Текст книги "Тельняшка. Автобиографическая повесть"

Тельняшка
Автобиографическая повесть
Игорь Шулепов

© Игорь Шулепов, 2023

ISBN 978-5-0059-4449-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается самым родным и близким:

Шулеповой Валентине Васильевне

Шулепову Максиму Игоревичу

Шулеповой Татьяне Сергеевне

А также:

Родному городу-моряку Владивостоку.

Alma-Mater – Дальневосточному Государственному Морскому Университету им. адмирала Г. И. Невельского (ака «ВМТ», «ВВМУ», «ДВВИМУ», «ДВГМА»).

Выпускникам 10-ой роты Судоводительского факультета ДВГМА 1996 года выпуска.

Спасибо моим друзьям, благодаря которым эта повесть увидела свет:

Горбунову Максиму, Кашковскому Сергею, Капитонову Виталию, Распутному Сергею, Шароварину Вадиму, Амачаеву Альберту, Андрееву Евгению, Стыцюре Дмитрию, Бохану Дмитрию, Пекуру Николаю, Павлову Алексею, Деговцову Андрею, Ковальчуку Дмитрию, Артемьеву Виктору, Сарвилину Эдуарду, Плечёву Евгению, Шляпникову Дмитрию, Катибе Сергею, Сутягину Эдуарду, Алиманову Михаилу.

Отдельная благодарность Кенину Дмитрию за предоставленный дневник о плавании на ПУС «Паллада» и Жданову Ивану за активное участие в информационной поддержке проекта.

Особая благодарность замечательным людям, благодаря которым была написана эта повесть:

Геку Фридольфу Кирилловичу, Некрасову Андрею Сергеевичу, Задорнову Николаю Павловичу, Конецкому Виктору Викторовичу, Щетининой Анне Ивановне, Покровскому Александру Михайловичу, Гришковцу Евгению Валерьевичу, Пильгуну Павлу Автономовичу, Якуниной Галине Павловне, Шарапову Игорю Евгеньевичу, Сливаеву Борису Геннадьевичу, Седых Вячеславу Ивановичу, Мелькову Евгению Николаевичу, Бурику Борису Валентиновичу, Пузачёву Юрию Николаевичу, Стаценко Александру Егоровичу, Жукову Евгению Ивановичу, Рвачёву Александру Николаевичу, Спасскому Сергею Серафимовичу, Беляеву Сергею Петровичу, Минееву Владимиру Григорьевичу, Титовой Татьяне Парфирьевне, Сараничину Александру Ивановичу, Дикову Борису Петровичу.

Я, наверно, никогда на буду прежним,

Склеив раны, небо, ты прости мне,

Я – к тебе, они – не пощадят —

Никогда…

А они мне кричат:

«Возвращайся,

Ведь те, кто не против и с нами – воистину за!»

Но я помню: нет дороги назад

Я помню: вовеки не будет того,

Что мне было дорогой назад

Дорогой назад…

Юрий Наумов, «Дорога назад».

Мой дед говорил: «Каждый должен что-то оставить после себя. Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведённую из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что-то, чего при жизни касались твои пальцы, в чем после смерти найдёт прибежище твоя душа.

Люди будут смотреть на взращенное тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив». Мой дед говорил: «Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы всё, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нём оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником, – говорил мне дед. – Первый пройдёт, и его как не бывало, но садовник будет жить не одно поколение».

Рей Брэдбери, «451⁰ по Фаренгейту».

Всё можно увидеть глазами. Если не спишь, конечно. А спишь, там и глаза не нужны, и так всё видно… А так – открыл глаза и смотри. Смотри на свет, на солнечных его зайчиков, на блики их сквозь листву, на кроны деревьев, на строгие вертикали стволов, несущих эти кроны вверх… кто выше, кто быстрей. На ехидные облака, которым эти потуги смешны… на небесную лазурь, обращённую то в парус, то в медведя, то в чеширского кота. Смотри на волны, несущие приветы на полмира вдаль, на уверенные в собственной стойкости скалы, что вода и ветер всё же обрушат через сотни лет.

Смотри, всё можно увидеть. Реальное и призрачное. Что-то видно сразу, что-то надо подождать.

Лишь одного увидеть невозможно. Себя.

Странно вот так устроено – всё можно рассмотреть, но только не себя.

И всё-таки один способ есть…

Кто-то более умный заметил мимоходом, что это проще простого. Просто посмотри на тех, с кем ты… кто с тобой. Это и есть ты.

Альберт Амачаев, «Мысли. Зеркало».

Пару слов о ТЕЛЬНЯШКЕ

ТЕЛЬНЯШКА – вид лёгкой морской одежды. Среди моряков нательная трикотажная рубашка с поперечными белыми и синими полосами, в обиходе называемая тельняшкой, является особенно любимой.

Тельняшка появилась в парусном флоте и в буквальном смысле означала «нательная рубаха». Цветные поперечные полосы тельника хорошо заметны на фоне белых парусов и позволяли видеть – сколько матросов на вантах. Любопытно, что многие матросы вязали тельняшки сами. Ведь вязание крючком хорошо успокаивало нервы и позволяло скоротать однообразный досуг в кубрике.

В середине XIX века в моду вошёл голландский морской костюм. Он состоял из короткого бушлата, синей фланелевой куртки с глубоким вырезом на груди (летом носилась белая полотняная куртка), тельняшки и расклешенных черных брюк.

В России первые тельняшки появились только в 1874 году. Вместо узких кителей с высокими стоячими воротниками русские матросы стали носить удобные фланелевые голландские рубахи с вырезом на груди. Под «фланку» надевалась нательная рубашка с синими и белыми поперечными полосами, в соответствии с цветами русского военно-морского Андреевского флага. Новая форма была введена по инициативе великого князя Константина Николаевича.

Приказ был подписан 19 августа 1874 года, и этот день может считаться днём рождения русской тельняшки.

Повторяя цвета Андреевского флага, тельняшки напоминают матросу о море и корабле. Моряки всех поколений русского флота всегда были неравнодушны к тельняшке, называя её «морской душой». С ней связаны такие качества, как смелость, решительность, стремление к победе. Неслучайно появление моряков в тельняшках на фронтах Великой Отечественной войны вызывало панику в рядах гитлеровцев.

COME BACK IN USSR (Часть I)

Рождённый в СССР

 
Вначале был вечер, потом настал я.
Вчера слово да ветер, сегодня земля.
На кладбище старом, где воскресали враги.
Я кое-что понял, встав с левой ноги.
Э-э-э-э-э-э-э-эй, рождённый в СССР.
 
 
Ни секунды без драки, верим в жизнь и смерть.
В глаза твоей собаки, нам не страшно смотреть.
Сегодня победа, пойми и прости.
Нам ничего не осталось, но есть что донести.
Э-э-э-э-э-э-э-эй, рождённый в СССР.
 
 
И чем дальше, тем круче. Ты почти закат.
Здравствуй, древняя Русь! Я твой нервный брат.
Что вернёт нам надежда? Что спасёт красота?
Ты вчера был хозяин империи, а теперь-сирота.
Э-э-э-э-э-э-э-эй, рождённый в СССР.
 
 
Юрий Шевчук & рок-группа «ДДТ»
 

Автор

Я родился в СССР. Не то, чтобы я горжусь этим фактом, но так уж вышло…

Моё детство прошло весело и безмятежно, как золотая пора всех детей, родившихся в СССР в начале семидесятых годов прошлого столетия.

Я хорошо запомнил огромные очереди за колбасой и сливочным маслом. Почему-то всегда в магазинах продавали именно «молочную» колбасу. До сих пор не могу отличить «молочную» от «докторской». И кто вообще придумывал такие названия?

Колбасу давали по полпалки в одни руки и поэтому в магазин шли, как на праздник – всей семьёй.

Ещё я запомнил пельмени, которые расфасовали в картонные пачки, а в качестве начинки в них использовался колбасный фарш. Называлось это чудо советской кулинарии: «Пельмени Русские». Пельменей с настоящим мясным фаршем не было в принципе. Это сейчас домашними пельменями никого не удивишь, а в те времена достать такие пельмени было просто невозможно, поэтому лепили их самостоятельно опять же всей семьёй и по особым случаям.

А ещё я помню советское мороженое – его продавали в картонных стаканчиках, из которых нужно было непременно есть плоскими деревянными палочками, и время от времени в продажу «выкидывали» мороженое в вафельных стаканчиках. Правда стаканчики по вкусу напоминали картон, а сквозь их разбухшие тонкие стенки сочилось сладкая молочная жидкость – растаявшее мороженое, отчего сей приятный процесс терял свою первоначальную привлекательность.

Жили мы с мамой вдвоём. Родители развелись, когда мне было четыре года.

И хотя я рос без отца, мама из всех сил старалась, чтобы у меня было всё, что полагается мальчишке, в таком возрасте.

Пределом моих мечтаний конечно же был велосипед. Поэтому перво-наперво я стал счастливым обладателем четырёхколёсного «Лёвушки», затем мне был куплен настоящий двухколёсный «Уралец», который в народе за его размеры окрестили «полувзросликом», а уж потом, когда я стал совсем большим-пребольшим, то пересел наконец на самый настоящий «взрослик» – «Урал».

А ещё мы придумывали с ребятами игры, в которые можно было играть прямо во дворе.

Особенно мне запомнилась игра в «Пекаря» – на кирпич или булыжник устанавливалась пустая консервная банка, затем на значительном расстоянии от этого сооружения мелом очерчивались звания от «солдата» до «маршала», и каждый участник игры должен был совершить меткий бросок палкой по банке. При каждом попадании игрок получал очередное звание и продвигался на шаг вперёд.

Ещё была замечательная игра в «кубики».

«Кубиками» назывались маленькие квадратные плитки, которыми в то время облицовывались панельные многоэтажные дома. Мы выколупывали их с панелей строящихся домов и набивали ими карманы. Плитки имели разнообразную фактуру и цвет, и чем уникальнее был «кубик», тем он больше ценился. В процессе игры кубики выкладывали на тыльной стороне ладони и подбрасывали вверх. Выигрывал тот, кто подбросил и поймал на лету большее количество плиток.

Чемпионы этой игры могли выменять на свои выигрыши всё, что угодно, поскольку некоторые экземпляры кубиков ценились даже больше, чем деньги.

Домой мы возвращались затемно, поскольку делать дома было нечего и единственным развлечением был чёрно-белый телевизор, по которому транслировали аж два канала.

Сломя голову мы бежали домой лишь только в тех случаях, когда показывали мультики или фильмы про войну.

Ещё мы лепили из пластилина целые города с людьми, машинами, танками, парусниками и пароходами, писали фантастические романы и рисовали звездолёты, мечтали о далёких путешествиях.

Мы все были совершенно уверены в том, что когда станем взрослыми, то в нашей стране уже наступит коммунизм.

Иногда мама приносила японскую жвачку и я складывал её в особый кувшинчик, а когда кувшинчик становился полным, я с высыпал его содержимое и с удовольствием разглядывал цветные фантики с роботами, большеглазыми девочками и диковинными зверями. А потом аккуратно вынимал жвачку из фантиков и наслаждался процессом, надувая огромные разноцветные пузыри… Фантики от жвачки я не выбрасывал, а хранил в коробке из-под конфет.

Ещё у нас была школьная форма. Девочки носили фартуки и коричневые платья с белыми кружевами, а мальчики – тёмно-синие пиджаки и брюки.

В начальных классах все ребята были «октябрятами» – внуками Ильича, а в средних классах нас уже принимали в «пионеры». В каждой школе существовала пионерская организация. Я уже плохо помню, кто и за что там отвечал, но хорошо запомнил яркую атрибутику пионерии – галстуки, знамёна, горны и барабаны. Вступить в пионерские ряды было большой честью, а вот вылететь из них – большим позором.

Пионерский лагерь «Восток», Владивосток 1981 г.

А какие были замечательные книжки: «Тимур и его Команда», «Честное слово», «Кортик», «Бронзовая птица», «На графских развалинах», «Чук и Гек», «Два капитана»!

Мы пели песни о Ленине и о героях войны. Особенно мне почему-то запомнилась песня о юном барабанщике, который погиб от вражеской пули, но не выпустил из рук барабана…

Очень хорошо отпечаталась в памяти «Олимпиада-80». Олимпийский мишка, улетающий в синее московское небо на шариках…

На лето я ездил в пионерские лагеря. Их было великое множество и каждое лето мама доставала мне новые путёвки.

Милые сердцу грампластинки с записями сказок. Я мог сидеть дома и часами их слушать и воображать, что я живу не в СССР, а в далёкой сказочной стране.

После окончания учебного года в старших классах мы ездили в «лагерь труда и отдыха» (ЛТО) в подшефные колхозы, где первую половину дня работали на полях, собирая свеклу, огурцы, капусту, а вторую половину – активно отдыхали, купаясь в местном пруду и устраивая дискотеки в лагерном клубе. Жили мы в маленьких строительных вагончиках, а по ночам лазили в женские «домики» и мазали зубной пастой, безмятежно спящих девиц.

К окончанию восьмого класса я научился играть на гитаре и стал слушать зарубежный и русский рок. А в десятом классе я с товарищем создал вокально-инструментальный ансамбль или, как сейчас принято называть, – рок-группу. Со своим нехитрым репертуаром мы выступали на вечерах в школе и в подшефной воинской части.

Так прошло моё детство – хорошее, доброе, весёлое безоблачное детство!

Порой мне кажется, что это был не я, а другой человек – герой одной, из прочитанных мной в детстве, книжек.

Привет тебе, герой вчерашних дней!

Моё поколение

 
Моё поколение молчит по углам,
Моё поколение не смеет петь,
Моё поколение чувствует боль,
Но снова ставит себя под плеть…
 
 
К. Кинчев & рок-группа «Алиса»
 

Когда-то в далёкие восьмидесятые рок-музыкант и поэт Константин Кинчев спел песню про моё поколение. Ведь всё это было сравнительно недавно: Науменко, Башлачёв, Цой, Летов, Гребенщиков, Кинчев, Бутусов, Шевчук, Ревякин, Григорян, Чистяков, Сукачёв, Шахрин – легенды российского рок-н-ролла.

В то время они играли на квартирах, в подвалах, в кочегарках. Не было хороших инструментов, не было качественной аппаратуры.

Большинство концертов давали на квартирах, поэтому их так и называли – «квартирники». Хозяин квартиры приглашал на концерт друзей и знакомых, гости приносили с собой портвейн и рок-музыканты исполняли свои композиции. После «квартирника» стеклотара сдавалась, а вырученные деньги оставались у хозяина квартиры в качестве гонорара.

С «квартирников» начинали свою деятельность практически все наши рок-музыканты и поэты. Некоторых из них уже нет с нами: Майк Науменко, Саша Башлачёв, Виктор Цой, Егор Летов – их песни остались в вечности.

Так уж вышло, что символом русского рок-н-ролла стал портвейн.

Портвейн мы тогда ещё не пили, а вот пиво уже пробовали.

До сих пор помню, как мы, будучи подростками, стояли в очередях за пивом пунктах продаж, которые в народе окрестили «точками». Пиво продавалось на разлив в любую подходящую тару: «медузы», трёхлитровые стеклянные банки, автомобильные канистры и даже в обычные хозяйственные вёдра. Причём пиво было всегда разбавленным, но после пережитых в очередях передряг, нам оно казалось самым вкусным пивом на свете!

По окончании восьмилетки нужно было определиться с дальнейшими планами.

Поскольку я мечтал с детства стать лётчиком, то с начала восьмого класса начал готовиться к поступлению в Суворовское училище: подтянулся в учёбе, вступил одним из первых в Комсомол. Но стать суворовцем у меня так и не получилось, поскольку меня забраковали по зрению на заключительной медицинской комиссии. Председатель этой комиссии пояснил мне, что зрение у меня, мол, хорошее, однако, существуют нормы, утверждённые министерством обороны для поступления в суворовские и лётные училища, и в эти нормы со своим «хорошим» зрением я не вписываюсь. Поэтому стать «настоящим человеком» у меня так и не вышло.

Вообще жизнь штука довольно сложная и поскольку в мире постоянно происходят изменения, соответственно меняется и сам человек – он рождается, умирает и снова рождается, и снова умирает и так до бесконечности. Ведь если подумать, то нет больше времени в котором я родился и вырос, нет государства, нет общественного строя, нет ценностей, ради которых жили и умирали тогдашние люди, а я есть. И глядя на себя в зеркало, я вижу человека, которому уже за тридцать. Но ведь это совершенно не тот человек, который был младенцем, ребёнком, подростком, юношей. Каждый раз я рождался и умирал, и снова рождался, и снова умирал, и каждый раз заново учился жить в новом воплощении. И уже с трудом вспоминаются события и дела минувших дней, и порой кажется, что всё произошедшее со мной, было лишь сном.

Тогда я очень любил читать приключенческие и фантастические романы.

Купить хорошие книги было практически невозможно, поэтому я регулярно посещал библиотеку или брал книги у своих друзей. И, несмотря на нынешнее изобилие литературы, у меня до сих пор сохранилось трепетное отношение к настоящим книгам.

После того, как моя «военная карьера» пошла ко всем чертям, друзья уговорили меня подать документы в мореходное училище. Правда, о карьере моряка я тогда вовсе не думал, но и в школу возвращаться совсем не хотелось.

Кроме того, мы ведь жили тогда в «закрытой» стране и о поездках за границу можно было только мечтать. У некоторых моих одноклассников родители были моряками и в тайне я завидовал им, ведь у них были вещи, о которых я тогда даже и мечтать не мог.

В то время импортные вещи можно было купить только в валютных магазинах за специальные чеки или на барахолке по спекулятивной цене.

И поскольку город наш по праву считается городом моряков и рыбаков, то каждый житель так или иначе, обязательно был связан с морем. Поэтому я решил попытать счастье в мореходке. Осталось только выбрать профессию. И конечно же, как истинный романтик, я остановился на профессии Судоводителя.

На стенде факультета в приёмной комиссии был изображен дирижёр и судоводитель, а под картинкой было написано: «Есть только две самых достойных профессии в мире – Дирижёр и Судоводитель, делай свой выбор!». Поскольку дирижёром я никогда быть не хотел, то решил выбрать другую самую достойную в мире – профессию Судоводителя.

Моё воображение рисовало мне дальние путешествия. Я представлял себя «морским волком» в кителе и фуражке с крабом. «Весь мир будет у моих ног» – мечтал я.

Таким образом, было принято решение о поступлении в мореходное училище.

В ту пору мне было 15 лет и вся жизнь была впереди, как непрочитанная книга.

Школа капитанов

 
Школа жизни – это школа капитанов,
Там я научился водку пить из стаканов.
Школа жизни – это школа мужчин,
Там научился я обламывать женщин…
 
 
Ф. Чистяков & рок-группа «Ноль»
 

Случилось, вероятно, то, что должно было случиться. Я подал документы на специальность «Судовождение на морских путях».

На этой специальности вступительные экзамены не были предусмотрены, поэтому зачисление происходило по итогам конкурса документов.

Я благополучно сдал документы и стал ожидать мандатной комиссии. Но, к моему глубокому разочарованию, после проведения конкурса, меня так и не пригласили на собеседование. Мрачнее тучи я вернулся домой, а на следующий день поехал в мореходку забирать свой аттестат о неполном среднем образовании.

В приёмной комиссии у меня поинтересовались по какой причине я не прошёл по конкурсу, ведь мой средний бал оказался значительно выше проходного.

В ответ, я лишь повёл в недоумении плечами, но тут произошло нечто невообразимое…

Оказалось, что я таки прошёл по конкурсу, просто в моей фамилии была допущена банальная опечатка. Таким образом, когда выкрикивали мою фамилию, я просто не отреагировал на неё, поэтому в приёмной комиссии посчитали, что я попросту не явился на собеседование и вычеркнули меня из списков.

Та самая бдительная женщина, которая выдавала документы куда-то сбегала и буквально через десять минут начальником училища был подписан приказ о моём зачислении на первый курс специальности «Судовождение на морских путях».

Так я стал курсантом Владивостокского Мореходного Училища (ВМУ) в 15 лет от роду.

До конца лета я радовался жизни и прощался со своим беззаботным детством. А в конце августа обрился наголо и прибыл в расположение училища.

Сейчас я уже не вспомню всех ужасов, которые свалились на мою неокрепшую юную душу. Но я отчётливо помню, что именно с этого момента закончилось моё безоблачное детство и началась взрослая жизнь, жизнь полная лицемерия и жестокости.

У нас забрали гражданку, выдали военно-морскую рабочее платье и расселили по комнатам-кубрикам. Ребята, которых поселили со мной в кубрике, были по большей части из моего родного города, но были и приезжие из городов, где отродясь моря не видывали. Нас было около пятидесяти человек, и мы гордо именовались ПЕРВОЙ РОТОЙ. Ротным командиром временно назначили офицера по фамилии Кукаркин и по прозвищу «КУК», которому до нас не было абсолютно никакого дела, ибо он уже командовал ротой второкурсников, которые на тот момент усердно трудились на подшефных колхозных полях, а посему он целиком и полностью вверил нас старшине.

Наш ротный старшина был весьма колоритной фигурой! Он отслужил в рядах ВМФ и после демобилизации благополучно продолжил обучение в мореходке.

Фамилия ему была Пресич. Он щеголял по ротному помещению в идеально отутюженной форме: фуражку-мичманку, как заправский матрос, лихо носил на затылке, а на левом рукаве голландки у него красовались три позолоченные лычки. Словом, настоящий морской волк, прошедший огонь, воду и медные трубы!

Пресич знал тысячи баек и мог часами разглагольствовать на разные темы, заложив руки за спину, и передвигаясь перед строем на одних носках, как артист балета.

Однако больше всего, как истинный дембель, он уважал армейскую дисциплину и в первый же день он сообщил нам, что «теперь мы в Армии» и врубил на всю катушку одноимённую композицию, популярной в то время, группы «Status Quo» – «You are the Army now». Под звуки «Status Quo» Пресич многозначительно поднимал указательный палец и вещал строю: «Я вам, бля, покажу, сынки, как служат на Флоте! По моей команде, через три секунды одна половина роты должна оказаться у портрета Владимира Ильича Ленина, а вторая – у гальюна, время пошло!».

И мы неслись, сломя голову в тяжёлых матросских ботинках по ротному помещению, нещадно марая каблуками девственно чистый линолеум, а затем драили грязную палубу «по-морскому», осушая ветошью тонны вспененной воды, и тщательно убирая следы от каблуков лезвиями для бритья.

На нагрудном кармане рабочей голландки у каждого из нас вместо номера БЧ (боевой части) была хлоркой вытравлена фамилия и номер роты. Мы ходили строем на зарядку, в столовую, на плац и в расположение роты. Жили в комнатах-кубриках, которые не имели замков и, соответственно, никогда не закрывались. Спали на панцирных койках и голодали, как блокадники, по вечерам.

А когда с колхоза вернулись второкурсники, началась самая настоящая дедовщина.

Кое-кто из наших ребят не выдержали побоев и издевательств старшекурсников и добровольно покинули училище.

Тем же, кто решил продолжить обучение, выдали парадную форму – новенькую суконную голландку, гюйс, чёрные суконные брюки, парадные хромовые флотские ботинки и фуражку-мичманку с чёрным верхом.

Посвящение в курсанты чем-то сродни принятию присяги в армии, поэтому прошло оно в довольно торжественной обстановке и закончилось долгожданным увольнением в город.

Два выходных дня настолько расслабили мой неокрепший в боях молодой организм, что я, признаться, сделал неимоверное усилие надо собой, чтобы вернуться обратно в опостылевшую казарму.

После посвящения нам наконец-то назначили командира. Фамилия ему была Шарапов. Шарапов был военным моряком – капитаном 3-его ранга. Мужиком он был достаточно крупным и к тому же, как и все военные в то время, носил усы. Усы были густыми и слегка обвисали над губами, отчего он очень походил на старого моржа. Человеком он был бывалым, а главное, взрослым.

Обращался он к нам так: «Товарищи курсанты, мля!».

Вообще, военным присуще выражаться нецензурщиной, не произнося её полностью вслух, и говорить, понятными только им, пословицами и поговорками.

К примеру, входя в курсантский кубрик, Шарапов произносил следующую фразу: «НУ ЧТО ВЫ, МЛЯ, БАЛДЕЕТЕ, КАК СТАДО ДИКИХ БАБУИНОВ, КАК ТРИ ЖОПЫ СЛОНА, НАКРЫТЫЕ БРЕЗЕНТОМ!».

Сколько лет прошло, а нелепую поговорку моего первого командира я не могу забыть и по сию пору!

Шарапов поселился в «канцелярии» и подобрал себе адъютанта из числа наиболее усидчивых курсантов. Адъютанта в роте называли «писарем», ибо основная его задача была вести ротную документацию.

Капитан 3-его ранга Шарапов Игорь Евгеньевич

Кроме того, у писаря хранились ключи от всех ротных помещений, в том числе и от «канцелярии» – личного кабинета командира.

Учебные занятия регулярно посещать у меня не получалось, поскольку на неделю выходило по три наряда на службу, а увольнения были только по выходным и, как правило, им предшествовала генеральная приборка.

Всем личным составом роты мы сушили, драили и скребли палубу, затем старшина принимал объекты – центральную палубу, «ленинскую комнату», гальюн, умывальник и кубрики.

Автор – первокурсник ВМУ ММФ

После окончания приборки старшина строил роту и досконально проверял каждого курсанта – форму одежды, стрижку, выправку. Для большинства моих товарищей, да и для меня лично, проверка заканчивалась плачевно, и мы оставались на выходные в расположении роты.

С последними опавшими листьями из города упорхнула чудесная приморская осень, а на смену ей пришла суровая приморская зима.

Здание казармы возвышалось над Амурским заливом и холодный северный ветер завывал в щелях между окнами. Было настолько холодно, что мы спали прямо в форменной одежде, а поверх одеял водружали бушлаты и шинели. Именно этой зимой в роте началось воровство…

Воровать грешно. Именно с это доктриной меня познакомила мама в детстве. В древнем Китае ворам отрубали руки по локоть и правильно делали!

Для меня воровство всегда было пороком. Одно дело залезть в чужой сад и украсть пару яблок, а другое дело залезть в чужой карман. И то, и другое можно назвать воровством. Но то, что я увидел и почувствовал, будучи юным курсантом, поразило меня до глубины души.

На одной из вечерних поверок у половины роты недосчиталось множество элементов форменной одежды: начиная от лычек на голландке и заканчивая полностью верхней одеждой – бушлатов и шинелей. На вопрос старшины: «Где ваша шинель, товарищ курсант?» многие мои однокашники не могли дать вразумительного ответа. Тогда старшина назначал провинившемуся курсанту два наряда вне очереди и настоятельно рекомендовал ему в срочном порядке отыскать обмундирование.

Однако обмундирование находилось у одного и тут же пропадало у другого.

И только одному Богу известно, чем бы это всё могло закончиться, если бы не командир, который заставил старшину восстановить пропавшее обмундирование.

Старшина удержал у каждого курсанта из стипендии нужную сумму и порядок с обмундированием был наконец-то наведён.

Воровать перестали, но на этом злоключения не закончились – нас поджидали новые «прелести» казарменной жизни.