Текст книги "Долг русского историка. Жизненный путь и труды В. С. Брачева"

И, действительно, перечень отвергнутых А.Е. Пресняковым положений его предшественников, многие из которых казались тогда незыблемыми, более чем внушителен: теория родового быта и лествичного восхождения князей от мдладших столов к старшим (С М. Соловьёв), теория очередного порядка наследования княжеских столов (В.О. Ключевский), федеративная (Н.И. Костомаров) и договорная (В.И. Сергеевич) теории, мнение (В.О. Ключевский, М.Ф. Владимирский-Буданов) о готовом государственном строе в виде городовых торговых волостей, которые якобы застали у восточных славян варяжские князья, теория массового отлива в XIIIвеке под напором кочевников русского населения юга Руси на Северо-Восток (М.П.Погодин, В.О.Ключевский, А.И.Соболевский) и связанные с этим представления о принципиально новых отношениях на северо-востоке Руси между пришлым населением и первым владельцем земли – князем, о борьбе новых городов со старыми (СМ. Соловьёв, В.О.Ключевский, С.Ф.Платонов) господстве в, так называемый, удельный период XIII–XV вв. частноправовых отношений при полном отсутствии начал государственности (К.Д. Кавелин, Б.Н.Чичерин), о частноправовом характере купель Ивана Калиты (В.О.Ключевский, В.И.Сергеевич), теория собирания земли и возвышения Москвы, как едва ли не основного явления в процессе образования единого государства (С.М.Соловьёв, В.О.Ключевский, М.К.Любавский)[317]317
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 212.


[Закрыть].

Вполне можно поэтому, считает В.С., согласиться, что своей критикой этих представлений А.Е.Пресняков тем самым расчищал и основательно, надо сказать, расчищал пути или, лучше сказать, историографическое поле для дальнейших исследований. И уже одного этого ему было бы достаточно для того, чтобы оставить заметный след в науке. Но А.Е.Пресняков не только критиковал чужие схемы и теории, подчёркивает он, но и, что особенно важно, выдвигал и разрабатывал свои. Есть поэтому все основания говорить о нём, и как об авторе одной из последних (здесь В.С. вполне солидарен с СВ. Чирковым)[318]318
  Чирков СВ. Александр Евгеньевич Пресняков (1870–1929) // Портреты историков. Время и судьбы. Т.1. Отечетвенная история. М., 2000. С. 136.


[Закрыть] оригинальных концепций истории Древней Руси в дореволюционной историографии[319]319
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 213.


[Закрыть].

Правда, при изложении древнейших судеб славянства, а так же причин и характера расселения его на просторах Восточноевропейской равнины А.Е.Пресняков на оригинальность, как установил В.С., не претендовал и в своих лекциях излагал материал в духе новейших теорий того времени (А.А.Шахматов, А.Л.Погодин, А.А.Спицын и др.). Не претендавало на это и изложение им в сугубо норманистском ключе причин и характера образования Киевской Руси, связывающее их как с деятельностью устремлённых на греческий юг варягов-находников, якобы ковавших тем самым государственное объединение восточно-славянских племён вокруг Киева, так и с давлением внешней опасности со стороны печенегов и других кочевников (А.А.Шахматов)[320]320
  Там же. С. 110–113.


[Закрыть]. Однако распространённые в то время теории родового (С.М.Соловьёв), общинного (К.С.Аксаков) и «задружного» (Ф.И.Леонтович) быта восточных славян, А.Е. Пресняков решительно отверг и древнейшей его ячейкой считал семейную общину – дворище и соседскую общину – вервь. Это позволило ему исходя из установленного к тому времени в европейской науке (труды В.Богишича, К.Кадлеца, С.Новаковича и др.) факта существования в прошлом у южных и западных славян нераздельных семей и характерных для них особых форм землевладения, придти к уже вполне самостоятельному выводу о господстве на Руси X–XII вв. нераздельного семейного владения и семейного права, как основного начала княжого владения волостями и междукняжеских отношений с реализацией вотчинного права не только при наследовании столов, но и при избрании князя вечем той или иной земли-волости[321]321
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 213.


[Закрыть].

Важное значение в концепции А.Е.Преснякова В.С. придаёт его тезису о примитивном характере общественного быта и хозяйственных связей восточных славян или, иначе говоря, отсутствии у них готового государственного строя накануне варяжского завоевания. Это, можно сказать, подчёркивает он, автоматически выдвигало на роль устроителя возникшего государства иноземную княжескую власть и, фактически, исключало из этого процесса активную роль местного населения[322]322
  Там же. С. 214.


[Закрыть].

Большую ценность в этой связи имеют, согласно наблюдениям В.С. и выводы А.Е.Преснякова, связанные с его тезисом о княжеском происхождении городов и строя городской волости, общинной организации сельского и городского населения и земли-волости, как основном социально-политическом образовании Древней Руси. Саму Русь А.Е.Пресняков определял как совокупность волостей, на которые распространялись права особого «княжого владения» под которым он понимал совокупность обычно-правовых норм, возникавших вне общего хода правового развития древнерусских земель-княжений, в сфере деятельности княжой силы независимо от общего уклада народной жизни. Отсюда вывод учёного о том, что княжеская власть лишь внешним образом наложилась на территориальные союзы, состоящие из ряда соседских общин и преодолеть внутреннюю разрозненность отдельных земель-волостей ей так и не удалось.

«Выдвинутое А.Е. Пресняковым положение о господстве в Киевской Руси норм нераздельного семейного владения и семейного права, как основного начала княжого владения волостями и междукняжеских отношений позволило ему, делает вывод В.С. Брачев, не только внятно объяснить «бессмысленные драки княжеские» (Н.М. Карамзин) реальным противоречием между правом наследования по отцу и интересами киевских князей семейно-династического характера, но и причины распада Руси, как единого комплекса земель-волостей на отдельные княжения-уделы второй половины XII–XIII вв. – явное, по его мнению, свидетельство краха попытки разрешения этого противоречия компромиссным соглашением между князьями о признании сильнейшего из них «в отца место». Налицо – очевидная победа принципа отчинного наследования над принципом политического единства и установления на Руси XIII–XV вв. с окняжением общинных земель, удельно-вотчинного строя. Важное значение имеет и вывод учёного о формировании в X–XIII вв. древнерусской народности и Киевской Руси, как общей колыбели сформировавшихся позже на её основе великорусского, украинского и белорусского народов»[323]323
  Там же. С. 214–215.


[Закрыть].

Много места в работе B.C. Брачева уделено подготовке и успешной защите А.Е. Пресняковым докторской диссертации «Образование Великорусского государства. Очерки по истории XIII–XVстолетий» (1918 г.). В центре внимания диссертанта, отмечает B.C., оказалась эволюция великокняжеской власти, воплощённая после распада Киевской Руси в идею Великого княжения Владимирского. Сводить, как это делали его предшественники, семейно-вотчинные разделы волостей-княжений во Владимиро-Суздальской Руси XIII–XIV вв. к господству здесь частной формы вотчинного владения князем землёй, как результат княжеской колонизации Северо-Востока Руси, пришёл здесь к выводу А.Е.Пресняков, неправомерно. Более того, он сумел доказать, что семейно-вотчинные разделы волостей-княжений Северо-Восточной Руси были всего лишь продолжением семейно-вотчинных разделов Руси Киевской. Да и сама идея Великого Княжения Владимирского за которое боролись русские князья этого времени была ничем иным, как продолжением старой политической традиции времён Киевской Руси – «в отца место»[324]324
  Там же. С. 215.


[Закрыть].

Другое дело, что будущего у этой борьбы за Великое княжение, вследствие владельческого обособления сложившихся местных вотчинных князей и образования отдельных великих княжеств (Тверского, Московского, Нижегородского, Рязанского), и появление уже внутри каждого из них своих удельных владений, как отмечает А.Е.Пресняков, не было. Резкое ослабление великокняжеской власти в XIII–XIV вв. открывает, новый период русской истории, основным содержанием которого становится уже борьба между князьями за объединение русских земель вокруг одного политического и экономического центра. Дальнейшая политическая эволюция Северо-Востока Руси происходит, по А.Е. Преснякову, в непрерывной борьбе тенденции дробления территории и власти с одной стороны и работы сил, направленных на усиление политического единства – с другой[325]325
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 215.


[Закрыть].

В отличие от своих предшественников С.М.Соловьёва и В.О.Ключевского, А.Е.Пресняков, показывает В.С, пришёл к выводу, что татаро-монгольское завоевание всё-таки оказало серьёзное влияние на развитие социально-политической жизни Руси. Разорение прежних экономических и культурных центров, общее обнищание населения, упадок городской жизни нарушение традиционных торговых путей и направлений колонизационных потоков – всё это способствовало возвышению и росту могущества Московского княжества, сумевшего в силу благоприятных обстоятельств (ослабление Твери и Литвы, смуты в Орде) превратиться в признанный центр объединения вокруг него русских земель. Большое значение в духе государственной школы, отмечает В.С, придавал А.Е.Пресняков в деле объединения Руси фактору внешней опасности. Собственно, она, внешняя опасность, вкупе с экономической необходимостью и послужила той, по его мнению, силой, которая объективно серьёзно подтолкнула русские земли к объединению[326]326
  Там же. С. 216.


[Закрыть].

Результатом борьбы между тенденцией вотчинного распада в опоре на традиции семейных отношений и противостоящей ей традицией политического единства Великороссии («собирание власти») на пути укрепления старейшинства великого князя в развитие и осуществление традиции о патриархальном великом княжении «в отца место» стало полное подчинение к середине XVвека великим князем московским своих родственников – удельных князей. Да и сам термин «удельный князь» получает в это время значение великокняжеского пожалования. Под полный контроль великого князя были поставлены и «боевые силы и землевладельческие средства» страны. Слияние Великого княжения Владимирского с Московской вотчиной в единое Московское государство – вотчину великого князя, и превращение московской княжеской семьи в царствующий дом – династию московских государей, с соответствующей перестройкой её внутренних отношений – таковы были результаты кризиса пережитого великокняжескими отношениями в XV в. при Василии Тёмном и Иване III. Сосредоточение всей власти в руках московского государя было достигнуто – пришёл к выводу А.Е. Пресняков – путём фактической ломки и принципиального отрицания силы обычного права в пользу вотчинного самодержавия. Важное значение в идейном обосновании необходимости консолидации русских земель вокруг Москвы и единодержавия московских государей придавал А.Е. Пресняков деятельности Русской православной церкви[327]327
  Там же. С. 216.


[Закрыть].

«Образование Великорусского государства, а не возвышение Москвы, к чему обычно сводили дело его предшественники, не органический процесс разрастания княжеской вотчины в государство, а сложное и изменчивое переплетение внешних отношений и интересов великорусской народности, приведшее к сплочению её вокруг Москвы, объединение Великороссии великими князьями московскими не путём собирания земли, а путём собирания власти – таков основной смысл докторской диссертации А.Е. Преснякова. Вместе с появлением в том же 1918 г. ещё одной книги учёного «Московское царство», ей суждено было подвести определённый итог не только разысканиям самого А.Е. Преснякова по истории Древней Руси, но и, в определённой степени, всей дореволюционной историографии»[328]328
  Там же. С. 216–217.


[Закрыть].

«Киевская Русь (IX–XII вв.) – ценный материал для изучения типа «варварских» государств раннего средневековья; Великороссия и Литовская Русь XIV–XVстолетий для процессов феодализации и перехода в XVI–XVII вв. к типу, так называемой, сословной монархии; Московское царство даёт сравнительному изучению вариант теократически окрашенного абсолютизма и доводит в то же время до относительной значительности моменты зарождающейся новой культуры индивидуализма и секуляризации, общественной и духовной жизни, которая создаёт светское государство, полицейское государство «просвещённого» абсолютизма XVIII в.» – цитирует В.С. А.Е. Преснякова[329]329
  Пресняков А.Е. Россия и Европа (заметки историка) // Вестник культуры и политики. Под ред. Д.М. Койгена. Пг., 1918. № 4. Стб.15.


[Закрыть], пытаясь уяснить его общий взгляд на основные этапы русской истории.

Это, в принципе, отмечает он, согласуется с той периодизацией, которую А.Е. Пресняков даёт в своём учебнике по русской истории для младших классов 1915 г. «Русское государство, – читаем мы здесь, – не всегда было таким большим и единым <…>. Пять столетий (IX–XIII вв.) понадобилось на закладку широкого и крепкого фундамента, четыре других столетия (XIV–XVII вв.) пошли на возведение главного государственного здания, а теперь идёт третий век работы над расширением, укреплением и благоустройством нашей империи»[330]330
  Пресняков А.Е. Русская история. Курс младших классов. Пг., 1915. С. 3.


[Закрыть]. Таким образом, можно констатировать деление А.Е. Пресняковым русской истории на 3 крупных периода: Киевской Руси (IX–XIII вв.), Руси Московской (XIV–XVII вв.) и Российской Империи (XVIII – нач. XX вв.).

Правда, несколькими годами ранее, напоминает В.С., в предисловии к сборнику научно-популярных статей «Три века. Россия от Смуты до нашего времени» (СПб., 1912) А.Е. Пресняков вслед за В.О. Ключевским, отказывался видеть в царствовании Петра I начало нового периода русской истории, сложившегося, по его мнению, в своих основных чертах ещё в XVIIвеке, но не в самом его начале (1613 г. – по В.О. Ключевскому), а в середине (С.Ф. Платонов) и закончившегося только в начале 1860-х гг. Его устои: абсолютизм верховной власти в сочетании с сильным развитием личного начала в верховном управлении и господствующее положение дворянства оставались неизменными, подчёркивал А.Е.Пресняков, вплоть до начала Великих реформ 60-х гг. XIX в. Последующие 50 лет истории России А.Е. Пресняков рассматривал, как время борьбы прогрессивных сил общества «за преобразование России в конституционное государство» и определял его как переходное. Исход этой борьбы должен был положить начало «новому, – говоря словами самого А.Е. Преснякова, – великому периоду русской истории»[331]331
  Пресняков А.Е. Три столетия // Три века. Россия от Смуты до нашего времени. Исторический сборник. Т. 1. XVII в. М., 1912. С. 3.


[Закрыть].

«Такова концепция или, иначе говоря, схема русской истории А.Е.Преснякова. Наиболее оригинальная её составляющая – это суждения и выводы учёного, относящиеся к истории Киевской Руси. Более традиционными из-за приверженности основным установкам государственной школы (вотчинный характер происхождения Московского государства и русского самодержавия, теория закрепощения сословий) следует признать его взгляды на историческое развитие Руси XIV–XVII вв. Что же касается взглядов А.Е.Преснякова на характер развития русского исторического процесса, в последующие XVIII, XIX и нач. XX столетий, то они вполне вписываются в понятие, так называемых, общих мест русской либеральной историографии этого времени: «полицейское государство просвещённого абсолютизма XVIII в.», «раскрепощение сословий», «борьба за конституцию». Вполне традиционными следует признать и его суждения о влиянии на историю России её географического положения, огромной территории и малочисленности населения («жидкий элемент в русской истории», по С.М.Соловьёву)»[332]332
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 218.


[Закрыть].

Тезис, согласно которому огромная территория, занятая русскими оказала вредное влияние на их историческое развитие, поясняет В.С, был весьма популярен в дореволюционной историографии, «Мы тонем в необъятном пространстве нашей равнины. Редкость населения при громадных размерах территории – вот что всегда тормозило у нас переход к более сложным формам культуры», – цитирует он московского профессора А.А. Кизеветтера[333]333
  Кизеветтер А.А. Россия на рубеже XVIII–XIX столетий. Вступительная лекция по курсу русской истории XIX столетия, прочитанная 15 сентября 1908 г. // Вступительные лекции профессоров Московского университета. М., 1909. С.17.


[Закрыть].

Ещё более резко по этому вопросу высказывался СБ. Веселовский, пришедший к парадоксальному выводу, что русские в своём историческом развитии «оказались в положении народа, ещё не нашедшего своей территории. То есть: мы расползлись по огромной территории, не встречая до недавнего времени на своём пути сильных соседей-врагов, растаскивали, а не наполняли хозяйственные и духовные свои богатства и истощили основное ядро государства – великорусскую ветвь славян – на поддержание колосса на глиняных ногах»[334]334
  Веселовский СБ. Дневники 1915–1923, 1944 гг. // Вопросы истории. М., 2000. № 6. С.96. (запись 14(27) марта 1918 г.).


[Закрыть].

Разделял ли А.Е. Пресняков, постулированное СБ. Веселовском представление о России, как колоссе на глиняных ногах или нет, отмечает В.С., мы не знаем (скорее всего нет), но тезис либеральной историографии о тесной связи громадной территории России и, якобы, вытекающей отсюда культурной и хозяйственной отсталости страны, был ему близок. Именно этим обстоятельством, то есть недостаточностью культурного и экономического развития русских, так и не сумевших, по мере расширения своей территории, обеспечить с помощью культурных и экономических скреп прочное единство входивших в Российскую империю народов он во многом и объяснял происходивший, после 1917 г. у него на глазах распад государства[335]335
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 172.


[Закрыть].

«История России есть история страны, которая колонизуется», – любил повторять вслед за С.М. Соловьёвым и В.О. Ключевским А.Е. Пресняков[336]336
  Пресняков А.Е. Россия и Европа (заметки историка) // Вестник культуры и политики. Под ред. Д.М. Койгена. Пг., 1918. № 4. Стб. 13.


[Закрыть]. Из этого едва ли не основополагающего постулата русской дореволюционной историографии он, как установил В.С., выводил три других (тоже далеко не новых, хотя и популярных среди историков либерального толка) положения: «экстенсивность расселения», «вековечная борьба с инородческим миром» и надрыв сил русского народа вследствие несоответствия его возможностей всё возрастающим потребностям огромного государства.

Бескрайние пространства России при малочисленности населения – всё это приводило к тому, что, растекаясь по этой огромной территории в своей непрерывной тяге на новые земли, русские люди не селились на ней с достаточной плотностью, а непрерывно тянулись в открытые пространства Сибири и Средней Азии. Эта экстенсивность расселения имела, по А.Е. Преснякову, весьма пагубные последствия для страны в виде «длительного векового господства экстенсивного хозяйства, элементарных первобытных форм хозяйственного быта, слабой разработке природных богатств, разрозненному и бесформенному хозяйственному быту». Крупные политические достижения русской государственности – создавались в те исторические моменты, – подчёркивал А.Е.Пресняков, – когда колонизационное движение встречало значительное препятствие, и население вынужденно было временно замкнуться в границах определённой территории, сплотиться и сорганизоваться, чтобы отстоять своё право на самостоятельное бытие и достигнуть возможности дальнейшего движения[337]337
  Пресняков А.Е. Россия и Европа (заметки историка) // Вестник культуры и политики. Пг., 1918, № 9. Стб. 19.


[Закрыть].

Что же касается второй основополагающей черты русского исторического процесса – «борьба с Азией» или, иначе говоря роли Руси, как передовой силы в обороне европейского мира от напора кочевников и последующего наступления на них, то результатом её контактов с ними стало, по А.Е. Преснякову, усвоение Русью не только некоторых элементов восточных культур, бытовых и хозяйственных навыков, психических и антропологических типов, но и «общего строя и приёмов управления, уклада государственного быта, что привело к развитию навыков бесконтрольного властвования, широких полномочий, безответственного произвола местных властей»[338]338
  Там же. Стб. 15.


[Закрыть].

Ещё одной особенностью русской истории, А.Е. Пресняков считал, надрыв «её организованных факторов в борьбе с недостатком сил и средств – материальных и культурных для огромных и всё разраставшихся потребностей того политически целого, которое строилось и в этой борьбе в ней и ради неё созидалось»[339]339
  Там же. Стб. 15.


[Закрыть]. Речь идёт, поясняет В.С, конечно же, о русской государственности, которая была создана ценой чрезмерного напряжения сил народа и подавления всей народной жизни потребностями этого государства и закрепощения ему всех общественных сил и интересов.

Хронический недостаток сил и средств, материальных и культурных при непрерывном возрастании государственных потребностей привёл к тому, что Россия просто надорвалась и, не располагая достаточными ресурсами, власть поневоле вынуждена была в создавшихся условиях ограничиваться решением, по сути дела, элементарных задач первоначальной организации народных сил, насаждения на сыром корню начал гражданственности и политического порядка. Отсюда так характерная для России, «страшная медленность» развития экономических сил страны, её социально-политической организованности, её культурного уровня. Иначе говоря, Россия выросла в великую страну, но страну отсталую[340]340
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 220.


[Закрыть].

«Таким вот, прямо скажем, неутешительным, – пишет В.С., – оказывается результат осмысления А.Е.Пресняковым нашей истории. И как ни странновато воспринимаются сегодня его суждения о Киевской Руси, созданной усилиями иноземной княжеской власти и русском народе надорвавшем свои силы в вековой борьбе с несоразмерной с его численностью и возможностями территорией и задачами по строительству великого, но, по факту, как оказалось, отсталого, неэффективного государства, удивляться этому не стоит. По-другому, учитывая кадетское прошлое А.Е.Преснякова и ярко выраженный либеральный характер его мировоззрения, скорее всего и быть, не могло. Но виноват в этом был, конечно, не столько А.Е.Пресняков, сколько русская либеральная историография XIX – нач. XXстолетий, начиная от К.Д,Кавелина, Б.Н.Чичерина, С.М.Соловьёва и кончая В.О.Ключевским, А.А. Кизеветтером и П.Н.Милюковым на достижения которой он ориентировался и некоторые итоги развития, которой он, собственно, и подвёл»[341]341
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 221.


[Закрыть].

Что же касается научно-педагогической деятельности А.Е. Преснякова 1920-х гг., то она, согласно наблюдениям В.С. Брачева, протекала в том же русле, что и у других, оставшихся в России после Октября 1917 г. университетских профессоров. Несмотря на внутреннее неприятие большевизма, он, тем не менее, продолжил свою научную и преподавательскую деятельность с поправкой, разумеется, на советские реалии, одним из свидетельств чему стало безусловное принятие А.Е. Пресняковым теории феодализма в России Н.П. Павлова-Сильванского. Заслуживают в этом плане внимания и его попытки подойти к исследуемым им историческим явлениям с точки зрения производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки или, иначе говоря, в марксистском ключе. Современный московский историк А.Н. Шаханов[342]342
  Шаханов А.Н. Русская историческая наука второй половины XIX – нач. XX вв. М., 2003. С.352.


[Закрыть] даже утверждает, что под влиянием формационной теории А.Е.Пресняков полностью отказался в 1920-е гг. от таких постулатов либеральной историографии, как теории закрепощения государством сословий в России и вотчинного происхождения Московского царства и русского самодержавия, что, по мнению В.С., спорно, но то, что общее движение его научного поиска шло в эти годы именно в этом направлении – сомнений у него не вызывает[343]343
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 221.


[Закрыть].

Другое дело – результаты этого поиска, преувеличивать значение которых, в смысле овладения А.Е. Пресняковым марксизмом, должных оснований у нас нет. На самом деле, если судить по его работам, то и в 1920-е гг. в мировоззренческом и научном плане, как специалист-историк А.Е.Пресняков оставался всё же на позициях психологического позитивизма. Во всяком случае, ни теории социально-экономических формаций, ни тезиса о классовой борьбе, как движущей силе исторического процесса А.Е.Пресняков не разделял. А ведь это основные постулаты марксистского учения[344]344
  Там же. С.221.


[Закрыть].

В то же время, В.С. считает справедливым мнение, что в 1920-е гг. А.Е. Пресняков оказался одним из ведущих русских историков, сумевшим с одной стороны, подвести некоторые итоги развития дореволюционной исторической науки, а с другой своим острокритическим отношением к предшественникам сыграть определённую в становлении марксистской историографии. «Советские исследователи учились у Преснякова, – цитирует он в связи с этим А.Н. Шаханова, – мастерству источниковой критики, заимствовали отдельные элементы научной концепции, а самое главное – использовали его аргументацию в спорах с оппонентами для расшатывания старых схем»[345]345
  Шаханов А.Н. Русская историческая наука второй половины XIX – нач. XX вв. М., 2003. С.152.


[Закрыть].

«Всё это так, – отмечает В.С. – Другое дело – необоснованные попытки, со стороны ряда историков, жёсткого противопоставления «прогрессивного» А.Е. Преснякова «консервативному» С.Ф. Платонову (М.Б. Свердлов[346]346
  Свердлов М.Б. А.Е.Пресняков (1870–1927). Жизнь и творчество // Пресняков А.Е. Княжое право в Древней Руси. Лекции по русской истории: Киевская Русь. М., 1993. С. 514–515.


[Закрыть]) и возведения его в ранг «заслуженного лидера» некоего «нового направления», якобы сложившегося в 1920-е гг. в петербургской исторической школе, характерной особенностью которого, в отличие от платоновской школы являлась склонность его адептов к разработке проблем нового периода русской истории и к «обобщениям аналитического характера» (Б.В. Ананьич[347]347
  Ананьич Б.В. Петербургская историческая школа // Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. Сб. статей. Под ред. А.Н. Сахарова. М., 1996. С. 612.


[Закрыть]), что не находит должного подтверждения в источниках.

«Несмотря на свои прогрессивные взгляды и действительно имевшуюся у него склонность к обобщениям аналитического характера и не всегда однозначные отношения с С.Ф.Платоновым в 1890-е гг., не следует забывать, что основные научные достижения А.Е.Преснякова (магистерская и докторская диссертации) приходятся всё-таки на тот период его творчества, когда отношения ученика и учителя были как никогда близки и связаны они, эти достижения были, прежде всего, с неуклонным следованием им традициям петербургской исторической школы»[348]348
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 222.


[Закрыть].

Тогда же, в дореволюционные годы, сформировались и общественно-политические взгляды А.Е. Преснякова, как убеждённого западника-конституционалиста и определилось его отношение к России и русскому народу. Исходя из, едва ли не основного, постулата[349]349
  Кизеветтер А.А. Россия на рубеже XVIII–XIX столетий. Вступительная лекция по курсу русской истории XIX столетия, прочитанная 15 сентября 1908 г. // Вступительные лекции профессоров Московского университета. М., 1909. С. 17.


[Закрыть], либеральной историографии, согласно которому история России уже со времён Киевской Руси выступает, как органическая и неотъемлемая часть европейского мира и все стадии социально-политического, экономического и культурного развития, которые она прошла, вполне соответствуют тем стадиям, которые прошли в своём развитии другие европейские страны, хотя и с некоторым отставанием, как по времени, так и по степени «интенсивности их переживания», венцом её исторического развития А.Е.Пресняков, как и другие представители либеральной историографии, считал конституционное федеративное государство европейского типа[350]350
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 223.


[Закрыть].

Как ни велико было влияние на А.Е.Преснякова западнической идеологии и либеральной историографии, основные положения которых и, в частности, тезис об исторической отсталости России, он, как установил В.С., принял[351]351
  Там же. С. 219.


[Закрыть], крайностей её отдельных представителей, утверждавших об имманентной отсталости самого русского народа (характерен здесь профессор С.Б.Веселовский, пришедший к выводу, что якобы «иностранцы и русские смешанного происхождения даровитее, культурнее и значительно выше, как материал для культуры», чем «люди чисто русского происхождения» и что «русские не только культурно-отсталая, но и низшая раса» (запись в дневнике за 29 декабря (старого стиля) 1918 г.[352]352
  Веселовский СБ. Дневники 1915–1923, 1944 гг. // Вопросы истории. 2000. № 6. С. 107. «Быдло осталось быдлом, – отмечает он в другом месте дневника (запись 28 марта 1918 г.). – Если бы не мировая война, то, может быть, ещё десяток-другой лет недоразумение осталось бы невыясненным, но конец, в общем, можно было предвидеть. Последние ветви славянской расы оказались столь неспособными усвоить и развивать дальше европейскую культуру и выработать прочное государство, как и другие ветви ранее впавшие в рабство. Великоросс построил Российскую Империю под командованием, главным образом, иностранцев, особенно немецких инструкторов и поддерживал её выносливостью, плодовитостью и покорностью. А не способностью прочно усваивать культурные новинки, вырабатывать своё право и строить прочные ячейки государства». См. там же. С. 99. Стоит отметить, что записи сделаны СБ. Веселовским не под влиянием минуты, как можно было предположить, учитывая особенности переживаемого профессором времени (1918 г.), а, как отмечает он сам, по зрелом размышлении и что мысли такие приходили ему в голову ещё в 1904–1906 гг.


[Закрыть] он всё же не разделял, да и не мог, по-видимому, разделять. И дело тут не только в присущей А.Е.Преснякову, как исследователю, осторожности, но ещё и влиянии на него той интеллектуальной среды, в которой он варился в Санкт-Петербурге и особенностях научной школы, к которой он принадлежал[353]353
  Брачев В.С. «Наша университетская школа русских историков» и её судьба. СПб., 2001. С. 8, 9.


[Закрыть], с так характерными для её представителей, патриотизмом, государственничеством и здоровым национальном чувством.

«Либеральное умонастроение и западничество органично уживались, поэтому у А.Е.Преснякова и с патриотизмом, с чувством гордости за своё Отечество, за свой народ, в который он, в отличие от СБ. Веселовского, всё-таки верил. Именно этим обстоятельством, то есть патриотической одушевлённостью и глубокой профессиональной разработкой им ряда коренных проблем древней русской истории, а отнюдь не наметившимся в 1920-е гг. сближением с марксизмом, не говоря уже о его дореволюционном кадетским прошлом интересен сегодня для нас А.Е.Пресняков – один из замечательнейших русских историков XX в.» – заканчивает В.С. свою книгу[354]354
  Брачев В.С. А.Е. Пресняков и петербургская историческая школа. СПб., 2011. С. 207–224.


[Закрыть].

Можно таким образом констатировать, что, как и в других случаях, книга В.С. Брачева о А.Е. Преснякове получилась интересной, содержательной и нетривиальной. Зная творческий почерк В.С., можно быть уверенным, что такими же нетривиальными как с точки зрения содержания, так и выводов, окажутся и последующие статьи и книги учёного, которыми он будет радовать читателей и поклонников его таланта.