Текст книги "Тельняшка. Автобиографическая повесть"

Новая жизнь разбежалась весенним ручьём,

Новая жизнь разлилась по ларькам, по вокзалам.

Новая жизнь посидим, помолчим ни о чём,

Новая жизнь никогда не даётся даром.

Ю. Шевчук& рок-группа «ДДТ»

Новая жизнь.

Как часто мы задумываемся о том, сколько жизней мы проживаем за одну, данную нам Творцом?

Ведь ещё вчера я был школьником, а вот теперь влился в ряды работающих граждан.

Работа на барже мне очень нравилась. Да и как могла не нравиться работа, связанная с морем и путешествиями?

За глаза нашу баржу мы прозвали «самоходка». Такие баржи мне приходилось видеть во время морской практики на борту легендарного арктического лайнера «ИВАН МАКАРЬИН».

Этими баржами и разгружали балкер во время стоянки на рейде в Беринговском.

Наша «самоходка» представляла из себя плоскодонное самоходное судно с аппарелью в носовой части. Использовалась баржа для перевозки груза и пассажиров.

Когда-то старушка-баржа трудилась в северных широтах, на разгрузке пароходов, а потом была списана и попала в наше училище, гдё её и приспособили к хозяйственным работам, не пропадать ведь добру!

В училище ей дали ремонт, полностью переделали рубку, подлатали днище. Словом, вдохнули в неё новую жизнь.

Как известно, корабль без капитана – не корабль, а посему, на баржу капитаном был назначен бывший штурман Дальневосточного пароходства, выпускник судоводительского факультета – Юрий Пузачёв.

Юра был НАСТОЯЩИМ штурманом.

То есть он сочетал в себе те качества, которыми должен был обладать истинный судоводитель.

Не буду перечислять, какими именно качествами обладал мой новый капитан, но могу сказать только одно – он стал для меня другом и наставником.

Один мой хороший знакомый – старый морской волк, любил повторять такую фразу: «Экипаж, как организм, либо принимает, либо – отторгает».

Самоходная баржа «Восток-35»

И, действительно, по-другому в море и быть не может.

В море, чтобы выстоять в схватке со стихией, должен работать принцип: «Один за всех и все – за одного»!

Мне предстояло очередной раз пройти «боевое крещение», чтобы заслужить право быть членом экипажа.

А где можно проявить себя? Только в реальных боевых условиях – во время рейса.

Первый мой рейс на борту «ВОСТОКА» намечался в бухту Сидеми, где, собственно, располагалась морская учебная база нашего училища.

Бухта Сидеми по праву считается одним из красивейших мест в Приморье.

На побережье этой замечательный бухты и расположилось селение, которое ранее называли Сидеми, а ныне оно имело вполне непритязательное название – Безверхово.

Некогда, это было вовсе не село, а поместье, которое принадлежало легендарному пану Янковскому, в честь которого и был назван полуостров.

По свидетельствам тогдашних современников – «природа тех мест удивляла разнообразием – здесь были и морские берега, и буйные леса, и холмы, и заливные луга и дикие лагуны».

Стоял тёплый сентябрьский день. Мы подготовили «самоходку» к рейсу – запустили двигатель, отсоединили береговое питание, проверили работоспособность бортовой радиостанции. Кроме того, по распоряжению капитана, я набрал полные анкерки пресной воды и получил у начальника станции сухой паёк. В море ведь может произойти всякое, поэтому запасы воды и еды – необходимость.

Когда все приготовления были окончены, я отдал швартовные концы, и баржа нехотя отвалила от причала. Капитан, ловко орудуя штурвалом, газом и реверсом, развернул баржу и направил её на выход из ковша водной станции.

«Самоходка» плавно скользила по акватории Амурского залива.

Убедившись, что мы легли на правильный курс, Юра передал мне штурвал, а сам достал из рундука навигационную карту и аккуратно, с присущей штурману сноровкой, развернул её на столе, и принялся изучать подходы к Сидеми.

Я пристально вглядывался в лини горизонта, где отчётливо виднелся контур полуострова Ломоносова. Море было совершенно спокойным, дизель тихонько урчал, а за кормой белой пенной вздымался и таял кильватерный след.

Мерное урчание дизеля постепенно погрузило меня в гипнотическое состояние, отчего на меня нахлынули воспоминания минувшего лета, в самом финале которого, мы с друзьями отправились в поход, между прочим, именно в бухту Сидеми, куда сейчас я и правил баржу.

А дело было так:

После окончания вступительных экзаменов, мы с приятелями решили отправиться в поход.

Наш выбор пал на бухту Нарва, которая была знаменита своими песчаными пляжами и чистой морской водой. Добирались до места сперва на катере, а затем – пешком, навьючившись рюкзаками и палатками, мужественно преодолевая препятствия в и виде речушек и проток.

Изначально, в поход собирались идти без девушек. Мол, будем пить вино, играть на гитарах, купаться загорать и ловить рыбу. Но перед самым походом, один из моих товарищей предложил взять с собой двух девчонок, которые, по, дошедшим до меня слухам, «были в него по уши влюблены».

У меня как-то в голове не укладывалось, что в одного парня одновременно могут влюбиться две девчонки. Но ведь жизнь штука сложная, а, как известно, в жизни всё может быть.

Словом, девчонки, так девчонки! Ну куда без них? Тем более, что мы с ними не были знакомы, а посему – никаких душевных волнений не предвиделось.

Добравшись до места стоянки, мы разбили палаточный городок. Девчонки быстро влились в нашу дружную компанию и не причиняли нам никакого беспокойства.

Было приятно просыпаться утром, подставляя своё лицо, восходящему солнцу и окунаться в прохладную морскую воду.

А на следующий день пошёл страшный дождь, и мы всей честной компанией, забравшись в большую армейскую палатку, пели песни под гитару.

Вечерами, мы разжигали огонь, и, сидя у костра, пили шампанское и вино, любуясь мириадами звёзд, рассыпанных на ночном небосклоне.

Три дня счастья, которые отпечатались в моей памяти навсегда!

В последний день нашего замечательного отдыха в Нарве, на море разразился сильный шторм, и нам пришлось сворачивать свой лагерь. По счастью, за нами пришёл буксир, капитаном которого был отец того самого парня, который пригласил девчонок.

Буксир шкивало и бросало из стороны в сторону, словно щепку в бушующем море.

По своему обыкновению, я испытал приступ сильнейшего аппетита во время качки и принял приглашение капитана отобедать в кают-компании. Поскольку, от морской болезни страдали все мои товарищи, и ни один из них не согласился составить мне компанию, то обедать отправился я один.

Каково же было моё удивление, когда ко мне присоединилась одна из девочек, которую звали Таня. Оказалось, что её подруга осталась на мостике дышать свежим морским воздухом, а Таня туда подниматься не захотела и осталась с нами внизу.

Морской болезнью она по счастью не страдала, в отличие от моих сотоварищей и составила мне отличную компанию за обедом.

Мы с большим аппетитом уплетали флотский борщ, а потом – пили компот с печеньем. Болтали о всякой ерунде, смеялись, и нам было весело и хорошо вместе!

Буксир благополучно доставил нас в город, и мы расстались с девчонками, поблагодарив друг друга за хорошую компанию и прекрасно проведённое время. Жизнь вернулась в своё привычное русло, а я всё никак не мог забыть Таню. Всё время думал о ней, но не решался узнать у своего товарища её номер телефона.

Да и зачем? Ведь в неё был влюблён мой друг, и, вероятно, она была влюблена в него.

Стоя в рубке «самоходки» и, пялясь в иллюминатор, я думал о том памятном походе.

Чем отчётливее становились очертания мыса Ломоносова, тем, более отчётливо, я вспоминал все детали нашего похода и тот момент, когда на меня нахлынуло чувство, от которого, так непросто было избавиться.

Неожиданно прозвучавший из динамика голос, вернул меня в реальность происходящего.

Мы вошли в пограничную зону, и по радио нас запрашивал пограничный пост с позывным «ЛЕБЕДЬ».

– Судно, судно, следующее курсом 210 градусов, на удалении трёх морских миль от мыса Ломоносова, ответь ЛЕБЕДЮ-24 – раздалось из динамика.

Юра взял микрофон радиостанции, отжал тангенту и произнёс:

– ЛЕБЕДЬ-24, я самоходная баржа ВОСТОК-35, следую из Владивостока в Безверхово.

– Вас понял ВОСТОК-35, с какой целью следуете в Безверхово?

– ЛЕБЕДЬ-24, следую на морскую базу ДВВИМУ.

– Добро, ВОСТОК-35, счастливого плавания, конец связи!

– Спасибо, ЛЕБЕДЬ-24, конец связи!

– Слышал?! – улыбнулся Юра, – И на суше и на море – пограничники в дозоре! – и подмигнул мне.

Мы дружно рассмеялись, Юра принял у меня штурвал, поскольку мы приближались к берегу.

Впереди показались ворота бухты Сидеми – остров Кроличий, на котором расположился маяк с одноимённым названием.

Обогнув Кроличий, мы сбавили ход, и медленно стали подходить к берегу.

На побережье виднелись постройки, выполненные в виде деревянных одноэтажных домиков.

– Вот и приехали – сосредоточенно произнёс Юра, и в этот самый момент баржа уткнулась носовой частью в пологий берег.

Он включил реверс, позади баржи показалась белая пена, взбитая, работающими на задний ход, винтами. После чего, баржа остановилась на месте, как вкопанная. Юра включил гидравлический привод, и тяжелая стальная аппарель со скрипом опустилась на морской берег.

В это время у Гаутамы родился сын, но в ту же ночь молодой отец тайно бежал из дома

и стал бродячим нищим отшельником (бхикшу, или шрамана, что буквальном переводе и означает «нищий»).

Сначала он вместе с пятью своими сотоварищами изнурял плоть в поисках истины, но истина никак ему не давалась.

Тогда он ушёл от них, сел под смоковницу (потом она получила название дерева бодхи, то есть просветления) и сказал себе, что не встанет с места, пока его не посетит откровение и просветление.

Через 49 дней без еды (по странному совпадению, столько же болтались на барже Т-36 советские солдаты Зиганшин, Федотов, Поплавский и Крючковский, но буддистами не стали), превозмогая интриги и соблазны демона Мары, он вдруг понял главную истину: жизнь есть страдание.

Он стал Буддой (просветленным). Он стал татхагатой (в переводе – тот, который так достиг).

В. Лебедев

Баржа стояла у берега, уткнувшись аппарелью в прибрежную гальку. Чтобы привлечь к себе внимание, Юра включил сирену и над Сидеми раздался протяжный вой, который эхом прокатился по всему побережью.

Не прошло и пяти минут, как на берегу появился человек.

Этим человеком оказался легендарный смотритель базы – Александр Воробьёв, известный в узких кругах, как «Воробей».

Прозвище этого человека совершенно не сочеталось с его колоритной внешностью. Таких людей обычно в народе называют «человек-гора».

Росту в нём было более двух метров, а лицо было покрыто густой бородой. Одет он был в военную форму, отчего походил на заправского пограничника, несущего службу, на забытой богом, заставе.

Тяжёлой поступью он направлялся к нашей самоходке.

О Воробье в нашем училище ходили легенды.

Поговаривал о том, что этот человек – нелюдим, в городе появляется редко, и что круглый год проводит на своей базе в Сидеми.

Жил Воробьёв в каменном доме дореволюционной постройки, по слухам, некогда принадлежащим графу Янковскому.

Он был не просто смотрителем базы, а по сути – её хозяином.

Летом здесь проходили шлюпочную практику курсанты нашего училища, и здесь же – в летних домиках отдыхали сотрудники и преподаватели. Зимой база пустовала, и Воробьёв с дозором, как некрасовский «мороз-воевода», ежедневно обходил владенья сои.

Частыми гостями в имении Воробьёва было пограничное начальство с безверховской заставы.

Местные жители Воробья побаивались, а посему – обходили базу стороной.

Поговаривали, что Воробей временами крепко выпивал, а когда выпивал – начинал «чудить».

В доме у него был целый арсенал холодного и огнестрельного оружия, а также обмундирования, подаренного щедрыми стражами рубежей.

После крепких возлияний, он выходил из своей усадьбы в полном обмундировании – в каске, с маузером наперевес и шашкой наголо. Побродив в таком виде по территории базы, он возвращался в дом и крепко-накрепко засыпал. Очевидцы рассказывали, что при этом, храп раздавался на всё бывшее поместье Янковских.

Вот таким человеком был наш смотритель…

Но, одно дело сто раз услышать, а другое дело – один раз увидеть.

Мы вышли к нему навстречу и стали ждать, когда они приблизиться к барже.

Дом Янковского в Сидеми

На борту нашей баржи были продукты, стройматериалы и несколько катамаранов, очевидно предназначенных для отдыхающих.

Наконец, Воробьёв подошёл к нам и приветствовал крепким рукопожатием.

Он любезно предложил нам отобедать вместе с ним, но от обеда мы отказались – нужно было разгружать баржу и идти в бухту Нарва за песком.

Первыми вытащили на берег катамараны, а затем выгрузили мешки с картошкой, коробки с консервами. Доски, выгружали на берег в самом конце, эти горбыли были весьма длинными, и поэтому, их приходилось их аккуратно подхватывать с обоих концов, чтобы не вогнать занозы в ладони и потихоньку спускать по аппарели на берег.

Когда разгрузка была окончена, Воробьёв ушёл в дом и вернулся пакетом, в который он аккуратно сложил для нас овощи, выращенные им, на собственном огороде.

Глядя на этого большого человека, я подумал, что он вовсе не свирепый, как говаривали о нём в народе, а вполне симпатичный и добрый человек.

Пожав на прощание друг другу руки, мы поднялись на борт баржи.

Юра запустил двигатель, поднял аппарель, и напоследок, погудев сиреной, отошёл от берега.

Воробьёв помахал нам своей богатырской рукой и побрёл к своей усадьбе.

Мы обогнули остров Кроличий и направились в направлении, где раскинулась песчаные дюны бухты Нарва.

Наш путь лежал к песчаным карьерам, где черпали песок и грузили его в огромных количествах на плашкоуты.

Мы ошвартовали самоходку у одного из плашкоутов, служившим своеобразным пирсом для буксиров.

– Оставайся здесь и следи за швартовными концами – сказал Юра, а сам вытащил трёхлитровую банку с прозрачной жидкостью и отправился к крановщику.

После непродолжительных переговоров с «крановым» Юра вернулся на баржу и радостно сообщил: – Сейчас нас без очереди загрузят, и пойдём домой!

– А почему без очереди и что за банка с жидкостью, которую ты сейчас отдал «крановому»?

– Понимаешь, нам для хозяйственных нужд понадобилось пару тонн песка. Вот за эту банку мы песок и получим. Соображать надо, юнга!

– Так это спирт! – вырвалось у меня непроизвольно.

– Соображаешь! Причём чистый, медицинский! – сказал Юра и подмигнул мне, а я в свою очередь подмигнул ему.

Бухта Нарва

Меж тем, кран медленно развернул свой стальной клюв в нашу сторону и ловко зачерпнул грейфером песок из карьера.

Мы стояли в рубке и наблюдали, как ловко кран черпает песок и высыплет его на борт нашей «самоходки». Через пятнадцать минут у нас на борту образовался целый курган из песка, и баржа просела под тяжестью груза так, что с борта до воды легко можно было дотянуться рукой.