Текст книги "Год маркетолога"

Глава седьмая

«За шлагбаумом – свобода», – повторяли герои какой-то чудесной книги, пытаясь эту свободу обрести. Фраза вспомнилась, когда самолет стал выруливать на взлетную полосу. По правилам компании бизнес-класс обычным сотрудникам полагался только при перелете свыше десяти часов, поэтому в Лондон я летел в окружении подростков обоего пола, возвращающихся в свои дорогие школы после проведенных дома каникул. Многие знали друг друга, что не способствовало атмосфере уединения и покоя, которая возникает, когда летишь в бизнес-классе хорошей авиакомпании на дальнее расстояние и кресло рядом пустует. Читаешь, смотришь кино, слушаешь музыку, ешь, спишь – немного устаешь, но очень хорошо прочищаются мозги, если, конечно, в полете не нужно готовить какую-нибудь презентацию. Наверняка кто-то знает физиологическое объяснение этого эффекта.

Но не в этот раз. Все три с половиной часа полета подростки соревновались в рассказах о том, кто за прошедшую неделю нарушил больше запретов и совершил больше гадостей. Их радостная активная позиция не находила поддержки у немногих знающих русский взрослых пассажиров, но и препятствий на пути обмена информацией тоже не находила. Худые и разъевшиеся, прыщавые и симпатичные – они все были, по крайней мере на словах, одинаково испорчены. Мне кажется, услышь родители хотя бы половину этих историй – перестали бы платить деньги за так называемое элитное образование.

А может быть, и не перестали бы. Девяносто процентов родителей платят за то, чтобы не иметь детей рядом, потому что они не знают, что с ними делать. И тогда вступает в дело маркетинг. «Вы боитесь того, как складываются ваши отношения с вашим же сыном, вы боитесь, что он попадет под дурное влияние в стране с вечными транспортными проблемами и дурным образованием? Вы боитесь, что он помешает вам, когда вновь начнет складываться недавно треснувшая личная жизнь? Прочь страх. Вы сильны и ничего не боитесь. Оставьте это слабакам и неудачникам. На самом деле вы просто хотите дать своему любимому ребенку отличное образование, – и уже совсем другим, нежным и ласковым голосом: – Самое главное, что вы можете сделать для своего ребенка, – это всегда любить и дать отличное образование. Просто позвоните по этому телефону. За нами пятнадцать лет отличных рекомендаций». В принципе этого достаточно. Даже Андрей говорил мне, что его то ли пятнадцати-, то ли шестнадцатилетняя дочь учится в Швейцарии. Типа некоторые считают, что там лучше, чем в Англии. Больше порядка. Но он, как человек умный, понимал, что дело не в этом. Это был один из редких случаев, когда он будто бы оправдывался: «Суд оставляет дочь с мамой, мама через некоторое время понимает, что не справляется, и через пару лет начинает рассказывать про дурное влияние и элитное образование. И приводить примеры. И продает тебе то, что всем так будет лучше. И конечно, ты понимаешь, что все это херня, что девочке в первую очередь нужны любовь, и понимание, и как можно больше тепла, и ты, будучи законченным циником, задаешь себе прямой вопрос: а ты справишься? И честно отвечаешь – нет. И соглашаешься с тем, что это лучший выход, что чужие люди научат ее тому, чему должен был научить ты, что ты не увидишь, как она взрослеет, а увидишь результат этого взросления, и не факт, что результат тебе понравится. Но зато и предъявить будет кому, если не захочешь предъявлять себе».

– То есть дело не в суде, который оставляет дочку с мамой? – спросил я его тогда.

– Конечно, нет. Дело в маме и папе, которые, будучи моральными уродами, вообще довели дело до суда, вместо того, чтобы по-человечески договориться и продолжать воспитывать ребенка.

– Мне кажется, ты мог бы отлично воспитать ребенка. Ведь дело не в том, сколько времени ты с ребенком проводишь, а в том, сколько ты ему за это время отдаешь.

Помню, он странно посмотрел на меня, наверное, потому, что весь этот разговор был для него чрезвычайно болезненным.

– Скажи еще, все дело в степени концентрации на том, что ты делаешь в настоящий момент. Не пытайся знакомить ребенка со своей новой подружкой, объясняя, как прикольно вы сходите в кино втроем. Перенеси подружку на другой день. Если начнет высказывать неудовольствие, значит, туда ей и дорога. Но, видишь ли, это все потом понимаешь, когда уже поздно что-то изменить, потому что процесс пошел не в ту сторону. То есть, конечно, как любой процесс, его можно оптимизировать, но это будет оптимизация процесса, идущего не в ту сторону. На этот счет никаких иллюзий.

Кстати, эту фразу о свободе, которую ощущаешь за шлагбаумом, я слышал от него же. Может быть, Андрею суждено было заниматься воспитанием тех, кого не смогли толком воспитать родители? Мысль показалась мне забавной, хотя вряд ли представится случай, чтобы поделиться этой мыслью с Андреем.

Что же такого происходит за шлагбаумом? Почему при прочих равных условиях тому, кто уезжает, всегда легче, чем тому, кто остается? Наверное, потому, что глобальный маркетинг в виде Iphon’ов, IPod’ов, биологических добавок и пластической хирургии не вытравил до конца заложенную в человеке страсть к приключениям. За шлагбаумом ты как будто на время приобретаешь новую идентификацию – та же внешность, то же имя в том же паспорте, но если ты не celebrity[23]23
  Знаменитый человек (англ.).


[Закрыть] и тебе не надо появляться на публике в больших черных очках – следствие либо чрезмерной популярности, либо недавно перенесенной пластической операции, – то ты оказываешься затерянным среди людей, которые тебя не знают и которым совсем не интересно, кто ты, с кем и как себя ведешь. Ты для них один из представителей огромного бродячего племени в джинсах, кроссовках, с черными рюкзаками. Сколько нас таких в одном только аэропорту Хитроу со всеми его терминалами – сидящих, идущих, пьющих, жующих, покупающих, разговаривающих по мобильному телефону, погруженных в экран ноутбука… Десятки тысяч? Именно так, особенно если ты путешествуешь эконом-классом.

Другое дело Настя, с которой мы встретились в вечер моего прилета и пошли ужинать в какой-то модный ресторан недалеко от всех этих Sloane, Old Bond[24]24
  Бонд-стрит (Bond Street) – улица элитных бутиков и магазинов в лондонском районе Мэйфэр.


[Закрыть] и прочих по понятным причинам известных ей улиц. Настя, которая сразу сказала мне: «Слушай, ресторан дорогой, поэтому давай пополам и вино можем не заказывать – ты устал, а мне вредно».

– Почему вредно? – спросил я, тронутый такой заботой. Она была какая-то другая в коротком платье и кожаной курточке, ее то ли прическа, то ли косметика, я так и не научился разбираться в тонкостях женских перевоплощений. Она была чуть-чуть другая и как будто бы даже не столь красивая, какой я себе представлял. Завышенные ожидания – главная проблема. Мы все давно перестали бы разочаровываться, если бы привели свои ожидания в соответствие с окружающим миром. – Почему вредно? – спросил я.

– Потому что жидкость на ночь не выводится из организма и откладывается где?

– Где? – я засмеялся.

– Ты чего? – она тоже заразилась моим смехом.

– Хотел ответить, но рифма неприличная, где, где… ну и так далее. Очень смешно. Говори, где откладывается, чтобы я знал.

– Тебе не надо знать, но откладывается в животе и бедрах. Понял, какая у нас жизнь тяжелая?

– Да, – сказал я. – Все это очень несправедливо.

– Что несправедливо?

– Ну, как все распределено между мужчиной и женщиной – менструации, беременность, роды, кормление. Женщины быстрее стареют – разве это справедливо?

– Но дольше живут. А у тебя есть дети?

– Нет.

– Я слышала такую теорию…

– Какую теорию? Про первородный грех? Я люблю теории. Расскажи.

– Да ладно, все, проехали. Ты выбрал еду? Если любишь мясо, заказывай. Здесь такое мясо… – она в блаженстве закатила глаза.

– Расскажи теорию.

– Костя, все, не хочу.

Я не хотел тоже. Дайкири прошел хорошо и быстро смыл легкое утомление после полета. Гулять так гулять. Настя ограничилась спаржей с какими-то листьями, поэтому я решил не экономить на остальном. В результате обед с полбутылкой красного вина и чаевыми обошелся мне почти в двести фунтов – раньше в Лондоне на ужины я столько не тратил. Но раньше у меня в Лондоне и не было таких ужинов. Через десять минут мы были как близкие люди после долгой разлуки – столько всего нужно рассказать и обсудить. У нас был с Настей только крошечный совместный опыт – сладкое, но крошечное переживание, а время обычно безжалостно расправляется с таким капиталом: ты быстро растрачиваешь его в своих воспоминаниях, потом уже начинаешь вспоминать в кредит, а потом кредитный лимит заканчивается, ты встречаешь человека и удивляешься – это не может быть он. И в редких-редких случаях кто-то без твоего ведома продолжает пополнять капитал твоей памяти – значит, ты встретил нужного человека.

– Устал? – спросила Настя. – Два ночи по Москве.

– Ничего. Завтра высплюсь. То есть сегодня. Поедем ко мне.

– Нет, – грустно улыбнулась она.

– Почему? – дурацкий мужской вопрос сам собой вырвался наружу.

– Костя, – она понизила голос, – я очень хочу тебя. Но я здесь работаю. И мне вставать через семь часов, и я должна хорошо выглядеть и быть в форме, чтобы продержаться на ногах минимум двенадцать часов. Может быть, больше. Такая у меня работа.

– Конечно, – сказал я очередную глупость, – ты звезда, тебе нельзя. Я вообще удивляюсь, как ты сидишь тут, когда тебя в любой момент сфотографировать могут…

– Обиделся? Вот дурачок, не обижайся. Я знала, что ты можешь обидеться, надо было сразу тебе сказать. Бедный дурачок прилетел на день раньше – подвиг, можно сказать, совершил, а девушка ему не дала. Вот ведь сука, правда?

– Значит, ты тоже обиделась? – сказал я примирительно. Конечно, она была права и я вел себя как идиот.

– Нет, – она взяла меня за руку, – я просто хотела, чтобы ты понял. Ты понял. Теперь все нормально.

– Я понял. Не сердись.

– И ты. Просто чуть-чуть уважения друг к другу, и все будет хорошо.

– Все, все, успокойся, я понял. – И тут она встала со стула, обошла столик и при всех поцеловала меня.

Ну, при всех – это, конечно, сильно сказано, потому что кроме нас в зале оставались только мужская компания за одним столиком и усталые официанты. Еще раньше мы вызвали такси – я так и не понял, где Настя жила, а мне было ехать совсем близко, всего семь фунтов – очень гуманно, если учесть, что ни ужин, ни такси я не мог представить как представительские расходы. То есть, конечно, мог и никто ничего, скорее всего, мне бы не сказал, но ведь надо было вписать в отчет того, с кем ужинал, и это не мог быть никто из компании, поскольку по корпоративным правилам за ужин всегда должен был платить старший по должности, и это точно был не я. То есть можно было вписать кого-нибудь из российских заказчиков или партнеров, случайно встреченных в самолете, но это бы выглядело явной натяжкой с учетом маниакальной придирчивости нашего финансового директора. Можно было дать подписать отчет Андрею, но тогда пришлось бы объяснять, что и с кем. Короче, я попал. Эта мысль была не раздражающей, а скорее забавной: господи, зачем рассуждать, когда проводишь вечер с такой девушкой. И все-таки непонятно, что ей от меня надо. Я не был настолько глуп, чтобы считать, что в моем лице она нашла замену утраченному счастью, для этого нужно обладать гораздо более высокой самооценкой. Это, кстати, тоже одна из теорий Андрея, которую я вполне разделяю. Он считает, что глупость есть не что иное, как разница между самооценкой и оценкой объективной. Таким образом можно объяснить множество нелепых и губительных поступков, совершаемых вполне состоявшимися и умными людьми. Они начинают делать глупости, когда самооценка зашкаливает, хотя объективно способности остаются на том же уровне, что и пять лет назад. Но тогда человек лабораторией в институте управлял или инвестиционным департаментом в банке, а теперь, например, целым министерством. И радовался он тогда каждой лишней тысяче, а теперь на десятки миллионов счет идет. Это вообще отдельная тема – «Неорганический рост доходов как основной фактор завышения самооценки». Потому что при органическом росте процесс этот происходит значительно медленнее, если вообще происходит. Надеюсь, у меня не происходил, поэтому голова выдавала два объяснения Настиного интереса ко мне: я ей нравился как мужчина, говорят, такое до сих пор случается, или ей что-то было нужно от меня. С первой версией засыпать было гораздо приятнее, поскольку для тщательной разработки второй информации было явно недостаточно.

Я спал долго, как давно уже не спал в Москве. Отключил мобильный и попросил оператора в гостинице блокировать все внешние звонки. Хотелось хорошенько выспаться, но с учетом разницы во времени все равно проснулся в девять утра. Принял душ, позавтракал внизу в ресторане, вернулся в номер, позвонил Насте, но с автоответчиком решил не общаться. На улице шел дождь, поэтому не оставалось ничего, как приняться за работу, повесив на дверь табличку «Не беспокоить».

Те, кто работает в больших компаниях и часто ездит в командировки, наизусть знают весь этот ритуал, варьируется лишь степень экономии расходов, что выражается в классе и местоположении гостиниц, категории ресторанов и так далее. Если совсем не повезет, то можно безвылазно провести два дня в гостинице около аэропорта в номере стоимостью девяносто фунтов в сутки.

Начинать следует не позже восьми утра. Иначе нельзя, поскольку каждая минута на счету и это уже многолетняя традиция: «рабочий завтрак» прямо в переговорной комнате, там же во время ланча подадут всухомятку сэндвичи, немного фруктов, может быть, пиццу. Ушли в далекое прошлое, остались где-то в восьмидесятых роскошные гулянки топ-менеджеров с шампанским, икрой и дорогим эскортом. И их уничтожила вовсе не экономия, поскольку сокращение расходов на проституток вполне компенсировалось увеличением зарплат и бонусов этих же самых топ-менеджеров. Роскошную жизнь уничтожили политкорректность и корпоративные скандалы. Великие гуру бизнеса решили: нельзя дразнить акционеров каждый день, побережем их нервы для чего-нибудь более существенного. Обычный акционер, получающий в год на одну акцию восемьдесят центов в виде дивидендов, очень огорчается, когда узнает, что девушка, служащая в компании с условным названием “Elite-Escort”, получает за свои услуги тысячу долларов в час. Но еще больше он огорчается, просто в бешенство приходит, когда читает утром в газете, что деньги эти выплачены за услуги, оказанные вице-президенту его компании, той самой, что выплачивает ему, акционеру, восемьдесят центов за акцию в виде дивидендов. Он может рассердиться настолько, что вместе с другими такими же лохами отправится на ежегодное собрание акционеров и проголосует за что-нибудь не то. Поэтому решено было бонусы повышать неуклонно, но уже всякие мелкие услуги – не за счет компании. Вот так проведенный по вертикали власти сигнал привел нас к сэндвичам с чипсами, которые можно запивать кока-колой, а можно и просто водой, кому что нравится. Потом будут чай и кофе с печеньями на блюде, которое вмиг опустеет, ну а уж вечером все оттянутся в ресторане. Ресторан – это святое, на ужин в ресторане не покушаются даже в дни жесточайшей экономии. Потому что он призван укреплять командный дух и открывать широкие возможности для общения. Ну и потом не за свои же деньги ужинать, если есть возможность ужинать не за свои. За ужином выпьют много вина – в английских ресторанах, как, впрочем, и в американских, есть такое правило для групповых ужинов – приносить еду как можно позднее, чтобы за это время выставить вина как можно больше. Завтра, не выспавшись, с похмелья, эти люди пойдут в шесть утра в спортивный зал, чтобы в восемь продолжить бесконечную говорильню и успеть на обратный самолет, прилетающий в четыре утра по местному времени. Самое интересное заключается в том, что все, о чем целые сутки разглагольствовала представительная команда из восьми человек, включая меня, могло быть решено за два часа хорошо подготовленного телефонного разговора с теми же участниками. Но это в будущем, а пока…

– Hi, I’m Nancy. How are you?

– Fine, I’m Kostya from Moscow office. How are you Nancy?

– I’m great. It’s really encouraging to meet you from developing markets, where you have now so many opportunities for our products and services. And by the way, this is Dick, he is my Chief of staff. This is Kostya from Russia, Dick.

– Hi, Dick, nice to meet you.

– Hi, Kostya. Have you met Belinda, she is our marketing lady. Belinda, this is Kostya from Russia. – Hi, Belinda, nice to meet you[25]25
  – Добрый день! Я – Нэнси. Как поживаете?
  – Спасибо, я Костя из московского офиса. Как у вас дела?
  – Великолепно. Всегда рада встрече с вами, с развивающимися рынками, ведь у вас теперь столько возможностей для продвижения наших продуктов и услуг. Кстати, это Дик, руководитель штата. Это Костя из России, Дик.
  – Здравствуйте, Дик, рад встрече.
  – Здравствуй, Костя, познакомься с Белиндой, это наша маркетинговая леди. Белинда, это Костя из России.
  – Добрый день, рад встрече, Белинда (англ.)…


[Закрыть]… Еще несколько минут запрограммированной радости от встречи с коллегами, и все рассаживаются. Я оказываюсь по левую руку от Нэнси – главной суки ужина и всего мероприятия. Она и есть Citybank Global Account General Manager – практически непереводимая комбинация слов, предоставляющая, однако, обладателю этого титула достойное место в корпоративной иерархии. Весь сегодняшний день шли общие разговоры о счастье, которое испытывает City-bank от сотрудничества с нами, это очень напоминало собрание анонимных алкоголиков, по крайней мере, в том виде, в каком его изображают в американских фильмах: «Привет, меня зовут Дик, я расскажу вам свою историю» – «Привет, Дик». В результате несколько человек с собачьими кличками вместо имен рассказывают каждый свою историю, которую в равной степени можно применить к Сити-банку, а можно и к корпорации Boeing, а лучше всего вообще ни к чему не применять. В этом одна из особенностей глобального маркетинга: все стандартизировать до такой степени, чтобы мир стал похожим на огромный конструктор «Лего» для детей до десяти лет. Так называемые консультанты, которые приходят к вам в компанию с рецептами от всех болезней, не многим отличаются от продавцов «Гербалайф». Они утверждают, что знают проблемы вашего бизнеса, и вы им верите, потому что они имеют диплом шамана – Harvard MBA, Stanford MBA, Whorton MBA и так далее. Еще больше, чем на продавцов «Гербалайфа», они похожи на современных врачей. Возьмут у вас все мыслимые анализы и… попробуют подогнать ответ под тот диагноз, который лучше всего соответствует результатам анализов. И хоть вы при каждой встрече говорите врачу, что по утрам у вас болит голова и с каждым днем все больше, это нормально, отвечает он, так бывает при приеме этих антибиотиков. Лечение продолжается. Если ваш организм достаточно силен, чтобы выжить в результате такого врачевания, – вы счастливый человек и в следующий раз подумаете, прежде чем обратиться к консультанту. К тому же ни один уважающий себя консультант не согласится, чтобы часть оплаты шла по результатам внедрения его рекомендаций, это разрушило бы весь консультационный бизнес. Во-первых, половина рекомендаций в силу разных причин никогда не будет внедрена. А та, которая будет, никогда не приведет к запланированным результатам. Плохие рекомендации? Никогда. Просто вы неправильно внедряли. Пригласите нас еще раз, мы проверим, как вы там внедряли. Или пригласите наших конкурентов. Мы не против, потому что их клиенты пригласят нас по аналогичному поводу. Круговорот воды в природе.

– Как Россия, Костя? – Нэнси повернулась ко мне недавно очищенным от морщин лицом. – Тяжело приходится? Я так понимаю, правительство совсем не дает бизнесу работать, во все вмешивается, пытается все отобрать, да?

Это вопрос, который не требует ответа, поэтому я просто улыбаюсь и киваю. У нас за последние годы самый высокий рост среди всех стран в этой долбаной компании, но она может этого и не знать, у нее узкая тема – Сити-банк.

– Я читала эту ужасную статью в Wall-Street Journal про то, как тяжело вести у вас бизнес, – настоящий кошмар. Дик, – спрашивает она своего прилипалу через стол, – ты помнишь эту статью про Россию?

– Конечно, Нэнси, – говорит уже захмелевший Дик, и по его лицу видно, что он ничего не помнит. Через два часа он не вспомнит, как зовут его бойфренда.

– Но вы, ребята, молодцы. Держитесь. Мы очень это ценим, – продолжает Нэнси.

– Спасибо, Нэнси, мы тоже очень ценим вашу поддержку.

– Я знаю, что бизнес Сити-банка быстро растет в России? – Это тоже не вопрос. Это утверждение. Как он растет, несмотря на то, что бизнесу не дают развиваться, трудно понять. Но разъяснение приходит незамедлительно. – Я думаю, вы все счастливы, что работаете в американской компании, правда, Костя?

«Это еще почему», – думаю я.

– Хороший заработок, и никто вас не тронет. Все знают, что за вами стоит Америка. Вам повезло, ребята.

Это было уже чересчур. То есть мы продаем все это говно, приносим им прибыль, и нам еще повезло. Конечно, я не могу позволить себе говорить то, что говорит им Андрей, но и молча поглощать этот бред тоже нет сил.

– Америка сейчас не очень популярна в России, если быть до конца откровенным. Все эти запреты на российские компании и так далее – все это не усиливает наши позиции.

– Когда речь заходит о защите демократических принципов, – вступает в разговор Дик, – тут не должно быть никаких компромиссов. То же самое, когда речь идет о бизнес-этике. Мы всегда говорим, никаких компромиссов, если речь идет о бизнес-этике, лучше потерять бизнес, чем нарушить принципы. Вы там, в России, все прошли курс по бизнес-этике?

– Конечно, – говорю я, – это один из наших главных приоритетов.

– Я слышала, – перебивает Дика Нэнси, – у вас в России много бизнеса делается через партнерскую сеть?

– Да, Нэнси, это так.

– Партнерская сеть не всегда разделяет наши принципы ведения бизнеса. Я слышала, что в других странах есть много нарушений, особенно когда дело касается контрактов с государственными структурами.

– Возможно, но я ни о чем таком не знаю, – уверенно улыбаюсь ей в ответ, – и потом с крупными партнерскими компаниями мы тоже провели обучение бизнес-этике, и все руководители компаний подписались, что будут соблюдать наши принципы. Мы, кстати, это обучение каждый год проводим и каждый год берем подписку. – Здесь надо было немножко постараться, чтобы не засмеяться, поскольку я совсем не к месту вспомнил, как последний раз обсуждал необходимость подписи под этим идиотским документом с одним из крупных дистрибьюторов. «Ну, вы, блин, точно больные, – сказал он, – ты хоть читал, что здесь написано?» – «Да, читал, но это не мы больные, это они больные, просто подпиши и все». – «Ну да, я подпишу, а потом дам кому-нибудь денег и меня в Америку никогда не пустят. На хер мне это надо. Вот японцы никаких бумаг не просят, с ними лучше дело иметь». – «Про японцев не знаю, но если ты дашь денег и про это узнают, то отказ в американской визе будет самой незначительной из твоих проблем». – «Это точно. Давай подпишу, хрен с тобой».

– Отлично, – сказала Нэнси и, не удержавшись, все-таки положила руку мне на плечо. – Это просто великолепно, – чуть-чуть сжала плечо, – я в людях разбираюсь и чувствую, что ты хороший парень и очень ценное приобретение для нашей компании. Если тебе нужна будет помощь в штаб-квартире – звони, не стесняйся. Я там знаю всех, и меня все знают, если ты понимаешь, что я имею в виду…

– Конечно, Нэнси, большое спасибо. – Всё, слава богу, принесли еду.

Поздно вечером, вернувшись в гостиницу после долгого дня, я позвонил Насте – телефон все еще был отключен. Я послал sms – на длинный текст у меня уже не было сил – просто «Скучаю».

Утро началось с презентации Дика о том, какие условия мы предлагаем теперь Сити-банку глобально, точнее, на какие условия Сити-банк готов был согласиться. Презентацию эту я видел уже дважды, а остальные, по-видимому, и того больше, но без нее никак нельзя было обойтись – иначе присутствие в Лондоне самого Дика нельзя было ничем обосновать. Дальше должен был следовать мой рассказ об истории взаимотношений с Сити-банком и о том, почему эти условия являются для нас неприемлемыми. Фокус заключался в том, что обсуждать предложение Андрея при всех не имело никакого смысла – серьезные вопросы вообще никогда не решаются на больших совещаниях, решаются они обычно до, в худшем случае – после. Совещания лишь оформляют принятые решения. Например, сидят так человека три на террасе какой-нибудь виллы, слушают шум океана, пьют виски, курят сигары, если здоровье позволяет, и пытаются сформулировать “problem statement”[26]26
  Постановка задачи (англ.).


[Закрыть]: все вроде бы неплохо, но… есть нерешенные вопросы. Даже список вопросов, которые неплохо бы решить в перспективе лет, скажем, тридцати. Это если мы уже о самых серьезных людях говорим. Так, с постановкой задачи согласились. Теперь нужен маркетинговый план, как эти все идеи в жизнь продвигать. Понятное дело, жертвы будут. И большие. Да, но решение принято, теперь переходим к стадии исполнения, а этим обычно совсем другие люди занимаются, и (смотрите выше) именно поэтому консультанты не любят отвечать за результат – все не как в бизнес-плане, все не по писаному выходит. Планировали, что жертвенный алтарь сотней людей обойдется, а пошел счет на тысячи. Вечная память. Если бы знали, ради какой цели жизнь отдают, – может, и не так страдали бы. Не забыть везде памятники поставить безвинно убиенным. И там это… в книгах, в фильмах увековечить, чтоб другим в назидание. Будет сделано, в маркетинговом плане все учтено, вот тут смета дополнительных расходов. Теперь надо все это оформить правильно, какие у нас там организации есть – ООН, Совет Безопасности. Ну да, порешайте там, чтобы побыстрей оформили. В результате, например, в Европе появляется на карте новое государство. Многими признанное. Это и есть грамотный маркетинговый подход.

Я специально так сверху зашел, чтобы показать, что при правильном подходе любые вопросы решаются. И совсем не надо для этого такими толпами туда-сюда гонять.

Мой вопрос в глобальном плане был ничтожным, но для меня на этот момент самым важным. И поэтому презентацию свою, насыщенную неутешительными цифрами, закончил я, как и полагается заканчивать всякую презентацию, на оптимистической ноте.

– Нэнси, коллеги. Мы понимаем важность этого контракта для корпорации и уверяю, что в российском офисе вы найдете не барьер на пути его реализации, а самый настоящий “enabler”[27]27
  Тот, кто помогает другому достичь желаемого (англ.).


[Закрыть]. После перерыва я готов обсудить наше предложение.

– Отличная презентация, – одобрила меня Нэнси, которая к этому моменту окончательно проснулась и приобрела нормальный цвет лица. – Давай перехватим кофе. Тебе тоже?

– Да, – сказал я, – спасибо.

– Отличная презентация, сразу видно, что вы, ребята, кое-чему научились за эти годы, так ведь?

– Конечно, – сказал я, – особенно имея таких учителей.

– О, не преувеличивай. – Эта женщина, как и большинство ее соплеменников, вообще не понимала, что такое шутка, если при этом все громко не смеются. А я был очень серьезен. – Мне не терпится узнать, в чем суть ваших предложений. Надеюсь, что они помогут нам разрешить эту глупую ситуацию…

– Конечно, помогут, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – Конечно, помогут. Они очень простые и понятные. И я изложу тебе их прямо сейчас. Думаю, будет правильно, Нэнси, если ты их услышишь до того, как их услышат остальные. Если мы могли бы прямо сейчас сесть на тот диванчик…

– Мне нужно сделать пару звонков, – попыталась сопротивляться Нэнси, почувствовав что-то неладное.

– Да ладно, – улыбнулся я, – всего пять минут. Обещаю – пять минут. И потом, куда звонить, все равно в Штатах все еще спят.

– Хорошо, – женское любопытство возобладало над бюрократической осторожностью. – Пять минут.

И под изумленные взгляды собравшихся я усадил ее на подобие диванчика и достал из кармана листочек с цифрами и пояснениями. Думаю, минуты ей хватило, чтобы все понять. «У нас есть два варианта, – сказал я тихо, – перед тобой один, который решает все проблемы без ущерба для кого-либо. Второй – это эскалация нашей истории наверх, чего не хочет никто. Третьего варианта нет. Вы знаете нашу позицию, мы знаем вашу. У каждого своя несомненная правда. Если мы не можем договориться – нам нужен арбитр».

– У меня нет проблем с эскалацией, – хрипло сказала Нэнси. – Пусть Джим и Брюс (генеральный и финансовый директора соответственно) принимают окончательное решение и поставят вас наконец на место, – она сделала попытку встать, но передумала.

– Хорошо, если это то, что ты хочешь, давай. Мы подготовились и к этому варианту. Все расчеты по потерям у нас есть, можем их примерно экстраполировать на глобальный контракт.

– Что у тебя дальше в презентации? – вдруг спросила она. Эту женщину нельзя было недооценивать. Когда дело касалось ее собственной задницы, соображала она быстро.

– Так, общие слова, ничего конкретного.

– Хорошо, я согласна, – теперь она действительно попыталась встать. – Ты доволен?

– Я не доволен, я счастлив. В частности, потому, что имею возможность работать в одной команде с такими людьми, как ты. Но…

– Что еще?

– Поставь, пожалуйста, на этой бумажке «ок» и свои инициалы…

– Вы там совсем с ума сошли в своей России? Ты что, мне не веришь?

– Нэнси, прости, ты меня неправильно поняла. Ведь это на три года, а если ты уйдешь на повышение, тогда…

– Хорошо, – резко сказала она, зачеркнула цифру семьсот и поставила пятьсот в первый год, четыреста пятьдесят во второй и четыреста в третий. – Все равно в последующие годы вам пришлось бы снижать цены. Скажи спасибо.

– Спасибо, – искренне сказал я, забирая бумажку со стола, потому что это было справедливое решение. Теперь предстояло объяснить его Андрею, но все равно меня переполняла гордость: я сделал это.

И этой гордостью я поделился вечером с Настей, когда мы встретились около полуночи в баре ресторана «Набу».

– Я так хочу есть, – жалобно сказала она, – закажи суши, сашими и салат из водорослей, я съем салат и чуть-чуть сашими. Извини, я тебя перебила, ты начал рассказывать про свою грандиозную победу. Рассказывай, не обращай внимания, я просто очень устала, скоро приду в себя. Сейчас зеленого чая попью…

Сколько вокруг нас разных почти непересекающихся миров… почти – потому что пересекаются они через немногих знакомых между собой людей. Но редко бывает, чтобы люди эти жили и в одном мире, и в другом. И трудно представить себе миры более далекие один от другого, чем мир моды и мир корпоративной политики. Не надо было Насте ничего рассказывать, но я, конечно, не выдержал и рассказал. Она очень сильно делала вид, что слушает, и зевнула только раз, прикрыв рот ладошкой.

– Настолько скучно? – спросил я.

– Не, не скучно, ты хорошо рассказываешь, просто я ничего не понимаю.

– Что ты не понимаешь? Спроси, я объясню.

– Нет, ты только не сердись, пожалуйста, я не понимаю, зачем все это.

– Что «все это» зачем?

– Зачем вы это все делаете? Все эти ваши совещания, костюмы, все такие важные и столько людей занято – кому все это нужно?