Текст книги "Несвоевременный человек. Книга вторая. Вера"

Глава 6
Утро для вечера другая сторона разума, или мудренее.

Совсем не трудно догадаться, даже если не особенно задумываешься в своей жизни, какая часть суток вызывает у проживающего свою жизнь человека наибольшее число вопросов. Это, в общем, как и должно быть, и к этому подводит логика – подытоживающая суточный отрезок времени, часть дня называемая вечером. Ну а так как вечер по своему определению числится завершающей частью суток, когда подводятся итоги прошедшему дню и заодно свои промежуточные итоги временной дистанции под названием жизнь, которая и делится на эти временные отрезки, чтобы человеку было легче ориентироваться в пространстве и находилось время для всего, – и не только поспать, но и подумать над тем, как он бесцельно растрачивает своё время жизни, – то он вместе с подведением всех этих итогов, всей своей физической и умственной качественностью даёт ответы на все касающиеся его вопросы. Из чего, из этих ответов, собственно и делаются свои промежуточные выводы насчёт степени совершенства развития, в ту или другую сторону, этого индивидуума. Ну а эти все выводы, по большому счёту не блещут особой оригинальностью, и в большинстве случаев уже от классифицированы, по своим степеням развития: «Дурная голова ногам покоя не даёт», по времени приложения: «Юность легкомысленна, старость осторожна», и судьбоносно отлиты в афоризмах мудрецов: «Горбатого могила исправит», «Ему хоть кол на голове теши».

И хотя именно во время этой итоговой части суток рождается и возникает большая часть вопросов, задаётся ими человек в основном в другое время суток, а именно утром. Почему так происходит, то не трудно догадаться, – вроде с утра голова по свежее и на расстоянии, во временном отдалении всегда думается разумнее. Хотя, скорей всего, так происходит оттого, что человек до последнего откладывает вопрос взятия на себя ответственности. А любой ответ на первостепенной важности вопрос, уже в самом себе подразумевает ответственность за ответ на него (держать ответ и есть ответственность – уже один общий корень на это указывает).

Вот человек и откладывает на ближайшее потом, раз уж дальше откладывать нельзя, ответы на эти и на другие вопросы. Так что если вечер, эта та часть суток, когда рождается основная масса вопросов, то утро, это то самое время, когда задаются всеми этими возникшими вопросами, для начала пытаясь понять, с какой стати и по чьему такому недоразумению, он оказался в таком вопросительном тупике (это риторический вопрос – ясно, что по твоему, но такая уж особенность у людей, не признавать на слово очевидное и как можно больше оттягивать это признание), а уж затем, когда уже и смысла нет отпираться, – судя по этой разбитной и разбитой в хлам роже, отражённо поглядывающей на тебя из зеркала, у тебя ещё есть порох в пороховницах, – ты, наконец, начинаешь задаваться столь волнующими тебя вопросами.

– И как всё это понимать? – вопросил скорей всего самого себя, а не кого-то ещё, с трудом оторвавший голову от пола Владислав. И хотя людям, отрывающим свою голову из такого сонного, ближе к полу положения, как правило, не нужны ответы на эти их даже не вопросы, а всего лишь эмоциональные посылы, – они ещё не достигли того качественного разумного состояния, которое способствует их пониманию окружающего, – всё же на этот раз Владислав не остался без ответного внимания, и не от кого-нибудь дальне постороннего, а от Друга. И Друг всегда сможет найти нужные слова и поддержать друга.

– А как хочешь, или в твоём случае будет вернее сказать, как можешь. – Заявляет Друг откуда-то сверху своих ног, чьи носки чуть ли не упираются в лоб Владислава. Что, а что в точности не уточняется (вид выглядывающих через дырки пальцев, или другие качественные характеристики носков), мотивирует к подъёму Владислава дальше, и вот он уже не лежит, а сидит на полу и из этого своего нового положения смотрит на Друга. Друг же, как и всякий друг, даже названный, не будет хмуриться на своего друга и поддержит его понимающей улыбкой и таким же словом. – Пока зрительно не прозрел, задавай всё, что у тебя накипело за ночь. – Сказал Друг. И Друг угадал, у Владислава действительно так много за эту без памятливую ночь накипело, что он не рванул прямо сейчас обваривать кипятком руки в туалет, а для начала решил выпустить словесный пар. Ну а когда выпускают пар, то не нужно ожидать от этого парового котла особой последовательности и разумности в его высказываниях.

– Да как же так? – глядя на свои разбитые и распухшие руки, Владислав опять вопросил себя. После чего он поднимает руки и начинает осторожно приближать пальцы рук к своему лицу. А так как его лицо тоже находится в распухшем состоянии, с перебитыми нервными окончаниями, то Владислав не сразу может определить, в каких границах находится его лицо. Из-за чего его пальцы, к своей и Владислава неожиданности, не находят, а натыкаются на внешние контуры лица, и только после этого, как луноход на Луне, начинают постепенно, шажок за шажком, преодолевать этот бугристый, со своими кратерами, путь по этой новой для Владислава планете, называемой ещё вчера, головой Владислава.

– Вот те раз. – Делает для себя исторический вывод Владислав – он в первый раз на своём жизненном пути оказался в такой крайне жёсткой, травматической ситуации, вот в чём её историзм для него и состоит. Между тем, время для эмоций закончилось, и Владислав, опустив руки, но не лицо, наконец, по существу задаёт вопрос. – А ты не перестарался?

– Если ты задаёшься этим вопросом, то нет. – Следует с долей иронии ответ Друга. На что Владислав мог бы привести достаточно убедительные контраргументы, но тут ему вспомнились уже причины, приведшие его в это состояние, и он в мрачности мыслей потемнел лицом и из глубины своей памятливости спросил Друга. – Но как же она могла так поступить со мной?

– Если смогла, то значит, смогла, и это единственное, что тебе нужно знать о ней. Да и разве знание причин что-то изменит? – вопросом на вопрос ответил Друг. А Владислав, несмотря на все те аргументы, которая ему предъявила жизнь, оставив неживые напоминания на лице, ведёт себя строптиво и он не соглашается с Другом.

– Изменит! – крепко так, заявляет Владислав.

– Значит, у тебя ещё теплится надежда, если не сдаёшься. – Рассудил Друг.

– И не без оснований. – Говорит Владислав.

– И что это за основания такие? – заинтересованно спрашивает Друг.

– А хотя бы то, что мы, не сговариваясь, встретились с ней. – Искря в глазах, заявил Владислав. Но судя по стоящему на лице Друга хладнокровию, то этот аргумент Владислава нисколько его не убедил в том, в чём его хотел убедить Владислава. А вот ответ Друга, как раз привёл к растерянности Владислава.

– А ты в этом уверен? – спрашивает в ответ Друг.

– А что не так? – в непонимании переспрашивает Владислав.

– А то, что я отправил сообщение, с указанием времени и места, где ты её будешь ждать. Вот вы и встретились. – Друг своим сообщением прямо вогнал Владислава в ступор мыслей. И ему только и хватило, как воскликнуть: «Но!», – и на этом всё (он понял, каким образом Друг отправил сообщение Сирене – он ведь с его телефона ей звонил).

– Тогда может быть, я ещё чего-то важного не знаю? – после небольшой паузы спросил Владислав Друга.

– Это мне впору задаться этим вопросом. – Вдруг переменившись в раздражённого человека, заявил Друг. – Но я им не задаюсь. А знаешь почему? – наклонившись к Владиславу, задался вопросом Друг. И Владиславу ничего другого не остаётся делать, как переспросить: Почему?

– А потому, что я тебе доверяю. И если ты сочтёшь нужным что-то мною незнаемое сообщить, то ты по моему разумению, обязательно сообщишь. Так ведь? – не сводя своего взгляда с Владислава, задался вопросом Друг. И тут Владислав вдруг счёл, что сейчас как раз настал тот самый нужный момент, и он рассказал Другу, в какую он сложную историю попал.

– И чем же я интересно тебе смогу помочь? – ни капли не жалея чувства Владислава, прямо-таки срезает его своим ответом Друг. Из чего становится ясно, что он друг только названный, а не настоящий, и тогда совсем непонятно становится, с какой стати Владислав перед ним раскрылся, и кто он вообще такой, раз принял такое живое участие в его судьбе. – А может между ним и тем человеком из аэропорта, есть связь?! – Владислава аж пробило ознобом от такой своей догадки. Правда что это значит и к чему ведёт, Владислав так и не может понять. А вот спросить его об этом он не решается и вообще почему-то страшится касаться этой темы – для Владислава всё, что касалось произошедшего в аэропорту, приобрело значение нереального и домысливаемого. И ему сейчас было сложно понять, что там с ним на самом деле произошло, и вообще, имела ли место встреча с тем незнакомцем, и не надумал ли он всё насчёт этой встречи, чтобы оправдать своё решение остаться. И это не простая фантазия, а что ни на есть возможная реальность.

Так иногда бывает, что человек по своему характеру решительный, но в тоже время имеющий право на сомнения, побуждаемый внутренними противоречиями, где на одной стороне стоит вся его основательность, с рациональным подходом к своей и чужой жизни, а с другой и не пойми откуда взявшийся налёт мечтательности, со своими немыслимыми для разумного человека разумениями насчёт построения своего счастья на основании одной только сердечной привязанности, так сказать, в своих глубоких размышлениях выходит за свои внутренние мысленные рамки и переносит их во внешние пределы. Где его мысли принимают чей-то образ, да того же незнакомца из аэропорта, который выступая на одной из сторон конфликта, и убеждает Владислава принять то или иное решение – и если Владислав решил остаться, то выходит, что незнакомец из аэропорта выступил на стороне его безрассудства.

– Но тогда кто есть Друг? – задался вопросом Владислав и тут же сделал важную добавку. – Для меня друг. – И Друг, как это уже не раз было, догадался о чём мыслится Владиславу. – Какой бы я тебе не был друг, но сейчас тебе не на кого положиться кроме меня. И как я тебе уже говорил, я держу своё слово, и если назвался твоим другом, то я буду следовать взятым на себя обязательствам, пока ты не сочтёшь для себя это обременительным. – Сказал Друг.

И опять рефлексы Владислава раньше него сообразили, было дёрнувшись в сторону карманов брюк, чтобы там, так сказать, сообразить, на какие долгие отношения с Другом у него хватит денег, но Друг своей особой приметливостью и быстрее чем у него работают рефлексы сообразительностью, останавливает движения рук Владислава на полпути.

– И ещё одна для тебя мало радостная новость. – Говорит Друг. – Ты вместе со своим лицом вчера растерял все документальные свидетельства того, что ты именно то лицо, каким ты себя считал и всем представлялся. А простыми словами, ты вместе с пиджаком лишился всех своих документов. – А вот это, пожалуй, удар под дых. Правда, пока не полностью осознанный Владиславом, на чью самооценку хоть и попытались вчера оказать корректировочное давление удары судьбы, в том числе и с помощью тяжёлых ботинок Друга, но она всё же устояла и пока ещё пребывает в своих поднебесьях. К тому же это всё для Владислава пока абстрактно звучит, а вот когда он столкнётся с такой ситуацией, когда ему понадобятся документы для идентификации своей личности, то вот тогда-то он и поймёт, что значит, лишиться своего задокументированного лица.

Так вот, к примеру, обратись Владислав с какой-нибудь информационного характера просьбой к человеку не с улицы, – тот при виде такой подошедшей к нему лицевой наружности Владислава, в оторопи отскочит в сторону, не дав возможности Владиславу объясниться, – а к такому человеку, который закреплен к своему месту договорными со своим работодателем обязательствами, и не сможет таким уклончивым способом уйти от ответа, да к тому же распространителю лотерейных билетов, то для Владислава, несомненно, будет откровением то, что он услышит в ответ.

И не успеет Владислав и рта открыть, подойдя к киоску с лотерейными билетами, где он всего лишь хотел только спросить, как продавец всего этого эфемерного счастья, – а продавцы счастья или удачи, как никто другой может с первого на вас взгляда определить, что вам счастье даже на все ваши деньги не светит, а вот с вашим полнейшим счастьем что-то не так на лице, – сходу срезает его на полпути к своему спросить.

– При виде вас, гражданин замызганной наружности, вы уж не обессудьте, хочется проверить целостность своих карманов, а не как вам этого хочется, поверить вам на слово. – Заявляет прямо в лицо Владиславу продавец счастья, и Владиславу и сказать в ответ нечего, всё как есть правда. Он и лицом сегодня не вышел и весь из себя замызганный, и не только в костюме. Впрочем, во Владиславе ещё крепко засело его самосознание своего превосходства над людьми из числа продавцов из киоска и он, закипев, заявляет. – Но позвольте!

– Приличному человеку в костюме от «Бриони» позволю, а человеку опознавательной наружности только в одном смысле, – у неё на физиономии написано получать по этой скверной физиономии, – никогда не позволю. – Заявляет продавец счастья и в закреплении своих слов, плюёт прямо в расстёгнутую своей разорванностью рубаху Владислава. Ну а сказать, что Владислав потрясён, не сказать ничего. Но он всё же собирает со своими силами, и с непременным желанием наказать это хамло из киоска, призывает к помощи представителей службы общественного порядка.

– Милиция! – орёт Владислав, сразу показывая себя крайне отсталым и таким далёким от реальной жизни и народа человеком, для которого такие названия уже давно остались в прошлом. Что, между тем, могло бы пойти на пользу Владиславу, ведь если он так далёк от таких современных реалий жизни, то он либо живёт в других реалиях жизни (хорошо, если подумают, что он из структур близких к высокопоставленным, а плохо, если решат, что он из тех структур, которые определяет эту высокопоставленность, то есть близким к небесным), либо как человек вне времени не принимает современных порядков и издевается над её представителями. Что и счёл для себя представитель общественного правопорядка, сержант Полено, как только он увидел того, кто так громко попытался его ввести в заблуждение.

И этот замызганного вида тип, не только сразу же с первого взгляда не понравился сержанту полицейской службы Полено, у которого при себе всё для своего удостоверения было – полицейский значок, форма по уставу надетая, спецсредства для усмирения такого рода дебоширов и главное, непререкаемая любого рода мыслью уверенность в своей правоте, – а этот тип немедленно был от квалифицирован им в неблагонадёжные и притом в число людей неисправимых. – Это тип не так-то прост. – Сразу всё про Владислава понял сержант полицейской службы Полено. – Он специально использовал прежнее именование нашей службы, чтобы у него в случае не предусмотренного им развития ситуации, была возможность для манёвра. Я мол, вас и не звал, а это вы сами сюда явились, и меня спровоцировали на безответственные действия своими кулаками. А они знаете, как больно бьют? А я скажу, что не знаю, а он меня на этом подловит. – Сержанту от этих больных мыслей совсем перехотелось подходить к этому крикуну.

Но сержант Полено себя пересилил и, подойдя к этому замызганному типу с еле сдерживающимся на эмоции выражением лица, то есть в напряжённом спокойствии, хотел было, как прописано в законе о полиции преставиться, но увидев вблизи себя насколько лицом и всем своим видом замызган этот тип, явно провокатор, впал в сомнения насчёт этих своих представлений. Как-то уж совсем невозможно и непотребно всё это выглядело в его глазах. Он такой из себя весь представительный и в форме чуть ли не с иголочки, должен с вежливым выражением своего лица представляться перед этим… да сразу видно, что человеком недостойным вежливого к себе отношения, который всю жизнь пренебрегал человеческими законами и жил как собака.

– Ничего я ему не должен! – заскрипев зубами и всем собой, сержант Полено не смог переступит через себя, и уклонился от своего представления, сразу же поставив замызганного, скорей собой, чем жизнью типа, перед необходимостью давать ответы. – Я не собираюсь даже себе представлять, чем всё это вызвано, пока вы не представитесь. – Уперевшись взглядом во Владислава, заявил сержант Полено. Ну а Владислав хоть и имел некоторые познания в деле общения с государственными служащими, не стал делать замечания сержанту о неправомерности его действий, а для начала решил подкрепить себя и своё, много для людей его знающих, слово документально. Для чего он было полез в карман своего костюма за документами. Да вот только пиджака на нём нет, и Владислав в удивлении начинает себя постукивать по своей рваной, вся в кровавых подтёках рубахе.

– Ага, начинаем разыгрывать комедию. – Усмехнулся про себя сержант Полено, практически всё для себя поняв про этого ломающего комедию типа, и единственное, что для себя не понял Полено, то чья это кровь на рубахе этого замызганного типа. А эта невыясненность заставляет Полено держать себя в напряжении и на пульсе событий – рукой на спецсредстве под названием перцовый баллончик. – Ты, настойчиво говорят ему в отделе некоторые начальствующие люди, ещё не вышел из нашего доверия, и поэтому, тебе и баллончика хватит, чтобы справиться с любым преступником.

– Но как это понимать? – так и не понял Полено, что всё это значит.

Между тем этот замызганный тип отхлопался по карманам и, посмотрев на Полено с заискивающей улыбкой, говорит. – Вы, наверное, не поверите. – И, конечно, сержант Полено не поверит, как бы это сделал любой правоохранитель на его месте, к которому обратился за доверием такой замызганный собой тип. Правда сержант Полено не так прост, как всеми считается в его отделении и вполне возможно, что и этим типом, – а этого он уж точно не потерпит, – и сержант Полено верит Владиславу, но не полностью.

– Прямо-таки обидно такое от вас слышать. Неужели человек облачённый властью, по определению должен меньше вызывать доверие, чем, например, такой как вы… С виду вроде как отброс общества. – Сказал сержант Полено, явно в специальных психологических целях уставившись на брюки Владислава в той их центральной части, которые имеют на себе замок. Что до невозможности сбивает с толку Владислава, и помыслить себе не могущего такого отношения к себе. И Владислав уже был готов взорваться в негодовании, но сержант Полено и вправду не новичок и он вовремя пресекает всякие попытки замызганного типа, предпринять антиобщественные действия. – Если вы считаете, что у вас, как у гражданина есть гражданские права, то я бы хотел чтобы вы представили свои основания на эти права. А если вам предоставить нечего, то это ещё не значит, что вы вместе с правами перестали нести за себя ответственность. – Говорит сержант Полено.

Ну и Владислав в один миг сообразил, что всё это значит, и …лучше не доводить себя до такой тупиковой ситуации, и даже в фантазиях. А то так глядишь, а вернее задумаешься, и как поглядишь перед собой, наткнувшись на объект, достойный не просто внимания, а восхищения, и тут же забудешь, что в данный момент совсем неподходяще выглядишь, и так далёк от своего обычного совершенства, что лучше отойти в сторону и даже не пытаться обратить на себя внимание со стороны хотя бы этого совершенства. Но у тебя, а вернее, у Владислава, ничего из этого разумного не выходит сделать, его природа за него самого говорит, что надо и что не надо говорить, и заодно показывает, а Владислав за ней и не поспевает.

– Гражданка, обратите на меня внимание и вы не пожалеете. – Заявляет с ходу Владислав, обращаясь к прекрасной во всех отношениях гражданке, явно запамятовав, что сам в данный момент уж очень не бесспорно выглядит во всех тех же отношениях. Что немедленно ему бросилось в глаза в глазах этой, с недоумением посмотревшей на него и окинувшей его с ног до головы гражданки. Которая между тем оказалась не из пугливого десятка, и она вместо того, чтобы сразу фыркнуть на так забористо выглядящего типа, ещё смеющего к ней подступаться с предложениями двусмысленного характера, решает полюбопытствовать, на чём основана столь невероятно дерзкая уверенность у этого хмыря в том, что он её заинтересует.

– Вы на себя-то хоть раз в зеркало смотрели? – для общего понимания зрелости Владислава, в глазах гражданки здравомыслящей наружности человека упустившего своё, задалась вопросом эта гражданка.

– Да вроде бы да. – Под влиянием великолепия гражданки, Владислав ещё толком не уразумел всю бестактность своего подхода к ней в таком затрапезном виде и поэтому он не поймёт, что имеет в виду эта гражданка, задаваясь этим вопросом.

– И что вы там увидели? – спрашивает гражданка, явно язвительного характера.

– Себя. – Отвечает Владислав, продолжая ничего не понимать.

– Я поняла, – догадалась гражданка, как оказывается, к тому же прескверного, хоть и проницательного характера, – вы слепы умом.

– Как это? – Владислав уже начал падать духом.

– Не видите очевидных насчёт себя вещей. Вот что вы на месте себя видите? – спрашивает гражданка Владислава. И Владислав, раньше об этом никогда не задумавшийся, глубоко задумался, вглядываясь в своё мысленное отражение в зеркало. В котором он, почему-то увидел не себя, а внимательно смотрящую на него Сирену, что даже лучше, и он спросил её. – Ну а ты-то что видишь, глядя на меня? И только честно.

– Совсем не то, что ты во мне. – Сказала Сирена и, не давая возможности Владиславу возмутиться: «Как это всё понимать?!», скрывается в глубине зеркала, правда оттуда до Владислава донеслись брошенные ею напоследок слова объяснения сказанного: в проекции чужого будущего.

Владислав замирает в умственном тупике, пока его из него не выводит Друг. – Так какие у тебя планы? – задаётся вопросом Друг. Владислав вдруг обнаруживает себя обратно на прежнем месте, на полу, напротив Друга, и начинает понимать, что слишком углубился в свои размышления. И он быстро прокручивает весь утренний разговор с Другом и находит в нём, за что можно зацепиться. – Хорошо, появление Сирены в баре ты объяснил, но как там объявился тот негодяй с фотографии? – задал вопрос Другу Владислав. И хотя ответ на его вопрос лежал на поверхности, – да та же Сирена его позвала, – ответ Друга лежал в другой плоскости объяснения и крайне удивил Владислава.

– А где ты его видел? – искренне удивился Друг. – Я его что-то не заметил.

– Да как же?! – Владислав в возмущении опять ничего не понимает. – Он же подошёл к столу практически со мной, а затем мы с ним сцепились. – С жаром заявил Владислав. Отчего Другу пришлось присмотреться к Владиславу. – Так это был не он. – Следует ответ Друга.

– А кто же ещё? – более чем удивлён Владислав.

– Я не знаю, кто ещё, но только не он. – С твёрдой уверенностью ответил Друг и Владислав начал колебаться в своей уверенности. А как только Друг предложил ему хорошенько ещё раз вспомнить того типа из бара, то он ничего и вспомнить детально не может, а перед его глазами единственно, что стоит, так это физиономия того типа с фотографии. – Я понял, – догадался Друг, видя в каком затруднении оказался Владислав, – ты был в таком разориентированном состоянии, что в любом человеке заговорившим с Сиреной, видел этого своего соперника. И я даже удивлён, как ты меня за этого типа не принял, или принял? – Друг, задав вопрос, пристально посмотрел на Владислава.

– Я не знаю. – В полной растерянности сказал Владислав.

– Ладно, успокойся. Ничего, в общем, плохого не произошло. А то, что тебе досталось, то это дело заживное. – Похлопав Владислава по плечу, сказал Друг. Но Владислав, наоборот, не успокаивается, а начинает нервно истерить. – Но почему она меня не узнала?! А я ведь всё поставил на неё! – завопил Владислав, глядя на Друга. – Может оттого, что ты её не спрашиваешь, а сразу делаешь ставки на её счёт? – Друг прямо режет слух Владислава, которому не помешала бы поддержка, а резать правду матку он и сам может. И Друг учёл эти стоящие в глазах Владислава пожелания. – А ты не будешь отчаиваться. – Уверяет Владислава Друг. – И раз она делает вид, а может и нет, что тебя не знает, или она просто тебя не узнаёт в таком виде, – что совсем не сложно, если учесть твои кардинальные изменения в поведении и в наружном виде, – то ты должен воспользоваться данным тебе жизнью шансом завоевать её, если тебе, конечно, этого сердечно хочется.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Владислав.

– Ты для начала ответь на вопрос. Что ты на самом деле хочешь, и какое место отводится в этом хочешь Сирене? – вопросил Друг Владислава.

– Я практически всё бросил, и сижу чуть ли не на краю земли, не зная у кого. Разве этого мало, чтобы понять, чего я на самом деле хочу. – После совсем небольшого размышления, на подъёме сказал Владислав.

– Принять душ и горячего чаю. – Предположил Друг.

– И этого тоже. – Улыбнулся в ответ Владислав.

– Всё будет. – Сказал Друг. – Что же насчёт Сирены, то у тебя есть большие преимущества по отношению ко всем остальным претендентам на её внимание, а в них, как я понимаю, она недостатка не испытывает. – Друг не стал останавливаться при виде ревностного закипания Владислава. – Ты о ней многое знаешь, – продолжил говорить Друг, – и это можно будет использовать. – Уже не уверен, – пробурчал в нос Владислав. – Убери в себе всю характерную тебе эгоцентрическую мелочность, на которую она тебе никогда не указывала, но не смогла не заметить, а это о немалом говорит, и добавь всего того, что ей всегда в тебе не хватало, реализуемости её мечтаний, и тогда у неё шансов устоять против тебя не будет. И знаешь, я, кажется, догадываюсь, почему она тебя не узнала. – После небольшой паузы сказал Друг.

– Почему? – спросил Владислав.

– Она, таким образом, дала тебе и вашим отношениям шанс на будущее. Для прежнего тебя закончилось время признания и наступило время для чего-то нового. И если ты дорос до него, то будешь признан и узнан. – Сказал Друг.

– Звучит как-то уж больно замысловато. – Сказал Владислав.

– Не на то внимание обращаешь. – Ответил Друг. – Ты лучше мне скажи. Что ты решил.

– А время ещё есть? – спросил Владислав.

– Разве время имеет какое-то значение, когда дело касается вечных категорий разума. – Следует ответ Друга.

– Тогда я готов. – Сказал Владислав, поднимаясь на ноги.

– И куда двинем в первую очередь? – спросил Друг.

– Само собой в ванную, – усмехнулся Владислав, – а дальше посмотрим. – Добавил Владислав, критическим взглядом посмотрев на то, что на нём было надето.