., 1993. С. 11.


[Закрыть]. Следовательно, изменения в СССР и Российской Федерации, происходящие с середины 80-х годов, есть результат целенаправленных усилий «мирового правительства».

В плане воздействия «мировой закулисы» выстраивает свою периодизацию и Г. А. Зюганов, с полным основанием начиная отсчет с доперестроечных времен. Он пишет: «С начала «холодной войны», когда были запущены тайные механизмы разрушения Союза, и до финального акта драмы в 1991 году можно условно выделить три этапа – три последовательных периода геополитической диверсии против СССР».

Первый период, полагает Г. А. Зюганов, «начался сразу после смерти Сталина и проходил под лозунгами «десталинизации» и хрущевской «оттепели»», что означало крутой поворот вспять идеологического курса. «Весь цивилизованный мир» громко приветствовал этот маневр, скромно умалчивая о том, каких трудов он стоил его политикам, дипломатам, спецслужбам и «агентам влияния»[276]276
  З ю г а н о в Г. А. География победы: Основы российской геополитики. М., 1997. С. 109.


[Закрыть]. Второй этап Г. А. Зюганов датирует 1985–1990 годами, которые охватывают большую часть горбачевской «перестройки». Это время «создания идеологической базы» развала СССР, его демонтажа[277]277
  З ю г а н о в Г. А. География победы. С. 110.


[Закрыть]. Третий, завершающий этап, по мнению исследователя, «занял всего два года (1990–1991) и был направлен на политическое обеспечение дезинтеграции единого союзного государства. Во внутриполитической области он охарактеризовался борьбой с реакционерами в руководящем аппарате партии и правительства, резким всплеском окраинного национализма и регионального сепаратизма, параличом центральной власти и использованием «демократического» российского руководства в качестве тарана для разрушения общего экономического, правового, политического и культурного пространства страны»[278]278
  З ю г а н о в Г. А. География победы. С. 111.


[Закрыть].

Ценной стороной наблюдений Г.А.Зюганова является то, что он не отделяет «перестройку» Горбачева от дел «демократического» российского руководства. В результате становится очевидной искусственность рассуждений о «подмене сути» начатых Горбачевым «преобразований», о «смешении ключевых вопросов», составляющих суть «перестроечного» и «постперестроечного» периодов, а история Советского Союза на протяжении последних сорока лет приобретает ясность, позволяющую понять истинные причины трагедии русского народа, переживаемой им на исходе ХХ века.

Готовя «перестройку», Горбачев должен был, конечно, подумать о кадрах, с которыми он мог осуществить задуманное. Он превосходно усвоил сталинскую формулу «кадры решают все».

Мы уже знаем, что «перебор людишек», как сказали бы в старину, разумея «кадровый вопрос», проводил Андропов, причем не без участия Горбачева. При Андропове пришли новые люди не только в высшее руководство. Была произведена значительная замена секретарей ЦК союзных республик, крайкомов и обкомов. Горбачев старательно проводил ту же линию. К началу 1987 года сменилось «70 % членов Политбюро, 60 % секретарей областных партийных организаций, 40 % членов ЦК КПСС брежневского «набора»[279]279
  Политическая история… С. 615.


[Закрыть]. За период «с 1986-го по 1988 год на уровне областных и республиканских организаций было заменено две трети секретарей. Еще хуже дело обстояло на уровне райкомов и горкомов. Здесь было заменено 70 % руководителей. Еще более беспощадная перетряска кадров происходила в аппарате правительства. Из 115 членов Совета Министров, назначенных до 1985 года, через три года осталось только 22, а в 1989 году – 10. Когда Горбачевым был изгнан из правительства Н. И. Рыжков, в новом правительственном органе – Кабинете министров – не осталось ни одного министра старого состава»[280]280
  Г р о м ы к о Анат. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля… С. 116.


[Закрыть]. По справедливому замечанию Анат. А. Громыко, «со времен Сталина в Советском Союзе не было такого гонения на кадры, как это случилось при Горбачеве»[281]281
  Там же.


[Закрыть]. Еще в июле 1989 года, т. е. спустя четыре года после ее начала, Горбачев заявлял: «Мы не можем откладывать решение назревших кадровых вопросов… Нам надо пополнить кадровый корпус творческими силами»[282]282
  Правда. 1989, 10 июля.


[Закрыть].

М. С. Горбачева особенно тревожил состав ЦК. Поэтому «выборы в Центральный Комитет сопровождались чисткой, превосходившей по своим размерам все, что партия до сих пор знала. Между 1934 и 1939 годами, в период «большого террора», ЦК потерял 78 % своих членов… Между 1986 и 1990 гг. число новых членов ЦК составило 85 %»[283]283
  Г е л л е р М. Я. Горбачев. Победа гласности и поражение перестройки. С. 556.


[Закрыть]. Прямо-таки фантастическую чистку Центрального Комитета он произвел в апреле 1989 года, отправив за один прием в отставку свыше 100 (110) членов ЦК КПСС, т. е. более трети состава этого высшего партийного органа. Приходится только удивляться безропотности старых членов ЦК. По-видимому, у них возобладали «шкурные» интересы.

Чтобы усилить свои позиции в Политбюро и ослабить последнее, Горбачев в августе того же года расширил и омолодил Политбюро за счет первых секретарей компартий союзных республик, которые по понятным причинам не могли присутствовать на его еженедельных заседаниях. Подчеркнем особо, что эта, так сказать, генеральная перетряска ЦК и Политбюро имела место в 1989 году, после которого начался обвал партии и страны. Кадровые изменения в составе ЦК и Политбюро имели важное значение в истории падения системы. Не случайно оба эти события отражены в «Хронике крушения коммунистического режима», составленной А. А. Собчаком – одним из наиболее осатанелых демократов[284]284
  С о б ч а к А. А. Жила-была коммунистическая партия. С. 24, 25.


[Закрыть].

Необходимо сказать и о том, что люди, вошедшие во власть в период «перестройки», – довольно своеобразные особи, имеющие чрезвычайно смутное представление о чести, совести, о гражданском долге и любви к Родине. Их приход есть прямое следствие проводимой партийным руководством кадровой политики. В постановлении Пленума ЦК КПСС от 28 января 1987 года «О перестройке и кадровой политике партии» записано: «Пленум ЦК подчеркивает, что решающим критерием оценки кадров, их политической и гражданской позиции являются отношение к перестройке, задачам ускорения социально-экономического развития страны, реальные дела по их осуществлению. Партия будет выдвигать и поддерживать тех работников, которые не только разделяют курс на перестройку, но и активно, творчески включились в процесс обновления, отдают все силы общему делу, умеют добиваться успеха. Кто не в состоянии изменить к лучшему положение дел на порученном участке, остается равнодушным к происходящим переменам, цепляется за старое, тот не вправе занимать руководящий пост»[285]285
  Государство Российское: Власть и общество с древнейших времен до наших дней. Сб. документов // Под ред. Ю. С.Кукушкина. М., 1996. С. 440–441.


[Закрыть]. Это постановление, с одной стороны, легализовало изгнание из рядов партии самостоятельных и потому ненадежных людей, а с другой – распахнуло двери для «хождения во власть» всякого рода проходимцам. И они посыпались «во власть», как труха из дырявого мешка.

Несмотря на то, что Пленум заявил о необходимости «неуклонно освобождаться от приспособленцев, карьеристов, конъюнктурщиков, от тех, кто компрометирует звание члена партии, советского руководителя стяжательством, хозяйственным обрастанием, пьянством, моральной нечистоплотностью»[286]286
  Государство Российское: Власть и общество… С. 441.


[Закрыть], именно такого «сорта» люди стали «править бал». Ради власти, «стяжательства» и «хозяйственного обрастания» они не останавливались ни перед чем. В душе у них не было ничего святого. Хорошо о них сказал В. Межуев, по словам которого, «перестройка» «вывела к власти людей, совершенно случайных для истории России, никак с ней не связанных – ни культурно, ни религиозно, ни исторически. Для них судьба России не была их личной судьбой. Этих людей отличала духовная беспородность. Они ни интеллектуально, ни другими качествами не были предназначены решать судьбу страны. Они никак не были укоренены в русской почве. Совершенно не понимали ни ее истории, ни ее традиций. До перестройки они что-то тявкали про научный коммунизм, потом они прочитали Хаека и стали по западным рецептам, которые, кстати, оспариваются давно и на Западе, ломать и корежить эту огромную страну, чужую для них и непонятную»[287]287
  Независимая газета. 1997, 16 янв.


[Закрыть]. Б. М. Соколин относит их к «антигосударственным элементам», «ориентированным на западный путь развития и готовым ради этого к совершению капиталистической революции»[288]288
  Соколин Б. М. Кризисная экономика России: рубеж тысячелетий. СПб., 1997. С. 50.


[Закрыть].

Подобного сорта люди, большие и малые, не раз вылезали на историческую сцену, о чем в свое время говорил великий Ф. М. Достоевский: «В смутное время колебания или перехода всегда и везде появляются разные людишки. Я не про тех так называемых «передовых» говорю, которые всегда спешат прежде всех (главная забота) и хотя очень часто с глупейшею, но все же с определенною более или менее целью. Нет, я говорю лишь про сволочь. Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки «передовых», которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается… В чем состояло наше смутное время и от чего к чему был у нас переход – я не знаю, да и никто, я думаю, не знает – разве вот некоторые посторонние гости. А между тем дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть, а первейшие люди, до тех пор благополучно державшие верх, стали вдруг их слушать, а сами молчать; а иные так позорнейшим образом подхихикивать»[289]289
  Д о с т о е в с к и й Ф. М. Собр. соч. В 10 т. М., 1957. Т. 7. С. 481.


[Закрыть].