Текст книги "Год маркетолога"

– И между ужином и завтраком… – не удержался я.

– Между ужином и завтраком все было хорошо. Я поняла, что такое быть женщиной. Все говорили, что я изменилась, а я не понимала, откуда они знают. Ведь все, что изменилось, было во мне, и никто не должен это видеть, но, оказывается, через глаза все наружу выходит. Так что, если без лишних подробностей – я была влюблена, и я была счастлива, и продолжалось это долго – целых три года. А потом закончилось. И мне было очень плохо. Тоже целых три года, пока я не встретила тебя и не началась другая жизнь. Теперь можешь задавать вопросы. Меня не напрягает. Это все в прошлом. Можно дотрагиваться – ничего не болит.

– Он был женат?

– Конечно, он был женат, Костя, но не в этом дело. И дети у него были, трое, все как полагается.

– Ну что ты раздражаешься?

– Я не раздражаюсь, но ты вопросы задаешь, как моя мама пять лет назад – женат, не женат, какая разница.

– Мне кажется, есть разница. Если бы он не был женат – вы бы не расстались.

– Не сердись, Костя, мне иногда кажется, что я намного старше тебя. Ты учился много, читал и много знаешь, но все, что ты знаешь, – это не про людей. Не сердись только, ладно? Нет, если бы он не был женат, мы бы все равно расстались, может быть, на год позже или на два, но все равно бы расстались.

– Почему, я не понимаю?

– А ты никогда не задавал вопрос, зачем такому человеку вообще нужна такая девушка, как я. Что ему от меня нужно?

– Я не знаю, какой он человек…

– Очень богатый, очень сильный, очень умный, к тому же еще и образованный. Будь он хоть трижды женат – к нему очередь выстроится.

– И зачем же? – Разговор этот становился мне все более неприятен. Сейчас мне уже казалось, что Ирине он был гораздо важнее. Она словно выдавливала из себя последние капли горечи, и, может быть, ей было проще делать это вместе со мной.

– Я спросила его как-то, и он ответил: для баланса. Чем больше у человека всего есть – денег, власти, тем больше всяких обременений. Я помню, он так и сказал «обременений». Я еще тогда не понимала, что это такое, и переспросила. И он все объяснил. Вот бьешься за какую-нибудь компанию, получаешь контрольный пакет, но всегда в результате остается очень много всяких обязательств, которые надо исполнять, и обнаруживаешь, что денег прибавилось, а радости в жизни – скорее наоборот. Тогда почему нельзя все это бросить и остановиться? Остановиться нельзя, потому что ты часть системы, а система движется, и ты движешься вместе с ней. Можно выйти из системы, но я не знаю никого, кто бы сделал это по собственному желанию. А при чем здесь я? А при том, что в жизни не хватает радости. Ты являешься источником радости. Но таких источников… Нет, ты не о том. Девушек много, но тех, с кем душа отдыхает, мало… Так что, Костя, дело в том, что в какой-то момент источник радости стал превращаться еще в одно обременение. В чем, наверное, я виновата сама. Вот такая история. Теперь все понятно?

Не думаю. Это был далекий и недоступный моему сознанию мир. Но я сказал, что понятно.

– Ну и слава Богу.

Странная мысль пришла мне в голову, когда я ложился спать, по привычке раскрыв книгу очередного глобального бизнес-гуру. Теоретически, если предположить, что интерес к источнику радости у того человека длится в среднем три года, то вполне вероятно, что и Ирина, и Настя поставляли радость для одного и того же человека. И потом в результате некоего стечения обстоятельств обратили внимание на меня. Это было бы забавно. Надо будет спросить у Насти, посещала ли она концерт Лондонского симфонического оркестра и была ли в Венской опере. Если да, я хочу с ней еще увидеться? Господи, глупость какая, конечно, хочу. Нужно ли это делать, вот о чем надо думать.

Глава шестая

Американская компания всегда в первую очередь американская. Имея множество отделений по всему миру, они называли себя раньше международными, а теперь, следуя модным тенденциям, называют глобальными, но по сути все равно остаются американскими. То же самое, кстати, можно сказать и о французских, шведских, а уж тем более японских и южно-корейских. Хотя в американской компании иностранцу гораздо легче сделать карьеру, чем в европейской.

Что объяснимо, если иметь в виду американскую историю и их отношение к иммигрантам. Но при этом ближний круг всегда будут составлять американцы, причем среди них обязательно будут такие, для кого самое дальнее путешествие за границу – это полет в Лондон. На основе нескольких ужинов в лондонских ресторанах они делают вывод, что с Европой, в общем-то, знакомы. А раз с Европой знакомы, то и остальной мир тоже не загадка. Разве что Китай. Вот только Китай еще непознанным и остался. Но про Китай лучше вообще не думать.

– Глобальные компании обожают заключать глобальные соглашения с другими глобальными компаниями. Глобальные соглашения заключаются по всем видам деятельности, по которым на рынке присутствуют глобальные компании. Если бы в мире существовала глобальная компания, занимающаяся чисткой туалетов, то она бы чистила туалеты во всех офисах IBM, HP, PWC, Boeing и так далее по всему миру. И в этом случае у гипотетической компании «WCWC[15]15
  World Cleaner Water Closets – Глобальная компания по очистке туалетов.


[Закрыть] – The WC company. После нас вы не почувствуете своего запаха», например в России, был бы account manager[16]16
  Менеджер по работе с клиентами (англ.).


[Закрыть], отвечающий за PWC (прошу не путать с WCWC), в смысле, отвечающий за то, что в PWC всегда чистые туалеты. Он бы подчинялся в России начальнику всех глобальных account manager’s в России и одновременно глобальному менеджеру, отвечающему за чистоту туалетов PWC во всем мире. Вдумайтесь в эту мысль и постарайтесь понять ее смысл. Здесь есть смысл. Это называется матричной структурой, где по одной оси функциональная зависимость (от туалетов PWC во всем мире), а по другой – операционная (от всех глобальных туалетов, то есть нет, от всех туалетов глобальных компаний в России). В принципе, ничего сложного. Сложность возникает тогда, когда появляется третье измерение. То есть, например, люди, которые чистят собственно унитаз, и люди, которые моют в туалете полы, находятся в разных подразделениях компании, и очень трудно понять, чей участок работы важнее. Тогда получается, такая матрица совсем не двумерная и надеяться на чистоту туалетов не приходится, и сотрудники PWC проклинают своих коллег из WCWC, забывая при этом, что они проводят там аудит примерно с тем же качеством, как те чистят.

Все смеялись. Андрей любил на совещаниях развлекать себя и сотрудников рассказами об идиотизме американских компаний вообще и своего собственного начальства в частности. После этого обычно следовал переход к реалиям нашей жизни.

– Так вот, – продолжал Андрей, – следует признать, что мы с вами находимся в ненамного лучшем положении, чем эти ребята-говноотсосы, – приношу извинения за слово «отсосы», оно некорректно, особенно в присутствии дам, да, впрочем, и молодых людей тоже, – тут уже кто как: кто прыскал, кто хохотал, кому-то действительно не нравилось. Нас было в переговорной семеро, не считая Андрея, но считая двух женщин.

– Так вот, имели мы нормальный контракт с Сити-банком, который, как известно, никогда не спит[17]17
  Игра слов – рекламный слоган Сити-банка “City never sleeps” – «Город никогда не спит».


[Закрыть], потому что давно умер, и всем было хорошо. Какая сумма контракта? – спросил он у Маши.

– Два миллиона.

– С маржой.

– Тридцать пять процентов.

– Не так, чтобы очень, но контракт нормальный. Теперь наши большие белые братья, которых раньше нигде, кроме России, в City не пускали, решили прогнуться окончательно, а City в Европе говорит им: да, заключим глобальный контракт, если цены в России будут такие же, как в Европе, в результате чего мы получаем контракт в полтора миллиона с маржой в пятнадцать процентов, что не окупает накладных расходов, то есть будем работать в минус. Tele-conference’сов[18]18
  Телеконференция (англ.).


[Закрыть] на эту тему было уже с десяток, теперь решили в Лондоне совещание устроить.

– Они на этих совещаниях последнюю прибыль сожрут, – мрачно сказала Маша.

– Да, – подтвердил Андрей, – но ехать надо. Я предлагаю поехать товарищу Константину. И вообще, они давно хотят, чтобы мы глобальные контракты вывели в отдельное подразделение, так вот мы и скажем, что Костя у нас теперь не только marketing, но и global accounts. Как вам идея?

Это было сказано после того, как остальные вышли и в комнате остались мы втроем. Никто не любит, когда у него отбирают часть полномочий, но история с global accounts была настолько нудной, насколько и неблагодарной, поэтому Мария отреагировала без эмоций.

– Нет проблем, только человека я не дам, человек у меня еще другие вещи делает.

– У ты кака-а-а-а-я, – засмеялся Андрей. – Не дам, а? Вот все смелые стали, развели, понимаешь, демократию… Хочу дам, хочу не дам.

– Да, – без улыбки сказала Мария. – Не хочу и не дам.

– Все, все, вообще чувство юмора с вами потеряешь. «Не хочу и не дам», – передразнил он, забавляясь двусмысленностью сказанного, которая дошла наконец и до Маши.

– Именно, – повторила она, уже улыбаясь, – не захочу и не дам, вам ли не знать?

– Нам ли, нам ли, – завершил дискуссию Андрей. – Пишем, что нам нужен дополнительный человек, они не откажут.

– Если взять человека в продажи, то можно и не запрашивать, – сказал я. – У меня есть человек в маркетинге, он чуть-чуть в теме, а на его место легче будет найти. А HR отчитается, что взял нового человека на sales-позицию.

– Хорошо, – Андрей посмотрел на меня. – Будем считать, что решили. Останься минут на пять. Мы не говорили с тобой об этом после Америки, но Лондон – это первый шаг.

– Понял, – сказал я. – Спасибо.

– Да, и у тебя две задачи, и обе непростые, и практически противоположные – защитить наши интересы и спозиционировать себя перед этими долбоебами как своего. Если ты не сможешь справиться с обеими, это значит, что ты не сможешь руководить бизнесом здесь, потому что подобные задачи тебе придется решать каждую неделю. В мае в корпорации совещание по кадрам, где будут, в частности, обсуждать преемников на региональные позиции, в том числе и на мою. Очень важно, чтобы ты оказался в списке.

– Какова процедура? – спросил я. – Как у нас?

– Да, кто-то выдвигает, остальные голосуют. Если человека недостаточно хорошо знают, то ему организуют встречи с парой больших боссов, если те рекомендуют, он утвержден.

Разговор пришелся очень вовремя, а то мне стало казаться, что Андрей по каким-то причинам передумал и наши американские посиделки как-то позабылись. Пару раз я хотел напомнить, но удержался, точнее, меня удержала Ирина, которая сказала: «Он не мог забыть. Может быть, он просто проверяет тебя. Жди». И оказалась права. Те, кто придумал пословицу «Послушай женщину и сделай наоборот», или имели дело не с теми женщинами, или страдали запущенным комплексом неполноценности. И, как следствие, опять же общались не с теми женщинами.

Настроение у меня было отличное. Легкая тень осталась от бескомпромиссной позиции Андрея – я соглашался с ним во многом, но мир меняется, и, хотим мы этого или нет, в этом действительно глобальном мире американская экономика играет решающую роль. Десятипроцентное падение акций на РТС[19]19
  Фондовая биржа РТС – Российская фондовая биржа.


[Закрыть] затронет несколько сот человек. Пятипроцентное падение Doe Jones[20]20
  Совокупный индекс стоимости акций крупнейших американских компаний.


[Закрыть] вызовет цунами на мировых биржах. Это реальность, с которой нельзя не считаться. И такой умный человек, как Андрей, конечно, это понимал. Поэтому главное наше расхождение касалось среднесрочных перспектив. Он считал, что в ближайшее время американской экономике грозит кризис, равно как кризис грозит всей американской системе ценностей, которые и ценностями-то остались только на бумаге да в пропагандистских заявлениях. Я так не считал. Поэтому, может быть, и правильно, что Андрей собрался уходить. Новому времени требуется новый лидер. Смогу ли им быть я – вот вопрос, на который предстояло ответить в ближайшие месяцы…

И опять вроде бы ничего особенно не изменилось. Не было каких-то потрясающе хороших новостей, а были обычные офисные занятия: совещание, встреча с агентством, предлагающим спонсорство крупной конференции, от чего нельзя было отказаться, поскольку генеральным спонсором выступал наш главный заказчик, еще одно совещание, поездка к крупному дистрибьютору, недовольному размерами совместного рекламного бюджета, – я поймал себя на мысли, что раньше всегда хоть чуть-чуть, но смотрел на происходящее глазами Андрея – как бы сделал он, что бы он сказал. А в этот день впервые, может быть, перестал об этом думать. Это было непривычно и волнующе, это было чувство, которое мне нравилось.

Российские дистрибьюторы, поднявшиеся в последние годы как на дрожжах, были реальной силой. Как бы здорово у нас ни был налажен обмен информацией с реселлерами, заменить дистрибьюторов мы не смогли бы. Такой вариант пару лет назад просчитывали и отказались от него. Мой нынешний собеседник был из Питера, и встречались мы с ним в баре гостиницы, где у него перед этим было какое-то мероприятие. До этого виделись несколько раз.

– Смотри. – После приветствия и комментариев по поводу вчерашней игры футбольной сборной он положил передо мной два распечатанных на принтере листочка с цветными столбиками. – Это мои ребята подготовили к встрече. Я и не думал, что все так запущено, – он щелкнул золотой зажигалкой, закурил, посмотрел на меня. – Тут доли рынка, расходы на рекламу и коэффициенты.

Нельзя сказать, что я увидел что-то новое, поэтому после минутной тишины, из вежливости, потраченной на изучение картинок, можно было с полным основанием сказать: «Да, очень интересно, и какие отсюда следуют выводы?»

– А такие следуют выводы, – он выдохнул дым чуть в сторону от меня, – что один процент доли рынка обходится вам от полутора до трех раз дешевле, чем конкурентам.

– Это если смотреть исключительно с точки зрения рекламных затрат…

– О том и речь, Костя. Недодаете вы нам, получается.

– Но эти картинки не учитывают всех остальных наших маркетинговых расходов, по ним твои люди картинки не сделали, может, там как раз все и сойдется. Ты попроси сделать.

Он посмотрел на меня, как бы решая, продолжать разговор или нет, и решил продолжить заранее заготовленной фразой: «Короче, мы тут посовещались с акционерами и решили во втором квартале на тридцать процентов сократить у вас закупки».

– Послушай, вы у нас покупаете не потому, что любите, а потому, что спрос есть на этот товар и спрос этот создаем мы – рекламой, не рекламой, какая вам, на хрен, разница?

– Значит, есть разница. А ты ее не понимаешь, а ведь сам вроде в рекламном бизнесе работал. Не будет товара на складах, и спрос поутихнет. Будут покупать такое же дерьмо, только не с розовым бантиком, а с голубым. И все ваши бонусы накроются. Это с одной стороны. А с другой, вы сейчас тратите на нас миллион, и сюда, – он показал в мою сторону, – не идет ничего. А если будете тратить два миллиона, то пятнадцать, например, процентов – это получается триста тысяч. С нас триста, с других триста. Ты чего, правда не догоняешь? Может, мне с Андреем поговорить? Он мужик понятливый… Давай позвоню ему.

Самое печальное, что он был прав. Это была рулетка. Если они уменьшат закупки, надо будет утверждать в корпорации новые кредитные лимиты, то есть объяснять, почему вдруг уменьшаем у этих и увеличиваем у других, и квартал мы может потерять. И про откаты тоже был прав, это общепринятая практика. Отправлять его к Андрею было неправильно, поскольку означало бы, что я не могу справиться с этой проблемой сам. И неправильно было соглашаться, поскольку это был полный шантаж. Поэтому надо было выиграть время.

– Ну чего молчишь? Звонить Андрею?

– Нет смысла, – как можно спокойнее сказал я. – Это мои вопросы. Он не будет этим заниматься.

– Твои, так твои. Решай тогда, раз твои.

– Давай через понедельник тебе позвоню, и встретимся еще раз.

– Я в Москву не собираюсь больше в этом месяце.

– Я сам приеду.

– Давай приезжай. Может, с Андреем? Я вам дом новый покажу, погуляем нормально.

– Хорошо, я поговорю с ним.

– Поговори. Но я все равно позвоню, приглашу.

– Приглашай, но эту тему ты обсуждаешь или с ним, или со мной.

– Не вопрос. Давай с тобой. Две недели жду, но ты привозишь конкретное предложение.

– Договорились. – Я встал и улыбнулся, пожимая его руку, и потом еще долго смотрел вслед удаляющейся в направлении лифта грузной фигуре почти моего ровесника, может, года на два старше, минимум на десять миллионов богаче и на двадцать килограммов тяжелее.

– Ты обратил внимание, какие у них у всех животы? – спросила меня как-то Ирина, разглядывая посетителей ресторана. – Это женам их выгодно, они их раскармливают, чтобы те на девок молодых не смотрели. А если и смотрели, то чтобы не встал.

– У них встанет, – сказал я уверенно, – они здоровые, у них встанет.

– Да? – недоверчиво спросила Ирина. – То-то, когда ты футбол смотришь, половина рекламы – про повышение потенции. Половина про водку, половина про потенцию.

– Так достигается баланс, – сказал я. – Водка уменьшает, препарат увеличивает – результат нулевой, но деньги потрачены и на то, и на другое. Это и есть главная цель любой маркетинговой программы – заставить клиента потратить как можно больше денег, но в целом чтобы баланс не изменился.

– Почему? – спросила она вполне серьезно.

– Не знаю. Наверное, потому что есть всемирный сговор между всеми глобальными компаниями, что общий баланс нарушать нельзя. Такой типовой договор на подсознательном уровне.

– Поймал? – спросила она, догадавшись наконец. – Поймал глупую девочку, да? Доволен?

Мы постоянно подкалывали друг друга, тогда больше, сейчас меньше, но шутка о глобальном сговоре и всеобщем балансе сейчас показалась не такой уж и шуткой, был в этом какой-то смысл, только не было времени до конца додумывать. «Поддержание всеобщего баланса как основная задача глобального маркетинга» – неплохая тема для докторской диссертации. Когда будет время, надо будет заняться. Пока же после последнего разговора предстояло заниматься вещами более прозаическими: рекламными бюджетами, кредитными лимитами и откатами. Это была еще одна из моих невысказанных претензий к Андрею. Для иностранной компании мы были слишком тесно связаны со всей этой российской псевдорыночной экономикой. Я знал десятки людей, которые работали в иностранных компаниях и представить себя не могли участниками подобного разговора. В страшном сне бы он им не приснился. Тем более что на ключевых позициях там были одни иностранцы. И уж они точно не стали бы слушать разговоры о пятнадцати процентах. Но с другой стороны, я знал, что эти пятнадцать процентов были рыночной реальностью, стало быть, как-то этот механизм работал без вовлечения в него топ-менеджеров. По правде сказать, я бы предпочел, чтобы механизм работал и давал нужные результаты, а я об этом ничего не знал. Но Андрей был другим человеком, что возвращало нас к уже решенной задаче: со мной это будет другая компания, а пока придется заниматься всем этим дерьмом, от которого, впрочем, повышался уровень адреналина. Может быть, поэтому Андрей и искал все время приключений – привык к определенному уровню адреналина и не хотел его снижать. Но и мне в ближайшее время предстояло решать две «адреналиновые» задачи – найти компромиссное решение с дистрибьюторами и найти компромиссное решение по Сити-банку на встрече в Лондоне. Еще раз объясню, в чем была проблема с Сити-банком.

Сити-банк – это бюрократический монстр. По принципу игры больших с большими мы предложили им в свое время набор услуг и худо-бедно, с взаимными претензиями, никогда, впрочем, не переходившими в скандалы, услуги эти предоставляли. Все эти годы доблестная наша корпорация вместо того, чтобы делать то же самое во всех ключевых странах, а затем объединить это в общий контракт, пыталась идти своим путем, то есть сверху. То есть пыталась договориться об одном глобальном контракте с едиными для всех стран условиями и с единым call-центром[21]21
  Call-центр – единый центр по приему жалоб от клиентов (англ.).


[Закрыть], расположенным, например, в Малайзии или в Косово. Переговоры начались еще до того, как мы в России заключили свой контракт, и с переменным успехом продолжались до сегодняшнего дня. А главная разница между сегодняшним днем и четырьмя годами ранее заключалась в том, что бизнес в России стал слишком велик для того, чтобы можно было скрыть контракт с Сити-банком. Это то же самое, что скрывать от мамы, что ты тайком ходишь в гости к дочери ее подруги. Причем регулярно. Поскольку нас никто не спрашивал, то получилось, что мы ходим не тайком, а будучи в полной уверенности, что сначала дочка со своей мамой, а потом уже и мамы между собой хотя бы по телефону эту информацию обсуждают. Поэтому мама не рассердилась, а просто удивилась – вроде вчера еще такой маленький был, а вот уже сам, в гости, летит время… Впрочем, сюрпризом это оказалось для обеих мам, и, выяснив, что ничего предосудительного мы с дочкой не делали, они решили это дело обсудить в общем контексте своих отношений. При этом надо понимать, что дочкина мама относилась к нашей свысока, чему способствовал тот факт, что в трудные для семьи времена давала нам деньги в долг, да и в круги самые высокие мы не вхожи, хотя и образование и воспитание – все при нас. А если уж экзамен по политкорректности сдавать, то точно в первую тройку вошли бы. Но в целом похоже было на мезальянс. Наша мама, когда узнала и удивилась, немного даже и расстроилась – получается, что везде не складывается, а в России этой все, как всегда, не слава богу. Что мы охотно и подтвердили: да, все дело в России, поэтому даже у таких небожителей, как Сити-банк, иногда сбивается прицел, без которого им трудно разобраться, что там на остальной земле происходит. При этом, конечно, мы не стали объяснять, что в России этот Сити никакой не небожитель, а бизнес у него развивается просто потому, что наивные наши сограждане несли туда деньги в надежде, что если чего случится, то американский банк, да с таким именем, уж он-то устоит, хоть там ураган, хоть землетрясение.

Информация эта дошла до президента нашей компании, который, надо полагать, кому-то сильно вставил за то, что в таком понятном, если смотреть из штата Коннектикут, глобальном мире случаются такие казусы. Срочно исправить. Исправлять принялись с утроенной энергией. Тут был важен только результат – заключить контракт к концу июня, чтобы об этом можно было упомянуть в квартальном отчете. Сколько в процессе срочного исполнения потеряется денег – вопрос второй или даже третьей степени важности. Главный исполняющий не мотивирован на повышение прибыльности конкретного контракта – он обычный чиновник в крупной корпорации. Корпорации и министерства – у них очень много общего. Глобальные корпорации странным образом вписываются в либеральную экономическую модель, Андрей, например, считает, что вообще не вписываются, отсюда и неминуемый крах этой самой модели. Это я опять возвращаюсь к нашим регулярным спорам.

А история подписания контракта с Сити-банком подходила к своему завершению, и на сегодняшний день единственным видимым препятствием на пути торжества глобального идиотизма стоял российский офис. По этой причине нас прессовали ежедневно – политкорректно по электронной почте и на грани истерики – по телефону. Андрей сопротивлялся долго и в этом сопротивлении был последователен: в результате запрашиваемых скидок мы теряем до полумиллиона прибыли, следовательно, если вам хочется так прогибаться, то либо вы нам эти деньги компенсируете, либо на эту сумму корректируете бонусные планы. Он был прав не только по сути, но и по внутренним процедурам самой компании, поэтому в теории задача должна была решаться просто, но на практике она оказалась вовсе не решаемой. Любой путь предполагал корректировку уже существующих планов. Конечно, в масштабе корпорации полмиллиона долларов ничего не значили и даже по российским меркам были суммой незначительной, но в эпоху уже внедренного SO404[22]22
  После многочисленных корпоративных скандалов, связанных с недобросовестными менеджерами американских компаний, президент Буш подписал Закон Сарбейнза-Оксли, который значительно ужесточает требования к финансовой отчетности и к процессу ее подготовки.


[Закрыть] и неусыпных аудиторских проверок и эти полмиллиона все равно бы вылезли, поэтому их должен был кто-то авторизовать, то есть поставить свое имя и указать причину. И тогда весьма вероятно, нашлись бы доброжелатели, которые объяснили бы президенту компании или ее финансовому директору, ценой каких потерь мы получили этот глобальный контракт. И тогда получилась бы «радость с горькими слезами на глазах». Замкнутый круг. В принципе Андрей мог продолжать свое сопротивление до бесконечности, поскольку был прав и формально, и по существу. В этом, кстати, принципиальное отличие американской компании, при всех ее прочих недостатках, от российской, где подобное своеволие и дня терпеть бы не стали. Но Андрей был человеком прагматичным и решил пойти на сделку, если использовать судебную терминологию. Условия сделки предстояло додумать, огласить и добиться мне, и смысл ее был в том, что, теряя полмиллиона прибыли, мы получаем от корпорации миллион, как максимум, рекламных денег из бюджета global accounts, которые тратим по своему усмотрению. И это решение было полностью в компетенции людей, с которыми мне предстояло встретиться в Лондоне. «Миллион, конечно, это вряд ли, но сильно вниз не уходи. Мы точно должны получить больше пятисот тысяч за весь этот геморрой. И это должна быть договоренность на три года. Если тебе потом не понадобится – пойдешь им навстречу».

– И ты думаешь, они согласятся?

– Они согласятся, если ты не поплывешь. Они рассчитывают взять тебя на испуг. Стой на своем: мы не против, если финансы все это официально авторизуют, а этого не случится никогда. Согласятся, – сказал он после того, как задумался на мгновение. – Согласятся, просто они еще об этом не знают.

Так же, как и я еще не знал, как сильно начнет биться сердце, когда телефон завибрирует у меня в кармане и я увижу имя Nastya. Я ни разу не разговаривал с ней после того вечера, то есть почти десять дней. Прощаясь, она сказала, что позвонит сама, и я до сего момента совсем не был уверен, чего хочу больше… не был уверен, но думал, не был уверен, но хотел, не был уверен… а теперь уже был уверен, услышав ее голос в телефоне: «Привет!»

– Привет.

– Ну вот, я позвонила.

– Хорошо, – первые слова осторожно, на ощупь, пока не нашел еще правильной интонации.

– Ты хоть узнал, с кем говоришь? Поздоровайся как следует.

– Конечно. Здравствуй, Настя. Рад тебя слышать. Даже если бы я не узнал твой голос, то все равно бы узнал, потому что прочел твое имя.

– Вот молодец. Теперь я тебя узнаю. Такой настоящий менеджер. Менеджер-маркетолог. Слушай, а что, определился номер?

– А почему он должен был не определиться?

– Ну не знаю, я тут звоню разным людям, когда определяется, когда нет.

– А ты где?

– Я? В Лондоне. – Снова почувствовал, как бьется сердце, так бьется, что в висках стучит.

– И долго ты там будешь?

– Недели две точно. Скажи, что ты хочешь приехать, ну пожалуйста…

– Хочу.

– Теперь скажи, что приедешь…

– Приеду.

– А теперь скажи… что не по работе, а потому, что хочешь меня видеть.

– Не скажу. По работе, но очень хочу тебя видеть. И если бы ты не позвонила, я сам бы позвонил.

– Какой ты милый, – засмеялась Настя, – как ты мило врешь, но все равно приятно. Надолго ты приедешь?

– На два дня.

– Задержаться сможешь?

– На день максимум.

– Скажи мне точно когда. Я постараюсь, чтобы у меня был выходной. Как здорово! Я когда звонила, уверена была, что мы увидимся. Буду тебя ждать и обещаю не называть тебя менеджером.

– Или маркетологом.

– Или маркетологом, – охотно согласилась Настя. – Я тебя правда буду ждать.

– Я тоже.