Текст книги "Аничков дворец. Резиденция наследников престола. Вторая половина XVIII – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора"

Как мы видим, в ночь родов Александры Федоровны в Аничковом дворце побывали обе императрицы: Мария Федоровна и Елизавета Алексеевна. Повторю, что Николай Павлович непосредственно присутствовал при родах супруги и сильно перенервничал, его даже четыре раза стошнило, такая реакция на стрессы характерна для великого князя. Также у супругов было «готово» имя для новорожденной. При этом наверняка имелось и имя на случай рождения мальчика. Сорочка, в которой Николай Павлович прижимал новорожденную, потом хранилась в семье, что было данью старой дворцовой традиции. Из спальни, в которой проходили роды, Александра Федоровна вышла только 11 сентября 1822 г.: «жена переходит в свой кабинет». А 28 сентября 1822 г. «Блок с бирюзовой диадемой и грушами для моей жены, к жене, отдал ей это» – это традиционный подарок супруге «за ребенка». Добавлю, что у супругов в резиденции была общая спальня и кровать. Но иногда они спали врозь, и Николай Павлович всегда фиксировал это. Например, когда в декабре 1822 г. Александра Федоровна заболела ветряной оспой, он лег на походной деревянной раскладушке: «кровать ломается, смеялся, спал на полу» (7 декабря 1822 г.).

Возвращаясь к родам Александры Федоровны в Аничковом дворце (30 августа 1822 г.), приведу отрывок из письма Александра I к сестре Марии Павловне от 10 сентября 1822 г.: «Вы должно быть уже знаете, что моя невестка сделала мне к этому дню очень милый подарок, счастливо разродившись девочкой, которую нарекли Ольгой. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо»[138]138
  Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Извлечения из семейной переписки великой княгини Марии Павловны. Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 гг. М., 2017. С. 253.


[Закрыть]. Напомню, что 30 августа – это день тезоименитства Александра I, так что Александра Федоровна действительно преподнесла Александру I подарок. В свою очередь император отдарился. Как упоминает Ольга Николаевна: «По своем возвращении Государь привез мне, как подарок к крестинам, бокал из зеленой эмали и такую же чашу, которые я храню до сих пор. Когда он снова увидел Мама во всей прелести ее юности, с ребенком на руках подле отца, смотревшего на нее с гордостью и любовью, бездетный Государь был необыкновенно тронут и сказал: „Было бы ужасно и непростительно, если когда-либо в жизни один из вас разочарует другого. Верьте мне, существует только одно истинное счастье – семья. Берегите ее священный огонь“».

Когда летом 1825 г. в семье великого князя должен был родиться четвертый ребенок, хозяйственники Аничкова дворца подготовили для него комнаты: «в Петербург… к себе, Блок, Дилдин, видел комнаты для будущего младенца, в детских комнатах, разделся… обратно в Царское» (30 мая 1825 г.). Кстати, вопрос о том, где будет рожать Александра Федоровна, стал темой отдельного семейного «сражения». Дело в том, что приближающиеся роды не были поводом менять график традиционных переездов семьи из резиденцию в резиденцию. Поэтому, когда Николай Павлович, накануне переезда в Царское Село (19 апреля 1825 г.), сообщил матушке, что они хотят, чтобы роды состоялись в Аничковом дворце, это вызвало неудовольствие вдовствующей императрицы: «у Матушки, говорил, на ее вопрос сообщил ей, что хочу, чтобы моя жена рожала здесь, неудовольствие»; «Матушка на меня дуется» (20 апреля 1825 г.); «объяснился с Матушкой, кое-как успокоил» (21 апреля 1825 г.). И, тем не менее, «решили ехать завтра в Царское Село» (23 мая 1825 г.).

Прогулка великого князя Николая Павловича и великой княгини Александры Федоровны в кабриолете (на заднем плане ограда сада и фасад Аничкова дворца)

Когда родившуюся в июне 1825 г. в Александровском дворце Царского Села дочку Николая Павловича, названную Александрой, перевезли осенью в Аничков дворец, он стал регулярно заходить и в ее комнату: «снова пошел к моей малышке… Вернулся, у моей малышки, у себя» (26 октября 1825 г.); «у моей малышки, Олинька прибыла из Гатчины» (27 октября 1825 г.).

Следует упомянуть, что для маленьких детей, росших в Аничковом дворце, из Царскосельской императорской фермы на зиму доставляли корову с кормами для того, чтобы у маленьких великих князей и княжон всегда было парное молоко[139]139
  РГИА. Ф. 1338. Оп. 2 (41/104). Д. 77. О препровождении в Царское Село из Собственного Его Величества Дворца коровы. 1829 г.


[Закрыть].

Николай Павлович выезжал из дворца с женой на прогулки: «гулял в карете с женой», «ездил на прогулку в карете, потом пешком с женой, мартовская погода» (17 января 1822 г.); «прогуливался с женой в ландо и пешком» (18 марта 1822); «прогуливался с женой в карете, погода мерзкая» (21 марта 1822).

Изредка во время прогулки супруги делали покупки[140]140
  Термин встречается в русских эпистолярных источниках с середины XIX в.


[Закрыть]: «С женой по железной лестнице в придворную церковь, потом гулять пешком и в английский магазин, вернулись в карете к детям» (21 марта 1824 г.); «по дороге заехал в Английский магазин за бирюзой… жена в саду, иду к ней» (13 апреля 1822 г.). Замечу, что это последнее поколение Романовых, которое могло позволить себе спонтанно «заезжать»[141]141
  В апреле 1866 г. на Александра II совершено первое покушение, поэтому после 1866 г. для членов семьи императора и для него самого походы по петербургским магазинам были исключены. Такое могло быть только за границей. В Петербурге по магазинам могли ходить только великие князья и княгини, только заранее поставив спецслужбы в известность о предполагаемом визите.


[Закрыть]в петербургские магазины. Также отмечу, что вроде бы совершенно обычное дело – прогулки с женой по Невскому проспекту, но ни у Александра I, ни у Константина такой семейной практики не было, поэтому окружающими эти банальные прогулки воспринимались как настоящее событие. Также добавлю, что у Николая I в 1830-х гг. имелась 5 %-ная скидка в английском магазине «Никольс и Плинке» как у постоянного покупателя.

Очень большое место в жизни молодых супругов занимали дети. Детские комнаты находились на первом этаже Аничкова дворца, окнами в сад. Николай Павлович в течение дня постоянно заходил к детям, стараясь не только проводить с ними время, но и играть: «обедали вдвоем, потом играл с детьми… поднялся с Муффи[142]142
  Муффи – домашнее прозвище будущего Александра II.


[Закрыть], дети, попрощался, ужинал, говорил, Седжер, лег» (13 марта 1822 г.); «обедали вдвоем, играл с детьми, разговаривал с Муффи, работал, лег» (14 марта 1822 г.); «возвратился, играл с детьми» (19 марта 1822 г.); «обедали вдвоем, потом играл с детьми» (20 марта 1822 г.). В дневнике всегда отмечались любые события в детской: «Олинька ходит одна» (19 ноября 1823 г.). Родители иногда гуляли с детьми в дворцовом саду: «Возвратился, Мэри пешком… Саша пешком… чай с детьми» (16 марта 1822 г.). Надо сказать, что Николай Павлович до конца жизни сохранил эту симпатичную черту – постоянное общение с собственными детьми и внуками, выкраивая время для совместных игр и прогулок, и даже мог покормить с ложечки крохотную внучку. Для непростых семейных отношений предшествующих Романовых это было беспрецедентно.

Великий князь Александр Николаевич.

Худ. П. Ф. Соколов. 1829 г.

Великий князь Константин Николаевич.

Худ. П. Ф. Соколов. 1828 г.

Периодически родители, дяди и бабушка дарили детям подарки: «в коляске, Блок дал мне игрушки для Саши» (17 августа 1822 г.); «спустился к детям, играл… Саша в полной конногвардейской форме, забавный» (2 сентября 1822 г.). Эту «полную конногвардейскую форму» 4-летнему мальчику подарили родители, и, конечно, он смотрелся «забавно». Дарила военную форму и бабушка – императрица Мария Федоровна: «Матушка дарит ему форму солдата-измайловца, очень мил, она уходит» (29 августа 1822 г.).

Надо сказать, что «милитаризм» в воспитании – самое обычное дело в дворянских семьях. Баронесса Медем вспоминала, как в 1821 г.: «Мой отец – наставник великого князя – повез меня после выпуска из Екатерининского института в Аничков, чтобы представить Николаю Павловичу. Николай разбудил трехлетнего сына и заставил его под барабан маршировать по гостиным, говоря при этом: „Солдат должен быть готов всегда и везде в любое время“»[143]143
  Цит. по: Буланкова Л.П. Страницы жизни Аничкова дворца.
  Документы, мемуары, были, легенды. СПб., 1995. С. 18.


[Закрыть]. Конечно, приведенный отрывок отдает николаевским анекдотом, но нечто подобное, видимо, имело место.

Император Николай Павлович с сыновьями Николаем и Михаилом. Худ. О. Верне. 1836 г.

Каждый из детей имел штат прислуги. Когда будущему Александру II в апреле 1834 г. исполнилось 16 лет, составили список лиц, «состоящих при Наследнике Цесаревиче со дня рождения Его Высочества», т. е. начинавших свою службу в Аничковом дворце: полковница Тауберт (жалованье 2400 руб., пенсия с 1825 г. 600 руб., («померла», так в документе. – И. 3.) в 1826 г.); англичанка Кристи (жалованье 2000 руб., померла в 1825 г.); англичанка Марья Коссовская (с 6 августа 1819 г., пенсия с 1825 г. 600 руб.); камердинер Китаев (пенсион с 16 апреля 1825 г. 500 руб., умер в 1828 г.); камердинер Брызгалов (пенсия 500 руб. с 16 апреля 1825 г., с 1825 г. на половине великих княжон); кормилица крестьянка Корцова (пенсия 600 руб., уволена в 1819 г.); камер-юнгфера Мальм (уволена в 1819 г. по замужеству); лакеи и истопники также перечислены в документе поименно[144]144
  РГИА. Ф. 1338. Оп. 2 (46/109). Д. 70. Л. 2. Список о лицах, состоящих при Наследнике Цесаревиче со дня рождения Его Высочества. 1834.


[Закрыть].

Комнаты маленьких детей в Аничковом дворце были заполнены игрушками, как обычными, так и императорского уровня. Например, когда в 1838 г. умерла воспитательница великих князей Николая и Михаила Николаевичей англичанка Коссовская, то хозяйственники организовали приемку драгоценных вещей по описи. Николаю тогда шел 7-й, а Михаилу 6-й год.

Детский барабан великого князя Александра Павловича. Мастер Потапов. Около 1782 г. Серебро, золото, кожа. ГЭ

В списке, среди многого прочего, значились два ордена Св. Андрея Первозванного, два креста и две звезды этого ордена. Также в комнатах мальчиков хранились две золотых медали «Блаженной памяти императрицы Марии Федоровны».

Наряду с этими взрослыми вещами имелись и вещи совершенно детские, такие как «побрякушка золотая, украшенная алмазами» и «детский серебряный барабан и барабанная палка»[145]145
  РГИА. Ф. 1338. Оп. 3 (50/113). Д. 139. Л. 2. О бриллиантовых золотых и других вещах, находившихся у англичанки Косовской. 1838.


[Закрыть].

Эту опись драгоценных вещей просмотрел император Николай Павлович, и он «высочайше» распорядился по поводу «побрякушки» и барабана. Поскольку мальчики уже выросли, то Николай I приказал передать «побрякушку золотую, украшенную алмазами» в комнаты цесаревича «в свое время… после бракосочетания», рассчитывая, что когда в семье цесаревича Александра Николаевича родится ребенок, то он в свою очередь будет забавляться этой «переходящей» погремушкой. Серебряный барабан, который принадлежал еще маленькому Александру I, с той же целью также передавался в комнаты цесаревича.

По поводу «побрякушки золотой» надо сказать несколько слов. Эту, говоря привычными терминами, детскую погремушку изготовили мастера-ювелиры Самсон Ларионов и Михаил Бельский по заказу императрицы Анны Иоанновны в 1740 г. Погремушка[146]146
  Погремушка: золото (104, 33 г.); серебро (10 г); бриллианты – 130 шт. (4,9 карат); рубины 69 шт. (2,10 карат); изумруды 3 шт. (0,20 карат); слоновая кость; стекло; морские раковины. Длина 17,7 см; диаметр шарика 4,8 см.


[Закрыть] имела любопытную конструкцию, поскольку совмещалась со свистком. Доподлинно известно, что с этой погремушкой-свистком играл Александр I. Его младший брат, будущий император Николай I, также, будучи ребенком, забавлялся с этой «побрякушкой». В результате «побрякушка» стала носить «переходящий» характер, развлекая исключительно мальчиков, рожденных в семье правящего императора, по прямой нисходящей линии. И таких переходящих игрушек в детских комнатах было довольно много.

Александр I в детстве с погремушкой в руке

Погремушка-свисток

В традициях Романовых было дарить так называемое детское оружие, и это вполне функциональные вещи, только маленького размера. Таким образом мальчиков приучали к их будущей профессии – офицеров Российской армии: «Дарю Саше мою старую пушечку» (14 апреля 1823 г.); «Одел Сашу черкесом» (31 января 1824 г.). Время от времени родители приглашали в Аничков дворец, говоря сегодняшними терминами, «аниматоров», которые развлекали детей. Императрица Елизавета Алексеевна описывает одну из игр, «принесенных» обер-гофмейстером великого князя Николая графом Моденом, который являлся одним из организаторов детских развлечений. Она пишет (7 октября 1821 г.), что Моден «принес маленькому Александру воздушные шарики (у них есть название, но неизвестное мне). Игра сия так всем понравилась, что бедному зайчику пришлось со слезами на глазах уступить ее для больших. С особенным удовольствием развлекалась сама великая княгиня и ее фрейлины вместе с кавалерами и адъютантами. А вчера, едва кончился обед, сразу же загремела канонада от сих взрывающихся шариков»[147]147
  Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 91.


[Закрыть]. Замечу, что эта игра прижилась, и художник А.Ф. Чернышов в 1840-х гг. запечатлел эту игру с шарами. Впрочем, игры были самыми разными. Николай отметил в дневнике: «У жены, у детей, Моден, китайские тени, марионетки» (15 января 1824 г.).

Сцены из семейной жизни императора Николая I. Рождественская елка в Аничковом дворце. Худ. А.Ф. Чернышов. Фрагмент

Изредка в Аничков дворец заезжала супруга Александра I – императрица Елизавета Алексеевна. При этом она, похоронившая двух дочерей, прежде всего шла в детские комнаты: «…к детям, Моден, играл, к жене с детьми, Ольга, все трое у меня на коленях, уходят, старуха уходит, Императрица» (4 сентября 1822 г.); «прибыл, к детям, Ольга меня узнает, к жене, к себе…у детей, играл…Императрица, удивлен» (16 января 1823 г.). Это «удивлен», появилось, конечно, не на пустом месте. И о глубокой неприязни со стороны Елизаветы Алексеевны к семье Николая Павловича супруги были прекрасно осведомлены. Говоря о начале своей жизни в России, Александра Федоровна совершенно не случайно отметила: «Я бывала часто у Императрицы Елизаветы, которая относилась ко мне в то время весьма дружественно».

Но при всем своем неприязненном отношении к Николаю и Александре, императрица Елизавета Алексеевна в целом по-доброму относилась к их детям. Впрочем, других законных детей у Романовых тогда и не было. 19 января 1820 г. императрица писала сестре Александра I – великой княгине Марии Павловне: «Когда я имею на то возможность, то хожу играть с детьми Николя, которые, как вы знаете, проживают в настоящее время в Ваших покоях. Эти голубки меня искренне забавляют, они милы, особенно малютка Мэри, бедный Александр, взрослея, страдает иногда последствиями первородного греха. Дай Бог, чтобы его воспитание стерло эти следы, насколько возможно!»[148]148
  Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Извлечения из семейной переписки великой княгини Марии Павловны. Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 гг. М., 2017. С. 236.


[Закрыть]. Годом позже, 22 апреля 1821 г., Елизавета Алексеевна писала: «Маленький Александр – красивый ребенок, но не отличается ни живостию, ни умом, однако от природы благодушен, у него красивое лицо и приятная улыбка, хотя, к сожалению, не совсем вышел ростом. Зато сестра его намного живее; это настоящая маленькая барышня, в полном смысле сего слова. От ее кокетства и жеманства можно помереть со смеху. Она тонко понимает все, что относится к нарядам, и в годовалом возрасте примечала все необычное в туалетах. У нее красивое личико, к сожалению, всегда бледное и белое, как простыня»[149]149
  Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 85.


[Закрыть].

Как и у всех, дети периодически болели. В резиденции имелись штатные врачи, но родители всегда остаются родителями, и малейшие недомогания или беды детей становились поводом для записей: «к Саше у него сильный жар… уехал с Матушкой, к Саше, сильный жар, она уходит… вернулся к Саше» (30 июля 1822 г.); «Крайтон разбудил в 6, Саша все так же, встал в 8.30, Крайтон, Саше немного лучше, у жены, потом к Саше, довольно весел» (31 июля 1822 г.); «иду посмотреть на Ольгу, ей нездоровится» (2 октября 1822 г.). 28 октября 1822 г. «Ольге привили оспу», к этому времени это была обычная процедура, начало которой положила императрица Екатерина II еще в 1768 г.

Родители следили не только за здоровьем детей, но и руководили воспитательным процессом. Например, 29 июля 1822 г. Николай Павлович за какую-то провинность «выбранил Кристи». Кристи – это Анна Александровна Кристи, бонна-англичанка, с 1821 г. состоявшая при великом князе Александре Николаевиче (будущем Александре II) и великой княжне Марии Николаевне. Хотя девочке исполнилось только 3 года, а Ольге вообще пара месяцев, и, тем не менее, зайдя в детскую «взглянуть на Мэри и Ольгу… выбранил девочек за грубость» (15 октября 1822 г.); «к детям, отругал Мэри» (16 марта 1823 г.); «отругал Карла[150]150
  Карл – принц из Вюртембергского дома, живший в то время в Аничковом дворце.


[Закрыть] и надрал ему уши» (25 марта 1823 г.).

К.К. Мердер

Ю.Ф. Баранова

В 1822 г. Николай Павлович, озаботился подбором гувернантки для своей дочери Марии, которой 6 августа исполнилось 3 года. Уже 9 августа 1822 г. Николай записал в дневнике: «…остаюсь вдвоем с госпожой Адлерберг, говорю с ней о ее дочери[151]151
  Имеется в виду графиня Баранова Юлия Федоровна (1789–1864) – дочь полковника Ф.Я. Адлерберга (1738–1794) и Ю.Ф. Багговут (1760–1839), с 1806 г. – супруга Трофима Осиповича Баранова (1779–1828), гофмейстрина, воспитательница дочерей великого князя Николая Павловича. В императорской семье имела прозвище Жюли.


[Закрыть], как гувернантке Мэри, прошу об этом подумать».

Когда будущему Александру II пошел седьмой год, Николай Павлович подобрал сыну воспитателя – Карла Карловича Мердера[152]152
  Мердер Карл Карлович (1787–1834) – генерал-майор (1828 г.), генерал-адъютант (1833 г.), в службе офицером с 1804 г., участник Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов 1813–1814 гг., с 1818 г. капитан, дежурный офицер при 1-м Кадетском корпусе, с 1823 г. – ротный командир Школы гвардейских подпрапорщиков, с июня 1824 г. – полковник, воспитатель цесаревича Александра Николаевича с жалованьем в 1500 руб. в год (См.: РГИА. Ф. 1338. Оп. 2 (46/109). Д. 70. Л. 2. Список о лицах, состоящих при Наследнике Цесаревиче со дня рождения Его Высочества. 1834), с 1826 г. состоял в императорской свите.


[Закрыть]: «Мердер, объявляю ему, что он будет взят к Саше, да благословит Бог выбор! А мы в нем надеемся найти то, что искали» (9 мая 1824 г.); «Мердер помешан на Саше!!! Большой день, да поможет Бог нашим намерениям и благословит наш выбор» (13 июня 1824 г.). Тогда же будущего Александра II перевели в новые комнаты, и его начали воспитывать отдельно от других детей: «в новой комнате Саши» (19 июля 1824 г.).

С апреля 1824 г. действительный статский советник В.А. Жуковский занял должность наставника подраставших детей великокняжеской четы[153]153
  Великая княгиня Ольга Николаевна, которая прекрасно знала В.А. Жуковского, как воспитателя и учителя, «припечатала» его в своем дневнике: «В детях он ничего не понимал».


[Закрыть]: «…вернулся к себе, к детям на урок Жуковского с Мэри… к Саше, Жуковский экзаменует, большой прогресс, желание учиться, первые уроки геометрии» (21 ноября 1824 г.). Официально Жуковский занимает должность воспитателя, спустя год, с 16 апреля

1825 г., с жалованьем 2000 руб. в год. Тогда в дневнике Николая Павловича встречаются записи: «встретил Сашу с Жуковским, поднялся в библиотеку, жена, Мердер, Жуковский, маленький Баранов, Саша, экзамен, дело идет очень хорошо… спустился в сад играл с детьми» (18 мая 1825 г.); «у жены, рисовал, у Саши, Жуковский экзаменует, очень хорошо» (1 октября 1825 г.). Поскольку к 1825 г. дети подросли, то в Аничковом дворце появляется зал для игр. Николай Павлович записывает в дневнике: «…в залы играть с Сашей» (30 октября 1825 г.). Когда семья переедет в Зимний дворец, то там устроят уже две игровые комнаты – для сыновей и для дочерей императора.

Читая дневниковые записи Николая Павловича, складывается впечатление, что Александр I очень тепло относился к семье младшего брата. Судя по всему, император, фактически не имевший семьи, любил бывать в Аничковом дворце[154]154
  Обе дочери Александра I умерли во младенчестве, с супругой – императрицей Елизаветой Алексеевной Александр I семейные отношения поддерживал исключительно на формальном уровне.


[Закрыть]. Он регулярно заходил к младшему брату, непременно бывая на половине его детей. Видимо, совершая свои регулярные прогулки по «большому императорскому кругу»[155]155
  Салтыковский подъезд Зимнего дворца, Дворцовая набережная, Прачечный мост, набережная Фонтанки, Аничков мост, Невский проспект, Салтыковский подъезд Зимнего дворца.


[Закрыть], Александр I находил возможность на несколько минут заглянуть в семейный дом брата: «…дети в залах, у жены, Мария и Ангел, чай, проводит вечер, много смеялся» (18 марта 1822 г.); «прибывает Ангел, спускаюсь его встречать, большая лента, он идет впереди с детьми, поднялись, говорил, очень милостив, уходит, провожаю его» (21 января 1823 г.); «к детям, Ангел, поднялся, говорил, уходит, провожаю его к детям» (16 февраля 1823 г.).

Александр I на Дворцовой набережной. 1821 г.

Александра Федоровна упоминала, что «Император Александр… проявлял братскую доброту к Николаю и ко мне; он заходил к нам довольно часто по утрам, и его политические разговоры были в высшей степени интересны». Как упоминалось, Александр I часто заходил (заезжал) к брату буквально на минуту, проездом: «император, едет от Левашовой» (27 марта 1822 г.); «император, говорил, так добр, уходит» (29 марта 1822 г.); «Император, говорил, уходит» (8 апреля 1822 г.); «Император, говорил, ушел… Матушка, она заходит к нам посмотреть на детей, уходит» (9 апреля 1822 г.); «спустился встретить Ангела, поднялся, говорил, уходит, проводил» (10 марта 1824 г.); «встретили Ангела, заехавшего к нам, вернулись» (5 апреля 1824 г.); «Ангел приезжает из Царского Села, иду встречать, поднялся, говорил, уходит» (10 марта 1825 г.).

Как мы видим, Ольга Николаевна не погрешила против истины, когда писала, что Александр I «часто приходил к нам отдыхать от государственных забот и хорошо себя чувствовал в нашем тесном кругу, в котором все, благодаря Мама, дышало миром и счастьем сплоченной семейной жизни, так болезненно недостававшей ему. Государыня (Императрица Елизавета Алексеевна), бездетная и тяжело больная, уже долгое время не разделяла своей жизни с Императором» (у Елизаветы Алексеевны и Александра I обе дочери умерли во младенчестве: Мария (1799–1800) и Елизавета (1806–1808)).

Удивительно, что современники долго сохраняли в памяти предания о визитах императора в Аничков дворец. Например, 15 апреля 1884 г. (!!!) Государственный секретарь А.А. Половцов записал в дневнике, что граф Александр Владимирович Адлерберг, росший в Аничковом дворце, «рассказывает, что помнит мастерскую Доу в Зимнем дворце и то, как император Александр ходил туда для написания этого портрета, прибавляет, что хорошо помнит Александра I, который ежедневно после парада приезжал в Аничков дворец к великой княгине Александре Федоровне»[156]156
  Половцов АЛ. Дневник Государственного секретаря. Т. I. 1883–1886. М., 2005. С. 223.


[Закрыть].

Во время этих визитов периодически велись и серьезные разговоры: «потом Император, говорил о войне турецкой и испанской, великие истины, уезжает, Матушка у детей» (21 марта 1822 г.); «возвратился, Император, обед втроем, говорил о возможных следствиях греческой войны, потом о Татариновой[157]157
  Татаринова Екатерина Филипповна (урожд. баронесса Буксгевден, 1783–1856) – вдова полковника И.М. Татаринова (?—1815), основательница и глава секты «Союз братства» (1817 г.), разновидность секты хлыстов, в 1822 г. по указу о запрете тайных обществ Союз прекратил свое существование официально, но тайные «радения» продолжались до ареста Татариновой (1838 г.) и высылки ее в Кашинский монастырь.


[Закрыть] и Михайловском замке, уехал» (22 марта 1822 г.).

Понятно, что Александр I постепенно начал «натаскивать» младшего брата, знакомя его с раскладами внутренней и внешней политики, поскольку летом 1819 г. у них состоялся судьбоносный разговор, определивший будущность Николая Павловича. Об этом разговоре, состоявшемся 13 июля 1819 г. в ходе учений Гвардии в Красном Селе, вспоминали и Николай, и Александра. Как писал Николай I: «Государь начал говорить, что он с радостью видит наше семейное блаженство (тогда был у нас один старший сын Александр, и жена моя была беременна старшей дочерью Мариею), что он счастия сего никогда не знал, виня себя в связи, которую имел в молодости, что ни он, ни брат его Константин Павлович не были воспитаны так, чтобы уметь оценить с молодости сие счастие, что последствия для обоих были, что ни один ни другой не имели детей, которых бы признать могли, и что сие чувство самое для него тягостное… и что потому он решился, ибо считает сие долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время… Мы были поражены, как громом, в слезах, в рыдании от сей ужасной, неожиданной вести; мы молчали».

Судя по всему, молодые супруги, которые и прожили-то семейно два года, были поражены. Николай I вспоминал: «Вдруг разверзается… под ногами пропасть, в которую непреодолимая сила ввергает его, не давая отступить или воротиться. Вот совершенное изображение нашего ужасного положения»[158]158
  Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов. В переписке и мемуарах членов царской семьи. М.-Л., 1926. С. 13–14.


[Закрыть]. По воспоминаниям Александры Федоровны «Мы сидели, как окаменелые, широко раскрыв глаза, не будучи в состоянии произнести ни слова».

Впрочем, «натаскивание» на «профессию императора» носило весьма условный характер. С одной стороны, Александр I, видимо, еще не определился со сроками своего ухода, а с другой стороны, и сам Николай Павлович совершенно не стремился выходить за круг обер-офицерских задач. По свидетельству камер-юнкера В.А. Муханова, в те годы Николай Павлович «сам устрашился своего неведения и старался по возможности образовать себя чтением и беседами с людьми ученым. Но условия жизни рассеянной, преобладание военного дела и светлые радости жизни семейной отвлекали его от постоянных кабинетных занятий».

Иногда приобщение к делам младшего брата шло на фоне довольно многолюдного общества. Например, 18 июля 1822 г. Николай Павлович вернулся в Аничков дворец «по Неве» на «паровом куттере», при этом «у Фонтанки пересел в лодку к жене, толпа на мосту, доплыли до Кабинета, Милорадович и пр., толпа, вошел в дом пешком, в комнаты, все уходят, Кавелин, Ангел, дождь, втроем с ним обедать в павильон, моей жене дурно, переполох, миновало, обедали, отобедали, работал с Ангелом над школой для младших гвардейских офицеров, уехал, я в дом».

Периодически Александр I оставался на завтраки и обеды в Аничковом дворце: «Император, обедали втроем, очень весел, говорил о Константине, о Шуваловой, о детях, шалун у камина, работал с ним, до 3-х, ушел через [комнаты] детей» (16 января 1822 г.); «Император, завтракали вместе, уходит» (26 марта 1822 г.); «Пошел в церковь, закончилось, вышел, Моден, потом Император, объяснение с ним и женой, доброе, завтракал, уходит» (28 марта 1822 г.); «Император, говорил и завтракал» (11 апреля 1822 г.); «Ангел, иду его встречать, поднялся, обедали втроем» (5 апреля 1823 г.); «потом Ангел, надел мой сюртук, обедали вчетвером, много смеялись» (24 декабря 1823 г.).

Судя по записям, у Александра I и с супругой младшего брата – Александрой Федоровной сложились теплые отношения: «возвратился домой, застаю там императора, уходит» (31 марта 1822 г.); «к жене, Ангел, разделся, у жены, Ангел, г-жа Кочубей, говорили, она уходит, обедали втроем, он уходит» (23 января 1823 г.); «Ангел у жены» (4 февраля 1823 г.); «Ангел с моей женой уходит в комнаты смотреть новую люстру, вернулся, обедали втроем» (9 апреля 1823 г.); «у жены, Ангел был у нее» (18 февраля 1824 г.); «жена возвращается с Ангелом» (16 апреля 1824 г.). Отношения были настолько теплые, что Александр I мог поцеловать и ножку своей невестки.

Елизавета Алексеевна

Что касается императрицы Елизаветы Алексеевны, то, как упоминалось, к семье Николая Павловича, а особенно к его супруге, она относилась с некоторой неприязнью. Впрочем, и ответной теплоты со стороны молодых супругов тоже не наблюдалось: «возвратился, Император, говорил, уходит… вернулся, иду в Арсенал, семейный обед у нас, с Императрицей, скучно, все уходят» (4 апреля 1822 г.); «вернулся домой, к детям, к жене, нахожу у нее императрицу, она уходит» (15 декабря 1822 г.); «Михаил, обедали втроем… Императрица к детям, играл, уходит» (10 апреля 1823 г.).

В своих письмах к матери императрица Елизавета Алексеевна не раз писала об Александре Федоровне довольно уничижительно: «Александрина при ее весьма дурном воспитании не знает, что такое обходительность, и менее всего по отношению к Императору и ко мне, а Николай поставил себе за принцип всегда демонстрировать независимость» (9 апреля 1820 г.)[159]159
  Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 78.


[Закрыть]. Иногда, в раздражении, она писала еще резче, говоря, что Николай «фальшивый, заносчивый и низменный муж, который принялся делать из нее собственное же подобие, не говоря уже о свекрови (помимо всех остальных), ставшей первой из его в сем отношении пособниц, и, наконец, самого Императора, который не сумел взять с нею верного тона. Удивительно ли, что лишенная воспитания молодая особа восприняла именно такие манеры?» (26 ноября 1821 г.)[160]160
  Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 93.


[Закрыть].

Несмотря на довольно сложные внутрисемейные отношения, традиция семейных обедов поддерживалась императрицей Марией Федоровной неукоснительно.

Мария Федоровна

Периодически семейные обеды проходили в Аничковом дворце, на которые собирались все Романовы:

«семейный обед у нас, отобедали, Император переоделся у меня и отправился в Царское Село… к Матушке» (17 апреля 1822 г.);

«обедали вдвоем у окна, Матушка, иду встречать, хочет у нас обедать, поднялся устроить… обедали втроем» (18 ноября 1825 г.).

Иногда родственники шли в Аничков дворец буквально чередой, друг за другом: «вернулся, Михаил, уходит, Император, уходит, Матушка, уходит» (23 марта 1822 г.); «Ангел, говорил, Матушка, уезжает, он тоже» (14 апреля 1822 г.); «Ангел, говорил, уходит… Матушка и Нелидова, говорил, уходит» (29 июля 1822 г.); «к жене, Матушка, иду ее встречать… Михаил, обедали впятером, много смеялся» (15 декабря 1822 г.); «у жены, пил чай, Матушка, спустился к детям, дурачества, Матушка уходит вместе с Нелидовой, провожаю ее» (31 декабря 1822 г.); «Ангел и Матушка, к детям, спустился, Ангел уходит, потом Матушка, провожаю ее» (27 января 1823 г.).

Видимо, в основу этих взаимоотношений легли не только родственные теплые чувства, но и то, что в 1823 г. Александр I окончательно определился с преемником[161]161
  Эти намерения официально оформлены Манифестом в 1823 г.


[Закрыть]. Поэтому и Константин Павлович, находясь в Петербурге, старался бывать в Аничковом дворце: «Константин ужинает у нас, Император прогуливался в санях с женой[162]162
  Воспаленный мозг некоторых из пушкинистов (Викторова К.П. Дело о «Гаврилиаде» // Наука и религия. 1996. № 2) связывает теплое отношение Александра I к супруге младшего брата с предположением, что будущий Александр II прижит Александрой Федоровной от Александра I. В качестве одного из аргументов приводят фразу А.С. Пушкина в письме к Вяземскому (1 сентября 1828 г.), который упомянул: «До правительства дошла, наконец, „Гаврилиада“». См. подробнее: Долли Филькельмон. Дневник. 1829–1837 гг. Весь пушкинский Петербург. Примечания С. Мрочковской-Балашовой. С. 549–551.


[Закрыть]» (4 января 1822 г.). Вначале 1824 г. Александр I счел необходимым выехать на окраину Петербурга, чтобы встретить возвращавшихся из-за границы Николая Павловича с супругой: «Ангел подъезжает в санях, вышел из экипажа, обнялись, он садится с моей женой, я в своих санях, обогнал их в городе и встретил Ангела и жену в дверях, на лестнице старуха, к детям, Саша вырос и похудел, княгиня, Варенька, поднялись с Ангелом и детьми… к жене, дети в залах, дети, чай, они уходят» (25 февраля 1825 г.).

Аничков дворец при Николае I

Примечательно, что великая княгиня Александра Федоровна моментально отреагировала на фактическое изменение своего статуса, хотя и в отдаленной перспективе. Императрица Елизавета Алексеевна, пылая негодованием, писала свой матушке (8 сентября 1819 г.) о «некой особе» потребовавшей «упоминать на богослужениях новорожденную[163]163
  Великая княжна Мария Николаевна родилась 6 августа 1819 г.


[Закрыть] раньше великих княгинь Марии и Анны, хотя моя первая дочь – дочь наследника престола, упоминалась после великих княжон. Ее старались убедить в том, что сестры ближе Императору, нежели племянницы. Она с таким упорством видит Николая и его потомство на троне, что это испугало бы меня, если бы речь шла о ком-нибудь другом»[164]164
  Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 73.


[Закрыть].

Тема возможной передачи трона супругам из Аничкова дворца волновала Елизавету Алексеевну и годы спустя. В письме от 6 апреля 1823 г. она писала «Эта бедная Александрина часто огорчает меня, когда видишь такое поведение, которое сходит ей с рук. Опыт и прожитые годы подсказывают, каковы могут быть от сего следствия… Даже без особых к тому оснований, Александрина дает поводы для всяческих о себе пересудов. Она разрушает ту, столь необходимую, особливо у нас, преграду, каковая должна существовать вокруг особ царствующей фамилии… поведение Александрины часто заставляет меня вспоминать о Марии Антуанетте… Может быть, ради блага всех, и ее в том числе, Бог устроит так, что Александрина не возвысится до самого верха ранее сорока лет, когда, можно надеяться, у нее будет немного больше ума»[165]165
  Елизавета и Александр. Хроника по письмам императрицы Елизаветы Алексеевны. 1792–1726 гг. М., 2013. Письмо № 101.


[Закрыть]. Императрица, конечно, не могла знать, что Александрин «возвысится» не через десятилетия, а всего через три года – в декабре 1825 г.

Но внешне отношения между Зимним и Аничковым дворцами оставались ровными, и родственники дарили подарки: «Император, чрезвычайно добр, подарил мне дорожные санки, уехал» (17 января 1822 г.); «у жены, рисовал, смотрел, как распаковывают фарфоровый сервиз, [подарок] мне от короля Прусского, великолепный, Моден, Блок, с Берлинской фарфоровой фабрики, Ангел, иду ему навстречу» (14 мая 1823 г.). Этот немецкий сервиз, видимо, стал маленькой сенсацией и поводом к посещению Аничкова дворца разными лицами. Именно тогда Аничков дворец начал посещать влиятельный А.А. Аракчеев: «Аракчеев, веду его смотреть комнаты моей жены, Ангел, иду с Аракчеевым смотреть королевский сервиз… Говорили втроем с Ангелом… Матушка, графиня, Михаил, пошли смотреть сервиз» (16 мая 1823 г.); «Аракчеев приходил повидать мою жену» (18 апреля 1825 г.).

Аничков дворец со стороны Фонтанки

Примечательно, что Фонтанка летом активно использовалась как транспортная артерия. 29 августа 1822 г. Николай Павлович прибывает «из Елагина в Аничков на куттере… по Фонтанке, пристали к берегу, пешком к нам, к детям, поднялся, работал». 24 мая 1825 г. семья начала свой переезд в Царское Село по воде: «…пошел с женой пешком через главный вход на Фонтанку, толпа, сели в куттер, Качалов, Саша, Лейтен, г-жа Гесс и Регенсбург[166]166
  Регенсбург Генриетта Ивановна – камер-юнгфера великой княгини Александры Федоровны.


[Закрыть], по Фонтанке, Семеновскому каналу, Обводному к Московской заставе… отправились с Сашей и женой в четырехместном ландо в Царское Село… прибыли и высадились у Нового дворца».