Текст книги "Зомбипанк"

Глава 4.
Последний ужин
⠀
SAHALIN – «Нечего терять»

Утром следующего дня, проводив жену на работу, предварительно накормив ее любимым завтраком, состоящим из кофе и насыщенной различными специями горячей шакшуки, я принялся обдумывать сделанное Христофоровым предложение.

Выбирать варианты не пришлось, их просто не было. Если бы надо было выбирать между экспериментом, который с высокой долей вероятности приведет к летальному исходу, и дальнейшей жизнью в двадцать-тридцать лет, это был бы очень сложный выбор, который я мог бы так и не сделать. Я бы испугался самого факта такого выбора. Мне же необходимо выбрать между тем, что я могу умереть через неделю или через месяц-другой, при этом была хоть какая-то вероятность, что не только удастся выжить, но еще и излечиться. Так что еще с утра я знал, что соглашусь на эксперимент.

Чтобы уже окончательно лишить себя возможности передумать, особенно в последний момент, отправил сообщение Вальку, в котором кратко описал свои размышления и их итог. В ответном сообщении было одно слово – «Правильно».

Позже Валек мне позвонила и сказала, что она взяла отгулы на следующие два дня, и мы обязательно должны провести их в прогулках по городу. Идея мне понравилась.

Я был уже свободен от мук выбора, но не от странных мыслей и сомнений, которые пытались закрепиться в моей голове. Нужно было отвлечься, и просмотр бесчисленных интернет-видео на абсолютно разные темы был прекрасным решением. От сомнений это помогло, но совсем не думать не получалось.

Я пытался представить, как это все будет. Меня заведут в операционную или завезут на каталке, положат на стол под яркие лампы, подключат огромное количество всяких датчиков, вокруг будет огромное количество разнообразной аппаратуры, которая будет постоянно пищать, введут наркоз и дальше будут что-то делать. Я уже не узнаю, что, если не проснусь. Или нет, он говорил еще про какую-то капсулу, значит, меня положат в нее, введут наркоз и тоже будут что-то делать. За этим всем будут наблюдать ассистенты, фиксирующие проведение эксперимента, может, они будут в защитных костюмах, кто знает, что там у них за препараты и как они влияют на людей. И Христофоров тоже будет наблюдать откуда-нибудь из-за толстого стекла или с балкона, специально сделанного над операционным столом.

А если наркоза не будет? Это же эксперимент, будут спрашивать меня, что чувствую, вижу или слышу. Иногда же при операциях на мозге человек в сознании, его спрашивают, что он видит, или смотрят, не изменилась ли речь, если задевают не то, что нужно. На животном так не проверишь, оно не расскажет, что чувствует.

А если для чистоты эксперимента не будет и обезболивания и будет адская боль? Смогу ли я вытерпеть до конца, да еще и не двигаясь, наверное. Здесь они на меня точно уже положиться не смогут, значит, должны будут меня связать и зафиксировать голову – это уже будет больше походить на пытки или смертную казнь, если для меня все закончится плохо.

Необходимо все это спросить у Христофорова, когда буду звонить ему и давать согласие.

«Смертная казнь» была не самым приятным вариантом развития событий, поэтому эта мысль надолго заняла мое сознание. Обдумывая несправедливость такого завершения своего жизненного пути, вспомнилась традиция, которая существует для приговоренных к смерти – последний ужин. В моей ситуации это не просто красивый жест, но и возможность провести самый романтический вечер с женой.

Я заказал столик в ресторане, который всегда был в нашем списке при выборе куда пойти, но ни разу так и не был выбран. Мы все время откладывали поход в этот ресторан на следующий раз, так как находились более интересные варианты.

Сколько всего люди откладывают «на потом». Если записать все это на бумаге, список будет невероятного размера! Поэтому, наверное, вспоминая в конце жизни все, что было отложено и так и не сделано, большинство приходит к выводу, что ничего в своей жизни не успели.

Вечером с Вальком мы составили план прогулки на завтра, также она одобрила идею с ужином и мой выбор ресторана. Мы ждали завтрашний день.

Пасмурная погода в день нашей прогулки уступила бразды правления теплому солнечному дню, видимо, одному из последних в этом году, поэтому мы смогли прогуляться по всем запланированным местам. Прошлись по Бульварному кольцу, Арбату, Кремлевской набережной и еще нескольким не таким популярным, уютным местам. Мы много смеялись, вспоминали, как в первый раз бывали в этих местах, наслаждались еще теплыми лучами солнца и ласковыми дуновениями ветра, создававшего ковер из опавших листьев на нашем пути. Как и в дни, когда мы еще не были женаты, мы держались за руки, не отпуская друг друга ни на минуту, как будто если отпустишь, то можешь навсегда потеряться. И этот страх был как никогда близок к тому, чтобы воплотиться наяву.

В ресторан мы пришли точно вовремя. Сложности с выбором блюд удалось избежать. Мы выбрали несколько закусок, горячее и десерт, исходя из наших предпочтений, мы всегда так делали в новых местах. Это позволяет оценить уровень заведения и шеф-повара, и если он достаточно, по-нашему мнению, высок, то в следующий раз пробуем незнакомые блюда. Здесь, конечно, есть риск второй раз уже не прийти, но традицию нарушать мы не стали.

Сильно устав за время прогулки, первые холодные закуски мы съели быстро и молча. Горячие закуски уже немного нас согрели, и в ожидании основных блюд мы начали болтать без какой-либо основной темы, просто о чем придется, перескакивая с одной темы на другую. Когда принесли горячее, говорила только Валек. Мы как-то вышли на тему работы, и она начала очень увлеченно рассказывать о каких-то проектах, людях, в них участвующих, и истории, связанные с этим, она улыбалась и словно светилась от нахлынувших положительных эмоций. Я ее не прерывал, но и не особо вникал в то, что она рассказывает, просто смотрел на нее, периодически кивал и тоже улыбался. Не знаю, что будет дальше, но я хочу запомнить ее такой. Надеюсь, она еще долго будет такой со мной или без меня.

Ужин проходил прекрасно. Нам оставалось еще отведать десерт. По описанию официанта, нас ожидало просто потрясающее сочетание вкусов. Валек сказала, что ей надо отлучиться на пару минут, а я, глотнув воды из бокала, понял, что должен сделать это именно сейчас.

Я достал из кармана телефон и набрал номер, в трубке раздался гудок, потом еще и еще. На том конце не торопились ответить. Я услышал уже шесть или семь гудков, но все-таки решил подождать еще, и вот еще через пару гудков один из них прервался и я услышал «Алло».

– Добрый вечер, Вадим Андреевич! Это Илья, с глиобластомой который.

– Да, Илья, приветствую. Ждал завтра вашего звонка, думал, будете до последнего думать, – узнав меня, ответил Христофоров, немного смягчив интонацию.

– Я сделал выбор и решил не тянуть с ответом.

– Похвально и достойно уважения. Так что же вы решили?

– Я согласен. Но…

– Прекрасное решение, Илья, просто прекрасное! – перебив меня, восторженно говорил в трубку Христофоров.

– Но у меня есть пара вопросов по поводу процедуры, – немного повысив голос, настаивал я.

– Конечно-конечно, внимательно слушаю.

– Все будет проходить под наркозом?

– Не совсем. Вы не будете без сознания, но и в сознании как таковом тоже не будете. Что-то, скорее похожее на состояние полной дезориентации.

– Понятно, – ответил я, мне действительно было понятно это ощущение. Я испытывал его несколько раз за короткое время. – Буду ли я чувствовать боль?

– Полученные нами ранее результаты говорят о том, что боли быть не должно. Но это только теоретически. Это все, что я могу сейчас сказать по этому поводу.

Что ж, ответы были получены, зацепиться для дальнейших расспросов было не за что, и осталось узнать только одно:

– Когда мне приезжать на процедуру?

В этот момент официант поставил десерт рядом со мной, и я увидел, как Валек идет к столику.

– Дариус заедет за вами в воскресенье в семь утра. Напишите адрес. Единственное, что вам нужно еще запомнить: не пейте до процедуры никаких лекарств, алкоголя, не употребляйте наркотики и воздержитесь от курения, мы не знаем, как это может повлиять на результат.

– Понял, до встречи в воскресенье, – сказал я и, убрав телефон от уха, завершил звонок, так как Валек уже садилась за столик.

Набрав и отправив сообщение с домашним адресом, я отложил телефон в сторону и принялся за десерт.

Официант не обманул, десерт был действительно потрясающим, с контрастным сочетанием вкусов, под такой десерт можно было рассказать, наверное, любые плохие новости, и он бы их смог сгладить.

Я вспомнил витрину с десертами в своей любимой кофейне и пообещал себе, что если все пройдет хорошо, то перепробую все десерты. Жизнь действительно слишком коротка, чтобы отказывать себе в десерте.

По выражению лица жены было понятно, что ей десерт тоже очень понравился.

– Я позвонил и подтвердил, что участвую в эксперименте, – Валек добродушно улыбнулась, услышав эти слова. – Все произойдет в воскресенье, за мной заедут утром.

– Тогда поднимем эти бокалы с водой за успех этого мероприятия, – уверенно предложила она.

Мы легонько столкнулись бокалами примерно на середине стола, потом отпили по глотку, улыбнулись и продолжили наслаждаться десертом.

Прекрасное завершение вечера, прекрасно проведенный день. Дальше была полная Терра инкогнита, неизвестная земля с такой же неизвестной дорогой, которая могла закончиться крутым обрывом.

Пятницу мы также провели в прогулках, как и планировали. Только гуляли не просто по городу, а в парках. Были в Сокольниках, на ВДНХ и в парке Горького. Провели время не хуже, чем вчера, но лично для меня день прошел тяжелее. Во время вчерашнего разговора с Христофоровым я не видел сложностей в исполнении запретов, которые предстояло соблюсти до процедуры. Таблетки я уже перестал пить некоторое время назад, алкоголь и наркотики я не употреблял, а вот сигареты. Тут вышла промашка. Я даже чуть не забыл об этом, когда с утра достал сигарету и почти прикурил, но даже тогда подумал, что проблем не будет и я спокойно проведу два дня без сигарет. Оказалось, что моя никотиновая зависимость была куда сильнее, чем я думал. Уже в середине дня пришлось выкинуть пачку в урну, чтобы точно не сорваться, а вечером я с ужасом думал о завтрашнем дне, предвкушая, какая «ломка» меня ожидает.

Ожидание меня не обмануло, в субботу я только и думал о том, как сильно хочется покурить. Мы провели этот день, не выходя из квартиры, на диване за просмотром телевизора и употреблением еды из доставки.

Я думал, что в свой, возможно, последний день я буду корчиться от невыносимой боли, переживать о предстоящей процедуре, о том, сколько всего я не успел в жизни, но точно не думал о том, что проведу его в мыслях о сигарете. Лишь ненадолго я смог отвлечься на мысль о том, что так и не появились никакие новые симптомы и больше не повторялись приступы. Видимо, мне в этом повезло.

Ровно в семь утра я получил сообщение с незнакомого номера с текстом, что меня ждут у подъезда. Видимо, это был Кобра. Я крепко обнял Валю на прощание, она крепко обняла меня. Так мы простояли некоторое время, потом я ее поцеловал. Она обхватила руками мое лицо и тихо сказала: «Я буду ждать тебя… Удачи…»

Вещей я с собой брать не стал, взяв только телефон и паспорт, вышел из подъезда. Не стал поднимать голову и смотреть, стоит ли Валя у окна, – уверен, она там стояла и наверняка плакала, я бы не выдержал этого.

Дороги в воскресное раннее утро были свободны, мы ехали практически без остановок на светофорах и в полной тишине, даже музыка не играла в машине. Я сидел на заднем сиденье и просто смотрел в окно, не хотелось ни говорить, ни думать, ни бояться. Хотелось, чтобы уже скорее случилось то, что было запланировано на сегодня. Как экзамен – ты хочешь, чтобы он случился как можно позже, считаешь дни, радуешься, что до него еще далеко, надеешься, что его перенесут или отменят в последний момент, но в день экзамена ты хочешь, чтобы он поскорее начался и поскорее закончился.

Сегодня был день моего экзамена, странного экзамена, где от меня ничего не зависело с точки зрения его проведения, но от его результатов я был зависим.

Наконец, стали попадаться места, которые я узнавал. Вот мы проехали мимо железнодорожной станции, значит, скоро приедем. И через некоторое время я увидел знакомый забор, а за ним и здание клиники. Ворота открылись, и мы въехали на территорию.

У входа меня уже встречал Христофоров.

– Доброе утро! Как доехали? – проговорил Христофоров, спускаясь по ступенькам и протягивая мне руку. Он был все в том же костюме и тех же лакированных туфлях.

– Доброе утро. Спасибо, с комфортом, – ответил я, пожимая ему руку.

– Вот и хорошо. Пройдемте внутрь, сейчас расскажу, что вас сегодня ожидает.

Мы зашли в здание, подошли к лифту и поехали в подвал. Когда двери лифта открылись, я увидел длинный светлый коридор, кажется, он был больше, чем на первом этаже, слева и справа через определенное расстояние друг от друга были двери, на которых не было ни надписей, ни номеров.

Долго идти по коридору нам не пришлось, мы свернули направо, и Христофоров открыл одну из первых дверей. В помещении тут же зажегся свет, как только мы вошли. Это оказалась раздевалка.

– Здесь вам надо переодеться. Костюм возьмете вон там, на полке, – он указал на одну из полок на стеллаже в углу. – Свои вещи можете положить в любой шкафчик, они не закрываются на замок. Здесь никто ничего не возьмет, не бойтесь. Потом проходите в кабинет напротив, там вас осмотрят, чтобы убедиться, что вы готовы к процедуре, и дальше я вас провожу в операционную.

Он похлопал меня по плечу и вышел из раздевалки, закрыв за собой дверь.

Я подошел к полке с вещами, взял костюм моего размера и, подойдя к скамейке, стал переодеваться. Костюм был похож на тот, который носят хирурги, только он был белого, а не синего или зеленого цвета. Повесив свои вещи в шкафчик, я сразу убрал паспорт во внутренний карман пальто, а телефон я несколько секунд подержал в руках и повертел его, размышляя. Спереди у верха костюма, который, кажется, называется блуза, было два кармана, и, закончив размышления, я положил телефон в правый карман, предварительно поставив его на беззвучный режим.

После выхода из раздевалки я зашел в противоположную дверь, как и сказал Христофоров. В кабинете за одним столом сидела девушка в розовом медицинском костюме, видимо, медсестра. За другим столом сидел грузный мужчина старше средних лет с заметной лысиной и в очках. Судя по тому, что он был в белом халате, это был врач.

Девушка встала из-за стола, увидев меня, и подошла к кушетке у противоположной стены:

– Присядьте, пожалуйста, на кушетку и оголите верх.

Я подошел к кушетке, сел на нее и стал аккуратно снимать блузу, чтобы не выронить телефон. Медсестра взяла мою руку и прикрепила мне какой-то прибор на указательный палец. Через секунд двадцать прибор что-то показал, и она сказала, повернувшись в сторону доктора:

– Сатурация девяносто восемь, пульс семьдесят пять.

Она сняла прибор с пальца, но не отпустила мою руку, а только перевернула кисть ладонью вверх, взяла с рядом стоящего столика что-то похожее на ручку и, поднеся к подушечке все того же указательного пальца, нажала. Я почувствовал укол и увидел, как на пальце надувается маленький красный шарик. Она поднесла к шарику сначала один прибор со столика, а потом второй.

Мне дали салфетку, и я придавил место укола, а медсестра смотрела на приборчики в ожидании результата:

– Глюкоза четыре с половиной, холестерин пять.

Потом она взяла прибор для измерения давления и надела мне манжету на плечо правой руки – эта процедура была мне знакома, после ее завершения врачу было объявлено, что мое давление составляет «сто двадцать пять и семьдесят пять».

– Окей, – отозвался доктор и стал вставать из-за стола.

Он вставил в уши стетоскоп, который до этого обхватывал его массивную шею, а противоположный конец стетоскопа достал из правого кармана халата.

– Встаньте.

Я встал, он прикладывал стетоскоп сначала в область сердца, потом в область легких, при этом я слышал его тяжелое, медленное дыхание.

– Садитесь.

Я сел на кушетку, врач достал из другого кармана неврологический молоточек и стал проверять мои рефлексы.

После этого меня еще клали на кушетку для проведения ЭКГ, посмотрев ЭКГ на экране компьютера, врач произнес: «Хорошо», – и что-то написал в телефоне. Мне велено было одеваться, что я незамедлительно и сделал. После этого ко мне еще раз подошла медсестра и на предплечьях обеих рук установила два катетера, видимо, для дальнейшего ввода препаратов во время проведения процедуры.

Через несколько минут в кабинет вошел Христофоров.

– Итак, противопоказаний у вас не выявлено, значит, можем начинать! – воодушевленно сказал Вадим Андреевич, поглядывая то на меня, то на врача.

– Я готов, – подтвердил я.

– Чудненько, пойдемте со мной, – Христофоров пригласил меня выйти из кабинета. – Спасибо, коллеги! – добавил он уже на выходе и закрыл за нами дверь.

Мы опять немного прошли по коридору и зашли в одну из дверей. В этом кабинете была только скамейка, большое зеркало и еще одна дверь в стене по правую руку.

– Присаживайтесь здесь, придется пару минут подождать, сейчас мы все подготовим и придем за вами, – сказав это, Христофоров скрылся за дверью в стене.

Я сначала подошел к зеркалу и около минуты просто стоял и смотрел в свое отражение. На лице не было признаков страха или отчаяния, мне показалось, оно было спокойным.

Потом я сел на скамейку и первым делом подумал о том, что, может, все-таки разрешат выкурить сигарету. Курить хотелось просто ужасно. Даже пленным дают покурить! Тут я вспомнил о своих недавних переживаниях – будут ли меня привязывать? Вопрос оставался открытым. Хорошо, что мне было на что отвлечься.

Я достал из кармана телефон, и тут мне стало по-настоящему страшно! То, ради чего я взял его с собой, могло не произойти. На экране я увидел одинокую полоску, обозначающую наличие сигнала. Медлить было нельзя, я быстро набрал сообщение и нажал отправить, спустя очень долгих десять секунд появилась одна галочка, означающая, что сообщение доставлено. Еще через полминуты – вторая, означающая, что Валек только что увидела и прочитала на экране своего телефона «Начинается. Я люблю тебя». Я видел, что она что-то печатала в ответ, но спасительная палочка предательски исчезла, и сигнал пропал окончательно.

В этот момент в кабинет вернулся Христофоров. На нем уже был надет не пиджак, а белый халат.

– Нам пора.

– Да, иду, – сказал я, подходя к двери. – Если мне не повезет, сообщите, пожалуйста, моей жене, ее зовут Валентина, – я передал Христофорову телефон. – Пароля нет.

– Непременно, – пообещал Христофоров, пряча телефон в карман брюк.

Мы прошли в соседнюю комнату, видимо, это и была операционная. Там уже находились медсестра и врач, которые осматривали меня ранее. Помещение было достаточно большое и светлое, в одном углу были несколько столов с компьютерами и медицинские шкафы, у другой стены стояла каталка, а в самом центре комнаты располагалась белая капсула, похожая на громадное яйцо, и к ней была подключена рядом стоящая система для ввода лекарств. Судя по висящим на ней прозрачным пакетам с жидкостью, отходящим от нее проводам, она была не заводской разработки.

– Итак, сейчас мы посадим вас в эту капсулу, – Христофоров указал рукой на яйцо в центре комнаты. – Затем будем поднимать в ней атмосферное давление и вводить вам препараты. Ваша задача, – сказал он, указывая уже на меня пальцем, – будет состоять в том, чтобы находиться все время в сознании. У вас может заложить уши, заболеть голова, появиться головокружение. Но что бы ни происходило, пытайтесь остаться в сознании. Говорите с нами, мы будем вас слышать. Думаю, все займет около часа. Все понятно?

Мне было все понятно, и я кивнул, не сводя взгляд с капсулы. Сейчас откроют дверь, и будет понятно, привяжут меня к ней или нет.

– Давайте уже начинать, чтобы не успеть проголодаться, – немного переиграв в спокойствие, сказал я.

– Отличный настрой! – произнеся это, Христофоров посмотрел на врача и мотнул головой в сторону капсулы.

Врач подошел к капсуле, открыл дверцу и пригласил меня разместиться внутри, что я незамедлительно и сделал. Внутри находилось удобное белое кресло, похожее на игровое, приспособлений для связывания не было видно. Ко мне подошла медсестра и подсоединила к катетерам какие-то тонкие прозрачные трубочки, идущие из-под обшивки капсулы, видимо, от самодельной системы, которая стояла снаружи. Я удобно разместился в кресле и стал ждать.

Когда дверь капсулы закрылась, то можно было представить, что я нахожусь в вертолете или на вершине ракеты, которая готовится отправиться в космос. Не хватало только шлема на голове и рева двигателя или винта.

Некоторое время, судя по тому, что все оставшиеся снаружи перемещались по комнате от капсулы к компьютеру и обратно, проходила подготовка – включение всех систем, проверка и тому подобное. Потом к окну камеры подошел Христофоров и показал большой палец вверх, а мне в ответ очень захотелось сказать «Поехали!», но я сдержался.

Я положил голову на подголовник кресла и стал ждать. Некоторое время ничего не происходило, по моим ощущениям, прошло минут десять-пятнадцать. Я, несколько раз повернув голову, поглядывал через окно в сторону Христофорова и его помощников – может, что-то сломалось и ничего не получится. Но они сидели спокойно за компьютерами, значит, все шло как задумано.

Потом я еще успел подумать про животных, на которых проводили такие эксперименты ранее. Было интересно: их размещали в этой капсулу или для них была специальная, поменьше?

Дальше я уже потерял счет времени, да и лежать было уже не так удобно, как вдруг я стал ощущать, что мне начинает закладывать уши, как при взлете самолета. Я рефлекторно открыл пошире рот, и немного отпустило, но лишь ненадолго. Вскоре я снова ощутил заложенность.

В это же время по прозрачной трубочке, соединенной с катетером в левой руке, начала движение жидкость, находящаяся в ней, и я почувствовал холод, идущий по вене.

Еще через некоторое время холод я почувствовал уже в правой руке и почти одновременно с этим ощутил легкое головокружение. Давление в ушах также нарастало, вызывая дискомфорт, граничащий с болью. Я пытался отвлечься, но это не помогало. Было ощущение, что теряю контроль над всем: над своим телом, над чувствами, над мыслями. Хотелось закричать, но я не смог этого сделать. Не смог и ухватиться покрепче за подлокотники кресла.

Подводило и зрение. Началось все с расфокусировки, как уже было со мной несколько раз. Через некоторое время появилась пелена перед глазами. Я пытался направить взгляд в стороны – везде была одно и то же.

В этот момент я уже не чувствовал боли в ушах, просто знал, что она есть. Не чувствовал головокружение, так как не ориентировался в пространстве. Не чувствовал дискомфорт и не ощущал, что держусь за подлокотники, так как не чувствовал своего тела. Не чувствовал страха, гнева, переживаний, обиды и сомнений.

Не чувствовал любви.

Пелена перед глазами стала ярким белым светом, заполнившим все. Я стал ярким светом.