Текст книги "Битва за планету. Трилогия. Места Силы"

Сразу обращала на себя внимание одна особенность, а именно – вся аппаратура (а что же это ещё тогда было?) находилась в абсолютно исправном состоянии. Правда, пока не удалось обнаружить источников питания, наполнявших всё это техническое великолепие энергией.

Но, что-то землянам подсказывало, что они нашли именно то, что искали. Именно здесь они смогут найти ответы на те вопросы, которые перед ними поставил Беллатрикс, озадачив полной нелогичностью.

И вот, в процессе поисков, установка, здорово смахивающая на земной военный корабль «Замволт» класса эсминец, вдруг ожила и оторвавшись от поверхности помещения в котором находилась, зависла в воздухе, примерно в полуметре от пола.

Как только это произошло, землянам во главе с Антоном стала предельно понятна функция данного устройства – космический корабль – вот что находилось в данном помещении.

Только в качестве транспортного средства Разумному Сообществу землян он был неинтересен. Люди, наделённые Разумом, могли перемещаться на сколь угодно большие расстояния с абсолютно любыми скоростями, не ограниченные глупой и ошибочной теорией относительности. Пределы возможных перемещений для Сообщества Разумных людей ограничивались лишь пределами самой Вселенной. А, может, и нет. Это стоило когда-нибудь проверить. Но, сейчас у бывших землян в приоритете находились более насущные вопросы, которые стоило решать.

Глава 14. Инвентаризация

У Сергея с Андреем наступили трудные времена. Ну как времена… часы, если описывать точнее. Напарники занимались инвентаризацией поступившей новой техники «избранного» народа, как они сами себя называли. Но, кроме этого, следовало встраивать её в структуру оборонительных сооружений базы.

Приходилось решать вопросы размещения того или иного механизированного комплекса избранных на то или иное направление защитных позиций людей. А для этого необходимо было разобраться в его огневых возможностях. Да и вообще, не мешало изучить тактико-технические характеристики. Для местных бойцов и самого Андрея задача стояла непростая. Просьбы о консультациях сыпались на техников – собратьев Сергея ежеминутно. Благо, никто и не собирался им в этом отказывать. В общем и целом, на объекте – единственном форпосте человечества в центре бывшей столицы РФ царила вполне рабочая суматоха. У людей, впервые за многие месяцы, появилась надежда на изменение ситуации в лучшую сторону, поэтому даже рутинные мероприятия проходили с весёлым, но, в то же время, деловым настроем. Пусть ещё никто всерьёз не верил в победу, но боевой дух поднялся заметно, а надежда, впервые за долгие месяцы вернулась в души защитников базы.

Пушкинская площадь для защиты подходила не очень хорошо. Все объекты, включая и подземные коммуникации, а также бывший метрополитен, были не совсем удачно размещены с точки зрения оборонительных функций. Это и понятно. Культурный и исторический центр столицы большого государства не был выстроен, как крепость. Да и не была сама площадь для этого приспособлена. Хотя здесь и имелись убежища, построенные в 50-е и 60-е годы, предназначенные для защиты населения и руководства столицы от ядерной бомбардировки. В них сейчас размещались лаборатории, в которых изучались причины возникновения эпидемии. Хотя виновники были известны – Места Силы. А вот сама природа апокалипсиса являлась тайной за семью печатями.

Пушкинская площадь – один из безусловных символов докризисной Москвы. Несмотря на то, что главной площадью столицы считалась по праву знаменитая Красная, однако ее образ являлся слишком официальным, а Пушкинская была самой живой и яркой из городских площадей, истинное сердце Москвы.

Расплывчатые габариты (скорее, пространство, чем площадь) Пушкинская приобрела недавно, лет 40 – 45 назад. В советские годы она превратилась, по сути, в проезжую часть Тверской магистрали в окружении двух скверов, визуально почти не связанных друг с другом. Конечный отрезок Тверского бульвара также слился с Новопушкинским сквером, утратив свою четкость и самостоятельность. Что пошло только на пользу.

До середины XVII столетия никакой площади здесь не было, а был просто плацдарм перед воротами Белого города. В 1641 году на этом месте москвичи встречали чудотворную икону Страстной Богоматери, принесенную из Нижнего Новгорода. Ох уж эти людские предрассудки! Через пять лет, в память об этом событии, под крепостной стеной был возведен стройный пятиглавый собор (именно собор, один из девяти, существовавших в Москве в то время), окруженный двухъярусной арочной галереей. В нем и пребывала Страстная икона, одна из почитаемых святынь Дома Романовых. Самозванных самодержцев, очень плохо закончивших в годы смуты, начавшейся в 1917 году.

Чуть позже, в 1654 году, при соборе возник монастырь. Это был очень живописный, необычный комплекс – монастырь с пятиглавым собором и надвратной церковью-колокольней (1692 г.), вплотную примыкающий к трехшатровой проездной башне Белого города. В ансамбль входила и построенная к 1652 году многоверхая церковь Рождества Богородицы в Путинках, стоящая чуть поодаль, но прекрасно просматривающаяся от городских ворот.

В 1720 году ворота снесли, а монастырь остался. В 1796 году появился Тверской бульвар, ориентированный точно на монастырскую колокольню. Западная сторона площади тогда же была застроена кварталом жилых двухэтажных зданий с целым рядом замкнутых внутренних дворов – один из немногих реализованных фрагментов екатерининского генплана регулярного переустройства города.

Другой угол бульвара и Тверской улицы оформила представительная ротонда церкви Дмитрия Солунского. Она возникла из древнего, тогда еще загородного, Киево-Печерского подворья. Трудно поверить, но под асфальтом обычной дворовой автостоянки, скрывается освидетельствованное археологами кладбище, где москвичи хоронили своих близких еще во времена князя Донского. Оказывается, есть правда в истине, утверждающей, что Москва, как, впрочем, и Санкт-Петербург, но по другим причинам, была построена на костях предков. Но, продолжим исторический экскурс. Построенная, очевидно, в 1640-х, трехшатровая церковь была снесена в 1791 году и заменена ротондой – еще одно свидетельство постепенного превращения «проезда подле стены Белого города» в главный московский бульвар.

Современники рассказывали, что в начале XIX века у Дмитрия Солунского «съезд знатных богомольцев бывал иногда так велик, что кареты стояли вдоль всего бульвара». А вот колокольня при новой церкви осталась прежняя, самая необычная из шатровых колоколен не только Москвы, но и, пожалуй, всей России. В плане она была не квадратной, а прямоугольной формы – нечто среднее между колокольней и звонницей, характерной для более ранних времен. Вот так.

К 1855 году архитектор Быковский заменил старую монастырскую колокольню новой. Она была встроена в двухэтажный корпус, окончательно оформивший восточную сторону площади.

В 1875 году Страстной монастырь посетил Король Шведский и Норвежский Оскар II, из династии Бернадотов. Правил Швецией с 1872 года. Оскар являлся последним шведским королём Норвегии (в 1872—1905 годах). Он любовался Москвой с высокой монастырской колокольни и впоследствии сказал: «Вид изумительный: почти все иностранцы желают видеть эту дивную панораму».

Последним штрихом в этом законченном, вполне состоявшемся архитектурном ансамбле стал памятник Пушкину, торжественно открытый в 1880-м году в устье Тверского бульвара. Его постановка была символичной: поэт как бы выходил со своего любимого бульвара и задумчиво склонял голову перед монастырскими куполами… Известно было отрицательное отношение великого русского поэта к христианству и к его проявлениям в виде: храмов, монастырей, колоколен и другой несуразицы. Прекрасно известно его стихотворение «Сказка о попе и работнике его Балде», в котором Пушкин гениально высмеял весь религиозный маразм.

Но настали новые времена. В 1928 году поэт Владимир Маяковский выступил с предложением снести Страстной монастырь, указывая на явную неуместность соседства в свойственной лишь ему стихотворной форме.

Конструктивистское здание газеты «Известия», возведённое в середине 1920-х архитектором Бахриным, стало первой и, отнюдь, не последней ласточкой грядущих преобразований площади, в 1931 году переименованной в Пушкинскую.

В то же время, в конце 1920-х, советские архитекторы начали серьезно задумываться о переустройстве центральной площади, чей облик являлся слишком уж «старомосковским», «старорежимным», слишком уж «церковным», никак не подходящим столице молодого атеистического государства, победивших рабочих и крестьян и тех, кто ими в действительности управлял. Были революционные варианты полного сноса абсолютно всех строений, перепланировки, превращения бульваров в асфальтовую магистраль, строительства на углу улицы Горького двадцатиэтажной башни телеграфного агентства ТАСС. Но первым делом, конечно же, следовало избавиться от «чортовых куполов».

В начале 1934 года была снесена церковь Дмитрия Солунского. Постройки упраздненного в 1928 году монастыря были переданы Союзу безбожников СССР (был и такой на заре страны, делавшей вид, что строит социализм) под размещение экспозиции Центрального атеистического музея. Странные времена, странные эксперименты, отразившиеся в странных названиях. Не прибавишь и не убавишь.

В 1931 году Страстная площадь была переименована в Пушкинскую. А в 1937 году поставленный Маяковским вопрос «о куполах» был решен окончательно – трест «Мосразбор» полностью стер с лица земли монастырь, приурочив «трудовое достижение» к 100-летней годовщине гибели Пушкина. Любили тогда почти все мероприятия разрушительной или созидательной направленности приурочивать к памятным датам. Было бы желание, как говорится, а памятные даты всегда найдутся. Практически каждый день что-то случалось в истории не только Российского государства, но и всего человечества.

Памятник поэту в 1950 году был перенесен на место бывшей надвратной церкви. В 1961 году за его спиной появилось здание всемирно известного кинотеатра «Россия». Хотя, данная известность и не была столь уж всемирной. Справедливее стоило упомянуть об известности данного культурного объекта в очень узких кругах специалистов: некоторых эрудированных кинематографистах, редких актёрах и отечественных искусствоведах, а также, почти интеллигенции отечественного разлива.

Классический квартал, на западной стороне площади, снесли в середине 1970-х. Еще одна непоправимая потеря тех лет: стоявший по левую руку от монастыря «дом Фамусова», в котором часто бывали классики: Пушкин и Грибоедов. Это был трехэтажный особняк, построенный не позже середины XVIII века и принадлежавший известному роду Римских-Корсаковых, в их дочь Александру был влюблен Пушкин (а в её сестру Екатерину – Александр Алябьев). Это о ней говорится в седьмой главе «Евгения Онегина»: «У ночи много звёзд прелестных, красавиц много на Москве. Но ярче всех подруг небесных Луна в воздушной синеве…» Ну, а «домом Фамусова» старинный особняк прозвали потому, что здесь жила Софья Александровна, двоюродная сестра Грибоедова, супруга одного из Римских-Корсаковых – прототип Софьи Фамусовой.

Мемориальный дом, стоявший всего в сотне метров от памятника Пушкину, был снесен в 1968 году несмотря на громкие протесты общественности. Удивительной смелости поступок во времена тоталитаризма. Снесён он был ради строительства нового корпуса редакции «Известий». Коммунистической пропаганде в стране «победившего социализма» придавали повышенное внимание и не скупились на любые затраты. Как условно обоснованные, так и совсем уж ненужные.

Во времена «застоя» Пушкинская площадь стала традиционным местом диссидентских демонстраций, начиная с первой из них – «митинга гласности», состоявшегося 5 декабря 1965 года. Демонстрации на 5 декабря (День конституции) стали после этого ежегодными, и начиная со второй в них принимал участие Андрей Сахаров.

В эпоху «перестройки» площадь стала главным центром общественной жизни, так как на стендах перед редакцией «Московских новостей» вывешивались свежие номера газеты, и вокруг стендов постоянно собиралась, бурно обсуждающая их и дискутирующая на политические темы, толпа. 21 августа 1988 года при разгоне несанкционированного митинга «Демократического союза», посвященного годовщине ввода советских войск в Чехословакию, был впервые применен спецназ, жестокость которого вызвала общее недовольство. То же, своеобразное памятное событие, памятная дата. Местом митингов, как санкционированных, так и не санкционированных, Пушкинская площадь оставалась и в начале XXI века, в частности, она стала ареной крупных маршей несогласных в 2007 году. Здесь же были серьёзные волнения обезумевшей от страха перед начавшейся эпидемией толпы, требовавшей от властей немедленно защитить её. Правда, к тому времени власти покинули как столицу, так и саму страну. Но и в тёплых краях не было пощады от эпидемии. Руководство всё-таки разделило печальную участь с брошенным им на произвол населением.

Кстати, 31 января 1990 года на Пушкинской площади открылся первый в СССР ресторан «Макдоналдс», что стало знаковым событием и вызвало фурор: чтобы попасть в него, надо было отстоять несколько часов в очереди на морозе. Нет и не было пределов человеческой глупости. Особенно, к сожалению, именно в России. Может климат всему виной?

К сожалению, судьба Пушкинской площади в последнее перед апокалипсисом время вызывала многочисленные опасения. Её ждала еще одна очередная реконструкция очередных временщиков, захвативших власть в столице. Строительство автомобильной развязки и размещения магазинов. Идея реконструкции возникла в контексте комплексного плана по превращению Тверской в конец многополосной автострады, которая прошла бы напрямую в центр города из расположенного к северу от столицы аэропорта «Шереметьево». Однако планируемое расширение центральных улиц и площадей и строительство тоннелей свело бы на нет состояние подмосковного участка этой трассы в районе Химок, застроенного по обеим сторонам современными многоквартирными домами. Поэтому планирующиеся в те времена жертвы оказались бы абсолютно бессмысленными.

Озвученная в предкризисное время СМИ идея воссоздания Страстного монастыря, виделась тогда бессмысленной. А сейчас и подавно. При её гипотетической реализации монастырь оказался бы в совсем другом несвойственном окружении, поскольку в современном предкризисном виде площади её образ в значительной степени определяли здания советского периода, большая часть которых появилась после ликвидации монастыря, а современники потеряли бы Пушкинскую площадь в её предшествовавшем кризису виде. Воссоздание монастырского комплекса не решило бы проблемы интеграции площади в традиционную градостроительную среду и уничтожило давно любимые москвичами реалии 60-70-летней давности.

Кроме того, оживленная центральная площадь города, ставшая крупной транспортной развязкой, не место для тихой монастырской жизни зажравшихся попов и монахов. Значительные транспортные проблемы создала бы ликвидация проезда между Малой и Большой Дмитровками, а исчезновение сквера вокруг памятника А. С. Пушкину явилась бы очень заметной утратой для москвичей и гостей столицы того времени. Это был тогда самый центральный и самый посещаемый сквер города. А, значит, и всей огромной страны. Теоретически, новое строительство на площади возможно было лишь на месте Новопушкинского сквера и углового участка около «Известий», но оно должно было быть сомасштабно уже существующим зданиям.

Ах да, для этого должен закончится апокалипсис и столицу наводнить население, которого нет. Потому как инфицировано и находится в агрессивно-вегетативном состоянии. И ему, этому условно населению не до творческих и культурных изысков, ему бы сожрать кого-нибудь. И желательно, чтобы этот кто-нибудь был бы посвежее.

Муссировалась накануне апокалипсиса в СМИ и идея возвращения памятника А. П. Пушкину на его историческое место на Тверской бульвар. Она и в то время виделась ненужной, т.к. он, памятник, тогда перестал бы быть композиционным центром площади и потерялся, оказавшись сбоку её на достаточно узком Тверском бульваре (в своём условно современном виде бульвар в значительной степени являлся памятником советского периода, сохраняя окружавшую его решётку 1946 г. и обсадку того же времени).

Но все эти выкладки на данном этапе развития земной цивилизации являются совершенно бессмысленными. Москва никогда в обозримом будущем, как, впрочем, и другие мировые мегаполисы не обретёт своего былого величия. По известным для всех выживших причинам. По приблизительным подсчётам, так как точные никто не делал, неинфицированное население земли на данном этапе не превышало ста – ста пятидесяти миллионов человек. Территории для проживания также сократились из-за отравления атмосферы, почв, водного бассейна, животного и растительного мира, но всё же уменьшение популяции людей опережало сокращение пригодных для проживания земель многократно.

Да, былые времена были не так уж и плохи. Хотя, именно в них зарождался нынешний апокалипсис. Что-бы там не говорили, но он являлся порождением самих людей. И не мифические инопланетяне или более реалистичные установки Мест Силы были здесь виноваты. Только люди стали творцами своего «счастья». Но понимать они этого не желали и даже после начала эпидемии продолжали с упорством круглых идиотов искать внешнего врага, козни которого привели человечество к апокалипсису.

Ну и выживаемость людей, как вида была так себе – плохонькой. Что-то, несомненно, сделали установки. А вот большую часть жертв люди «нарисовали» себе сами: войны уличных банд за ресурсы и территории, разборки государств, находящихся в докризисный период в прохладных отношениях (сразу вспоминался обмен ядерными ударами под шумок между Пакистаном и Индией, Израилем и Ираном, всё-таки так же заполучившим пару тройку ядерных зарядов на стороне и так далее), резня и стрельба людей друг в друга на бытовой почве (в прямом смысле – за кусок хлеба и глоток воды).

Всё это и многое другое положило на алтарь Смерти три четверти смертей из общего числа, скажем так, потерянных для человечества индивидуумов. Потому что, так до конца и не стало ясным, как именно относится к инфицированным: безусловные ли они трупы или, всё же, какая-то, пусть и необычная форма жизни в них присутствует? Тем более, в последнее время поведение «ходунов» преобразилось и значительно усложнилось. Появились устойчивые группы, состоящие из нескольких, а, иногда и нескольких десятков особей.

Время от начального момента зарождения эпидемии шло, человечество отчаянно пыталось сохранить свой вид, сражаясь ежеминутно за место под небом.

Как обычно, в таких ситуациях – вопросов было очень много, а ответов, проливающих свет на истинное положение дел – маловато. Их практически не было вовсе. Каждый новый день лишь добавлял новых бед и новых непонятных явлений, порождённых работой установок.

А вот планете, невзирая на все кошмары двадцатого и двадцать первого века и, особенно того периода, когда заработали установки Мест Силы, как-то удавалось себя самоочищать. Запасы прочности, которые Вселенная предоставила этому круглому шарику, напичканному под завязку всякой паразитирующей живностью, ещё не окончательно иссякли. Хотя…

Хотя и планета была на грани, за которой, с высокой долей вероятности, следовал коллапс всей сложнейшей экосистемы, называемой планетой Земля. Не за горами были времена, когда Земля могла превратится в один отравленный и безжизненный космический булыжник, бесцельно блуждающий по просторам Космоса. Правда, появились непроверенные слухи, гуляющие то там, то здесь – среди выживших учёных о том, что планета, дескать, начала бурно самоочищаться, но… проверить на практике эту информацию ни сил, ни средств не хватало.

– Как ты считаешь, Сергей, мы сможем очистить Москву от ходунов за короткое время, или понадобятся недели?

– Я рассчитываю на более оптимистичный вариант развития событий. И знаешь почему?

– И почему же?

– Потому, что времени у нас не осталось.

– Как это? – удивился Андрей.

Он даже отвлёкся от созерцания одного из шедевров технической мысли «избранных» – механизированного огнемёта на колёсном ходу.

– Изменения в атмосфере Земли, инициированные работой установок, достигли критических показателей. – пояснил Сергей

– А, если подробней?

– Ты сейчас находишься на открытой поверхности в дыхательной облегчённой маске, так?

– Так. – подтвердил очевидное Андрей.

– Я и мои братья, и сёстры пока можем обходиться без специальных средств при дыхании на поверхности планеты.

– Ну и к чему ты клонишь?

– Я клоню к тому, напарник, что вскоре ни вы, не мы не сможем передвигаться по планете без громоздких средств защиты.

– Это каких?

– Представляешь себе космический скафандр?

– Да, видел по телевизору ещё до кризиса.

– Ну так вот, вскоре, только одев такие костюмы, возможно будет находится на поверхности.

– Подозреваю, что это – не все плохие новости, которые ты хотел мне сообщить, напарник. – съязвил Семёнов.

– Да, не все.

– Так валяй, продолжай и дальше портить настроение своему напарнику, бесчувственный ты болван.

– Продолжаю: а теперь ответь – где такое количество весьма сложных и дорогостоящих комплектов можно будет достать?

– И где?

– Нигде, Андрей. Даже мой народ не сможет себя полностью обеспечить такими скафандрами. Нет производственной базы, ресурсы на грани полного истощения. Лишь каждому десятому мы сможем обеспечить должную защиту для работы и ведения боевых действий на открытом пространстве.

– Этого, естественно, будет недостаточно?

– Конечно! – подтвердил Сергей.

– На этом плохие новости закончились? – с надеждой спросил Семёнов.

– Они только начинаются, Андрей.

– Немыслимо! Тогда продолжай, всё равно настроение на весь день ты мне уже испортил.

– Сколько, по-твоему, осталось людей? Тех, которые ещё не инфицированы.

– Миллионов сто. Точной цифрой мы не располагаем. – ответил Андрей.

– Ты почти угадал. Если точнее – порядка ста семи миллионов, плюс – минус 250 тысяч. Хотя, плюсом здесь и не попахивает. Ибо вы, люди, практически прекратили размножаться…

– А разве подходящее время для этого? – перебил Сергея Семёнов.

– Не перебивай, пожалуйста – обрубил словоохотливого напарника представитель избранных.

– Не буду. Обещаю.

Разговор прервала стрельба защитников базы. На оборонительные позиции людей надвигалась толпа ходунов численностью, превышающей сотню особей. Андрей мгновенно оценил обстановку и понял, что его помощь на сей раз не понадобиться. Толпа действовала разрознено, напоминая собой стадо баранов. Лидеров не наблюдалось. Значит его ребята справятся с этим стадом, бывшим когда-то людьми, без проблем.

– Так вот. – продолжил Сергей

– Может поднимемся на смотровую площадку и там продолжим разговор? – опять прервал напарника полковник.

– Зачем? – поинтересовался Сергей

– Хочу удостоверится, что эта толпа не является прикрытием для более подготовленной атаки на нас.

– Есть предпосылки?

– Да нет, но не мешало бы проверить. В нашем случае – лучше перебдеть, чем наоборот. Но, ты можешь продолжать выливать на меня хреновые новости – смилостивился Семёнов.

– Благодарствую.

– Да не за что. Ну, что там у тебя ещё из скверного, оптимист ты наш недоделанный?

– Так вот, как ты считаешь, сколько у вас, людей, есть в наличии комплексов средств защиты, позволяющих вам работать в полностью непригодной для обитания среде?

– Я так понимаю, что ты задал мне риторический вопрос? – ответил Семёнов.

– Ты правильно меня понял, полковник.

– Несколько тысяч? – попытался угадать число Андрей

– Неправильно, уважаемый!

– Ладно, не томи. Говори уже – сколько!

– Ноль!

– Ноль? Это такая неудачная шутка, Серёга?

– Никаких шуток. Шутки на данную тему считаю неуместными. – ответил избранный.

– Но, разве такое может быть? Почему руководство вовремя не позаботилось о таких костюмах? – возмутился Семёнов.

– Как можно думать о таких мелочах, когда будущее находится под вопросом ежесекундно?

– Ну, а, если серьёзно?

– Если серьёзно, то никто не предполагал из вашего руководства, что ситуация станет настолько плохой. Все рассчитывали на то, что ходуны и относительно изгаженная окружающая среда будут максимальным испытанием для человечества.

– И всё?

– Нет.

– Что ещё?

– Да не было и нет возможностей у вас для таких разработок! На пике своего могущества у людей было несколько десятков скафандров, в которых вы могли выходить в открытый космос.

– А при чём, собственно говоря, скафандры для выхода в космос? – спросил Андрей.

– Да при том, что в недалёком будущем окружающая нас всех среда будет намного смертоноснее для живых организмов, включая человечество и избранных, нежели открытый космос. Там, в открытом космосе, живые организмы ждали всего лишь: вакуум, холод и радиация.

– Всего лишь? Разве этого мало?

– Смотря с чем сравнивать, Андрей.

– С тем, что нас ожидает, Сергей.

– Тогда открытый космос – благодатная и питательная среда для всего живого.

– Настолько плохо будет?

– Да.

– Насколько точны твои прогнозы?

– Эти прогнозы не мои, а наших учёных. И, к сожалению, они не поддаются сомнению. Анализ был точен, а последние изменения, фиксируемые нашими приборами, подтверждают правильность сделанных прогнозов. Даже более того…

– Что ещё?

– Динамика изменений опережает те временные параметры, которые были заложены в спрогнозируемую нашими учёными картину недалёкого будущего.

– Сергей, вот как у тебя получается всё время так витиевато и заумно преподносить хреновые новости?

– Наверное, время такое…

– И какое оно по-твоему?

– Как ты сам только что выразился – хреновое. – ответил избранный

– Вау! Ты и шутить умеешь?!?

– Учусь.

– Как?

– Не как, а у кого.

– На меня намекаешь?

– Не намекаю, говорю прямо.

– Не стоит благодарности.

– А я и не собирался тебя благодарить.

Так за разговором напарники поднялись на смотровую платформу, сооружённую на козырьке бывшего кинотеатра «Пушкинский». Картина, которую они обозревали была двоякой. С одной стороны – все нападавшие были уничтожены и на ближайшие часы, необходимые для того, чтобы привести прибывшую технику избранных в боевое состояние, люди и сами избранные оставались в относительном покое. С другой стороны, картина, представшая взглядам напарников, больше напоминала сюжеты к фильмам – катастрофам, которые Голливуд в докризисные времена штамповал пачками. Всё-таки, человечество чувствовало приближающуюся беду. Надвигающаяся катастрофа ощущалась практически на материальном уровне. Ещё немного и её можно было бы потрогать руками.

Вокруг базы людей, центром которой был кинотеатр, стояли дома с тёмными провалами вместо окон. Многие из зданий имели на себе следы пожаров. Москва в первые недели после начала эпидемии горела. Нет, не горела, она полыхала так, как будто была морем, состоящим из напалма. Лишь места площадей и скверов сохранились в первозданном состоянии. Отчасти.

Повсюду, куда не кинь взгляд, живописно валялась разнообразная гражданская техника: шикарные иномарки (всё-таки это был центр столицы бывшей нефтяной державы) перемежались с каретами скорой помощи (у медиков в первые дни эпидемии была «адова работа», вызовы на заболевание, сопровождающееся странными симптомами, сыпались на них десятками и сотнями тысяч), сгоревшие машины МЧС и полиции дополняли картину автомобильного хаоса. Не хватало лишь большегрузных авто, но для них въезд в центр города давно был ограничен.

Трупов не было, ибо их подбирали и немедленно утилизировали (чаще сжигали). Не хватало ещё чумы к той эпидемии, которая свирепствовала в настоящем.

Семёнов, изучая внимательно окрестности, вспоминал, как отдыхал здесь ещё до апокалипсиса. Тогда он с ребятами из своего подразделения праздновал день рождения сослуживца в одном из ресторанов. Он и сейчас его видел с той позиции, на которой находился – печальное зрелище: выбитые витрины, разгромленное нутро. Всю эту картину обрамляли вездесущие остовы сгоревших и разбитых авто.

Отвлекло его от приятных воспоминаний и неприятного настоящего движение. Еле заметное, оно резко контрастировало с картиной монументальной и застывшей в безветрии разрухи. Полковник вскинул свою винтовку с оптическим прицелом, дабы повнимательнее рассмотреть источник, вносящий оживление в унылую и застывшую картину разрухи.

– Не делай этого! – вскрикнул Сергей, ошибочно истолковав намерения напарника.

– Чего не делать?

– Не стреляй!

– Я и не собирался. Всего лишь хотел рассмотреть повнимательнее заинтересовавший меня участок.

– Ты правильно уловил движение, Андрей. Это прибыл наш лидер со своими соратниками.

– Ух ты, наконец то пожаловала кавалерия! Ну всё, теперь ходуны в панике разбегутся сами

– Не ёрничай.

– Хорошо, не буду. Ну что, пойдём встречать твоих соплеменников и, по совместительству, наших союзников?

– Почему бы и нет. Пойдем встретим. – согласился Сергей.

После фразы избранного напарники начали спуск со смотровой платформы и не заметили за этим занятием пристального взгляда, обращенного на них…