Текст книги "Неизвестная «Черная книга»"

Бандит схватил моего отца, потянул его в сторону, кинул на землю и затем стал смотреть в его карманы. Взял найденные деньги (к счастью, немного), принялся за перчатки. Снимая перчатки с ладоней отца, заметил на его руке часы, которые тоже пали жертвой бандита. Во время всей этой операции бил отца, оставив ему несколько ран на голове. Отныне отец, не переставая встречать меня ежедневно, стал осторожным и избежал «казаков».

[Письмо Я. З. Шенфельда сыну на фронт]

Дорогой, любимый сыночку!

Не знаю, жив ли ты или нет. Если тебя нет между живыми, могу утешаться только тем, что ты не погиб в рабстве, а ушел, как герой, павший за свободу и независимость Родины.

Если ты жив, прими мой отцовский привет. Помни дорогую мать, твоего брата Зигмунта, погибших от рук фашистов, и неси немцам мщение и смерть.

Твой отец[141]141
  Яким (Иоахим) Зеликович Шенфельд, бывший бухгалтер Львовского гетто, скрылся из Львова, жил и работал по подложным документам в Запорожье, в поисках сына ездил во Львов и Варшаву в начале 1944 г. После освобождения Запорожья органы НКВД рассматривали вопрос об его заброске в Варшаву как агента. Дал подробные сведения о юденрате Львовского гетто. В 1945 г. работал в Киевском тресте «Консервовощеплод», был репрессирован, эмигрировал в Польшу а оттуда в Канаду. Умер в Торонто в возрасте 101 года. См.: Schoenfeld Joachim Jews in the Lwow Ghetto, the Janowski Concentration camp, and as Deportees in Siberia. Foreword by Simon Wiesenthal. Horoken, 1984; Альтман И. А. Жертвы ненависти. М. 2002. – И. А.


[Закрыть]

[Не позднее 6 апреля 1945 г.]

[142]142
  Д. 960, лл. 6–9. Машинопись. Семен Наумович Грутман сообщал Эренбургу, что он родом из Одессы, жил по адресу: ул. Мечникова, д. 100, кв. 24. Там оккупанты убили его бабушку. Перед войной переехал в Ковель, где работал завучем в еврейской школе. В этом городе погибли его мать и теща. – И. А.


[Закрыть]

В начале сентября сего года мне пришлось быть в гор. Ковель для розысков своей матери и тещи. Я знал уже их судьбу, однако мне хотелось найти хоть что-нибудь от них на память, может быть, фото или что другое. Приехал я в Ковель ночью. Скоро с рассветом начали вырисовываться развалины города. Сердце сжалось от тоски и боли. В 1940 году приехал я в Ковель и работал до начала войны завучем в еврейской школе. Какой это был живой, трудолюбивый городок!.. Развалины!.. Я прошел в «кварталы», где жили самые труженики, ремесленники, где жил и я, где осталась моя мать, где жили мои ученики, но я этого места не нашел. По приказу немецкого командования сами жители снесли свои дома. На этом месте камня на камне не осталось. Не видно никаких следов от домов: пустырь, заросший бурьяном в человеческий рост. Только одна большая синагога стоит внешне не тронутая, как на посмешище. Невольно я зашел в этот дом, где люди проходили свою жизнь от колыбели до могилы, где люди боготворили, благословляли труд и плоды своих трудов. Что ж представилось моим глазам? Огромное, пустое, двухэтажное помещение на тысячу-полторы человек. Алтарь снесли. Свитки Торы сожжены, скамеек нет, а стены испещрены дырками от автоматных очередей. Два огромных льва, единственные «живые» свидетели ужаснейшего зверства, которое творили гитлеровцы в этом некогда Божьем храме.

Невольно остановился на самом пороге, видя опустошение, поругание над святым домом, и уж думал уходить, но хотелось ближе рассмотреть и исследовать дыры в стенах: были ли тут бои? Или, быть может, это был опорный пункт немцев? При подходе к этим стенам – ужаснулся! Стены заговорили…[143]143
  Гетто в Ковеле ликвидировано 19 августа 1942 г.: на еврейском кладбище расстреляли более 5 тысяч евреев и 150 цыган. Расстрелы шли несколько дней. Жертв сгоняли в большую синагогу и оттуда группами вывозили на казнь. Именно тогда сделаны надписи (около 95). Полный текст см. в «Книге памяти евреев Ковеля», изданной (на иврите) в Тель-Авиве в 1957 г. (см.: Энциклопедия… С. 487–498). – И. А.


[Закрыть]

Оказывается, все стены исписаны карандашом. Нет пустого места на стене. Это последние слова обреченных. Это прощание людей с белым светом. Сюда гитлеровцы сгоняли людей, отсюда они их, обобрав до нитки, голыми уводили на расстрел где-то за Ковель, на ковельское кладбище, болота и леса, а может быть, в Майданек, с которым Ковель имеет прямое железнодорожное сообщение. Тут же они также убивали людей, или ослабевших, или проклинавших убийц. Сильно забилось мое сердце, защемило, заныло. Я видел много горя, прошел всю Отечественную войну с первого дня, видел горе и страдания эвакуированных людей, протягивающих к нам руки, просящих нас не уходить, не оставлять их, когда мы вынуждены были отступать. Много видел городов и деревень, сожженных немцами; я крепился, знал, что мы еще вернемся, изгоним немца и отомстим за все и за всех, но тут я не выдержал… Может быть, тут последнее «прости» и моей матери?.. Я начал внимательно перечитывать надписи. Я спешил, ибо чувствовал, что ноги подкашиваются, слезы душили и мешали читать. Три с половиной года войны я крепился, крепился и заплакал. Мне почему-то было стыдно стен, как будто они говорили или думали обо мне: «Ты ушел и нас оставил, нас не взял с собой, ты знал, что с нами так будет, и оставил нас одних».

Надписей было так густо написано, что каждый старался обвести их рамочкой, чтобы лучше выделить свой крик о помощи, о мести. Написаны они были на разных языках: на еврейском, польском и русском. В каждой надписи четко вырисовываются слова: «Некоме!» (евр.), «Пометы!» (польск.), «Отомстите!» (рус.)[144]144
  Так в тексте. – И. А.


[Закрыть] Надписи моей матери я не нашел: или я не мог отыскать ее среди этого множества записей, или мать молча присоединилась к этим призывам…

Перечислялись фамилии и имена целых семейств, даты расстрелов и обращения в заглавиях надписей к разным лицам, которым удалось уйти в партизаны, в Красную Армию, к тем, которых польская реакция изгнала из своей страны в далекую Америку, в Палестину и другие страны под лозунгом: «Жиды до Палестины!» Во всех надписях: «Отомстите!»

Вот некоторые записи. На еврейском языке:

Лейбу Сосна! Знай, что всех нас убили. Теперь иду я с женой и детьми на смерть.

Будь здоров. Твой брат Аврум. 20.8.

Дорогая сестра! Ты, возможно, спаслась, но если ты будешь в синагоге, прочти эти слова. Я нахожусь в синагоге и жду смерти. Будь счастлива и переживи ты эту кровавую войну. Помни о твоей сестре. Поля Фридман.

21.9. Бар Хана, Бар Зейлик, Аврум Сегал, Петл Сегал, Фалик Бар – пали 8 недель тому назад с шурином. Давид Сегал.

Ида Сойфер, Фридман Зейлик, Фридман с женой и с детьми, Церун Лейзер с дочерьми и Кац Сруль погибли от рук немецких убийц. Отомстите!

Гитл Зафран с ул. […] № 6, Рива Зафран погибли от резни в четверг 19.8.42 г.

К мести!

На польском языке:

Погибли Боря Розенфельд и жена Лама. 19.8.42.

20.8.42. Погибли Зелик, Тама, Ела Козен. Отомстите за нас!

Невинна крев жидовська нехай сплыне на вшистскых немцев. Пометы, пометы! Нехай их порун забие[145]145
  Невинная кровь евреев да прольется на всех немцев. Изверги, изверги! Разрази их гром (искаж. польск.).


[Закрыть]. Курва их мать. Сруль Вайнштейн. 23.8.42 г.

На русском языке:

Лиза Райзен, жена Лейбиша Райзена. Мечта матери увидеться с единственной дочерью Бебой, проживающей в Дубно, не осуществилась. С большой болью уходит в могилу.

На втором этаже, в коридорах и на лестницах, надписей не было. Очевидно, туда обреченных не пускали, чтобы они не бросались из окон и из балконов…

Пусть наши союзники знают, что и к ним, к их армиям и народам также относятся эти призывы, ибо и среди них есть отцы и матери, братья и сестры, сыновья и дочери тех, которые погибли от рук гитлеровцев. Пусть польские реакционеры в Лондоне знают, что они пособники этих зверств, что они поддерживали Гитлера, они впустили его в свою страну и они же вели свою гнусную антисемитскую политику, обезоружившую народ против Гитлера.

Пусть знает весь мир, что их зовут к мести, что леди Гибб[146]146
  Речь идет об известном письме англичанки Гибб к Эренбургу, которое было опубликовано вместе с его ответом в газете «Красная Звезда» 15 ноября 1944 г. (леди Гибб выступила защитницей немцев, настаивая на их «прощении»). Письма возмущенных фронтовиков составили книгу «Русские отвечают леди Гибб: Илья Эренбург и его читатели», вышедшую в 1945 г. в Лондоне. – И. А.


[Закрыть] – эта новая пятая, а может быть, шестая колонна, которая готовит новую войну.

Я еще не знаю всей ковельской трагедии, но знаю, что это будет трагедией многих народов и человечества, если восторжествует милосердие к убийцам.

Пусть знает леди Гибб, что никакие дипломатические ноты, никакие конференции, съезды, комитеты, общества, белые, коричневые, черные книги не спасут мир и человечество от новой войны и от варварства, а только огнем надо выкурить, выжечь разбойничьи гнезда, только «Катюшами» и любовью к человечеству.

Пусть также знает леди Гибб, что гитлеризм – это не только оружие против еврейской нации, а против и ее собственной. […]

2 декабря 1944 г.

[147]147
  Д. 963, лл. 100–102. Машинописная копия. На нем. языке опубликовано в газ. «Свободная Германия» (Freies Deutchland).


[Закрыть]

Это было в конце сентября или в начале октября [1942 года], когда началась ликвидация гетто в Тернополе[148]148
  30 сентября 1942 г. в ходе т. наз. второй транспортной «акции» были схвачены и депортированы в лагерь смерти Белжец 750 евреев. В октябре и 8–9 ноября были схвачены и вывезены более 2 тысяч человек. Всего в 1942 г. в Белжец в результате четырех «акций» попало 5,5–6 тысяч евреев. К 13 января 1943 г. в Тернополе (в гетто и в рабочем лагере) оставалось 5246 евреев. 18–20 июня 1943 г. гетто было ликвидировано. 23 июня 1943 г. Тернополь был объявлен «свободным от евреев». См.: Энциклопедия… С. 978–979. – И. А.


[Закрыть]. Как заведующий фуражом 2-го батальона соединения БФ[149]149
  Белорусский фронт.


[Закрыть] я поехал в тот день в батальон. Там я узнал о первых известиях о начавшихся утром «акциях». Насколько было посвящено в это дело и осведомлено об этом командование батальона, мне неизвестно. Об этом могут дать более точные сведения капитан Казар или Подзян или адъютант старший лейтенант Джан и первый писарь батальона унтер-офицер Грубер. Прежде всего, с этим связано отношение полка, который находился в подчинении полевой комендатуры г. Львова, где он стоял. Одно очевидно: отдельные части батальона в этом принимали участие. Это была стрелковая рота, которая в это время находилась в казарме Франца Иосифа в Тернополе, как и части полка бронированного поезда, которые тоже там стояли. Рано утром была в этих частях поднята тревога, и они окружили гетто. Руководил этой «акцией» «зондердинст»[150]150
  Очевидно, речь идет о СД.


[Закрыть] города Тернополя. Кроме нее, в этом принимали еще участие украинская полиция и полиция лагеря[151]151
  Еврейская полиция гетто.


[Закрыть]. Они должны были помогать вытаскивать из различных потайных убежищ своих соотечественников. Они были, как мне известно, расстреляны последними в тот же день. Далее так называемые управляющие магазинами должны были продолжать свои функции до тех пор, пока «зондердинст» не принял от них магазина. Я еще хочу заметить, что в пекарне и на кухне люди работали до вечера, пока они, так сказать, не покормили своих палачей. «Акция» была разделена на следующие этапы: разыскать невооруженные жертвы и собрать их в одно место. Последние прятались в самых невозможных углах и убежищах. Это была приблизительно такая картина: перед гетто стояла большая толпа людей, которая состояла из жителей и посетителей, пришедших из города, как и солдат. Вдоль забора, который окружал гетто, стояла стража. На отдельных местах стояли даже пулеметы. Украинская полиция искала и вытаскивала жертвы из толпы и из убежищ. Полицию поддерживали солдаты. Я сам наблюдал следующее: в одном погребе одного дома, который находился слева от больницы, спрятались несколько человек. Украинская полиция и солдаты искали вход в этот погреб. Один житель, по-видимому, одного из близлежащих домов знал ход в это убежище и показал им его. Они проходили с большой осторожностью, потому что, как я потом узнал, в этом районе раздалось несколько выстрелов. Притом из одного отверстия бросили даже несколько ручных гранат. Когда жертвы вышли оттуда, их под стражей отвели на сборный пункт. Здесь я хочу упомянуть, что я в этот день находился в гетто и частично то, что я выше рассказал, сам видел. Я до тех пор не мог понять, что может произойти что-либо подобное. Эта страшная действительность дала мне возможность в этот день пережить все ужасы. Во время посещения гетто я был в больнице и в одной из квартир. Все было взломано, разбросано и лежало в страшном беспорядке. Под домом (подразумевается здесь больница) находился якобы бункер. По более поздним сведениям стало известно, что там замуровано около 60-100 человек. Это были так называемые более состоятельные и врачи. Как мне стало известно, этот бункер раскрыли несколько дней спустя («акция» продолжалась несколько дней) ввиду того, что не были еще обнаружены те тайные убежища. Мне известно, что «зондердинст» сделал даже снимки этого бункера. В один из последующих дней закололи одного унтер-офицера бронированного поезда, который, как говорили, принимал участие без того, чтобы получить соответствующий приказ, в поисках потайных убежищ.

Прежде чем продолжать, я хочу еще сообщить вам о циркулирующих слухах про коменданта лагеря. Он за день до этого сел в коляску и покинул лагерь и больше не возвращался. Те жертвы, которые шли на сборный пункт, должны были проходить мимо мертвых, которые уже там лежали. Их трупы лежали будто бы многие дни. Согнанные жертвы на сборный пункт должны были отдать все свои ценные вещи и все то, что у них оказывалось при себе. Нужно было раздеться; из одежды образовалась целая гора. В эту гору вещей зарылись несколько жертв, но их потом обнаружили и тут же на месте расстреляли. Если группы состояли из 200–300 лиц, то их отводили на место казни. Солдаты, сильно вооруженные, провожали эти транспорты, чтобы только никто из этих невинных не мог бы уйти. Жертвы должны были свой последний путь на место казни пройти пешком. Выходили они из нижних или задних ворот мимо бойни. Большая часть жителей заполняла улицы. Путь дальше проходил по мосту через Серет у Петойково. Здесь некоторые прыгали через мост в речку и были потом, по-видимому, застрелены провожающей их охраной. В одной из моих поездок на лодке я видел лежащий труп в воде. Место казни находилось в одной из котловин между Петойково и Загробела. Люди с украинского трудфронта вырыли там большие ямы.

Последний акт этого страшного преступления происходил примерно таким образом: пришедшие жертвы должны были на одном определенном месте раздеться почти догола и сесть друг около друга. Первые стояли в одном ряду перед ямой и должны были уже тут совершенно раздеться. Восемь-десять человек подходили потом к яме и садились на ее край лицом к яме. Резники из «зондердинста» проделывали свою работу. Один из них шел с пистолетом мимо этих жертв и стрелял каждому из них в затылок. Пинком ноги он тех, которые сами не падали, сбрасывал в яму. Их было три человека из «зондердинста», которые проводили этот процесс. Пока один беспрерывно стрелял, другой заряжал пистолет и уже заряженный пистолет передавал ему. Третий помогал пулеметом. Рассказывают, что эта команда людей не только в этом случае, но уже раньше на различных других местах проводила эти жуткие дела. Во время выполнения этой страшной деятельности они будто бы всегда находились под влиянием алкоголя. А ведь процесс расстрела проходил всегда вышеуказанным порядком. Во время этого происходили душераздирающие сцены. Но прежде всего всем бросалось в глаза, с каким спокойствием жертвы шли на смерть. Целые семьи водили на казнь. Перед этим они прощались и целовались. Любящие пары шли, крепко обнявшись, вступая на путь смерти. Расстрелы продолжались в этот день до вечера. Почти все были уничтожены. В следующие дни производились, как я уже упомянул, розыски спрятавшихся.

Унтер-офицер Паотуха Траугот

Заведующий фуражом 2-го штаба батальона БФ

соединения ФПН 57158 […]

Приписка:

Оберштурмфюрер Шнайдер из «зондердинста» города Тернополя управлял гетто.

[1942]

[152]152
  Д. 963, лл. 95–96. Машинопись с правкой.


[Закрыть]

Славута – это небольшой городок Каменец-Подольской области, населенный до войны преимущественно евреями[153]153
  Ныне Хмельницкая обл. В 1939 г. в Славуте жили 5102 еврея (33,68 % населения). Оккупирован немцами 7 июля 1941 г. – И. А.


[Закрыть]. Около месяца тому назад Славута была освобождена Красной Армией от немецко-фашистских захватчиков[154]154
  Освобожден 15 января 1944 г. партизанами. – И. А.


[Закрыть]. Тщетно мы искали здесь хоть одного еврея, который уцелел бы от расстрела. Должно было пройти не меньше месяца, прежде чем удалось установить более или менее полно картину зверской расправы, учиненной здесь немецкими палачами над беззащитным, ни в чем не повинным еврейским населением.

Все, что мы здесь узнали, документально подтверждено и засвидетельствовано заслуживающими доверия жителями города Славуты, в том числе русским врачом, старожилом города Славут, Войцещук, ксендзом местного костела Милевским, учительницей славутской школы Высоцкой, работницей маслозавода Федоровой и слесарем Ениным.

Вот что мы здесь узнали.

Немецкие оккупанты начали свою разбойничью деятельность в Славуте с преследования и уничтожения евреев. Все евреи обязаны были носить специальные повязки на рукаве. Их выгоняли на самые тяжелые физические работы и часто здесь же, на месте работ, расстреливали. Расстрелы производились организованно по приказу немецкого коменданта города Славута и неорганизованно – по произволу любого солдата и офицера.

Таким образом, к концу 1941 года немцы уничтожили в Славуте около пяти тысяч евреев. Среди них были женщины, старики и малые дети. Оставшихся в живых – около семи тысяч человек – немцы истребили путем массового расстрела вблизи водонапорной башни военного городка[155]155
  18 августа 1941 г. служащие 2-й роты 45-го резервного полицейского батальона полка «Юг» расстреляли 322 еврея, 30 августа – 911 евреев. 2 марта 1942 г. в Славуте было организовано гетто, в которое согнали евреев из Берездова, Красностава, Аннополя. Всего в гетто оказалось около 5 тысяч человек. 25 июня 1942 г. гетто было ликвидировано после расстрела большинства евреев СД при содействии немецкой жандармерии и украинской полиции. В сентябре 1942 г. в городе были расстреляны и евреи-специалисты с семьями. См.: Энциклопедия… С. 908. – И. А.


[Закрыть]. Эта водонапорная башня была немым свидетелем того, как в течение нескольких дней фашистские палачи зверски измывались над евреями, которых сгоняли сюда со всего города и из окрестных сел и местечек. Расстреливаемых заставляли раздеться и живьем ложиться в ямы, уже наполовину заполненные трупами. Обезумевшие от ужаса жертвы часто замертво падали в эти ямы. Здесь их расстреливали из автоматов. Документально установлено, что многие десятки евреев были закопаны живьем.

Фашистские офицеры, распоряжавшиеся этим адским делом, говорили солдатам: «Нечего на них тратить патроны, закапывайте!» Слесарь Енин, работавший в лагере для военнопленных, который помещался в военном городке, где производились расстрелы, рассказывает, что он своими глазами видел, как живых еврейских детей бросали в ямы и закапывали.

В общей сложности было уничтожено в Славуте и в окрестностях Славуты до двенадцати тысяч евреев. Живой свидетель, польский ксендз Милевский, рассказывает:

Перед расстрелами евреев сгоняли в особый квартал, огороженный колючей проволокой, а затем партиями выводили на расстрел. Кроме того, многих загоняли в погреба по двадцать пять – пятьдесят человек. Здесь люди погибали голодной смертью. В первые дни после прихода Красной Армии в подвале дома на Больничной улице, № 8 найдены были трупы шестнадцати умерщвленных немцами евреев.

Я не прибавил ни одного слова к тому, что мне рассказали живые свидетели чудовищных злодеяний, совершенных немцами в мирном украинском городке над беззащитными людьми моего народа. Никакая фантазия не в состоянии придумать того, что делали и продолжают делать немцы в оккупированных ими местах. Будь они прокляты во веки веков! Евреи! Никакой суд человеческий или божий не в состоянии найти правильную меру наказания этим врагам рода человеческого. Пусть ни одна еврейская душа не успокоится до тех пор, пока с лица земли не будут стерты и до конца уничтожены эти палачи еврейского народа.

Майор З. Г. Островский

Действующая армия, 14 февраля 1944 г.

Полевая почта 48828

[156]156
  Д. 960, лл. 362–364 об. Автограф. Первое письмо Р. А. Фрадис-Мильнер направила И. Г. Эренбургу в 1944 г. В нем она сообщила биографические сведения о себе и своей семье (АЯВ, Р. 21.1/137; там же хранится переработанный текст этого письма с названием «Мать Шуры» и подписью «Р. Мильнер»; машинопись). Письма Р. Фрадис-Мильнер частично использованы в «Черной книге». – И. А.


[Закрыть]

Уважаемая товарищ Ковнатор!

Получила Ваше письмо и прошу ответить, благодарная за внимательное отношение к моей семье.

5 июля 1941 года враги заняли местечко Единцы Хотинского уезда[157]157
  Ныне г. Единець, Республика Молдова. До 1940 г. – в составе Румынии. В 1930 г. в Единцах жили 5349 евреев (90,3 % населения). См.: Энциклопедия… С. 295. – И. А.


[Закрыть]. Население было застигнуто врасплох, не имея ни времени, ни возможностей эвакуироваться. До 28 июля в местечке царил дикий террор, в течение которого было расстреляно восемьсот человек[158]158
  Румынские военные расстреляли 700 евреев. Их похоронили на еврейском кладбище. 15 августа 1941 г. на северо-западной окраине города был организован концлагерь, куда сгоняли евреев со всей Северной Буковины. Так, сюда переселили почти половину евреев из Сокирян. Большинство узников Единицкого лагеря составляли евреи Черновицкой обл. (Старожинец, Вэсэуць, Вижница, Лужень и др.), небольшое число оставшихся в живых евреев Единцов, Липкан, Бричан. Осенью 1941 г. здесь находились уже 15 тыс. евреев. См.: Энциклопедия… С. 296. – И. А.


[Закрыть], изнасиловано много молодых девушек, почти детей, не говоря уже о жестоких избиениях и грабеже. 28 июля все еврейское население было изгнано из местечка, в котором уже было собрано еврейское население из соседних местечек[159]159
  В первые дни пригнанных в Единец евреев держали в конюшнях и в поле, огороженных колючей проволокой, затем двум с половиной тысячам узников отвели улицу на окраине местечка. Там стояло лишь 26 полуразрушенных домов. См.: Энциклопедия… С. 296. – И. А.


[Закрыть]. Среди них находились мои родители, старший брат с женой и двумя крошками, мать и сестра мужа и много родных и близких людей. Десятки тысяч людей были погнаны, как скот, подталкиваемые нагайками, прикладами и очень часто расстрелами[160]160
  11 октября 1941 г. остававшихся еще в живых евреев двумя партиями погнали в Транснистрию. Большинство погибло в пути. Лишь за одну ночь 15 ноября возле с. Кодру умерло 860 депортированных. См.: Энциклопедия… С. 296. – И. А.


[Закрыть]. Гнали без отдыха, жестоко, не давая напиться воды, ни остановиться, чтобы помочь умирающей матери или ребенку. Гнали сотнями километров из Бессарабии на Украину, обратно в Бессарабию и снова на Украину. Весь путь был усеян трупами. Ходили конвой за конвоем и оставляли на большой дороге умирающих детей, стариков, больных и просто потерявших жизненную силу от безумных переживаний, а последующий конвой встречали уже только голые трупы. Первой жертвой из моей семьи была семидесятипятилетняя мать моего мужа Рейзя Мильнер. Она осталась, умирающая, в шестидесяти километрах от дома.

Дочь хотела остаться с ней, но ее очень били, и соседи заставили ее пойти дальше. Бедную мать посадили под дерево, она попрощалась с дочерью, которую она сама просила пойти дальше, и осталась одна… Второй жертвой была сама дочь Маня, она осталась в лесу Косоуцы, где-то в районе Сорок. Она умерла с голоду стойко, без жалоб, не желая принимать никакой помощи. В этом лесу стояли несколько дней, и за дорогие вещи палачи приносили немного воды и пищи. Но вот погнали дальше, и снова та же картина: крики, избиения, ужас и смерть. Пала моя мать Цейтель Фрадис, она вывихнула себе ногу, и ее видели где-то замершей на большой дороге. Моя здоровая, жизнерадостная, деятельная мать, которая всю свою жизнь посвятила помощи больным и обездоленным, которая была идеальной матерью и идеальным человеком, должна была так закончить свой жизненный путь. Шли дальше… Пали дети моего брата. Две красавицы-девочки и его жена Песя Бронштейн. Мне рассказывали, что она просила Бога, когда дети засыпали, чтобы они больше не встали, чтобы не случилось, чтобы она умерла первой и дети остались сами переживать эти муки. Пали две сестры моего отца с мужьями. Последними этапами были села и колхозы вокруг Бершади, уезда Балты. Туда были согнаны остатки конвоев и помещены в неочищенных свинарнях и конюшнях без окон и дверей. Тут от грязи, холода и голода распространился тиф, и сотни людей умирали ежедневно без всякой помощи. По нескольку дней лежали вперемежку живые с мертвыми. Была известная молочарка около Ободовки, где погибли десятки тысяч людей. Последний привет из такого лагеря я имела следующий. Один знакомый из Черновиц, высланный в ноябре 1941 года, встретил моего отца в Бондаровке. Это был старый, дряхлый старик в лохмотьях, с большой бородой, он ходил искать пиявки для моего старшего брата Якова. Они остались последние из всей семьи. Брат пошел без разрешения к колодцу набрать ведро воды. Так его так били за это в голову, что он получил мозговое кровоизлияние. Отцу сказали, что для этого хорошо поставить пиявки, и он ходил просить, чтобы ему их достали. Когда наш знакомый сказал ему, что мы живем, он не переставал спрашивать: «И Шурик тоже, это правда, правда?» Скоро брат умер, а за ним и отец от голода, холода и потери всякой надежды и интереса в жизни. А брат мой был богатырской силы с железными мускулами, отца же я оставила в 1940 году здоровым, красивым, полным энергии и жизнеспособности. Шмил Фрадис, который прожил такую красивую жизнь, почитаемый всеми, кто мог предсказать ему такой скорбный конец. Мой младший брат Ксилик был ответственным работником Госбанка в Черновицах, стахановцем, молодой, способный, красивый, музыкант, он эвакуировался с Госбанком, и, поскольку нам рассказывали, его судьба была следующая. Поезд бомбили. У него было задание уничтожить какие-то важные документы или деньги. Он задание выполнил, выскочил последним из поезда без вещей и попал к немцам в плен. Его отправили в концлагерь, переводили из одного лагеря в другой и, наконец, расстреляли в Баре, где он лежит в массовой могиле. Я пишу обо всем этом, и сердце мое, как камень. Мне кажется, что если бы его резали, так и кровь не текла бы. Вы спрашиваете о том, что мы делаем. Мы оба работаем, мой муж инженером в Союззаготтрансе, я заведующей аптекой в железнодорожной больнице. Материально нам пока не повезло. Мы всего три месяца в Черновицах. Муж попал в общество, которое теперь организуется, штаты у них еще не утверждены, и за три месяца он не получил еще ни одного рубля зарплаты. Я поступила на работу, и через несколько дней больница закрылась на ремонт, а я пока до открытия работаю на полставки. Посылаю Вам фотокарточку сына, а людей, спасших его, не имею. Я им напишу, чтобы они прямо Вам послали, если успеют.

Хочу Вам еще описать несколько эпизодов и сценок из немецкого концлагеря, достойных пера и кино, конечно, больших специалистов, чем я.

В селе Чуков, четыре километра от нашего лагеря, находился наш приятель из Единец адвокат Давид Лернер с шестилетней девочкой, женой и семьей жены Аксельрод. Когда в сентябре убивали детей, им удалось спрятать девочку в мешок. Девочка была умная и тихая, и она была спасена. В течение трех недель отец носил девочку с собой на работу, и ребенок все время жил в мешке. Через три недели наш зверь Гениг[161]161
  Начальник немецкой полиции и концлагерей в том районе.


[Закрыть] приехал к ним забирать хорошие вещи. Он подошел к мешку и ударил в него ногой, девочка вскрикнула и была раскрыта. Дикая злоба овладела палачом, он бил отца, бил ребенка и забрал у них все вещи, оставив всю семью почти без одежды. Все-таки девочку он не убил, она осталась в лагере и всю зиму прожила в смертном страхе, ожидая каждый день смерти. Пятого февраля уже при второй «акции» девочка была взята вместе с бабушкой. Безумный страх овладел ребенком, она так кричала всю дорогу на санях, что детское сердечко не выдержало и оборвалось. Ребенка к роковой яме принесла бабушка на руках уже мертвой. Об этом рассказали милиционеры[162]162
  Украинская вспомогательная полиция.


[Закрыть], присутствовавшие при операции. Мать, узнав об этом, с ума сошла, ее расстреляли, вскоре убили отца и всю остальную семью.

В Немирове с нами было два старика из Черновиц – Моргенштерн и Визель. Старые, беспомощные, одинокие, они очень скоро завшивели и лежали отдельно в соломе. Один слабый вскоре умер. Когда пришли его хоронить, было распоряжение взять обоих. Бедный Визель просился, умолял, обещал, что он почистится. С мягкой улыбкой ему велели повернуться, выстрелили в затылок, и оба были брошены в общую яму.

Лагерь Зарудинцы[163]163
  В 1942–1943 гг. в с. Заруденцы Немировского р-на Винницкой обл. находился еврейский рабочий лагерь, где погибло около 300 евреев. См.: Энциклопедия… С. 327. – И. А.


[Закрыть]. Туда были привезены евреи из Печоры. Это тоже был лагерь смерти, но от голода и болезней. Оттуда выбрали более молодых и здоровых, остальных оставили в Печоре. Таким образом, оторвали матерей от грудных детей, детей от стариков-родителей, жен от мужей и т. д. Эти люди, пробывшие уже год в лагере, остались совершенно без вещей и денег и были в ужасном состоянии. Первого февраля 1943 года я пришла в лагерь проведать больных и увидела такую картину. Люди с тупыми лицами, потерявшими человеческое выражение, покрытые лохмотьями, босые, с телами, истерзанными чесоткой и самыми разнообразными язвами, которых медицина в нормальное время никогда не встретит, сидят на полу на каких-то тряпках и серьезно, озабоченно бьют вшей. Они так заняты своей работой, что даже не обращают внимания на мой приход, только такие, которые особенно нуждались в моей помощи, поднялись. И вдруг движение, крики, люди вскакивают, глаза блестят, некоторые плачут. В чем дело? Привезли хлеб… и, представьте себе, дают по целой буханке хлеба на каждого человека. Это что-то новое, вероятно, спасение близко, думают несчастные. Оказалось, что наши добросердечные аккуратные немцы, зная, что пятого будет «акция» и несколько дней не будут точно знать количества необходимого хлеба, так как нужно будет высчитать, сколько людей останется, то дали авансом по целому хлебу. Это мы узнали после несчастья.

После 5 февраля нас тоже перевели в этот лагерь.

Суровый зимний рассвет, еще темно на дворе, а нас уже нагайками гонят на работу. Наспех несчастные завязывают мешочки с соломой вокруг порванных ботинок, чтобы не отморозить ноги. Надевают старые одеяла на голову, обвязываются[164]164
  Продолжение письма не обнаружено.


[Закрыть].

25 сентября 1945 г.