Текст книги "Безбашенный игумен"

«Если спросите, как вышло…»

Новым вождем индейского племени чероки избран Билл Джон Бейкер. Его соперником на выборах был Чед Смит, который возглавлял племя чероки на протяжении последних 12 лет.

 
Если спросите, как вышло,
Что на смену Оцеоле,
Монтегомо, Чингачгуку,
Да тому же Гайавате,
Имена которых с детства
В нашей памяти застряли,
Билл Джон Бейкер с Чедом Смитом
Появились вдруг внезапно,
Я скажу вам, я отвечу:
 
 
«Хрен их знает, как так вышло,
Но уж раз стряслось такое
По каким-то там причинам,
Примириться с этим надо,
И не дело бледнолицых
Разбираться в погонялах
Краснокожих братьев наших.
Пусть подобные вопросы
Меж собой они решают».
 
 
А за этим вслед добавлю:
«Даже если у чероки
(Что не только марка джипа,
Как всю жизнь нам тут казалось,
Но известное, пусть даже
И в далеком прошлом, племя),
Если даже у чероки
Для нацлидера законом
 
 
Ограничен срок правленья,
Почему ж тогда в России,
Что коленно-локтевую
Поменяла нынче позу
На державную осанку,
Нас разводят Черный Пояс,
Он же Гордый Буревестник,
Вместе с Плюшевым Медведем
Среди бела дня прилюдно,
Словно лоха на базаре?»
 
 
Я скажу вам, я отвечу:
«Потому, что нам, гагарам,
Недоступно и не нужно
Избирательное право,
И любое чудо в перьях,
Что вождем себя объявит,
Будет править здесь до гроба.
А как звать его – неважно,
Пусть хоть Рваная Резинка».
 

Захвати Тверскую

 
В этой жизни так мало гламура,
В этой жизни так много дерьма,
Смотрит небо осеннее хмуро,
Словно нищая старость сама.
 
 
Не по диким степям Забайкалья,
Проклиная лихую судьбу,
В пенсионную мрачную даль я
По Москве ненавистной гребу.
 
 
Жизнь моя кое-как еще длится,
Но стремится при этом к нулю,
Оттого земляков своих лица
С каждым днем все сильней не люблю.
 
 
С неизбывной сосущей тоскою
И укором в голодных очах
Я тащусь буржуазной Тверскою
С некрасивой сумой на плечах.
 
 
На витрины роскошные пялюсь,
Где товаров любых завались,
И артритный срединный мой палец
Сам собой устремляется ввысь.
 
 
Пусть прослыть экстремистом рискую,
Пусть плохая грозит мне статья,
«Захвати, – призывает, – Тверскую!»
Комсомольская старость моя.
 

«Стихи мои, простые с виду…»

 
Стихи мои, простые с виду,
Просты на первый только взгляд,
И не любому индивиду
Они о многом говорят.
 
 
Вот вы, к примеру бы, смогли бы
В один-единственный присест
Постичь их тайные изгибы
И чудом дышащий подтекст?
 
 
Да я и сам порой, не скрою,
Вдруг ощущаю перегрев
Всей мозговой своей корою,
Пред их загадкой замерев.
 
 
Метафизическое лыко
Там метит каждую строку,
И в чем сокрыта закавыка,
Сам до сих пор не просеку.
 
 
Непостижима их начинка
Людскому мозгу до конца:
Там есть перчинка, и горчинка,
И мимолетная блядца,
 
 
Там разом густо, разом пусто,
А иногда вообще никак,
Но всякий раз из них искусство
Свой подает товарный знак.
 
 
Идет в моем культурном слое
Неуправляемый процесс,
Формально связанный с землею,
Но одобряемый с небес.
 

«Где б ни был я, повсюду и везде…»

Согласно заявлению Дмитрия Медведева, проведенная в ходе реформы аттестация показала, что большинство сотрудников МВД – «профессионально подготовленные и ответственные люди».

 
Где б ни был я, повсюду и везде
В рассветный час или в глухую полночь
Уверен, что сотрудник МВД,
Случись чего, придет ко мне на помощь.
 
 
Придет его простое большинство,
Да так, что не покажется мне мало,
Как строгого закона торжество
Над рыночной стихией криминала.
 
 
Чтоб вовремя наказан был порок,
Чтоб сорвана была с порока маска,
Придет оно, большое, как глоток,
И доброе, как бабушкина сказка.
 
 
Не злобный дикий милиционер,
Но ласковый домашний полицейский —
Победы света явственный пример
Над ледяною чернотой летейской.
 
 
Пусть внутренних еще по горло дел,
Что сделать нам, друзья, необходимо,
Я верю, что не вечен беспредел
И зло добром с лихвою победимо.
 
 
Не понимаю только одного.
Ну кто бы объяснил бы мне, кретину:
Куда мы денем это меньшинство,
Что портит тут сегодня всю картину?
 

Думская неразлучная

В среду на Охотном Ряду прошло последнее пленарное заседание Государственной думы пятого созыва.

 
Вот и закончен депутатский срок,
Дай на тебя последний бросить взгляд,
Мой чудо-юдо, славный терем-теремок —
Охотный Ряд, Охотный Ряд.
 
 
Здесь, с умным видом лысину скребя,
Четыре года я сидел подряд,
Как неохота выезжать мне из тебя,
Охотный Ряд, Охотный Ряд.
 
 
Четыре года жил я здесь и не тужил,
И охрененный получал оклад,
Неужто кресла я себе не заслужил,
Охотный Ряд, Охотный Ряд?
 
 
Оставь мне тачку с номерами спец,
И спецбуфет, и праздничный наряд —
Все, без чего слуге народному пипец,
Охотный Ряд, Охотный Ряд.
 
 
Пройдет и год, и двадцать лет, и сто,
Покуда звезды над Кремлем горят,
С тобою нас, поверь, не разлучит никто,
Охотный Ряд, Охотный Ряд.
 
 
Куда б судьба меня ни занесла,
К тебе всегда вернуться буду рад,
Последнее прибежище козла —
Охотный Ряд, Охотный Ряд.
 

День тишины

В последний день перед выборами и в течение всего времени голосования в России, как и во многих странах мира, законодательно запрещена агитация.

 
На просторах огромной страны
Наступил этот день тишины,
И воды я набрал полон рот,
Как и весь наш великий народ.
 
 
И коллег трудовой коллектив
Тоже ходит, язык проглотив,
Изъясняется жестами он,
Соблюдая послушно закон.
 
 
Ведь закон этот равно суров
Что для жуликов, что для воров,
Но кто жулики там, кто воры,
Лучше мы промолчим до поры.
 
 
Непривычно и тягостно мне
Целый день провести в тишине.
Я буквально распух от фонем,
Как Герасим практически, нем.
 
 
Впрочем, этот мужик крепостной
Был болтун по сравненью со мной.
Хрен бы кто запретил бы ему
Выражаться открыто: «му-му!»
 
 
Мне ж язык не дают развязать,
Хоть и больше я мог бы сказать
Про уродов моральных орду,
Но газету, боюсь, подведу.
 
 
В общем, много сказать я хочу,
Но, пожалуй, пока промолчу,
Подожду пару дней я, пока
Новый день не наступит сурка.
 

Выборная колыбельная

Оппозиция обвинила власти в массовых фальсификациях результатов голосования на выборах в шестую Государственную думу. Президент Дмитрий Медведев в разговоре с председателем ЦИКа Владимиром Чуровым назвал последнего «волшебником».

 
Уподобясь соловью,
Я тебе, дружок, спою,
Баю-баюшки-баю,
Колыбельную свою.
 
 
Про затейника того,
Чье известно волшебство,
Ниже плинтуса при ком
Опустился избирком.
 
 
Кто достанет для EдРа
Из помойного ведра,
А прикажут, из трусов
Сколько нужно голосов.
 
 
Пусть успели уж на треть
Эти чурики сгореть,
Но простое большинство
Обеспечит волшебство.
 
 
Наш волшебник Черномор,
Хоть не жулик и не вор,
Но считает голоса
Так, что просто чудеса.
 
 
Спи, дитя мое, усни,
Рот покрепче свой заткни,
Баю-баюшки-баю,
Спрячь подальше свой IQ.
 
 
Спит барсук, и спит лиса,
Что им эти голоса,
Спят медведи и слоны —
Все уснули до весны.
 
 
А когда придет она,
Два веселых дружбана
Снова дружно всех нас тут
Наe-баю-баю-бут.
 

Послание Вашингтонскому обкому

 
Тридцать лет, почитай, как помои я лью
На родимую власть и в колодец плюю.
Вашингтонский обком, Вашингтонский
обком —
Вот настала пора написать мне об ком.
 
 
Вашингтонский обком, Вашингтонский
обком,
Почему ты все время нам гадишь тайком?
Нет сказать бы открыто, мол, «go on you»[4]4
  Так, по мнению автора, переводится на английский известный слоган Святослава «иду на вы».


[Закрыть],
То-то мы бы схлестнулись в идейном бою.
 
 
Вашингтонский обком, Вашингтонский
обком,
Всю Россию накрыл ты своим колпаком,
Только Крутков Кузьмич[5]5
  Постоянный зоил автора, пасущийся на форумах всех либеральных изданий и живущий, судя по всему, в Германии.


[Закрыть], записной
долбоеб,
Мечет стрелы в тебя из далеких европ.
 
 
Вашингтонский обком, Вашингтонский
обком,
Ты почто обосрал славный наш
избирком?
Ты зачем за неправедный, черный свой
нал
Москвичей на Болотную площадь
погнал?
 
 
Вашингтонский обком, Вашингтонский
обком,
Но тебе не сломить гордый наш
избирком,
У него еще есть, чтоб ты знал, адреса,
По которым собрать мертвецов голоса.
 
 
Вашингтонский обком, Вашингтонский
обком,
Вот живу я на свете, дурак дураком,
И приятней занятья никак не найду,
Чем плясать под твою расписную дуду.
 
 
Лишь тебе одному до конца, целиком
Я навеки обязан родным бардаком,
Мировой закулисы Верховный главком —
Вашингтонский обком, Вашингтонский
обком.
 

«Человек я сам хороший…»

 
Человек я сам хороший,
Даже лучше, чем поэт,
Но с моральной этой ношей
Мне на свете счастья нет.
 
 
Много лет пишу стихи я
И сказать могу одно:
Хоть стихи мои плохие,
Люди хуже все равно.
 
 
Как мечтаю я о чуде,
Как желаю я того,
Чтобы вдруг плохие люди
Сдохли все до одного.
 
 
Сдохли б жены их, и дети,
И собаки, и коты,
А остались бы на свете
Только я и только ты.
 
 
Чтобы было нам с тобою
Сухо, сытно и тепло,
Чтоб желание любое
Враз исполниться могло.
 
 
Чтобы праздник не кончался,
Чтоб однажды на ночлег
В нашу дверь не постучался
Нехороший человек.
 

«У небесного закона…»

 
У небесного закона
Мы в залоге испокон.
Наступает год Дракона —
Здравствуй, дедушка Дракон!
 
 
Вместо дедушки Мороза
Возглавляешь ты парад,
В состояние гипноза
Погрузив электорат.
 
 
У тебя глаза, как плошки,
Без особенных примет,
И летим, летим, как мошки,
Мы на этот тусклый свет.
 
 
И у тех, кто не был порот,
А кто был – у тех вдвойне,
Холодок бежит за ворот
И оттуда по спине.
 
 
Горе нам, несчастным, горе!
В ком душа найдет оплот?
Где же ты, святой Егорий?
Где ты, храбрый Ланселот?
 
 
Хоть бы ты, дурак Емеля,
Наконец покинул печь,
Чтобы нам в конце туннеля
Пресловутый свет зажечь.
 
 
Так раздайся же народа
Громовое бла-бла-бла!
Чтобы радостно свобода
Нас у входа приняла.
 
 
Год Дракона на пороге —
Дай-то бог, последний он.
Прочь унынье, бандерлоги!
Нам не страшен злой питон!
 

2012

«Бурлит и пенится столица…»

 
Бурлит и пенится столица,
Стряхнув привычную ленцу.
Отныне больше не к лицу
Ей пред ничтожеством стелиться.
 
 
И неприступная твердыня
Теперь не столь уже тверда,
И стыдно вымолвить, куда
Ей вставлена отныне дыня.
 
 
Двунадесять собрав языков,
На штурм ее во весь опор
Ефремов скачет, юниор,
Спешит громокипящий Быков.
 
 
И дальше, через запятую,
Навальный, Троицкий, Немцов —
Когорта пламенных борцов —
Летят, себя не памятуя.
 
 
Сегодня стало моветоном
В пассивной позе пребывать,
Мой пипл негоже называть
Отныне офисным планктоном.
 
 
Инстинкт преодолевши рвотный
При звуках слова «коллектив»,
Ряды несметные сплотив,
Он встал на площади Болотной.
 
 
Друзья мои, душой я с вами,
Пусть телом и не с вами я,
А вся ирония моя —
Лишь способ управлять словами.
 
 
Выходит, что небезнадежно
Об этой грезил я поре.
Какое время на дворе!
С ума попятить, братцы, можно!
 
 
А то, что отошел от дел,
Так это, знайте, ненадолго,
И скоро, словно в Каспий Волга,
Впаду в отеческий предел.
 

Баллада о юном герое

13-месячный Имад Гадир из Израиля попал на первые полосы газет после того, как спас себя от укуса заползшей в детскую комнату змеи, откусив рептилии голову.

 
Не лепо ли, братья, начать нам рассказ,
А может, кто знает, и «Слово»,
О том, как намедни коварный ХАМАС
Наказан был юным сурово
Героем, чье имя я тут воспою.
Так «шма, Исраэль», эту песню мою!
 
 
«Князь Курбский от царского гнева бежал,
С ним Васька Шибанов…» Отставить!
«Младенец грудной в колыбели лежал» —
Так следует строчку исправить.
Культурные коды, хотя и важны,
Но ход нарратива ломать не должны.
 
 
И тут подползла к колыбели змея,
Смертельным напитана ядом,
Прощайте, родные, прощайте, семья,
Сейчас он, укушенный гадом,
Падет, как какой-нибудь вещий Олег,
О ком нам известно от старших коллег.
 
 
А дальше (и это не автора блажь,
Не вольная прихоть поэта)
Сюжет совершает внезапный вираж —
Поверить немыслимо в это!
И все же реальность, друзья, такова:
В устах у младенца змеи голова.
 
 
И, сколько в нем было физических сил,
В единый порыв он направил,
И голову гадине враз откусил,
И этим врага обезглавил.
Когда «Хезболлах» бы в тот дом заползла,
Такая же участь ее бы ждала.
 
 
Кто он, избавивший нас?
Имя его мне открой.
Имад – сверкающий глаз,
Гадир – бесстрашный герой[6]6
  На самом деле в обоих случаях ударение падает на второй слог. Автору это известно.


[Закрыть].
 
 
Батыр иудейский,
Сиона оплот,
Сорвавший злодейский
ХАМАСа комплот.
Да будет герою награда
Чеканная эта баллада.
 

«Скажу, тревоги не скрывая…»

 
Скажу, тревоги не скрывая
И нервы граждан не щадя:
Картина общемировая
Сегодня сорвалась с гвоздя.
 
 
Куда безмозглый вихрь событий
Влечет тебя, безвольный росс?
Лишь в зыбкой области наитий
Лежит ответ на тот вопрос.
 
 
Конечный пункт не именую,
Дурным предчувствием объят,
Но зрю сквозь толщу временную,
Как прахи с косами стоят,
 
 
Как вскачь по каменистым тропам,
Неся народам глад и мор,
Четыре всадника галопом
Несутся с гор во весь опор.
 
 
Как параллельные кривые,
Сливаясь в общую одну,
Сулят нам страсти роковые,
Разруху близя и войну.
 
 
Когда вагиной исполинской
Весь наш безумный мир всосет,
Нам не поможет ни Явлинский,
Ни даже Путин не спасет.
 
 
И я, небесной рати витязь,
На пире духа тамада,
Кричу вам вслед: «Остановитесь,
Остановитесь, господа!»
 
 
Вернитесь в поле правовое,
Что так не пахано давно,
Пока вконец как таковое
Не поросло травой оно.
 

«Опять Россию накрывает тьма…»

 
Опять Россию накрывает тьма,
Опять сгустились тучи надо мною.
Спасите, доктор! На меня стеною
Оранжевая движется чума.
 
 
Продукт сгоранья мирового зла,
Зловонная отрыжка капитала,
Она всю атмосферу пропитала,
Во все буквально щели заползла.
 
 
Ее накликал злой колдун госдеп
В мою страну березового лыка,
Она юнцов сбивает с панталыку,
Она умы смущает нежных дев.
 
 
Недаром мудрый предстоятель наш,
Живое воплощенье аскетизма
(В чем убеждает всех его харизма),
Ей посвятил хулительный пассаж.
 
 
И славный ворошиловский стрелок,
Что выбился на склоне лет в начштабы,
Заразу уязвить сильнее дабы,
Употребил ненормативный слог.
 
 
Ее сегодня всяк – и млад, и стар —
Словами распоследними ругает,
И лишь один, что несколько пугает,
Молчит пока наш главный санитар.
 
 
Покуда, доктор, я в своем уме,
Пока еще я к койке не привязан,
Как верный сын Отечества, обязан
Я дать отпор оранжевой чуме.
 
 
Мы отстоим страну родных осин
Плечом к плечу от вражеской напасти,
Вы – как законный представитель власти,
Я – как простой российский апельсин.
 

Разговор с товарищем Путиным

 
День отошел,
как предчувствие смутен,
Солнца луч
догорел в окне.
Двое в комнате —
я
и Путин.
И кто из нас кто —
непонятно мне.
 
 
За эти годы
он стал по сути
Моим альтер эго,
меня не спросясь,
Мое подсознанье
опутал Путин,
Вступивши с ним
в преступную связь.
Облик его,
величавый и строгий,
Взгляд внимательный,
как у врача,
Напомнил мне с детства
любимые строки
Другого
Владимир Владимирыча.
 
 
И я, на стул
постелив газету,
Чтобы обивку
его сберечь,
Встал
и, позу приняв поэта,
Начал такими
словами
речь:
 
 
«Товарищ Путин,
я вам докладываю
Не по службе,
а по душе —
Душе населения,
что когда-то
вы радовали,
Но, если честно,
не радуете уже.
 
 
Владимир Владимирыч,
обращаюсь
к вам редко,
Ваше время
безмерно ценя,
Но есть такой овощ —
горькая редька,
Надеюсь,
поняли вы меня.
 
 
Товарищ Путин,
по фабрикам дымным,
По фермам бесчисленным
всех мастей
Вашим,
когда-то любимым,
именем
Мамаши сегодня
пугают детей.
Товарищ Путин,
прошу вас слезно —
Пока
работают тормоза…
 
 
Товарищ Путин,
пока не поздно…» —
Я прорыдал
и открыл глаза.
 
 
…Ночь за окном,
черный воздух мутен,
Милая Русь
по горло в говне.
Из телевизора
пялится
Путин…
Блядь,
лучше помер бы я
во сне!
 

Предвыборный вальсок

 
– Что происходит в России? – А просто бардак.
– Просто бардак, вы считаете? – Да, я считаю.
Если б случилось такое сегодня в Китае,
Вряд ли бы так горлопанил там каждый мудак.
 
 
– Что же из этого следует? – Следует жать.
Жать, и давить, и потуже закручивать гайки,
Вот где про честные выборы ихние байки,
Я полагаю, пора эту сволочь сажать.
 
 
Если не сделать сегодня решительный шаг,
Завтра настанет нам полный кирдык, полагаю
И, полагая так, в этой связи предлагаю
Строить ударными темпами новый ГУЛАГ.
 
 
– Что же на это нам скажет, допустим, ПАСЕ?
– Ваше ПАСЕ мне, простите, до заднего места,
Мерзкая сущность его хорошо нам известна,
Ясное дело, они ж там нерусские все.
 
 
– Тех, кто промыл так куриные ваши мозги,
Кто вам на уши лапши понавешал гирлянды,
Их-то самих не тошнит от своей пропаганды?
Сами они не устали от этой пурги?
 
 
Ветру весеннему настежь окно отвори,
Воздух почти позабытый вдыхая в охотку,
Ну-ка, ребята, дружнее раскачивай лодку,
И раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три,
раз-два-три…
 

Накануне

За день до выборов любая агитация за или против кандидатов запрещена законом.

 
Хочу напомнить, если кто не в теме,
Есть время жить и время умирать,
Есть даже время камни собирать,
Но выбирать настало нынче время.
 
 
Терзаюсь я в сомнениях полночных,
Кому отдать свой неподкупный глас
На выборах, прозрачных, как алмаз,
И, как Святая Дева, непорочных.
 
 
Кого своим избранником назначу —
В раздумьях пребываю до сих пор.
Их пять всего, и все как на подбор,
И каждому судьба сулит удачу.
 
 
И мне сложней решить задачу эту,
Чем теорему доказать Ферма:
У каждого из них достоинств тьма,
А недостатки – у кого ж их нету?
 
 
Хотя внутри мне что-то говорит,
Когда мечусь по комнате без сна я,
Что все же есть там главный фаворит.
Возможно, есть, но кто он – я не знаю.
 
 
Я не готов принять на душу грех
И среди равных предпочесть кого-то.
Да, выбирать – тяжелая работа,
И жаль, что нет такой графы – «за всех».
 

Юбилейная ода

 
Слава тебе, вознесенный над всеми,
Тело и дух закаливший в борьбе!
Ты покоряешь пространство и время,
Море и суша подвластны тебе.
 
 
Нету сегодня такого на свете,
Кто бы с тобою соперничать мог.
Свой юбилей ты встречаешь в расцвете
Сил и здоровья, храни тебя Бог!
 
 
Наша надежда, защита, опора,
Альфа-самец, авиатор, плейбой,
Меркнет сама пред тобою Аврора,
Гелиос падает ниц пред тобой.
 
 
Что там, когда пояса часовые,
Коими славится наша страна,
Гнут пред тобою смиренные выи,
Волю твою ощутивши сполна.
 
 
Номер один на Всемирном Татами,
Запад подмявший, смиривший Восток,
Путь твой победный не устлан цветами:
Путь самурая тернист и жесток.
 
 
Ты управляешь истории ходом,
Флоры цветеньем и таяньем льдов.
…He повезло тебе только с народом —
Жалкий, твоих он не стоит трудов!
 

«Сегодня о преступной власти…»

 
Сегодня о преступной власти
Молчать себе я дал зарок,
Чтоб написать о свойствах страсти
Хотя бы двадцать восемь строк.
 
 
Слепая страсть нас ловит в сети,
Сердца невинные губя.
Любовь и смерть – понятья эти
Переплелись промеж себя.
 
 
Но, клятвы пылкие давая,
Увы, не помним мы подчас,
Что ждет погибель роковая
В конце пути беспечных нас.
 
 
Судьба – индейка, жизнь – копейка,
Да и любовь – не мармелад,
Она лишь яркая наклейка
На пузырьке, в котором яд.
 
 
И пусть его отставит кто-то,
Но тот, кто риском пренебрег
И поспешил на зов Эрота,
Осушит этот пузырек.
 
 
Сопротивленье бесполезно,
И участь наша решена,
Любовь нас манит, словно бездна,
Что та же пропасть, но без дна.
 
 
И мы, что бабочки, что мушки,
Что человеки, что грибы,
Всего лишь жалкие игрушки
В руках безжалостной судьбы.
 

От мента!

 
Что-то, видно, неладно со мной:
Почитай, уж который год
Mне никак инстинкт основной
По ночам заснуть не дает.
 
 
Голова лишь одним занята,
Лишь одно буравит мозги —
Если где завидишь мента,
Все как есть бросай и беги.
 
 
Лишь заслышишь его шаги,
Ноги в руки – и прочь беги,
А безногий – так по грязи,
Извиваясь ужом, ползи.
 
 
Не найти подходящих слов
Описать беспредел ментовской,
Где ты, где, великий Жеглов,
Шок и трепет Москвы воровской?
 
 
Где Шарапов, заступник наш?
Так и сгинул ты без следов,
Соцзаконности верный паж,
Утешитель невинных вдов.
 
 
Что б собраться с духом властям
И поганую эту рать
Разогнать всю как есть к чертям?
Только где здесь других набрать?
 
 
Нет на вас, вашу мать, креста!
Вы – людского рода враги!
…Сколько раз увидишь мента,
Столько раз от него беги.
 

«Когда кругом одни шпионы,…»

 
Когда кругом одни шпионы,
Когда в кольце врагов страна,
Важны суровые законы,
Но также бдительность важна.
 
 
Вот список четкий и конкретный,
В нем полный перечень примет,
Как выглядит агент секретный,
Во что обут и как одет:
 
 
Ботинки носит он и брюки,
А навестивши туалет,
Затем, бывает, моет руки,
Хотя бывает, что и нет.
 
 
От глаз общественных скрывая
Свое поганое нутро,
Нередко ездит на трамвае,
Но может встретиться в метро.
 
 
Когда газету он читает,
За ним особенно секи:
Не зря он на нос нацепляет
Свои шпионские очки.
 
 
В толпе узнать шпиона просто
Тому, кто к этому готов:
Он среднего бывает роста,
Но часто и других ростов.
 
 
…На днях тут вырядился в шляпу
Один заезжий дуролом —
Теперь шагает по этапу,
А я считаю – поделом!
 

Надувалово

Русская православная церковь предлагает включить в комплект вооружений и боевой техники ВДВ мобильные «надувные храмы-палатки». «Пока такие храмы не входят в штат вооружений и боевой техники. Но Церковь продвигает этот вопрос. Если храмы включат в штат, их можно будет десантировать с самолетов наряду с самоходками и боевыми машинами десанта», – сообщил официальный представитель управления пресс-службы Минобороны по ВДВ Александр Кучеренко.

 
От лихого супостата
Защитит в суровый час
Наше воинство крылато
Надувною мощью нас.
 
 
Так что не рекомендуем
С нами шутки тут шутить:
Мы такого понадуем,
Что вовек вам не спустить.
 
 
Встанет грозною стеною
Перед бездной роковой
Духовенство надувное
С надувным своей главой.
 
 
Не смести, америкосы,
Православный вам редут!
Наши славные насосы
В трудный час не подведут.
 
 
Пусть идет на нас войною
Весь буквально белый свет,
Надувалово сплошное —
Вот наш фирменный ответ.
 
 
Не резиновые дамы —
Русь святая, не sex shop,
А резиновые храмы!
С подогревом, хорошо б.
 

«Прошу всех встать, ибо принес вам весть…»

«Я видел много одинаковых стран, а другой такой страны, как наша, нет».

Анатолий Артамонов, губернатор Калужской области

 
Прошу всех встать, ибо принес вам весть,
Без преувеличения, благую:
На свете много стран различных есть,
И все – одна похожа на другую.
 
 
Смотрю на них порою и дивлюсь:
Сработан по единому стандарту,
Один сплошной глобальный Бенилюкс
Обезобразил мировую карту.
 
 
Но, слава богу, есть средь них страна,
И я горжусь, что прихожусь ей сыном.
Она на целый мир всего одна,
И предан я родным ее осинам.
 
 
Она отнюдь не так уж и проста,
Как кое-кто наивно полагает,
Не подставляет каждому уста,
Не перед каждым ноги раздвигает.
 
 
Немало в ней таится разных «но»,
Не различимых посторонним взором,
Ее понять от века не дано
Заезжим верхолазам-гастролерам.
 
 
Вся – тайна, вся – загадка, вся —
секрет,
Не разрешимый ни людьми, ни Богом…
Другой такой на целом свете нет.
И это, кстати, говорит о многом.