Текст книги "Секретная миссия в Марселе. Один год из жизни Вариана Фрая"

Американский Центр Помощи

Августовским днем 1940 года Фрай беспрепятственно пересек франко-испанскую границу, ту самую, которая на целый год станет предметом его забот и треволнений. Поезд остановился на старом вокзале Сен-Шарль. В шумном Марселе легко было затеряться, но Фрая ждали – слух о его приезде витал в воздухе, знали, что приедет поездом из Мадрида американский спаситель. Встречал его молодой француз, представившийся Альбертом Хермантом. Обстоятельную беседу отложили на завтра, а пока Вариан в сопровождении нового знакомого в такси направился к отелю Сплендид и тут же вкусил первые реалии перенаселенного города. Таксист предупредил Вариана, что без предварительного бронирования номер найти не удастся. Но Фрай всегда хотел знать все из первых рук и попытался устроиться именно в Сплендид. Не вышло. И портер, и клерк, возможно, рассчитывали на взятку, но приезжий предпочел другую гостиницу и снял номер в отеле Сюис.

Первый визит Фрай нанес в Американское консульство. Пришлось ехать в переполненном троллейбусе. Троллейбус грохотал в полуденной жаре мимо небольших домиков, тянувшихся вдоль пляжа, известняковых холмов, финиковых пальм. Шофер уверил иностранца, что свою остановку тот не пропустит: там выходят все. Оглянувшись на окружающих, их усталые лица и поношенную одежду, Вариан безошибочно определил: беженцы.

Водитель оказался прав. На остановке у консульства, где некоторым счастливчикам выдавали визы, почти все вышли. Фраю пришлось прождать в очереди около двух часов и, может быть, тогда он понял, как медленно движется улита американской бюрократической машины. Однако, первоначальное и не очень приятное мнение о вице-консуле вскоре изменилось.

Американский вице-консул Хайрам Бингэм IV окончил Йельский университет в 1925 и с тех пор служил за границей – в Японии, Индии, Китае и прочих странах, прежде чем его направили в 1937 году в Марсель. Отдел консульства, выдававший визы, вследствие огромного скопления посетителей, перебрался в Монтредон, пригород Марселя.

Официально Бингэм мог немногое, чтобы помочь желающим выехать – существовали квоты и дополнительные ограничительные инструкции Государственного департамента, которым он обязан был следовать. Неофициально же Бингэм мог существенно облегчить страдания обездоленных людей. Например, написать письмо в лагерь для интернированных, сообщая властям о получении американской визы на узника. Этого временами хватало, чтобы вызволить человека оттуда; или выдать документы, на основании которых разрешалось легально передвигаться по городу и южной Франции. В некоторых случаях достаточно было просто закрыть глаза, когда посетители клали на стол документы сомнительного происхождения.

До вступления США в войну авторитет американского консульства у французских властей был достаточно высок и уважаем. Стоило Бингэму появиться в префектуре полиции или позвонить туда, и к задержанному относились снисходительно, а иногда и освобождали. Бингэм оказал Фраю неоценимую услугу, познакомив его с капитаном местной полиции Дюбуа. Дюбуа хоть и не был голлистом, но симпатизировал англичанам и американцам.

И самое главное – Бингэм в оговоренных рамках, мог выдавать временные и экстренные визы.

Готовность вице-консула несколько вольно обращаться с правилами и помочь нуждающимся, была хорошо известна в эмигрантской среде. Случалось ему и укрывать кое-кого из них на своей вилле и даже посещать вне Марселя. «[С одной стороны] у него золотое сердце. Он делает все что может, чтобы помочь нам, с другой – крайне нервничает, хотя я думаю, симпатизирует нашему делу» – прокомментировал Франк Бон, с которым Фрай поделился своими впечатлениями от посещения консульства.

Франк, появившийся на несколько недель раньше, находился здесь по просьбе Американской ассоциации труда. Его направили для оказания помощи ведущим деятелям европейского рабочего движения, как только Государственный департамент согласился выдавать им визы.

Бон работал в том же отеле, где и жил – в Сплендид. Там он снимал маленькую комнату. Бон представил приезжего своим добровольным помощникам – Бедриху Гейне и Эрике Бирман. Бедрих служил связующим звеном между своими бывшими соотечественниками, попавшими в беду, и Боном. Но главной заботой Бедриха было благополучие своих шефов – Брейтшейда и Гильфердинга, высокопоставленных немецких политических деятелей, находящихся под домашним арестом в Арле. Эрика (дочь бывшего Рейхсканцлера Германии Германа Мюллера) к тому же выполняла обязанности секретаря Брейтшейда,

Франк ознакомил Вариана с ситуацией примерно такими словами: «Французское правительство выездных виз не выдает, даже трудно без специального документа приехать в Марсель, чтобы получить американскую визу. Но полиция пока не обращает внимания, а гестаповских сыщиков немного. Если есть какая-нибудь заморская виза на въезд, то удается пересечь испанскую и португальскую границы пешком. Заграничных виз нет, многие из стремящихся уехать находятся в лагерях интернирования; известные лидеры боятся переходить границу из-за опасности быть опознанными».

Оба американца решили обмениваться информацией, но для удобства разделили список, который Фрай привез с собой – Бон забрал себе деятелей рабочего и социалистического движения, а Фрай – творческих работников: художников, писателей, музыкантов, философов.

Вариан понял. Доктор Бон работает открыто, якобы помогая желающим оформлять визы и снабжая их деньгами. На самом же деле, он замышлял планы секретной переправки людей пешком через Пиренеи или морским путем на тайно зафрахтованных суденышках.

Бон помог Фраю переехать в Сплендид и по своему примеру открыть нечто вроде штаб-квартиры. От первоначального замысла разъезжать на велосипеде в поисках «своих» клиентов Фрай отказался. Он просто решил принимать их в отеле, рассчитывая, что слух о нем разнесется и те, кто скрываются, явятся сами.

В первые дни Вариан старался придерживаться выданного ему списка. Герта Паули, бывшая австрийская подданная, заметила, как при встрече с ней в офисе он, воспользовавшись полученными от нее сведениями, проверял местонахождение «списочников» и вычеркивал выбывших. Появившиеся вакансии использовались для других. Но в дальнейшем Фрай взял за правило помогать всякому, обратившемуся за помощью, независимо от наличия его фамилии в списке, что в дальнейшем привело к конфронтации как с его руководством в Нью-Йорке, так и с властями Соединенных Штатов.

Вскоре весть об американце-ангеле действительно распространилась повсюду, и люди буквально повалили к нему толпами в номер (своего офиса ведь еще не было); и не только те, кто значились в привезенном списке. Количество посетителей все время росло. Выстаивание длинной очереди в консульство проблемы не решало. А тут появился симпатичный человек, говоривший немного по-немецки и по-французски, никому в просьбе вроде бы не отказывающий, всегда готовый помочь.

Люди ломились без предупреждения и непосредственно к нему – ни с кем иным иметь дело не хотели. Звонили с 7 утра и до полуночи, ловили в холле и лифте.

Кто-то из предприимчивых жуликов даже продавал адрес и фамилию спасителя за 50 франков.

У многих посетителей был отчаянный вид: ведь они бежали из лагерей, из оккупированной зоны, чтобы добраться до Марселя, и отсюда любой ценой покинуть Францию, опасаясь насильственной депортации в Германию.

Фрай сразу попал в водоворот дел. И начал он с подбора помощников.

Первым стал встретивший его на вокзале молодой антифашист Альберт Гиршман, родом из Германии, участвовавший в испанской войне и ставший французским солдатом. После перемирия все члены его интернациональной бригады, несомненно, попали бы в плен. Но командир, понимая ситуацию, вызвал к себе в штаб немцев, австрийцев и итальянцев и в качестве мести «проклятым бошам» предложил своим бывшим подчиненным стать «французами». Всем предлагалось выбрать себе имена и на эти имена им выпишут удостоверения. Альберт выбрал имя французского поэта-романиста Альберта Херманта и решил «родиться» в Филадельфии от французских родителей. С появлением германской армии Хермант закопал свои настоящие документы и двинулся в неоккупированную зону на велосипеде. Предприимчивый юноша каким-то образом сумел набить свои карманы разного рода фальшивыми удостоверениями и членскими билетами различных организаций. Такой набор документов вкупе с почти безупречным французским (за плечами Сорбонский университет) предохранял «американского француза» от всяких задержаний. Виза в Америку на него пришла – Калифорнийский университет предложил ему стипендию, осталось только дооформить некоторые документы. Альберт поработал у Фрая чуть больше 2-х месяцев. Но это был период становления и изобретательность Гиршмана-Херманта, отвага и знание местных реалий оказались неоценимыми, едва ли не решающими в успехе начатого мероприятия.

За озорные глаза Вариан называл его «Бимиш»[10]10
  Beamish (англ.) – сияющий.


[Закрыть]. Толковый парень, он оказался опытным подпольщиком и специалистом по улаживанию всякого рода «скользких» вопросов. В его обязанности входила добыча паспортов, удостоверений личности, а также финансовое обеспечение организации.

Следом за Бимишем Фрай привлек к работе «Франци» – Франца фон Гильдебранда, австрийского католика, одно время сражавшегося на стороне хеймвера – националистического Союза защиты родины. Но затем Франц и его отец, Дитрих фон Гильдебранд, открыто выступили против Гитлера и бежали в Швейцарию. В Вене отца приговорили к смерти in absentia за издание антинацистской газеты. Оба хорошо знали антифашистскую среду в Австрии и к ним всегда можно было обратиться за советом и информацией о просителях. Ныне Франци с родителями и женой ожидали виз для въезда в США.

В течение нескольких недель троица работала, не привлекая дополнительной помощи. Прием начинался в 8 часов утра и продолжался до вечера с перерывом на обед. Каждого посетителя тщательно интервьюировали. Обычно начинал Вариан и, если кандидат соответствовал требованиям, он поступал в распоряжение двух помощников, которые записывали подробную информацию. По окончании приемных часов устраивалось небольшое совещание с обсуждением кандидатур. Происходило оно в ванной комнате при полностью включенных кранах – была велика опасность подслушивания через встроенный микрофон, или из соседнего номера.

В наступившей темноте все отправлялись в ближайшее отделение полиции – для отправки телеграмм (с данными кандидатов) требовалось разрешение местных властей. Получив таковое (никто из жандармов не понимал по-английски, проверяли только личность отправителя), заходили на почту, всовывали текст в узкое окошечко, толком не видя телеграфиста. Тот подсчитывал количество слов, общую стоимость, и длительный рабочий день заканчивался. «Изматывающая работа – констатировал Фрай. – Я никогда в жизни не работал так тяжело. <…>. Каждый день – ужасные сцены, но странно: я люблю свою работу. Удовлетворение от того, что помог хотя бы нескольким, компенсирует боль от невозможности помочь другим».

Фрай быстро, как только мог, помогал оформлять транзитные визы через Испанию-Португалию и нужную документацию. Телеграммы и письма потоком шли в Чрезвычайный Комитет Спасения. А уже Комитет в зависимости от характера запроса связывался с Государственным департаментом, общественными организациями, отдельными людьми. Комитет занимался и посильным финансовым обеспечением.

В первые недели пребывания удалось отправить многих беженцев, чьи документы были почти готовы.

Без особых осложнений окончилось и первое столкновение с местными властями. Звонок из холла гостиницы во время завтрака оказался неожиданным. Фрай спрятал карту перехода испанской границы за зеркало, уничтожил несколько бумаг. Полицейский инспектор поинтересовался его работой и сообщил, что до полиции дошли некоторые слухи о возможных нарушениях в деятельности американского посланника.

Инспектор проверил документы, рекомендательные письма, посоветовал быть поосторожнее, пожал руку и отбыл. Вариан сообразил: ведь он с точки зрения властей – никто, формально никоим образом не легализовался; следовало бы представиться в органах власти, и сообщить о цели своего появления в Марселе. Фрай с Боном незамедлительно отправились в главную префектуру полиции. Поход закончился беседой и предостережением о необходимости соблюдать законы, на что Фрай согласно кивал головой.

Хотя посещение префектуры не принесло неприятностей или чего-то неожиданного, Фрай призадумался. Очевидно, вишистские власти будут внимательно следить за его работой. А уж тут даже при беспристрастном рассмотрении было чего опасаться: ведь они открыто выполняли не совсем легальную работу. Ему в голову пришла удачная идея: создать и официально зарегистрировать свою группу, как некий благотворительный центр по подобию уже существующих. Фрай установил контакт с молодым французским юристом Гастоном Деффером и попросил его оформить все документы для регистрации Американского Е(ентра по оказанию помощи нуждающимся гражданам – Centre Americain de Secours[11]11
  Здесь и далее в тексте используется выражение Центр.


[Закрыть]. Деффер выполнил просьбу и на долгие месяцы оставался консультантом во всех стычках сотрудников Е[ентра с властями

Нашлось и подходящее помещение. Знакомый еврей, предвидя свою судьбу, сворачивал бизнес – мелкую кожгалантерею. Когда ему объяснили цели и задачи организации, он бесплатно предоставил освободившееся помещение на втором этаже старого здания на улице Гриньян – три небольшие комнаты. Теперь Фрай под видом обычной помощи (финансовой, продуктовой и т. п.) наравне с другими подобными организациями, мог более спокойно решать серьезнейшие проблемы своих политических протеже. Официальное открытие офиса привлекло толпы народа, заполонивших холл, коридоры и комнату ожидания. Пришлось нанять сотрудника, чтобы следил за порядком. Им оказался молодой американец Чарльз Фосетт, которого все звали на французский манер – Шарли. Он изучал во Франции искусство, хотя все его искусство заключалось в рисовании красивых женщин, в основном обнаженных. Искатель приключений, Фосетт некоторое время прослужил в польской армии, потом бежал в Париж. Когда французы отказались зачислить его на военную службу, он нанялся волонтером в Американскую добровольную организацию скорой помощи. В Париже Чарльз снимал комнату вместе с другим американцем, Биллом Голландом. Оба приятеля осуществили дерзкую операцию по спасению группы пленных британских солдат, находящихся под арестом французской охранки в госпитале. Переодевшись в форму санитаров германской скорой помощи, Фосетт и его друг, отдававший команды по-немецки (мать Голланда была германской аристократкой), ворвались в госпиталь в 4 часа утра и приказали медперсоналу вывести во двор всех ходячих больных. Растерявшийся персонал беспрекословно подчинился приказу «немцев». Погрузив всех (около 25 человек) в машину скорой помощи и отъехав на приличное расстояние, Фосетт объявил перепуганным солдатам: «Господа, считайте себя освобожденными».

Крупный, одетый в униформу (хоть и санитара), вполне подходящую для возложенной на него функции, Чарльз ловко управлялся с толпой посетителей, хотя говорил только по-английски. Добрый по натуре, оптимист, пользовавшийся успехом у женщин, он стал самым популярным среди сотрудников[12]12
  По своей собственной инициативе Фосетт вступал в брак шесть раз, чтобы вызволить женщин из лагерей для интернированных, и давал согласие на их выезд из Франции. Одно время в Лиссабоне оказалось сразу две сеньоры Фосетт…


[Закрыть]. Уже в преклонном возрасте в интервью Пьеру Соважу для документального фильма о Центре он сказал: «Я считал нас посланцами из земли Обетованной. Увидев, что они творили с евреями, нельзя было не быть на их стороне. Знаете, в школе нас учили, что сильный должен защищать слабого… И Америка в те дни была сильной».

В связи с увеличением объема бумажной работы Фрай попросил помощи у организации YMCA. Доктор Лоури прислал Лену Фишман, молодую еврейку, родом то ли из России, то ли из Польши. Лена уже работала в Париже, в организации, помогавшей беженцам и эмигрантам. Она знала 6 языков, отлично печатала. С приходом немцев бежала на юг и даже перебралась в Испанию, но в отсутствие нужных документов ее повернули назад.

Обнаружив на дороге брошенный автомобиль, бесполезный из-за отсутствия бензина, находчивая, неунывающая Лена нашла картонную коробку с эмблемой Красного Креста, вырезала эмблему и поместила на ветровое стекло. Став таким образом «официальным» сотрудником этой организации, она, где могла, требовала дополнительную норму бензина и добралась до Марселя.

Всегда в хорошем настроении, следящая за собой, Лена не отказывалась ни от какого поручения, отважно разговаривая даже с самыми «неудобными» собеседниками.

А ее успокоительная прибаутка: Il ne faut pas exagurer – Не стоит преувеличивать — служила незаменимым лекарством для многих нервных посетителей. Лена безотказно работала весь день и зачастую до глубокой ночи. Но утром, как ни в чем не бывало, появлялась вовремя на работу, спокойная и тщательно ухоженная. Утверждали, отдавая должное ее лингвистическим способностям, что она была единственным человеком, способным говорить на идиш на шести различных языках.

Другой помощник – Хайнц Эрнст Оппенгеймер (по прозвищу «Оппи»), инженер, – в ожидании переезда в США, взял на себя заботу о бухгалтерии, причем бесплатно, что было весьма кстати в условиях денежного дефицита. Жил он в Экс-ан-Провансе и каждый день приезжал в Марсель, задерживался допоздна, а иногда ночевал в отеле. Он разработал формы отчетности, умело вел расход денег, прикрывал нелегальные финансовые операции, занося денежные поступления и расходы в соответствующие графы таким образом, что полиция никак не смогла бы придраться.

Вскоре нашлась замена и Франци, который в ближайшем будущем отбывал в Америку. Хорошим, хотя и недолгим, приобретением оказалась 25-летняя Мириам Давенпорт. Мириам, получив стипендию Карнеги изучала в Париже искусство и прекрасно владела французским и немецким языками. А застряла она в Марселе, пытаясь выехать в Югославию к своему жениху.

Фрай поинтересовался, умеет ли она печатать на машинке и, получив утвердительный ответ, предложил стать своим секретарем. Девушка с удовольствием согласилась помогать, а ее понимание искусства и осведомленность в артистическом мире весьма пригодились. Нередко Мириам отсылала пришедшего посетителя, утверждавшего, что он – художник, с карандашом в порт, просила сделать наброски и затем мгновенно определяла достоверность сказанного.

Мириам привела с собой юношу, Юстуса Розенберга по прозвищу «Гусей», родом из Данцига. Родители отправили сына на учебу во Францию, где его и застала война. В первые дни Гусей спал по ночам в офисе, исполняя роль сторожа, затем работал посыльным, не чурался любого задания.

С такой командой Фрай мог предпринять и более решительные и даже не совсем легальные шаги для оказания помощи нуждающимся.

Но для этого следовало более подробно изучить систему выезда, процедуру выдачи виз, возможности координации с другими благотворительными организациями, функционировавшими в Марселе.

«Списочники» и соискатели

Постепенно Фрай постигал тонкости оформления необходимых документов, как и общую ситуацию с беженцами в Марселе, их настроение и менталитет.

С сентября 1939 года в городе открыли офисы около двух с лишним десятков благотворительных организаций. Упомянем некоторые: SSAE (Социальная помощь эмигрантам), AFSC (Комитет помощи Американских Друзей– Квакеры), USC (Комитет помощи Унитарной церкви), YMCA (Христианская организация молодежи), и HICEM (Организация помощи еврейским эмигрантам). Считалось, что последняя будет играть ключевую роль и на ее долю выпадет около 30–35 тысяч дел. По сравнению с ней полторы тысячи дел определялись для AFSC и около 300 для Американского комитета. В реальности цифры оказались совсем иными.

В своих действиях лишь HICEM, да пожалуй, AFSC целиком руководствовались легальными методами и являлись как бы квазио-фициальными организациями, сотрудничавшими с правительством Виши.

В ноябре 1940 года в городке Ниме, недалеко от Марселя большинство благотворительных организаций объединили свои усилия и создали соответствующий комитет по координации действий. Основной задачей являлось облегчение условий пребывания заключенных в лагерях интернирования – снабжение продуктами питания, одеждой, улучшение условий быта. Особую заботу проявлял комитет о детях, чьи родители, находились в лагерях, и сиротах. Некоторых удалось вполне официально вывезти из Франции.

Руководство комитета в своей деятельности старалось держаться в стороне от политики и было вхоже в правительственные кабинеты Виши.

Суммируя, можно сказать, что усилия Нимовского комитета направлялись на облегчение условий содержания заключенных и только.

Перед Варианом стояла задача – спасти людей от преследования. Ему, свидетелю разгула фашизма в Берлине в 1935 году, не надо было объяснять неминуемую катастрофу еврейства. До Ванзейской конференции оставалось всего полтора года.

И пока предоставлялись возможности помочь, Вариан Фрай торопился. Как и следовало ожидать, уже к концу сентября – началу октября обстановка значительно ухудшилась.

Усложнилась ситуация на испанской границе. Для получения транзитной визы через эту страну требовались немалые формальности. В частности, испанскому консулу вменялось в обязанности согласовывать выдачу виз с Мадридом. Еще дальше пошло португальское правительство. Оно отозвало Аристида Мендеса, консула в Бордо, который, подключив к работе свою семью[13]13
  За отказ подчиниться приказам из Лиссабона Салазар объявил Аристида де Суза Мендеса умалишенным, уволил с дипломатической службы и запретил оказывать ему всяческую помощь.


[Закрыть], в течение нескольких недель июня-июля безостановочно выдавал португальские визы всем желающим, хотя для этого уже требовалось наличие оплаченного билета из страны – на самолет или пароход.

В довершение, французское правительство усилило контроль на границе и сократило до минимума выдачу выездных виз.

Чтобы выбраться из страны официально, требовалось собрать пакет документов.

Вот один из маршрутов, приведенный в книге [28] с перечнем необходимых справок и бумаг:

1. Разрешение на высадку в Шанхае

2. Национальный паспорт или какое-нибудь другое удостоверение личности на путешествие

3. Французская выездная виза

4. Разрешение на проезд от Министерства колоний

5. Транзитная виза для Индокитая

6. Личное дело в префектуре или Министерстве колоний

7. Письмо от префектуры или Министерства колоний, разрешающее пароходной компании предоставлять место эмигранту.

Похожий перечень требовался для въезда и в какую-нибудь другую страну.

Оформление бумаг на каждом из вышеперечисленных этапов требовало времени, терпения и финансовых средств. Пока готовились одни документы, срок других истекал. Документы терялись, фамилии, имена и прочие данные искажались (пойди, разберись, со всеми Вольфами)[14]14
  Известен случай, когда у одного соискателя визы в графе «место рождения» написали Kiev вместо Kiel. Пришлось переоформлять документы.


[Закрыть], визы оказывались просроченными и т. д. – несть числа подобным проблемам. Случаев, когда все складывалось идеально, практически не наблюдалось.

Добавим к этому желание эмигрантов запрашивать визы для своих родственников, друзей, секретарей, любовников. Биограф Энди Марино отмечает [25], что Фрай удивлялся европейскому понятию «моральной обязанности». Как должен был реагировать консул, когда эмигрант упрашивал визу и для своей секретарши, не говоря уже о друзьях? Марино приводит следующую дневниковую запись-рассуждение Фрая:

Возьмем, к примеру, случай известного французского литературного критика, который будучи рожденным во Франции, может без проблем получить иммиграционную визу, как только на него прибудет аффидевит. Но он не может оставить Францию без некоего господина Гольдштейна, который имел несчастье родиться в Турции. Турецкая квота закрыта лет, эдак, на 12 и полагаю, что господин Гольдштейн едва ли подходит под статус для специальной туристской визы. <…>.

Ах, любовь.

Фрай довольно быстро разобрался также в чувствах и настроении местного населения. Недовольные тем, что их втянули в войну (они винили за это англичан), французы, тем не менее, рассчитывали, что Британия, как и Соединенные Штаты, придут к ним на выручку. Поэтому иногда можно было рассчитывать на их помощь, будь то представители местных органов власти или служащие таможни. А что касается властей в Виши, то тут поначалу Фрай явно ошибался, воздав хвалу Петэну за организацию действий правительства в сложившихся обстоятельствах. Впрочем, он прозрел довольно скоро, столкнувшись с проводимой властями политикой в отношении беженцев.

Список протеже Комитета Чрезвычайного Спасения носил очевидные следы спешки. Похоже, его сотрудники мало представляли себе положение дел в Марселе. Как вершить дела по оформлению виз т. н. «списочникам», коли большинство не имело, к примеру, паспортов? С другой стороны, при проверке выяснилось, что некоторые уже выехали самостоятельно. Иные же с приходом немцев расстались с жизнью добровольно или попали в руки нацистов. Тут ничего поделать нельзя было.

Обращались за помощью люди, коих нет в списках. Отказать? Чем они хуже «списочников»? Однако возможности ограничены, финансовые средства тоже. Чтобы хоть как-то помочь таким несчастным, Фрай связывался с организациями Квакеров, Красного Креста, Еврейским комитетом помощи – талона на обед, одежды, иногда материальной помощи он мог добиться.

Особой заботы требовали лица, не имевшие американской визы. Фрай поначалу ухитрялся оформлять въездную визу в Китай, Сиам или даже Бельгийское Конго, лишь бы вытащить людей в безопасную зону.

Лица немецкого происхождения, но официально лишенные гражданства, считались врагами Германии. В свое время французское правительство выдало им простое удостоверение titre de voyage – проездное удостоверение, нечто вроде паспорта, но испанской стороной оно не признавалось. Людей с такими удостоверениями возвращали назад. Иногда удавалось уговорить американского консула выдавать апатридам affidavit in lieu of passport- свидетельство вместо паспорта, которое долгое время успешно срабатывало в посольствах иностранных государств. Вообще, Фрай замечал, что к любой бумаге, выданной американским консульством, европейские чиновники мелкого ранга относились с почтением. Он однажды заметил по этому поводу: «Я не был склонен корректировать их мнение».

А как же с программой экстренных виз? Централизация принятия решения – суть этой программы – привела к резкому увеличению бюрократической работы. Необходимо было представить: аффидевит о финансовой независимости просителя (т. е. финансовое бремя перекладывалось на плечи спонсора), аффидевит спонсора, подтверждающий «хорошее поведение» соискателя (т. е. политическую благонадежность), доказательство непричастности спонсора и соискателя к деятельности левых (анархистских, коммунистических и троцкистских) организаций.

Такое положение дел отражало доминирующее негативное отношение к эмигрантам, как в американском народе, так и в правительственных кругах: приезжавших считали не только врагами демократии, но и пятой колонной, призванной морально и физически ослабить Америку.

Даже на последнем этапе обращение к французским властям за разрешением на выезд было чревато крупными осложнениями. Причина – подробный допрос в префектуре и непременная консультация с представителями германской администрации. Для большинства просителей, особенно с поддельными документами, это могло привести к прямо противоположному эффекту – их могли интернировать или передать германской стороне.

Основным препятствием в работе Фрая являлась его обязанность действовать строго в рамках законности. Соединенные Штаты еще поддерживали торговые и иные связи, как с Германией, так и Францией и никоим образом не желали осложнения отношений ни с той, ни с другой стороной.

В такой обстановке Фраю предстояло разрубить гордиев узел всевозможных ограничений и препятствий, навязанных правительствами многих стран, бросивших под колеса нацистской машины судьбы сотен тысяч людей.

Тут-то и проявились лучшие черты характера и интеллекта Фрая – аналитический ум, напористость, изобретательность. А гуманистическими идеями он был пропитан с юности.

Бимиш спустя полвека вспоминал, какое большое удовольствие доставляло для него и остальных обсуждать характер своего начальника. В Вариане сочеталась удивительная смесь решимости и сметливости, почти формальная манера поведения и в то же время присутствие некоей игривости. Изысканность одежды (отличительный признак – темный костюм в полоску и галстук-бабочка) в сочетании с непроницаемым лицом, служили незаменимыми союзниками в его контактах с властями. Бимиш признался, что он и другие сотрудники-европейцы называли его за глаза «типичным американцем», простодушным и наивным. Но кажущиеся наивность и простота служили и самым мощным оружием Фрая. «Знай он наперед, с чем ему предстоит столкнуться – заключает Бимиш, – он, возможно, никогда не достиг бы таких результатов».

Постепенно Фрай изучил все возможные пути бегства из Франции. Наметился следующий план: раздобыть визу в любую страну, перебраться в Португалию, а там, в относительной безопасности, правдами и неправдами получить визы в Северную или Южную Америку, а то и в Китай. Китайская виза, естественно, содержала текст на китайском языке, и на ней выделялось число «100 франков». Знавшие китайский утверждали, что текст гласил: «Предъявителю сего ни при каких обстоятельствах не дозволяется вступать на китайскую землю». Сиамские визы португальцы тоже принимали, хотя никакие суда в Сиам не ходили.

Проблема с отсутствием паспортов решалась по-разному.

Вариану тайно, через посредника удалось встретиться с чехословацким консулом. Тот оказывал услуги своим соотечественникам, бежавшим ранее из Чехословакии. Но паспортов из Праги уже получить не представлялось возможным. Фрай и чехословацкий консул Владимир Вокоч заключили секретную сделку, согласно которой Фрай передал деньги Вокочу[15]15
  Правительство Виши в конечном счете арестовало Владимира Вокоча, предъявив ему обвинение в оказании помощи антинацистским активистам. Через два месяца заключения в тюрьме он освободился и бежал из Франции.


[Закрыть] и тот, пользуясь своим положением и правом, разместил во Франции(!) заказ на печатание паспортов. В первые месяцы дважды в неделю Фрай отправлялся в отель Терминус, где завтракал со своим доверенным лицом. Вокочу отправлялся конверт с фотографиями и необходимыми данными нуждающихся в паспортах, а взамен он получал готовые паспорта на лиц из предыдущего списка. Самое примечательное, что печатались они в Бордо, в оккупированной зоне, под носом у немцев.

Французские выездные визы выдавались в весьма ограниченном количестве и только просителям, «благожелательным» с точки зрения правительства Виши. Практически французская граница была закрыта. Обойти это препятствие можно было только прибегнув к нелегальному переходу запретной зоны. Первые посетители Фрая – молодые немецкие социалисты, имена которых сообщил Пол Хейген – собирались пешком перебираться на испанскую территорию, воспользовавшись приграничной картой с указанием мест безопасного перехода. Они оставили на память эту карту, и Фрай ею воспользовался впоследствии для тщательной разработки маршрута.