Текст книги "Потусторонний батальон. Том 1. Рота нечисти"

– Я тогда Кирей постоянно буду, его легко чинить, он мелкий, а Макс пусть про запас будет. А здоровяка вместо щита, он и так уже подранный, как тряпка.

– Хватит трепаться! К бою!

Паренёк снял травмат с предохранителя и рванул с места. Одновременно с этим поле заполнилось непонятным белым шумом, похожим на колдовскую метель.

Я прищурился, переходя на экстрасенсорное восприятие, стараясь разглядеть петляющего как заяц лича, но смог узреть тонкую нить контроля, тянущуюся в белое марево от склянки с младенцем-игошей, и тонущую в этой пурге. Это походило на дымовую завесу, только колдовскую.

Колдун-самоучка смог сделать защиту от сканирования? Наверное. Ничем иным это быть не могло.

Я услышал сопящую Ангелину, которая вцепилась в стойку плаката так, что под её пальцами тонкий металл слегка погнулся, оставляя отпечатки.

А мне пришлось сосредоточиться, делая несколько глубоких вдохов. Если отсеять ауры мелкой живности и людей, общий магический фон и помехи от электроприборов, то можно было различить контуры тела паренька, контрастной кляксой мечущегося по полю. Шурочка бы сделала это сразу, но я не был силен в сенсорике. Мой конёк – это колдовские щиты.

Я открыл глаза. За это время Кирилл уже приблизился к чучелам. Лич сейчас не щадил мёртвое тело, выжимая из него больше, чем может обычный человек. Этот эффект описывался ещё в старинных книгах, когда одержимые духом превосходили людей в силе.

– Ай-яй-яй, – запричитала незаметная берегиня, от которой пахло лекарствами и спиртом, – он же все связки сейчас порвёт. Придётся степлером скреплять.

– Ты всегда такая живодёрка? – не оборачиваясь, поинтересовался я.

– Нет, только по средам, – ответила она, – в обычные дни ещё хуже. Что их жалеть? Я помню, под Сталинградом попали под артобстрел. Тащишь раненого, бабах, всё звенит, а потом понимаешь, что тащишь только половинку. Там некогда жалеть было, а здесь некого.

– Тебе сколько лет? – медленно повернувшись, спросил я. Берегине на вид было не больше, чем школьнице-выпускнице.

– Я, как вся нежить, свою жизнь не помню. Помню только то, что после смерти. А берегиней-то стала в сорок первом, на третий день войны. Меня сожгли вместе со всей деревней. Я даже не сразу поняла, что нежить, думала контузия, амнезия. Мне всего семнадцать стукнуло, если по паспорту судить, да и сейчас так выгляжу. Зато войну всю помню. Больно было без потоков силы, как наркоману при ломке, это сейчас дышу свободно. Тогда только спиртом и глушила боль, после войны пряталась по подвалам и психушкам. Потом меня нашли и приютили другие берегини, – она привстала на цыпочки и поглядела в поле. – О, чего откаблучивает!

Я быстро повернулся и поглядел в сторону мишеней. Кирилл уже метался между чучелами, орудуя ножом. А потом сверкнуло что-то алое, и одно из чучел разлетелось обрывками одежды и клочьями соломы.

– Знатный вояка будет, – снова произнесла Медуница.

– Его сила не в этом, – покачал головой я, – он воин второго эшелона. И он всю свою ораву умеет держать.

Медуница пожала плечами, а Кирилл погасил метель и лёгким бегом направлялся обратно.

Следующей была Верника. Девочка никуда не побежала, она лишь вскинула вверх руку, закричав во всё горло.

– А́гни!

Вокруг неё вспыхнула трава, а потом ветер погнал пожар в сторону чучел.

– Э! – так же громко закричал усатый прапорщик, – чучела казённые! И там подъёмники от мишеней! Прекращай баловаться!

– Зачем? – спросила огневица, улыбаясь, как ребёнок на новогоднем утреннике.

– Не надо жечь! – заголосил прапорщик.

– Жарко. Ярко. Красиво, – озвучила своё мнение Вероника, показав на пожарище рукой.

Я заметил, что её свитер тоже слегка дымился, а в волосах бегали огоньки, как по тлеющей бумаге. Над девочкой легонько дрожал раскалённый воздух.

– Туши свою пиротехнику.

– Нет! – выкрикнула огневица и вытащила откуда-то из-за пазухи мутную пол-литровую пластиковую бутылку. Прапорщик тут же протянул руки.

– А ну отдай бензин, дура!

Девочка ловко вывернулась и швырнула бутылку в поле. На месте приземления сразу возникло большое облако огня.

К нам уже подъезжала пожарная машина с военными номерами, а выскочившие оттуда солдаты стали разворачивать пожарные рукава.

Тем временем Вероника достала медицинскую пробирку с какой-то желтоватой гадостью. Как только она под крики усатого прапорщика подняла руку вверх, я сжал кулак, собирая силу. Пробирка застыла в воздухе, а огневица повисла на ней, как на турнике.

Я ещё раз дёрнул кулаком, и девочка, ойкнув, разжала пальцы, а пробирка прыгнула мне в свободную ладонь.

– Что это?

– Моё! – тут же отозвалась огневица.

– Понятно, что твоё. Что это?

– Жижа.

Я вздохнул и бросил пробирку Ангелине, которая уже отошла от колдовской метели. Моя хранительница поймала вещицу на лету, быстро открутила пробку и нюхнула.

– Напалм.

– Моё! – снова заорала огневица, сжав губы.

Казалось, она готова сейчас разреветься от досады, как ребёнок, у которого отобрали мыльные пузыри.

Я разжал кулак и снова сжал его. Пожарный шланг, уподобившись дикой змее, хлестанул девочку одним из колец по пятой точке. Всё бы ничего, но он был мокрый, да ещё вдобавок дырявый, отчего на огневицу попали тонкие холодные струйки. Девочка тут же завизжала, закрываясь руками.

– Нет! Вода! Нет!

– Ещё хочешь? – громко спросил я, пристально глядя на неё, как на непослушное дитя.

– Нет. Плохо.

– Тогда слушайся. Жечь нужно только то, что я скажу.

– Скучно.

– Мы не веселиться здесь собрались. Будешь баловаться, отдам инквизиции. Они тебя в бассейне утопят. Медленно, – зловеще процедил я.

– Буду слушать.

Я подошёл ближе и обнял горячую, как батарея отопления, девочку.

– Огонёк должен быть как в печке, ручной и добрый. Только когда врага спалить нужно, тогда пожар. Ясно?

– Да.

Я отпустил огневицу и перевёл взгляд на унылую, словно утомлённую солнцем, Яру.

– Ты что умеешь?

Полудница достала из воздуха слегка сияющий серп. Обычный такой, сельскохозяйственный. Загорелая девушка облизала потрескавшиеся от сухости губы, а потом вытянула вперёд руку, указывая пальцем на одно из чучел.

Я стоял и смотрел, а потом вдруг сверкнула вспышка, и лицо чучела легонько задымилось, словно деревяшка, которую прожгли линзой на солнце. Там не то, что глаза повредит, мозги спалит.

– Всё, – выдохнула полудница.

– А тот солнечный удар, которым ты меня хотела долбануть, – подняв брови, спросил я.

– Не куклу, – покачав головой, ответила она. – Люди. Потом так.

Полудница скорчила страшную рожу и провела серпом у себя под подбородком, показывая, что отрежет голову.

Я опустил глаза, одновременно чувствуя, как благословение Перуна проходит, и на меня наваливается тяжесть. Скоро усталость возьмёт своё и затащит разбитого в сон.

– Сворачиваемся, – произнёс я. – Подумаю над применением ваших возможностей, но уже в лесу. Завтра утром уже выезд.

Глава 16. Яробор и несладкий мёд бога

Яробор сидел на крыльце и внимательно наблюдал за стражником Антоном, ставшим ныне старшим жрецом. Тот шёл по поляне, а за ним из леса волочилась по земле вязанка брёвен, в обхват двух рук каждое. Антон шёл, согнувшись в три погибели, как бурлак, тянущий лямку. Он её взаправду тянул, только лямка та была незрима и руками не трогаема. То хозяин заимки сам на них заклятие наложил, сделав дерево лёгким. Можно было брёвна сделать совсем пушинками, но решил Яробор так, что с одного норов сбить нужно, с другого тоску. А нет ничего лучше для этого дела, чем тяжкий труд.

Глядя на своих подопечных, Яробор слушал крохотного рассказчика, сиречь фантомную аудиокнижицу. Тот стоял на перильце и читал вслух книгу. Можно было, конечно, и самолично прочесть, грамоте обучен, да только нынешний слог шибко разнится со старым.

Речь была чудная, но в то же время интересная. Яробор опосля увиденного в городе попросил такого же рассказчика, что у всех на улице был. Нужна, мол, небылица интересная, но чтоб не шибко новая, а то нет разумения в этих не то гадах жадных, не то гаджутах. И чтоб про нежить была. Сказ оказался не про призраков заблудших, а про мошенника хитрого. «Мёртвые души» называется. Но всё одно шибко интересная.

Антон совсем уж близко подошёл.

– Я думал, лешие деревьев не портят, – проворчал он, когда пришла пора сбросить ношу и отправиться за следующей.

– Я и не порчу, – ответствовал Яробор, ухмыляясь и глядя, как за ним, скуля и ноя, выполз из зарослей исцарапанный Андрюша со своим грузом. – Я лес прореживаю, дабы молодняк смог подняться к солнцу.

Отрадно было у него внутри. Столько столетий отшельничал, а ныне вспоминается сладостное. Был тут небольшой посёлок три сотни лет назад. Был, да всех их морово поветрие сгубило. Всех до единого. Больно было тогда наблюдать, как сиротеют дома, как лесные звери растаскивают домашнюю живность, как гниёт забытый всеми идол. И теперь всё сызнова станет, как встарь.

– Шеф, я проводку протянул, – протирая руки тряпицей, вышел искричества мастер с простым и привычным слуху именем Иван.

– Добро, – кивнул лесной бог.

– Шеф, – снова начал мастер, оглянувшись по сторонам, и перейдя на шёпот, – ты бы это, колдонул чекушку. Выпить хочется.

– Обойдёшься, – нахмурился Яробор.

Иван вздохнул и осторожно обошёл хозяина заимки по ступенькам, потопав в амбар к сложенным вместе коробам. Яробор семь раз в город туманом ходил, измотался весь. Зато на торжище много для пользы куплено было. Слышно было, как мастер придирчиво поковырялся в коробках, а потом вышел на свет с охапкой тонких белых палочек. Помнится, эти палочки в городе сияли сами и разливали вокруг себя сияние яркое. Лампы называются.

Андрюша уже совсем близко подошёл. На связке брёвен, на самом верху сидела Лугоша, болтая ногами. Ручейница ни на миг не замолкала, щебеча, как птица на жёрдочке. Парень тихонько огрызался, но девчушка задавала вопрос за вопросом. Вскорости она соскочила с брёвен и подбежала к терему, отчего Яробор приказал сказителю заткнуться, всё одно не слышно будет из-за девчонки.

– Дядька, – заголосила она, – у них такие невидали есть, одно слово сказка. Реку перекрывают, аки ручей малый, и искры из воды высекают.

– ГЭС называется, – угрюмо ответил покрасневший и вспотевший от натуги Андрей.

Он тяжело вздохнул и сел на край ствола. Видно было, что ноги у него подкашиваются от усталости. Ничего. Ему полезно. От лихих мыслей работа тоже избавляет.

– А ты знаешь, что воздух они заморозить могут, да так, что тот льдом становится? А эти их капутеры, ежели меж собой стеклянными нитями связаны, то письма передают. Они ещё и по небу могут письма слать, без голубей, но с нитями быстрее. В городе всё паутиной опутано, и шагу ступить не могут.

– Не видел я нитей, но это и не моя забота, – ответил Яробор, а потом встал и подошёл к вязанке, что Антон приволок. – Андрюша, подь сюды, – не оборачиваясь, произнёс он.

Толстяк со стоном встал рядом.

– Давай сюда руку.

Андрей недоверчиво протянул длань, и Яробор осторожно, чтоб не сломать хрупкое человеческое существо, сжал его запястье и приложил к стволу дерева. Антон, Иван и Лугоша с любопытством уставились, ожидая того, что дальше последует.

– Я дал вам часть своей силы. А вы должны научиться ею владеть. Почувствуй это, – почти торжественно произнёс хозяин лесной заимки.

– Прямо как джедаи, – усмехнулся Андрей, приложив руку к шершавой тёплой коре.

– Кто такие джедаи? На жердь слово похоже.

– Это в «Звёздный Войнах» рыцари такие, вещи силой воли двигают и световыми мечами бьются, – ответил Андрюша.

Яробор посмотрел на парня, старясь понять, шутит он или нет. Что за орден такой, имени какой звёзды он, да как меч может быть световым? Ангельский, что ли? А парень в свою череду уловил тяжёлый взгляд и сразу поправился.

– Это сказка такая.

– А-а-а. Ну, раз сказка, тогда ладно. Далече тем джедаям до нас. Как дитя́м малым. Вот почувствуй. Это лиственница. Я её сотню лет с заботой и любовью выращивал для нижних венцов дома, чтоб от земли не гнили. Она сотню лет солнцем и землёй питалась. Добротный дом будет. Почувствуй.

Яробор отпустил запястье парня и приподнял руку, а потом сделал жест, словно стряхивает с пальцев воду. Древо с треском взорвалось по всей длине обломками коры и сучьями, явив свету чистый и ровный ствол. По поляне разлился запах свежей древесины. Андрей отскочил от вязанки и уставился на это, вытаращив глаза. А Яробор снова легонько притронулся к дереву и убрал персты. Бревно плавно и величаво воспарило в воздух. Невысоко, не выше голов людских.

– Положи ладони свои на него. Вот так. Теперь оно высохнуть должно.

– Как? – почти шёпотом спросил Андрюша, рассматривая, как под его пальцами бревно начинало вертаться то в одну сторону, то в другую.

Неспешно, неохотно, но по его указке.

– Ты попроси. Оно само всё сделает.

Парень тихонько произнёс: «Пожалуйста», думая, что Яробор не услышит. Но его даже Лугоша слышала за десять шагов отсюда. А вот Антон и Иван – нет, слух не тот.

Бревно едва заметно сжалось и посветлело. Снизу по нему потекла тонкая струйка воды, падая в траву. С торцов, где был ровный гладкий срез, проступила тягучая смола, собираясь тяжёлыми рыжими каплями.

– Теперь это строевой лес. Теперь из него можно дом делать. Дальше ты сам, – промолвил Яробор.

Бревно неспешно опустилось на траву, обозначая место для новой горки. Андрюша выпучил глаза и покраснел от натуги, видимо, представляя себя этим сказочным жирдяем, то бишь, жидаем. Он только и шептал «Пожалуйста» с таким видом, что по нужде пошёл и тужится. Оно всё не получается, а он тужится. Наконец, неошкуренный ствол шевельнулся и приподнял один конец в воздух. Парень просиял.

Рядом что-то пару раз булькнуло, а потом зарычало. Яробор резко повернул голову на звук. Оказалось, что Иван ерундовину, именуемую гене-ра-тор, привёл в движение. Штуковина выплёвывала едкий дым и тряслась, как телега на камнях. Зато повешенная над входом лампа загорелась, извещая, что ночью совсем светло будет. Иван замотал чем-то синим жилу и остановил короб гудящий.

Раздумья Яробора прервал странный шум, гул как от большого, гружёного мёдом шмеля. Издалека он шёл, но приближался, становился сильнее. Лесной бог стал всматриваться в горизонт, а вскоре увидел то, что шум производило, и оно летело над лесом. Большое, как амбар, а над спиной было мельтешение крыльев, быстрое-быстрое.

Тварь диковинная подлетела совсем близко, поднимая ветер.

Из дому выбежали Иван с женой, Андрюша и Антон с мест повскакивали. Но Яробор их в дом загнал, чтоб не мешали.

А Лугоша, напротив, за угол терема спряталась, присев на корточки и зажав уши. Ещё мгновение, и на месте девчонки осталась большая рыжая белка, забежавшая по срубу почти под крышу и наблюдающая за таким чудом чёрными пуговками глаз, и шевеля ушками с длинными мохнатыми кисточками.

Яробор поднял руку и сжал её в кулак. Сила его потянулась к диковинке, ухватив за твёрдую пятнистую шкуру.

– Кто ты?! Что надобно тебе здесь?! – заорал он, вопрошая незваного гостя, подтягивая того к себе. – Отвечай, не то погублю!

Это нечто накренилось набок, едва не касаясь земли крыльями. Сквозь гул были слышны крики, которые не можно никак разобрать, а потом увиделись люди. Они сидели внутри этого, махали руками сквозь окна и били кулаками о стекла.

Яробор сплюнул на траву. Не зверь то, оказывается, но летучий корабль. Чудно. В первый раз такое привиделось. Но это не те ладьи небесные, что высоко, крыльями не махали, паря аки орлы.

Яробор развернул кулак, и мелькающие крылья застыли, а корабль, негромко свистя, как рассерженный змей, повис на нитях его силы над самой травой. Стало видно, что не крылья это, а вёсла. Он ими по воздуху грёб. Это ж как грести нужно, думал Яробор, чтоб лететь?

Люди внутри замерли.

Надобно опустить их на землю, а то обгадятся со страху.

Едва чудесный корабль лёг на брюхо, как ладья на отмель, как оттуда стали выползать бедолаги. Один из них, побледневший и пошатывающийся, подошёл к хозяину заимки. Знать, стрелецкий воевода пожаловал. Вон, какой важный. Зелёный кафтан, весь разукрашенный цветными квадратиками. На плечах золотое шитьё. Сам невысок да упитан.

– Здравия желаю тебе, о Яробор, – заговорил он, низко поклонившись и начав широко махать руками и тыкать перстами в разные вещи. – Мы прилетели с миром. И хотим, чтоб на земле твоей наши воины были. Они несут с собой громовое оружие. Но им защита нужна.

Яробор нахмурил брови. Мысль пришла в голову, что они его считают совсем глупым божком, видевшим только пни да коряги. Яробор, быть может, и не знал всех премудростей, что намастерили люди за последние века, но глупцом тоже не стоит полагать, и оттого он слушал, стиснув зубы.

– Сила твоя велика, о, Яробор. Но с нами можно ещё сильнее стать, – высокопарно глаголил этот вояка. – Мы врага лютого вмиг одолеем.

Ага, как же, думалось Яробору, там все боги разом не могут совладать, а тут со мной одним такие недоумки будут, и мы вмиг с врагом сдюжим.

Не дождавшись ответа, этот воевода осторожно отступил и тихо заговорил с другим стрелецким чином, также попавшись в ловушку домыслов, что его не услышат. Сразу стало понятно, что это был не воевода, а один из помощников.

– Товарищ полковник, я не знаю, как с этим дикарём общаться. Может, бусы ему стеклянные преподнести, или что-то яркое из пластика. Он, может, и говорить вовсе не умеет. Главное, чтоб не требовал человеческих жертв.

– Схему неси, на пальцах будем объяснять, – ответил худой высокий полковник с густым хриплым голосом.

Пухлый, не понравившийся лесному богу вояка загоношился и самолично вынес большой не то стол, не то скамью, на которой вырезана была Яроборва заимка. Вырезана добротно. Каждая полянка, каждый холм виден. И дом совсем как настоящий, только крошечный. А ещё крепость, чудная и большая. И совсем не там, где её хотелось видеть.

– Опусти очи свои, Яробор. Здесь войско будет.

Лесной бог стоял и молчал, а пухлый стрелецкий чиновник растерянно поглядел на полковника. Даже не оборачиваясь, можно было догадаться, что сейчас из окон терема на всё это смотрят новоявленные Яроборвы жрецы. Но не только они смотрели. Пялились пятеро стрельцов, что в летучем корабле сидели, и кормчий того корабля. Хотя какой он кормчий, кормчий на корме сидеть должен у прави́ла, а здесь он спереди за большими гнутыми стёклами.

Не ударить бы в грязь лицом, думал хозяин заимки.

– Аз зело впадати в нелюбие, – проронил Яробор, разглядывая окраину резного болота.

– Чего? – не поняв, переспросил гость.

Яробор кончиками пальцев дотронулся до края доски, вспоминая слова колдуна Белкина.

– Это три де макет гарнизона? Должно быть, да. А бусы стеклянные засуньте себе в срамное место.

Пухлый покраснел, как варёный рак, и покрылся испариной.

– Идиот, – процедил полковник, – иди, подарки неси. Я сам говорить буду.

Пухлый сразу скрылся в летучей ладье, вытирая пот со лба и семеня ногами, аки ёжик.

– Знаю, зачем вы ко мне пожаловали. Не утруждайте излишними речами. Мы лучше к делу перейдём. К слову сказать, вы меня знаете, а я вас нет.

– Полковник Жарков Иннокентий Валентинович. А это мой заместитель по воспитательной работе.

Он ненадолго замолчал, дожидаясь, пока пухлый не вытащит сундук. Пухлый выскочил, а потом побелел и попятился. Полковник просто открыл рот, глядя куда-то в сторону амбара.

– Дядька! – с криком выскочила из-за дома Лугоша с выпученными глазами, – Дядька, там такое… Дракон!

– Да откеля здесь дракон, – начал Яробор и тоже замер, развернувшись.

Из-за амбара неспешной походкой вышло нечто. О четырёх ногах, но больше амбара. По спине, задранному кверху крестцу и длинному мясистому хвосту росли не то листья, не то чешуйки рыбные, только торчком. Каждое со щит ратника величиной. Передние ноги вдвое короче задних. Голова маленькая. А на конце хвоста четыре рога, как у тура матёрого.

Существо было полупрозрачным, тёмным, и внутри у него виднелись громадные кости.

– Вот это я понимаю бог, не то, что сморчки некоторые, – хрипло произнёс полковник, – призрак стегозавра вместо коровы держит.

– Это не ваш разве? – спросил Яробор недоумённо, и все разом переглянулись.

– Суслов, заводи вертушку! – заорал полковник, да так громко, что лесной бог скривился. – Если что, мочи этот парк юрского периода тридцаткой!

Кормчий летучего корабля кивнул и начал пальцами бегать по всяким сучкам, прикреплённым изнутри. Корабль загудел, становясь всё громче. Вёсла закрутились, а потом вся махина оторвалась от земли, но словно передумала, тут же сев обратно. Четверо стрельцов ловко соскочили с него и изготовили пищали к огневому бою.

Как он назвал дракона того? Стегозубр, кажется. Так тот неспешно брёл по поляне, опустив голову.

– Суши весла, – произнёс Яробор, вспомнив забавное словечко из повести, что читал ему призрачный чтец, – он пасётся, как лось на лужайке.

– Завалим, если что? – спросил полковник с выражением в бывалого охотника в голосе, что с рогатиной в руке на секача́ смотрит да силы оценивает свои.

Яробор пожал плечами. Такую напасть сам первый раз в жизни видел. Всяко бывало, но призраки таких чудовищ в диковинку.

– Дядь, – прошептала Лугоша, когда летучий корабль, или как его назвал полковник, вертушка, утих. – Там целое стадо с телятами.

Яробор вздохнул и погладил бороду.

– Слушай, воевода, а когда вы сюды переселяться будете?

– Послезавтра, – не сводя глаз с чудища, ответил тот.