Текст книги "Собор у моря"

– Именем короля! – продолжали кричать преследователи.

Что-то просвистело возле его правого уха, и в тот же миг Арнау услышал, как пика ударилась о землю рядом с ним. Он молнией пересек площадь Льяна, не обращая внимания на еще несколько пик, брошенных в него, и помчался вперед, к часовне Берната Маркуса.

Когда Арнау добрался до улицы Кардерс, крики солдат стали звучать глуше. Ему нельзя было бежать к самим Новым воротам, где наверняка еще находились солдаты. Мальчик рассчитал, что, двигаясь вниз, в сторону моря, он выйдет к церкви Святой Марии, а если пойдет вверх, в горы, то окажется у церкви Святого Пере, поблизости от городских стен.

Арнау отдал предпочтение морю.

Обогнув монастырь Святого Августина, мальчик затерялся в лабиринте улиц квартала Меркадаль. Он перескакивал через ограды, пробирался через сады и все время старался оставаться в тени. Когда беглец удостоверился, что его преследует только эхо собственных шагов, он побежал тише.

Пройдя вдоль канала Комтал, Арнау достиг площади Льюль, находившейся возле монастыря Святой Клары, оттуда без труда добрался до площади Борн, а затем и до улицы Борн, выходившей к его церкви, его убежищу.

Когда он собирался нырнуть под деревянный настил у входа в церковь, его внимание привлек поставленный на землю светильник, пламя которого слабо трепетало на ветру. Мальчик внимательно осмотрел место вокруг едва заметного огонька и сразу же увидел фигуру охранника, неподвижно лежащего на земле. Тонкая струйка крови текла у него изо рта.

Сердце Арнау учащенно забилось.

За что? Этому стражу следовало охранять Святую Марию. Какой интерес мог быть…

Святая Дева! Часовня Святых Даров! Касса бастайшей!

Как же он сразу не догадался!

Его отца казнили, и он не мог позволить, чтобы теперь надругались над его Матерью.

Мальчик на цыпочках вошел в церковь Святой Марии и направился к крытой галерее. Слева от него оставалась часовня Святых Даров, отделенная пространством между двумя контрфорсами. Пройдя через всю церковь, Арнау затаился за колоннами главного алтаря. Вскоре он услышал шум, доносившийся из часовни Святых Даров, и, стараясь быть предельно осторожным, проскользнул к следующей колонне. Оттуда часовня была как на ладони, поскольку ее освещали, как всегда, десятки свечей.

Из часовни по решетке карабкался вниз какой-то человек.

Арнау посмотрел на Святую Деву. Кажется, с ней все в порядке…

Он перевел взгляд внутрь часовни Святых Даров: касса бастайшей была взломана.

Когда вор попытался выбраться наружу, Арнау услышал звон монет, которые бастайши вносили для своих сирот и вдов.

– Вор! – крикнул мальчик, бросаясь на решетку часовни.

Одним прыжком он вскарабкался наверх и толкнул мерзавца в грудь. Тот, застигнутый врасплох, с грохотом упал на пол. Не раздумывая ни секунды, человек быстро поднялся и с силой ударил ребенка в лицо.

От удара Арнау упал на спину, успев бросить затуманенный взгляд на Святую Марию.

17

– Должно быть, он упал, пытаясь бежать после того, как ограбил кассу бастайшей, – заключил один из королевских офицеров, стоя возле Арнау, который все еще оставался без сознания.

Отец Альберт покачал головой. Как мог Арнау совершить подобное бесчинство? Ведь касса бастайшей в часовне Святых Даров находилась возле его Святой Девы!

Когда солдаты сообщили ему об этом за пару часов до рассвета, священник подумал: «Этого не может быть».

– Да, святой отец, – настаивал офицер, – мы нашли у мальчишки этот кошелек.

Он показал кошелек с деньгами Грау, предназначенными для тюремщика и его заключенных.

– Что собирался мальчик делать с такой большой суммой?

– А его лицо? – вмешался другой солдат. – Зачем замазывать лицо грязью, если не для воровства?

Отец Альберт снова покачал головой, пристально глядя на кошелек, который обнаружил офицер. Зачем Арнау пришел сюда ночью? Откуда он взял кошелек?

– Что вы делаете? – спросил он солдат, увидев, что они поднимают мальчика с пола.

– Отнесем его в тюрьму.

– Ни в коем случае, – услышал кюре собственный голос. Всему этому должно быть объяснение. Нельзя допускать мысли, что Арнау попытался ограбить кассу бастайшей. Только не Арнау…

– Это вор, святой отец.

– Это может решить только трибунал.

– Что ж, так и будет, – подтвердил офицер, наблюдая, как солдаты берут Арнау за подмышки. – Пусть мальчишка подождет приговора в карцере.

– Если он и должен находиться в каком-нибудь карцере, то в карцере епископа, – заметил священник. – Преступление совершено в святом месте и поэтому попадает под юрисдикцию Церкви, а не викария.

Офицер посмотрел на солдат и беспомощного Арнау и жестом приказал им оставить мальчика на полу, что они и сделали, просто уронив его. Циничная улыбка скользнула по лицу офицера, когда он увидел, что ребенок сильно ударился лицом об пол.

Отец Альберт с гневом посмотрел на них.

– Приведите мальчика в сознание, – потребовал священник, доставая ключи от часовни. Он открыл решетку и, войдя внутрь, добавил: – Я хочу послушать его самого.

Отец Альберт подошел к кассе бастайшей, три замка которой были взломаны, и убедился, что она пуста. В самой часовне все было на месте, никакого видимого ущерба священник не обнаружил.

«Что случилось, Матерь Божья? – спросил кюре мысленно Святую Деву. – Как ты позволила, чтобы Арнау совершил это преступление?»

Он услышал, как солдаты стали лить воду на лицо мальчика, и вышел из часовни в тот момент, когда некоторые бастайши, узнавшие о грабеже кассы, входили в церковь Святой Марии.

Арнау очнулся от ледяной воды и увидел, что он находится в окружении солдат. Свист летящей пики на улице Бория снова раздался у его уха…

Ведь он убежал от них! Как же им удалось догнать его? Может, споткнулся?

Солдаты склонились над ним.

Отец!

Его тело горело… А он должен был убежать…

Арнау поднялся и попытался толкнуть одного из солдат, но они схватили его и без всякого труда остановили.

Отец Альберт, подавленный случившимся, увидел, как мальчик боролся, чтобы вырваться из рук солдат.

– Хотите еще что-нибудь услышать, святой отец? – с иронией спросил его офицер. – Эта исповедь вам не кажется достаточной? – Он указал на Арнау, который бился в руках солдат.

Отец Альберт вознес руки вверх и вздохнул. Потом он направился к тому месту, где солдаты держали Арнау.

– Зачем ты это сделал? – спросил он мальчика, подойдя к нему вплотную. – Ты ведь знаешь, что эти деньги принадлежат твоим друзьям – бастайшам. Они предназначены для того, чтобы оказывать помощь вдовам и сиротам их собратьев, чтобы хоронить умерших и совершать благие поступки. Бастайши украшают Святую Деву, которую ты считаешь своей матерью, и постоянно следят за тем, чтобы возле нее горели свечи. Зачем ты это сделал, Арнау?

Присутствие священника успокоило Арнау.

Мальчик задумался: «Что я здесь делаю? Касса бастайшей… Вор!.. Он меня ударил, но что произошло потом?»

Арнау в изумлении огляделся по сторонам.

Между солдатами он заметил знакомые лица; люди смотрели на него в ожидании ответа. Он узнал Рамона и Рамона-Парнишку, Пере, Жауме, Себастьяна и его сына Бастьянета и многих других, которых он поил водой и с которыми пережил незабываемые моменты во время похода ополченцев на Крейшель.

Неужели они обвиняли его? Так и есть!

– Я не… – устало пробормотал он.

Офицер поднес к его глазам кошелек с деньгами Грау. Арнау пощупал рукой место, где он должен был находиться.

Ему не хотелось оставлять кошелек под тюфяком, потому что баронесса могла донести на него и тогда обвинили бы Жоана.

Но теперь…

Проклятый Грау! Проклятый кошелек!

– Ты это ищешь? – с ехидством спросил офицер.

Среди бастайшей поднялся шум.

– Это был не я, святой отец, – защищался Арнау.

Офицер рассмеялся, к нему присоединились солдаты.

– Рамон, это был не я. Я клянусь вам, – повторил Арнау, глядя бастайшу прямо в глаза.

– Тогда что ты делал здесь ночью? Откуда у тебя этот кошелек? Почему ты пытался бежать? Почему твое лицо вымазано грязью?

Арнау поднес руку к лицу. Грязь высохла.

Кошелек!

Офицер все еще держал его перед глазами мальчика. А тем временем церковь наполнялась бастайшами, и те, что пришли раньше, рассказывали новоприбывшим о том, что произошло в часовне Святых Даров. Арнау смотрел на раскачивающийся перед его лицом кошелек.

Проклятый кошелек!

После недолгой паузы он обратился к кюре.

– Здесь был какой-то человек, – сказал мальчик. – Я попытался задержать его, но не смог, потому что он был намного сильнее меня.

В крытой галерее снова раздался ехидный смешок офицера.

– Арнау, – настойчиво произнес отец Альберт, – отвечай на вопросы офицера.

– Не… не могу, – признался мальчик.

Услышав его ответ, офицер криво улыбнулся. Среди бастайшей прокатился глухой ропот. Отец Альберт хранил молчание, продолжая пристально смотреть на Арнау. Сколько раз он слышал эти слова? Сколько прихожан отказывались признаться ему в своих грехах?

«Не могу, – говорили они ему со страхом в глазах, – если узнают…»

Нисколько не сомневаясь в том, что власти, узнав о воровстве, прелюбодеянии или святотатстве, могут арестовать грешника, священник все же проявлял настойчивость и клялся, что сохранит все в тайне, пока сознание покаявшегося не откроется для Господа и для прощения.

– А мне расскажешь, если мы останемся наедине? – спросил он мальчика.

Арнау кивнул, и священник указал ему на часовню Святых Даров.

– Подождите здесь, – спокойно произнес священник, обращаясь к остальным.

– Речь идет о кассе бастайшей, – послышался из-за спин солдат чей-то голос. – Один бастайш должен присутствовать при вашем разговоре.

Отец Альберт согласился и посмотрел на Арнау.

– Рамон? – предложил он ему.

Мальчик снова кивнул, и все трое вошли в часовню.

Там Арнау и поведал им все, что накопилось в его душе.

Он говорил о стремянном Томасе, о своем отце, о кошельке Грау, о поручении баронессы, о возвращении в дом Пере, о казни и поджоге, о преследовании, о том, как он пытался задержать вора, и о своей безуспешной борьбе с ним.

Он признался и в своем страхе, который поселился в нем из-за кошелька Грау, и в поджоге тела отца…

Одно было плохо: Арнау не смог описать человека, который его ударил. Он сказал, что было слишком темно и ему лишь удалось разглядеть, что вор был высокого роста…

Священник и бастайш переглянулись. Да, они поверили мальчику, но как доказать людям, которые уже роптали за дверями часовни, что это был не он?

Священник посмотрел на статую Святой Девы, перевел взгляд на взломанную кассу и покинул часовню.

– Я верю в то, что мальчик говорит правду, – объявил он небольшой толпе, которая ждала в крытой галерее. – Я верю, что он не грабил кассу. Более того, он пытался не допустить, чтобы ее ограбили.

Рамон, который вышел вслед за кюре, утвердительно кивнул.

– Тогда, – спросил офицер, – почему он не может ответить на мои вопросы?

– Нам известны причины, – твердо сказал Рамон. – И они достаточно убедительны. Если кто-то не верит мне, пусть выйдет вперед и скажет.

Он обвел взглядом своих товарищей: никто не проронил ни слова.

– А сейчас вот что… – начал священник. – Где старшины нашей общины?

Трое бастайшей подошли к тому месту, где находился отец Альберт.

– У каждого из вас есть по ключу от кассы, не так ли? – Когда старшины подтвердили это, священник строго посмотрел на них и спросил: – Вы клянетесь, что эта касса открывалась только всеми вами вместе и в присутствии десяти членов общины, как того требует предписание?

Старшины поклялись вслух таким же торжественным тоном, каким их спрашивал кюре.

– Вы клянетесь, что последняя запись, сделанная в книге кассы, соответствует сумме денег, которая там была положена?

Трое старшин поклялись снова, и священник повернулся к офицеру:

– А вы, офицер, клянетесь, что это именно тот кошелек, который был у мальчика? Клянетесь, что его содержимое такое же, как и тогда, когда вы встретили Арнау?

– Вы оскорбляете достоинство офицера короля Альфонса! – возмутился тот.

– Вы клянетесь или не клянетесь? – закричал священник.

Несколько бастайшей подошли к офицеру, молча требуя ответа.

– Клянусь, – выдавил нехотя тот.

– Хорошо, – продолжил отец Альберт. – Сейчас я пойду за кассовой книгой. Если этот мальчик – вор, содержимое кошелька должно быть таким же или большим, чем сумма, указанная в книге. Если в кошельке меньше монет, ему следует верить.

Бастайши одобрительно зашептались. Многие из них смотрели на Арнау с сочувствием – ведь они не раз пили свежую воду из его бурдюка…

Отдав ключи от часовни Рамону, чтобы тот закрыл ее, отец Альберт отправился в свои комнаты за кассовой книгой, которая, согласно уставу бастайшей, должна была находиться у третьего лица. Насколько он помнил, содержимое кассы не могло соответствовать количеству денег в злополучном кошельке, который Грау приготовил для начальника тюрьмы. Денег на кормление должников Грау тратилось гораздо меньше, чем их было в кассе. Этот факт послужил бы неопровержимым доказательством невиновности мальчугана.

Подумав об этом, священник улыбнулся.

Пока отец Альберт искал книгу, чтобы затем вернуться в церковь Святой Марии, Рамон пошел в часовню и закрыл решетку на ключ. Неожиданно он заметил, как что-то блеснуло внутри нее. Не прикасаясь к предмету, который был им обнаружен, и никому ничего не сказав, он отправился к товарищам, которые в ожидании священника окружили Арнау и солдат.

Рамон что-то шепнул троим из них, и они вместе вышли из церкви, стараясь, чтобы никто этого не заметил.

– Согласно кассовой книге, – заговорил отец Альберт, показывая ее троим старшинам, чтобы те подтвердили его слова, – в кассе было семьдесят четыре динеро и пять суэльдо. Посчитайте то, что в кошельке, – добавил он, обращаясь к офицеру.

Прежде чем открыть кошелек, офицер покачал головой: там не могло быть семидесяти четырех динеро.

– Тринадцать динеро, – объявил он. – Но ведь у мальчишки мог быть сообщник, который забрал недостающую часть!

– А зачем этому сообщнику оставлять тринадцать динеро Арнау? – спросил один из грузчиков.

Это замечание было встречено одобрительным шепотом.

Офицер посмотрел на бастайшей. Он мог бы сказать, что все это случилось по неосторожности, из-за спешки или нервозности, но предпочел промолчать, потому что некоторые из грузчиков уже подошли к Арнау и стали похлопывать мальчика по спине, гладить его по голове.

– Но если это был не мальчик, то кто тогда? – только и спросил он.

– Я думаю, что знаю, кто это был, – услышали все голос Рамона, который вышел из-за главного алтаря.

За ним следовали двое грузчиков, с которыми он успел поговорить; они с трудом тащили крупного мужчину.

– Это он! – воскликнул Арнау, как только увидел этого человека.

Мальоркинец всегда отличался склочным характером. Когда старшины общины узнали, что у него была незаконная сожительница, его прогнали. Ни один бастайш не имел права вступать во внебрачные связи. В этом случае грузчика изгоняли из общины.

– Что говорит этот ребенок? – закричал мальоркинец на всю галерею.

– Он обвиняет тебя в том, что ты ограбил кассу бастайшей, – спокойно ответил отец Альберт.

– Он лжет!

Священник поймал взгляд Рамона, который сделал едва заметное движение головой, и громко произнес:

– Я тоже тебя обвиняю!

– Это ложь!

– У тебя будет возможность доказать это в котле, в монастыре Святого Креста.

При совершении преступления в церкви, согласно Уложению о мире и перемирии, невиновность или виновность подозреваемого должна была быть доказана испытанием в кипящей воде.

Мальоркинец побледнел.

Оба офицера и солдаты с удивлением посмотрели на священника, но тот подал им знак, чтобы они молчали. В то время уже не применялось испытание кипятком, но в некоторых случаях священники прибегали к угрозе окунуть части тела подозреваемого в котел с кипящей водой.

Отец Альберт прищурил глаза и посмотрел на мальоркинца:

– Если ребенок и я лжем, то, разумеется, ты вытерпишь кипяток руками и ногами, не признавшись в преступлении.

– Я невиновен, – заикаясь, бормотал мальоркинец.

– У тебя будет возможность доказать это, – повторил кюре.

– Если ты невиновен, – вмешался Рамон, – объясни нам, каким образом твой кинжал попал внутрь часовни.

Мальоркинец повернулся к Рамону.

– Это все подстроено! – быстро ответил он. – Кто-то подбросил его туда, чтобы обвинить меня. Мальчишка! Конечно, это все он!

Отец Альберт вновь открыл решетку часовни Святых Даров и появился оттуда с кинжалом.

– Это твой кинжал? – спросил он, поднося его мальоркинцу.

– Нет… Нет!

Старшины общины и некоторые грузчики подошли к священнику и попросили у него кинжал, чтобы осмотреть его.

– Ну конечно же его, – сказал один из старшин, держа в руке кинжал.

Шесть лет назад из-за частых ссор, происходивших в порту, король Альфонс запретил грузчикам и свободным людям, которые там работали, носить нож с широким лезвием и подобное этому оружие. Единственным разрешенным оружием был тупой нож. Мальоркинец отказался соблюдать королевский приказ и частенько демонстрировал великолепный острый кинжал, чтобы похвалиться своей независимостью. Только под угрозой, что его выгонят из общины, он согласился отнести кинжал кузнецу, и тот затупил лезвие.

– Лжец! – возмутился один из грузчиков.

– Вор! – закричал другой.

– Кто-то выкрал его, чтобы обвинить меня! – протестовал мальоркинец, вырываясь из захвата двоих мужчин, которые держали его.

В этот момент появился третий из грузчиков; по просьбе Рамона он обыскал дом мальоркинца.

– Вот! – крикнул он, поднимая вверх кошелек и передавая его кюре, который в свою очередь протянул его офицеру.

– Семьдесят четыре динеро и пять суэльдо, – сообщил офицер, пересчитав содержимое.

По мере того как офицер считал, кольцо бастайшей все плотнее сжималось вокруг мальоркинца.

Никто из них не мог иметь столько личных денег!

Когда подсчет был закончен, они набросились на вора – посыпались оскорбления, пинки, тумаки, плевки. Солдаты еле сдерживали натиск, а офицер, растерявшись, беспомощно посмотрел на отца Альберта.

– Мы в доме Божьем! – крикнул наконец священник, пытаясь оттеснить грузчиков от вора. – Мы в доме Божьем! – продолжал кричать он, пока ему не удалось добраться до мальоркинца. – Этот человек – вор, конечно, а еще – трус, но он заслуживает суда. Вы не смеете поступать как преступники. Отведите его к епископу, – приказал он офицеру.

Когда священник повернулся к офицеру, кто-то снова ударил мальоркинца. Пока солдаты поднимали его и вели к выходу из церкви, многие плевали вору в лицо…

Наконец солдаты покинули церковь Святой Марии, уводя с собой мальоркинца, и бастайши подошли к Арнау.

Мужчины улыбались мальчику и просили у него прощения. Потом все начали расходиться по домам, и перед часовней Святых Даров, снова открытой, остались только отец Альберт, Арнау, трое старшин общины и десять свидетелей, как того требовал закон, когда речь шла о благотворительной кассе.

Священник положил деньги обратно в кассу и сделал запись в книге о том, что произошло той ночью.

Уже совсем рассвело, и они отправились к замочнику, чтобы тот поставил новые замки. В ожидании, когда можно будет закрыть кассу, отец Альберт обнял Арнау за плечи. Только сейчас он вспомнил, как мальчик сидел у повозки, на которой висел казненный Бернат. Священник попытался прогнать мысли о том, что сын поджег тело отца…

Ведь Арнау всего лишь ребенок!

Посмотрев на Святую Деву, кюре мысленно обратился к ней: «Страшно подумать, что было бы, если бы Бернат сгнил на городских воротах! Арнау всего лишь дитя, у которого сейчас ничего нет: ни отца, ни работы, которая бы его кормила…»

– Я считаю, – неожиданно произнес священник, – что вы могли бы принять Арнау Эстаньола в свою общину.

Рамон улыбнулся. Когда все успокоились, он тоже думал о мальчугане. Остальные, включая самого Арнау, посмотрели на священника с удивлением.

– Он еще ребенок, – заметил один из грузчиков.

– Он слабый. Как он сможет поднимать тюки или камни? – спросил другой.

– Он очень молодой, – поддакнул третий.

Арнау смотрел на них широко раскрытыми глазами.

– Все, что вы говорите, правильно, – ответил священник, – но ни его рост, ни его молодость не помешали ему защищать ваши деньги. Если бы не он, касса осталась бы пустой.

Некоторое время бастайши внимательно смотрели на Арнау.

– Я думаю, что это можно попробовать, – произнес наконец Рамон. – Парень славный, вспомните, как он поил нас холодной водой, пока мы работали, без всякой платы! Но если Арнау не подойдет…

Кое-кто из присутствующих поддержал Рамона.

– Хорошо, – сказал после паузы один из старшин общины, глядя на двоих остальных (никто из них не возразил), – примем парнишку с испытанием. Если в течение трех последующих месяцев он хорошо покажет себя, мы зачислим его в общину. Будет получать столько, сколько заработает. Возьми, – добавил он и протянул Арнау кинжал мальоркинца, который все еще оставался у него. – Вот твой кинжал грузчика. Святой отец, запишите его в книгу, чтобы у мальчика не было никаких проблем.

Арнау почувствовал, как священник сжал его плечо. Не зная, что сказать, он просто благодарно улыбнулся всем.

Он, Арнау, теперь бастайш!

Если бы его видел отец…