Текст книги "Избранные труды"

Если Хайек критикует демократию с либертаристских позиций, то не меньшее, а, скорее, большее число ученых критикуют ее с точки зрения леволиберальной концепции демократии участия. Суть этой концепции (вернее, группы концепций) в следующем. Она делает упор на максимально возможном участии масс в политике, отстаивает принцип участия всех или, по крайней мере, большинства в решении вопросов, имеющих политический характер. Политическое участие должно быть как можно шире, глубже и интенсивнее. Ослабление участия по любым основаниям означает одновременно ослабление демократии. Демократия, таким образом, определяется через категорию участия. Причем прямая демократия рассматривается как более предпочтительная, чем представительная. Народные ассамблеи, митинги, собрания и т. п. – вот оптимальный путь принятия политических решений. В связи с этим необходима максимальная децентрализация: небольшие сообщества в наибольшей степени приспособлены для решения такого рода задач. Политическое участие есть не столько способ достижения какой-то цели – принятия справедливого, выгодного или целесообразного решения, сколько, скорее, самоценный процесс морального и политического совершенствования человека, форма и способ развития человеческих способностей. Несколько перефразируя Аристотеля, можно сказать, что демократия – высшая форма человеческого общения. Наиболее весомый аргумент в пользу такого подхода к демократии состоит в том, что ослабление политического участия по любым мотивам приводит к отчуждению масс от институтов власти, к политической апатии, которая при определенных условиях может вылиться во враждебность по отношению к власти В результате власть утрачивает свою легитимность и вырождается.

Такой подход к демократии актуализировался в начале века (в США это Ч. Мериам, в Англии – Г. Воллс). В 60-е годы его всплеск связан со студенческими и негритянскими волнениями. Политическое участие рассматривается как средство против тирании, бюрократизма, централизации. Многое при этом было почерпнуто из классической либеральной теории демократии. Прежде всего, идея автономности индивида: автономный индивид только сам может и только посредством активного участия в политике обеспечить свои интересы, ибо никто, кроме него самого, лучше этого не знает, и нецелесообразно передоверять защиту своих интересов кому-либо. Способный делать выбор не должен избегать его. Трудно не согласиться с такого рода аргументами, но, как это ни парадоксально, именно в XX в., когда в развитых странах были созданы условия для реализации основных постулатов демократии участия (получили избирательные права женщины, отменено большинство цензов и т. д.), многие теоретики демократии пришли к выводу, что широкое участие масс в политике, если и возможно, то в любом случае вредно. Общая тенденция в современной политике – централизация и специализация принятия решений; центры принятия решений все в большей мере отдаляются от граждан, но вместе с тем принятые решения все больше сказываются на их повседневной жизни. Этот факт, без сомнения, можно рассматривать как негативный и как аргумент в пользу демократии участия. Но и против него находится немало возражений: сложность и запутанность проблем возросли настолько, что решение вопросов по принципу большинства голосов может привести к правильному результату лишь случайно; в условиях массового политического участия легко манипулировать общественным мнением, и наиболее популярными политиками становятся демагоги, потакающие прихотям масс, тем более, что большинство населения не обладает и не стремится обладать необходимыми знаниями и навыками, предпочитая решать вопросы по наитию или, если вспомнить Аристотеля, руководствуясь страстями, а не разумом; идея массового участия неизбежно приводит к утверждению обязанности участия, как это происходит в тоталитарных системах, но это противоречит свободе индивида, который сам вправе решать, участвовать ему в политике или нет; весьма сомнительны соображения о моральном и интеллектуальном развитии индивида посредством участия в политике. Если это так, то люди, посвятившие себя политике профессионально, должны быть высокоморальными и интеллектуальными представителями рода человеческого, но история не всегда подтверждает это; кроме того, установление тоталитарных режимов согласуется с широким политическим участием,[255]255
  См.: Ортега-u-Laccem X. Восстание масс // Вопросы философии. 1989. № 3–4.


[Закрыть] а хранителями либеральных ценностей являются не массы, а элиты,[256]256
  См.: Дай Т. Р., Зиглер Л. Х. Демократия для элиты: Введение в американскую политику. М., 1984.


[Закрыть] в том смысле, что их политико-правовая культура более систематизирована. Но самое главное состоит в том, что в контексте наших рассуждений принципы демократии участия могут исключать, вернее, не предполагают обязательное правовое обоснование как легитимности власти, так и легитимности принятых решений. Сохраняется риск того, что право будет заменено волей большинства или тех, кто присвоит себе право выступать от имени большинства. Иными словами, концепция демократии участия по ряду моментов близка коллективистской теории демократии.

Впрочем, на все эти аргументы можно было бы найти контраргументы и продолжить дискуссию до бесконечности, если бы не одно «но», независимо от того, нравится оно нам или нет. Дело в том, что в странах, традиционно считающихся демократическими, политическое участие масс действительно относительно незначительно. Более того, многие мало или вообще не интересуются политическими проблемами. В США, например, относительно мало граждан могут сформулировать более или менее четко свой политический интерес; большая часть населения мало информирована об особенностях политического процесса; незначительная часть граждан вступает в прямые отношения с выбранными представителями, вообще мало кто из них представляет, за кого они будут голосовать на ближайших выборах.[257]257
  Welsh W. A. Leaders and Elites. New York, 1979. P. 152–153.


[Закрыть]

Короче говоря, принятие решений сосредоточено в руках немногих элит и лидеров. Собственно, такая система лишь с большой натяжкой может быть названа демократией в буквальном значении этого слова, т. е. власти народа. Поэтому Р. Даль, один из ведущих американских политологов, предложил назвать такую систему полиархией (многовластием).

Приверженцы концепции полиархии, опираясь на реальные факты, исходят из того, что демократический процесс выработки решений происходит во взаимодействии демократическим образом выбранных элит и политических лидеров, а за народом остаются, так сказать, общие контрольные функции. Полиархия исходит из идеи лидерства, руководства. Демократия не отменяет разделение общества на управляющих и управляемых. Лидерство сохраняется, прежде всего, как требование разделения труда, что соответствует потребностям человека, поскольку освобождает его от обременительной обязанности слишком частого и слишком активного участия в политике. Это отнюдь не ведет к игнорированию его интересов, напротив, свобода ассоциаций позволяет гражданам объединяться в политические партии и заинтересованные группы для отстаивания своих интересов и выбирать лидеров, способных делать это наиболее эффективно и с меньшими затратами времени и средств, чем их приходилось бы на каждого гражданина в отдельности. Политика, таким образом, представляет собой процесс конкуренции, переговоров, компромиссов, соглашений между элитами.

Но здесь не может не возникнуть вопрос: отчего бы, например, группе, захватившей власть, не уничтожить своих конкурентов и не избавиться от изнурительных переговоров, компромиссов и проч. Для того чтобы ответить на него, следует рассмотреть основные принципы функционирования демократической политической системы.

Поддержание устойчивого политического демократического процесса требует юридической фиксации основных политических прав. Собственно политические права, как права на участие в политической жизни, важны не сами по себе, по крайней мере, для большинства людей, а как средство реализации тех или иных интересов политическими средствами или в сфере политики. Их смысл состоит в том, чтобы предоставить всем равную возможность формулировать, выражать и отстаивать свои интересы. Прежде всего, для формулирования и выражения интересов нужна свобода слова. Довольно условно свободу слова можно разделить на свободу предлагать что-либо и свободу выражать свое мнение по каким-то проблемам. Каждый гражданин в идеале должен иметь возможность указать обществу на важные, по его мнению, проблемы и пути их решения. Вместе с тем неограниченная свобода предлагать может создать непреодолимые трудности. Количество предлагаемых вариантов может превысить объективную человеческую способность к восприятию. Поэтому во всех демократических государствах существуют соответствующие ограничения в отношении обязательных для рассмотрения предложений. Если свобода предлагать должна иметь какие-то рамки, то свобода выражать мнение ограничивается по сути лишь числом желающих его выслушать. Не может подлежать ограничениям ни при каких условиях свобода выражения критического мнения. Это право принципиально важно для существования политической оппозиции. Ибо главное для нее все же не добиться принятия решения, полностью отвечающего ее интересам (да это и невозможно для оппозиции). Свобода оппонирования абсолютно необходима, если рассматривать демократию не как выражение некой общей неошибающейся воли, а как конкуренцию и борьбу между различными интересами и волями. Поэтому право оппозиции на критику принимаемых решений, на критику проводимого правительством политического курса, даже если он выражает интересы подавляющего большинства, – условие, по сути, всех остальных политических прав и свобод. Свобода слова имеет и более широкие социальные последствия. Как писал Дж. Ст. Милль, во-первых, узнать истину можно только в свободной конкуренции мнений, во-вторых, какое-либо мнение вообще невозможно запретить, ибо запрещенное обладает особой притягательной силой; наконец, в-третьих, запрещение наносит вред не только носителям мнения, но и всему обществу, поскольку страх высказать ересь не способствует появлению оригинальных мыслей и, таким образом, интеллектуальный уровень общества падает.[258]258
  См.: Миллъ Дж. Ст. Утилитаризм. О свободе. С. 169–170.


[Закрыть] В этом смысле утверждение, что демократия плодотворна для творчества, бесспорно.

Совместимо ли ограничение на свободу слова с демократией? Если речь идет о борьбе идей, предложений, проектов, то нет. Но если слово используется для подстрекательства к совершению насилия какого-либо рода, то, несомненно. Ибо демократический политический процесс немыслим, если кто-то из его участников готов применить насилие.

Из свободы слова логично вытекает и свобода на получение информации, неважно из какого источника: правительственного, оппозиционного, независимого. Сознательное участие в политике невозможно без хотя бы относительно полной информации о фактах и о разнообразии их оценок. Это важно потому, что ошибки, сделанные одним источником информации, могут корректироваться другим. Декларирования права на свободу слова, печати, информации недостаточно, должны существовать объективные условия для этого. Прежде всего, сбор и распространение информации – дело дорогостоящее и требующее профессионализма, поэтому существуют объективные финансовые и профессиональные ограничения. Во-вторых, деликатность проблемы состоит в том, что, с одной стороны, правительство стремится избежать критики, ибо в демократических странах оппозиция существует на основе закона, легально и защищается силой государства.

Свобода слова и печати отнюдь не означает, что голос каждого будет услышан, как и того, что средства массовой информации множатся бесконечно. Существование оптимального числа источников массовой информации связано со структурой демократического общества, с существованием – независимых от прямого государственного давления организованных групп: профессиональных, политических, этнических, культурных, религиозных и т. д., обладающих собственными источниками информации или, по крайней мере, свободным доступом к ним.

Отсюда вытекает право на ассоциации, т. е. право граждан объединяться в устойчивые группы для защиты тех или иных своих интересов. Собственно говоря, наличие в обществе разнообразных интересов – эмпирический факт. Но из этого эмпирического факта можно сделать противоположные выводы. Например, носители одних интересов должны уничтожить носителей других, или организованные в группы интересы признаются элементами государства. Первый вариант нам хорошо знаком – это классовая борьба на уничтожение, второй – это корпоративное государство, классический вариант которого – фашистское государство Муссолини. Но демократичным можно признать лишь «промежуточный» вариант: признать эти группы независимыми от государства участниками политической жизни, элементами политической системы. Здесь не место останавливаться на подробном разборе теории групп. Остановимся на том, что человеку свойственно стремиться к контактам с людьми, разделяющими его интересы. Интенсивность этого интереса определяется многими факторами – от его осознанности до социально-экономических условий жизни. Группы можно разделить на политизированные и неполитизированные. Различие между ними достаточно условно – любая неполитизированная группа, если будут задеты ее интересы, может превратиться в политизированную. Но в любом случае политика – дело групповое, а не индивидуальное. В современном обществе голос одного, если он не обладает всеобщей известностью, услышан не будет. Да и общественный деятель влиятелен только тогда, когда кого-то представляет либо непосредственно, либо опосредованно. Исключения крайне редки. Собственно, обычному человеку, обычному в том смысле, что он не расположен тратить время и силы на политическую игру, и нет нужды в том, чтобы услышали именно его голос, ему важно, чтобы его интерес был принят во внимание при принятии решений. Поэтому право и реальная возможность на образование и присоединение к различным политическим организованным группам – обязательное условие существования демократии и нормального функционирования политического процесса. Заинтересованные группы и политические партии конкурируют между собой там, где их интересы пересекаются, что не исключает, а предполагает заключение компромиссов, союзов, сделок. В большей степени, конечно, конкуренция присуща партиям, поскольку партии отличаются от групп давления тем, что они нацелены на овладение органами государственной власти, даже если они никогда ими не владели и имеют очень мало перспектив на это. Но сталкиваться могут и заинтересованные группы, если удовлетворение интересов одной негативно сказывается на интересах другой.

Итак, право на свободу слова, выражение мнений, информацию должно дополняться правом на создание организаций (ассоциаций), что предполагает конкуренцию в обществе. Если успех заинтересованной группы заключается в проведении через тот или иной орган государства решения, отвечающего ее интересам, и оценивается ею самой, то успех партии оценивается гражданами, голосующими за нее. Здесь свобода слова преобразуется в свободу агитации и пропаганды: партии вербуют сторонников. Идеален вариант, когда конкурирующие партии имеют равные шансы для ведения агитации; в реальной жизни это, конечно, не так. Поэтому необходимо «искусственное» правовое, юридическое выравнивание возможностей партии для проведения агитации и пропаганды. Итоги же борьбы партий подводятся на выборах, судьями их успеха и неуспеха являются граждане, обладающие правом голоса. Поэтому право голоса и свободные выборы обязательное условие демократии.

Политический процесс происходит в любой политической системе. Но если в системах недемократических ведущим принципом политического процесса остается принуждение (как угроза или реальность), продолжают доминировать отношения господства и подчинения, то в демократических, где государственное принуждение возможно и применяется по отношению к нарушителям общепринятых норм, оно таковым не является. Демократия построена на принципах конкуренции и сотрудничества, конфликта и консенсуса – борьбы за реализацию определенных интересов и согласия по поводу путей и средств их достижения, т. е. по поводу основных принципов и процедур принятия решений.

Процесс принятия решений состоит из ряда стадий: определение круга вопросов, подлежащих решению; принятие решения; его реализация. Однако здесь надо иметь в виду, что даже в демократических странах, не говоря уже о квазидемократических, нередко процесс принятия решений и их реализация симулируется, происходит так называемое символическое принятие решений. Суть его состоит в том, что если орган, принимающий решение, по каким-то причинам не может или не хочет этого делать, но давление на него в пользу принятия решения очень интенсивно и он не может его игнорировать, то орган начинает симулировать процесс принятия решений: создаются различные комиссии, производятся обсуждения, составляются проекты, устраиваются пресс-конференции и т. д. Иногда решение принимается и даже в законодательной форме, но в виде, совершенно не пригодном для исполнения.

Но вернемся к политическому процессу не символическому, а реальному. Р. Даль предлагает следующие критерии демократического политического процесса, называя их идеальными, поскольку они не реализуются в полном виде даже в самой демократической политической системе. Во-первых, это эффективность политического участия. На стадии определения повестки дня (вопросов, требующих решения) граждане должны иметь необходимые и равные возможности для выражения своих мнений по поводу как постановки вопросов, так и путей их решения и характера окончательного решения. В противном случае нарушается требование равного рассмотрения и учета интересов, существующих в обществе. Во-вторых, принцип равной подачи голосов: на стадии окончательного решения каждому гражданину должна быть обеспечена равная возможность подачи голоса и гарантия, что его голос будет рассматриваться как равный по отношению к голосу любого гражданина. Это требование проистекает из принципа «внутреннего» равенства граждан и презумпции личной автономности. В-третьих, поскольку демократия предполагает не просто выбор, но выбор сознательный, каждый гражданин должен иметь равную и достаточную возможность для определения своего выбора по решаемой проблеме в рамках отведенного времени с точки зрения лучшего обеспечения своих интересов. Демократия не означает, что все решения будут наиболее разумны, справедливы и целесообразны. Она означает лишь то, что предоставляет каждому возможность позаботиться самому о своих интересах. В-четвертых, при демократическом процессе не может существовать вопросов, закрытых для обсуждения. Р. Даль в подтверждение этого тезиса вспоминает давнюю историю. Когда Филипп Македонский разбил афинян, он не закрыл афинское народное собрание, но запретил обсуждать вопросы международной и военной политики. Афиняне могли собираться сорок раз в году, как и прежде, и говорить о чем угодно, кроме наиболее важных для них в тот период вопросов. В общем, этот способ широко использовался, вероятно, и до, и особенно после Филиппа. Наложение табу на обсуждение тех или иных проблем – это принцип тоталитарных режимов, стремящихся сохранить видимость демократических атрибутов.

Эти принципы не означают, что все вопросы должны решаться непосредственно народом, как полагал, например, Руссо. Решение многих народ делегирует своим представителям.[259]259
  Dahl R. A. Democracy and its Critics. New Haven and London, 1989. P. 108–116.


[Закрыть]

Поскольку все эти принципы идеальны, в реальной политической жизни ни один из них не является абсолютным. Современная демократия отличается тем, что она является формой жизни гетерогенного общества, что определяет неизбежность конфликтов. Исключить их из жизни демократического общества невозможно, вернее, возможно, но тогда это общество уже не будет демократическим. Об этом писал еще Мэдисон в «Федералисте»: конфликтность заключается в природе человека, в природе общества; подавить эту конфликтность можно, только подавив свободу.[260]260
  The Federalist. P. 109.


[Закрыть] Поэтому демократию следует рассматривать с точки зрения неизбежности конфликтов в обществе и как наиболее целесообразную и справедливую форму их разрешения. Конфликты в обществе менее опасны для выживания общества, чем попытки их подавить. В демократии, в отличие, например, от тоталитаризма, ни одна группа не может полностью получить все, что она желает. Ведь чем шире включенность в политику, тем больше конфликтующих интересов необходимо учитывать при принятии решений. Понятие общего блага начинает приобретать все более отвлеченный характер или же охватывать, в общем, узкий перечень проблем, касающихся выживания общества как такового.

Итак, по мнению Р. Даля, применительно к современной либеральной демократии следует использовать термин «полиархия». Соответствующим понятием охватываются многие основные черты или значения современной демократии. Полиархия – результат исторического развития демократических институтов национальных государств, процесса их либерализации. Именно многовластие отличает полиархию от всех видов недемократических режимов и от ранних типов демократии, ограниченной в своих масштабах. Полиархия – такая политическая система, которая предполагает политический контроль, в системе которого все должностные лица государства вынуждены так модифицировать свое поведение, чтобы победить на выборах в условиях жесткой конкуренции с другими кандидатами, группами, партиями. Полиархия, наконец, – это система политических прав и свобод граждан и система демократических институтов, обеспечивающих соответствующий процесс принятия решений.[261]261
  Dahl R. A. Democracy and its Critics. P. 218.


[Закрыть] От прошлых исторических демократий полиархия отличается расширением индивидуальных политических прав как по количеству, так и по охвату ими граждан. Многие права выступают в качестве компенсации или альтернативы прямому участию граждан в политической жизни. Изменяется и целевая направленность прав: они необходимы гражданам не только для отстаивания ими своих интересов, но и, что более важно в современном мире, для достижения консенсуса интересов, их согласования.

Итак, полиархии свойственно, прежде всего, наделение политическими правами максимально возможного числа взрослого населения и фактическую, и юридическую возможность как оппонирования, так и поддержки деятельности правительства. Полиархия предполагает ряд необходимых политико-правовых институтов:

1. Право принятия общегосударственных решений должно быть конституционно закреплено за избираемыми органами.

2. Свободные и справедливые выборы.

3. Всеобщее избирательное право: все взрослое население должно иметь юридическое право на участие в выборах.

4. Право быть избранным на любой государственный пост, хотя возрастной ценз при этом может (и должен) быть выше, чем дающий право на участие в выборах.

5. Свобода слова: граждане должны иметь право на выражение любых мнений без угрозы наказания по политическим мотивам, включая критику правительства, конкретных должностных лиц, режима, социально-экономического порядка, господствующей идеологии.

6. Право на альтернативную информацию, заключающуюся в праве искать альтернативные источники информации, существование которых защищается законом.

7. Автономность ассоциаций (организаций) граждан.

Для реализации перечисленных и других политических и гражданских прав граждане имеют право формировать автономные (от государства) организации, включая заинтересованные группы и политические партии. Эти права не просто провозглашаются и словесно гарантируются, они должны реализовываться в реальной политической практике.

Надо сказать, что, в отличие от демократии участия, которую можно установить искусственно и которая будет существовать некоторое, хотя и ограниченное время, пока не перерастет в тоталитаризм или охлократию, утвердить полиархию таким же образом практически невозможно; истории известны только два подобных случая: послевоенные Германия и Япония страны, которым демократическая политическая система с элементами полиархии была навязана извне. Добровольное же согласие на поражение в войне и оккупацию с целью установления полиархии – это уже из области фантастики. Итак, полиархия складывается естественным путем. Ее зарождение связано с реальной социально-экономической структурой общества, с реальным распределением ресурсов между конкурирующими группами. Главная черта полиархии – активная легальная оппозиция. Собственно говоря, оппозиция существует в любом обществе, поскольку ни одно правительство не может пользоваться всеобщей поддержкой. Она существует и в тоталитарных системах, но в уродливых формах и рассматривается как криминальное явление. Надо исходить из того, что в обществе неизбежно представлены различные интересы, вернее, группы различных интересов, и правительство, фактически представляя интересы одной или ограниченного числа групп, стремится подавить остальные. В общем, это естественное человеческое стремление, терпимость, или политическая толерантность феномен относительно недавнего времени. Сегодня все политические системы можно разделить на благоприятствующие и не благоприятствующие появлению и деятельности оппозиции. Правительство и оппозиция, по определению, стремятся ограничить друг друга, но это стремление будет оставаться в рамках «честной политической игры», т. е. тогда, когда ресурсы противостоящих сторон примерно равны – равны их экономические возможности, знания, навыки, умения и т. д., или же ресурсы так разделены между группами, что ни одна из них не в состоянии подавить другие.[262]262
  Handbook of Political Science / Ed. by F. I. Greenstein, B. W. Polsby 8 vs, Menlo Parka.0., 1975. P. 115–174.


[Закрыть] В таких условиях политические конфликты способствуют существованию ограниченного государства, реальному функционированию институциональных сдержек и противовесов, не противореча, а напротив, дополняя принципы классического конституционализма.

Анализируя концепцию демократии в виде полиархии, следует учитывать два весьма важных момента. На первый было уже указано выше: искусственно полиархию установить невозможно, она складывается постепенно в течение весьма длительного времени. Второй момент заключается в том, что полиархия, являясь описанием идеала, своей основой все же имеет вполне конкретный национальный тип демократии – американский. На наш взгляд, Р. Даль делает акцент на идее индивидуализма, причем в чисто американском ее духе и, соответственно, на принципе конкурентности: согласие является результатом взаимодействия конкурирующих групп. Такой подход может быть вполне справедлив при анализе американского национального типа демократии. Однако он мало применим к иным ее типам. Вернемся к уже рассматривавшейся нами проблеме индивидуализма и коллективизма. Если не брать крайности, приводящие либо к анархизму, либо к анархизму, либо к тоталитаризму, то коллективизм и индивидуализм, проявление, если угодно, двух сторон человеческой природы. С одной стороны, потребность в выделении своего «я» из коллектива, стремление к автономности и самостоятельности, с другой – потребность в объединении с себе подобными. Поэтому абсолютизация той или другой стороны неизбежно ведет к ошибкам. Ф. Хайек, например, полагает, что «атавистская тоска по жизни благородного дикаря является основным источником коллективистской традиции».[263]263
  Хайек Φ.А. Пагубная самонадеянность: Ошибки социализма. Μ., 1992. С. 32.


[Закрыть] В чем-то он прав: сразу напрашивается марксистская аналогия между первобытностью и коммунизмом. Вместе с тем это упрощение. Коллективистская традиция отнюдь не сводится к марксизму, вернее, к социалистической идеологии. Она имеет более глубокие корни. Коллективизм и индивидуализм, так или иначе, проявляют себя в различных политических культурах. Европейская политическая культура в большей степени, чем американская, склонна к принятию идей коллективизма. Вспомним, что лозунг американской революции – «жизнь, свобода, стремление к счастью», французской – «свобода, равенство, братство». Европейский коллективизм имеет феодальные корни, в этом смысле он коррелирует с патернализмом (как прежде феодал нес известную ответственность за своих крестьян, так и современное государство берет ответственность за благополучие своих граждан). Как это ни парадоксально, но европейская коллективистская традиция в немалой степени связывается не только с социалистической, но и с консервативной идеологией, с ее ценностями «мира, порядка и хорошего правительства».[264]264
  См.: Van Loon R. J., Whittington M. S. The Canadian political system. Environment, Structure and Process. Toronto a.o., 1987, ch. 4.


[Закрыть] Эти принципы осознаются в Европе гораздо острее, чем американские принципы «твердого индивидуализма», о которых писал Г. Гувер в 20-х годах нашего века.[265]265
  Hoover H. American Individualism. New York, 1922.


[Закрыть] Да и Гувер преувеличил «твердость» американского индивидуализма. Это подтверждается не столько последовавшим вскоре после выхода книги Гувера «новым курсом» Ф. Рузвельта, сколько глубинными чертами американской политической культуры. «Твердый индивидуализм» американцев по отношению к государству, неприятие проявлений патернализма смягчаются их склонностью, подмеченной еще А. Токвилем,[266]266
  См.: Токвиль А. Демократия в Америке. М., 1992. Гл. IV–VII.


[Закрыть] к созданию общественных организаций. Интересные данные по этому поводу приведены Г. Алмондом и С. Вербой. Так, в США 57 % населения членствует в тех или иных общественных организациях, в то время как в Англии – 47 %, в Германии – 44, в Италии – 30, в Мексике – 24 %.[267]267
  См.: Almond G. Verba S. The Civic Culture. Political Attitude and Democracy in Five Nations. Princeton, 1963. P. 304.


[Закрыть] Легко прослеживается закономерность: с «убыванием» государственного патернализма потребность людей в коллективизме выражается в увеличивающемся числе общественных организаций. И хотя многие из них не относят себя к политическим, их роль в политике чрезвычайно велика. Не случайно теория групп появилась именно в американской политической науке. Несомненно, правы многие политологи, утверждавшие, что политическая жизнь (американская) строится на принципе конкуренции между группами. Такого рода демократия естественно складывается тогда, когда разделенность на большинство и меньшинство носит ситуативный характер, когда меньшинство имеет реальную возможность при решении другого вопроса или пересмотре уже принятого превратиться в большинство и, что не менее важно, когда общество обладает гомогенной политической культурой. Но такая политическая культура – достояние далеко не каждого общества. Кроме того, различия константного характера могут иметься не только между культурными, но и социальными, территориальными и т. д. группами. В этом случае последовательное проведение в жизнь принципа конкурентности может привести к обострение противоречий между группами и расколу общества. Сказанное, однако, не означает, что демократия возможна только в культурно гомогенном обществе. Если бы это было так, она была бы уникальной политической системой. Демократия многовариантна. Как идеальный тип она предполагает единство конкуренции и сотрудничества. Степень же и форма их конкретного проявления обусловливаются многими факторами исторического, культурного, социального и т. д. характера, что, в конечном счете, и предопределяет преобладание либо конкурентного, либо кооперативного начала[268]268
  См.: Deutsch К W. Politics and Government. How People Decide Their Fate. Boston, 1974. P. 154.


[Закрыть] в каждом национальном типе демократии.