Текст книги "Секретная миссия в Марселе. Один год из жизни Вариана Фрая"

Через Пиренеи с Верфелем и Манном

Наличие помощников – платных и добровольных – позволило Фраю полностью сконцентрироваться на проблемах именитых беженцев, обычно капризных и требующих к себе большего внимания.

В один из первых дней по приезде Вариан встретился за ужином в ресторане с четой Верфель. Адресом его снабдила сестра Франца Верфеля еще в Лиссабоне. Ныне супруги скрывались под фамилией первого мужа Альмы, композитора Густава Малера. Так им казалось безопаснее. Растерянность не покидала их – американская виза на руках, а выездную, французскую, получить невозможно, поскольку Францу нельзя было «засветиться». Они не знали, что предпринять и умоляли, особенно нервничающий Верфель, помочь им.

Из беседы в тот вечер Фрай узнал удивительную историю.

В 1911 году Альма Малер, в девичестве Шиндлер, овдовела. Тридцатитрехлетняя красавица и светская дама, музыкально одаренная, образованная, заметалась в круговороте любовных приключений. Ее благосклонности и руки добивались многие видные представители творческой интеллигенции Германии и Австрии. Громкий резонанс в венских кругах вызвал ее роман с молодым художником и литератором Оскаром Кокошкой. Все же Альма предпочла более, как ей казалось, стабильный союз с архитектором Вальтером Гропиусом, известным впоследствии своими архитектурными инновациями, и создавшим школу строительства и художественного проектирования Баухаус. Альма заключила брак с Гропиусом во время отпуска, предоставленного жениху, служившему в то время на западном фронте Первой мировой войны.

Как писала позднее Альма, «мой брак с Вальтером Гропиусом был самым странным, какой только можно было вообразить. Как бы и не замужем, свободна – и, однако ж, связана». Тем не менее, связанность не помешала ей снова влюбиться – на этот раз в поэта-романтика Франца Верфеля, полноватого юношу, моложе ее на 11 лет, с чувственными губами и большими, прекрасными, голубыми глазами. Любовь вспыхнула мгновенно, вознеся Альму на вершину блаженства и бросив в пропасть любовного треугольника. Она даже родила сына от Франца Верфеля, причем Гропиус некоторое время оставался в неведении касательно истинного отцовства, полагая ребенка своим.

В конце концов, Альма оставила Гропиуса и, после нескольких лет совместной жизни с Францем, решилась выйти за него замуж. Верфель боготворил Альму, она служила ему Музой и подвигнула его, поэта, на стезю писателя-прозаика. На этом поприще он преуспел, создав до эмиграции такие крупные произведения как Верди, Сорок дней Муса-Дага (о сопротивлении армян во время турецкой резни), и опубликовав несколько поэтических сборников.

Верфель – один из зачинателей немецкого экспрессионизма. Его поэзия полна лиризма, чувственности, гуманизма, стремления к общечеловеческим ценностям, Стойкий антимилитарист и борец за свободомыслие, он с приходом Гитлера попал в списки нежелательных особ, подлежащих розыску.

Альма Малер-Верфель была по воспитанию и убеждению сторонницей сильной власти и националистически настроенной. Ее нелестные высказывания о евреях оттолкнули от нее многих интеллектуалов; многих, но не всех, и не Франца. Твердую руку и поддержку Альмы Верфель ощущал не только в домашних делах, но и в творчестве – бескомпромиссная жена постоянно подталкивала своего мужа к свершению писательских замыслов.

Как только Гитлер предъявил ультиматум австрийскому правительству, Альме стало ясно, что не сегодня-завтра свои, доморощенные нацисты захватят власть, даже не дождавшись появления германской армии. Оставив Франца в Италии, где супруги проводили отпуск, Альма примчалась в Вену и уладила все финансовые дела. Затем, попрощавшись с матерью и отчимом, в сопровождении дочери Анны отправилась к мужу поездом через Прагу. На границе, вспоминала она, проверяли документы о крещении, всех евреев поворачивали обратно. Из Праги через Будапешт, Загреб, Триест она воссоединилась с Верфелем. Далее их путь лежал через Цюрих в Париж, куда удалось добраться с трудом, не без помощи адвокатов.

В Париже в то время собралось большое количество эмигрантов, столь хорошо знакомых Альме по Вене и на какое-то время супруги могли перевести дух и успокоиться. Переехав в Санари-сюр-Мер, Альма могла навещать свою дочь в Англии, Верфель – отца, которому удалось в последнюю минуту вырваться из Чехословакии.

С поражением Франции краткий мирный период французской жизни кончился. Пришла пора перебираться на другой континент и процедуру отъезда следовало начинать в Бордо, куда переехало правительство Петэна. Добравшись до Бордо, они никого не застали. Власть уже расположилась в Виши, а иностранные консульства – частично в Виши, частично в Марселе. Альма с Францем метались из города в город, пока, наконец, не добрались до Марселя. Приходилось спать в ужасных условиях, и если Альма стоически (по ее уверениям) переносила тяготы ужасного путешествия, то Франц время от времени впадал в истерику – и от ощущения безысходности, и из-за боязни быть обнаруженным. Верфель принес откуда-то слух, что в списке немцев, находящихся во Франции и подлежащих выдаче нацистам, его фамилия стоит первой.

Наконец, пришла телеграмма из Америки, с сообщением, что на их имя выписана виза. Имея ее, да чешский паспорт на руках, они получили и транзитные визы через Испанию и Португалию. Известность Верфеля помогла избежать длительного стояния в очередях. Осталось пересечь французскую границу, но именно тут-то дело застопорилось, и без помощи Фрая устранить это препятствие самостоятельно они не могли.

А у директора Центра в то время дожидались содействия другие именитые писатели – Генрих Манн и Лион Фейхтвангер.

Война застала Генриха Манна, известнейшего автора многочисленных романов, в Ницце. Свое высшее признание в Германии писатель получил в 1931 году, когда по просьбе прусского правительства занял пост президента секции поэтики в Академии искусств. Но уже спустя два года, с приходом Гитлера к власти, эмигрировал. Сначала жил в Чехословакии, а потом во Франции. Находясь в эмиграции, Манн не только плодотворно работал (дилогия о Генрихе IV), но и возглавлял комитет германского Народного фронта. Он также участвовал в майской, 1939 года, Международной конференции в защиту мира, демократии и прав человека. Именно к нему стали обращаться многие интернированные немецкие писатели с просьбой помочь выбраться из лагерей. Самого Манна не интернировали из-за солидного возраста (ему было за 65). Манн решительно вмешался, написав литературному критику, и политическому деятелю, члену Французской Академии Луи Жилле письмо с просьбой способствовать освобождению писателей-антифашистов. Письмо Жилле передал Министру внутренних дел и многих заключенных освободили.

Сам Генрих Манн полагал, что «немецкий народ быстро избавится от тирана». Эти слова он произнес 9 сентября 1939 года, давая интервью журналисту, присутствовавшему на регистрации брака Манна с Эмми Крёгер[21]21
  Дозамужние имя и фамилия Нелли Манн.


[Закрыть]. Примерно с год Манн наслаждался полным покоем, пока, после вторжения немцев, владелец квартиры, некто месье Мейер, не попросил своих жильцов освободить квартиру. Отныне она будет сдаваться только французам и их союзникам, а не чехословакам[22]22
  У Манна был чехословацкий паспорт.


[Закрыть]. Манны перебрались в отель, где получили письмо от Голо, сына Томаса Манна. Голо, тоже имевший чехословацкий паспорт, был интернирован. Манн написал чехословацкому консулу в Марселе, тот – префекту и дядя с племянником соединились.

Видимо, эти события и положили конец сомнениям Генриха Манна относительно эмиграции. С въездными и транзитными визами проблем не возникло – оставалось ждать (вместе с Фейхтвангером и Верфелем) переброски в Испанию. Имя Манна постоянно фигурирует в записях Фейхтвангера. Вот одно из них от 4-го сентября: «Генрих Манн. Его жена закатывает мне сцену, потому что мы еще здесь. Атмосфера раздражения и эмоций».

Вначале Фрай собирался отправить всю именитую компанию совместно с протеже Бона. Но в первые дни сентября Бон, вконец разочарованный, сообщил о срыве своего замысла. Зафрахтованный им корабль для тайной отправки сформированной группы уже загружался провизией на 30 человек, когда итальянские солдаты обнаружили затею, конфисковали все продукты и поставили охранника на корабль. Известие расстроило планы Фрая, расстроило его самого, но и не удивило: «Половина беженцев Марселя знало об этом за несколько дней до того, как спохватилась итальянская комиссия по перемирию». Беспечность Бона обошлась дорого.

Дело могло обернуться неприятностями, как для самого Бона, так и для Фрая. Впервые у него промелькнула мысль об аресте и прекращении своей миссии, хотя он напрямую и не был замешан в афере с кораблем. Окончание этой истории в деталях неизвестно, но Бон струсил и через некоторое время покинул Францию.

Фраю надлежало искать другие пути и единственным разумным выходом в таком положении казалось использование пешеходного маршрута через Пиренеи. Морем не удалось, попробуем сушей – не сдавался отважный посланник. Путешествие по суше включало на тот момент прохождение через таможню, для чего следовало заручиться помощью хотя бы одного из ее служащих. Подготовка поэтому затянулась. Такая отсрочка вызвала у Альмы явное недовольство. Она и не ведала, сколько таких же страждущих искателей свободы требовало к себе внимания Вариана. Да это ее и не интересовало, особ ранга ее мужа и ее было немного – разве что Манн и Фейхтвангер.

Как позднее выразился Фрай, он решил «положить все яйца в одну корзину» – риск того стоил. Он уговорил Маннов – Генриха и его жену Нелли – присоединиться к Альме и Францу Верфелям. Генрих попросил только взять с собой и племянника, Голо Манна. С ними собирался и Фейхтвангер.

Накануне распространились слухи, что испанское правительство распорядилось закрыть въезд апатридам. К таковым относился только Фейхтвангер с супругой, ибо остальные заблаговременно запаслись чешскими паспортами. Фрай вынужден был отложить поход Фейхтвангера до выяснения истинной ситуации на границе с Испанией. Не похоже, чтобы Фрая беспокоило отсутствие выездных виз – в то время, время беспорядка и бесконтрольности, взятка решала многие проблемы.

Повременив с Фейхтвангером, Вариан решил не откладывать путешествие, тем более, что Франц Верфель проявлял крайнее нетерпение. Он нервничал и даже настаивал одно время на использовании «мобилизационного удостоверения», которое выдавали солдатам французской армии – выходцам из Северной Африки. Смехотворная идея – толстенький, неповоротливый Франц Верфель и французский солдат! Тут же попался бы. Его еле отговорили от этой затеи. Обещание провести через французскую границу без визы сделало свое дело – Верфель согласился идти со всеми. Немаловажным фактором в решимости всей компании предпринять риск послужило согласие самого Фрая сопровождать их до Лиссабона.

У Вариана имелись свои соображения отправиться в рискованное путешествие. Во-первых, он хотел попросить себе замену и вернуться в Штаты. С того самого первого момента, когда его заставили ждать в приемной американского консула, у него складывались нелегкие отношения с Государственным департаментом. Он был недоволен медленной реакцией на свои запросы, бюрократической задержкой с выдачей виз, ограничениями его деятельности, проистекавшими от руководства Комитета. Где же все это удобно изложить начистоту и без намеков как не в Португалии, в спокойной обстановке и без цензуры? Другое соображение – желание узнать, что случилось с теми беженцами, которых испанские власти упрятали в тюрьму. Что послужило причиной? Были ли тут промахи его команды? И если да, то как избежать подобных осечек в будущем.

Фрай назначил отбытие на 12 сентября, поручив руководство самим переходом Боллу. Все собрались утром на вокзале и в 5:30, точно по расписанию поезд отправился в Сербер. Вариана охватило неведомое ему до сих пор беспокойство – в его чемодане за двойным дном хранились секретные документы для британского посольства. Разумеется, никто из сопровождающей компании об этом и не подозревал.

Дорога заняла около двенадцати часов. В Сербере вся группа планировала пройти через таможню, выйти в город и поездом добраться до испанского городка Порт-Бу. Выйдя из вагона в здание таможни, путешественники с ужасом обнаружили у дверей полицейских, проверяющих документы. Такой процедуры прежде не наблюдалось. У Фрая внутри все похолодело – лишь у него все было в порядке. Все со страхом и надеждой посмотрели на Болла. Тот невозмутимо собрал паспорта и исчез в кабинете у комиссара полиции.

Вернулся Болл ни с чем. Выяснилось, увы, все не так просто. Комиссар был вежлив, но наотрез отказался их пропускать без французской визы, ссылаясь на присутствие некоего другого, только что прибывшего официального лица. Успокоив встревоженную публику, Болл пообещал повторить попытку. Расстроенная компания вернулась в отель. Но и на следующее утро произошла та же история. Более того, таможенник дал понять, что в ближайшие дни могут последовать серьезные перемены. Лучше всего, посоветовал он сам, избежать таможни, перевалив пешком через гору. И даже показал, где. Видимо, Болл был не первый, кому сочувствующий офицер оказывал подобного рода услуги.

По дороге в отель Фрай обсудил ситуацию с группой. И на вопрос «что делать», ответил: «Я посоветовал бы вам перейти гору, и лучше всего это сделать сегодня, если вы в состоянии. Мы не знаем, что случится завтра или послезавтра». Сразу согласились не все. Верфель и Нелли Манн колебались. Франц посмотрел вверх и вздохнул. Он и в Марселе-то ездил на такси, а тут… И Нелли Манн спохватилась: «Ведь сегодня нехороший день – пятница, 13». Верфель ее поддержал. Альма пресекла его колебания немедленно. Нелли заподозрила во Фрае шпиона, что и высказала Генриху по-немецки, не сообразив, что их ангел и единственная надежда прекрасно понимает их язык. “ Verzei-hung Frau Mann aber vielleicht wissen Sie nicht dass ich Deusch verstehe”[23]23
  Извините, госпожа Манн, Вы, возможно, не знаете, что и я понимаю по-немецки.


[Закрыть] — ответствовал Вариан и щеки фрау Манн залились краской.

Все возражения в итоге отпали.

Итак, решено. Фрай отправлялся поездом, перевозя эмигрантский багаж (к его ужасу, багаж только Верфелей включал двенадцать чемоданов!), а его подопечные перевалят через гору. Встречу назначили в Испании, на выходе из таможни. У Маннов Фрай отобрал их чешские паспорта, поскольку все американские бумаги были оформлены на имя Herr und Frau Heinrich Ludwig. Выбросили все бумажки с именем Маннов, даже стерли инициалы Н.М. [Г. М.] на шапке.

На первом этапе Вариан повел их через деревенское кладбище; по дороге купил дюжину пачек сигарет и вручил каждому – на тот случай, если возникнут неприятности с полицией.

Некоторое время он, как заботливый отец, наблюдал за «путешественниками» во главе с Боллом, пробиравшимися полем к подножью горы и затем отправился на станцию. Там он поинтересовался, верен ли слух, что Испания не пускает апатридов. Пограничник в ответ пожал в недоумении плечами: ни о чем подобном он не слыхивал. Что поделаешь, налицо промах, можно было взять с собой Фейхтвангера.

Поездка Фрая в Порт Бу не принесла никаких осложнений, хотя к пассажиру, везущему 17 чемоданов (добавились еще пять от Маннов), больше половины которых содержала дамские вещи, вполне могли бы придраться, но инспектор багажа не проявил ни малейшего интереса.

Воспоминания Альмы Малер-Верфель о путешествии через горы содержат довольно красочное описание. Альма не отличалась точностью деталей, но общее впечатление передала ярко.

Местность, по которой мы карабкались вверх, гладкая, но с обрывами. Горные козлы едва могли удерживаться на скользкой, как стекло, обжигающей сланцевой поверхности. Если вы заскользили вниз, то кроме листьев чертополоха, зацепиться не за что было. <…> Мы стояли одни на вершине горы. Внизу, вдалеке, на фоне белесой скалы виднелся белый домик – испанская пограничная застава, куда нам предстояло заявиться.

Еще два часа трудного спуска вниз и мы постучали в дверь, которую открыл каталанский солдат с безжизненным лицом, говоривший только по-испански. Его понимание [французского языка] несколько улучшилось, когда мы напихали ему в карманы сигарет. <…>. Я, в старых сандалиях, тащила за собой сумку с остатками денег, драгоценностей и партитурой 3-ей симфонии Брукнера. Мы были ужасно изнурены, и выглядели наверняка не такими красочными как контрабандисты в опере Кармен.

Вскоре пришли Манны. Нелли полдороги тащила своего старого мужа, чулки на ней висели клочьями, ноги кровоточили.

Несмотря на все страхи, прохождение пограничного пункта прошло спокойно. Один комичный момент даже развеселил беглецов. Офицер долго вглядывался в документ Голо Манна, в котором указывалось, что он едет повидаться с отцом в Принстоне. «Не сын ли вы Томаса Манна – поинтересовался охранник. «Да – ответил Голо – вас это не устраивает?» «Напротив – ответил охранник – Мне доставляет честь познакомиться с сыном великого человека». Что чувствовал при этом Генрих Манн, неизвестно.

Фрай привез багаж в Порт Бу, устроился в отеле и пошел разыскивать своих протеже. Никаких признаков их присутствия не наблюдалось. После нескольких беспокойных расспросов он нашел всю компанию, выходящей в этот момент из банка на железнодорожной станции. «Мы обнялись, – вспоминал Вариан – будто старые друзья встретились случайно после долголетней разлуки, в незнакомом городе, где никто и не собирался быть».

Радостно возбужденные от встречи и успешного исхода из Франции все разболтались в кафе, называя друг друга по именам. И получили замечание от находившегося в том же кафе британского консула, знакомого с Фраем: «Будь я на вашем месте, то вел бы себя поосторожнее. Вы знаете, кто тот тип в униформе?». Оказалось, рядом с ними сидел не кто иной, как руководитель испанской секретной службы провинции.

Авиалинии работали с перегрузкой, но удалось достать четыре билета на самолет в Лиссабон для Верфеля, Манна и их жен. Голо задержался в Мадриде, посетил музей Прадо, и отправился поездом.

13 октября 1940 греческий корабль Неа Эллас пересек Атлантический океан и пришвартовался в порту Хобокен, в Соединенных Штатах Америки. На пирсе собралась толпа встречающих, корреспонденты. На вопрос корреспондента Нью Геральд Трибюн о деталях их спасения Франц Верфель некоторое время молчал, затем пожал плечами: «Я не могу говорить. Большинство из нас все еще во Франции. Мои друзья все еще в концлагерях».

Доставив группу, Фрай занялся своими делами. В испанской полиции он попробовал выяснить судьбу заключенных в тюрьму беженцев, но безрезультатно. Пришлось прибегнуть к помощи американского консульства в Барселоне. Оказалось, что задержанные при переходе границы миновали испанский контрольно-пропускной пункт, не заходя внутрь, и потому не получили разрешение на передвижение по стране. Никаких претензий политического характера к ним не предъявляли. Вариан связался с адвокатами и те уверили его, что задержанных удастся освободить.

Короткие беседы с добравшимися до Лиссабона беженцами выявили довольно неопределенную картину. Кто-то спокойно переехал испано-португальскую границу на поезде, а кого-то задержали. Одни преодолевали кордон пешком, не имея никаких документов. Другие подвергались обыскам, личному досмотру. Некоторые спаслись тем, что дали взятку и т. п. У Фрая сложилось впечатление, что пеший переход границы – вполне приемлемый способ при наличии некоторых документов. Но для тех, у кого их не было, или за ними охотились гестаповцы, следовало использовать другой вариант.

Идею подал Эмилио Луссу, итальянский политический деятель, живший с женой в пригороде Марселя под вымышленным именем. Социалист и антифашист по убеждению, Луссу бежал от преследований режима Муссолини во Францию, а теперь помогал итальянским антифашистам перебраться на свободу. В отличие от Фрая его действия были полностью нелегальными. Вариан довольно тесно сблизился с ним – та же целеустремленность, та же самоотверженность, общие цели. Напомнив о неудаче Бона зафрахтовать корабль непосредственно в порту, Эмилио предложил связаться с британцами и уговорить их отправить на Лазурный берег испанский или португальский корабль. Тогда легко избежать внимания любой из иностранных разведок, наблюдающих за портом. Заинтересовать британцев можно было только одним – обещанием переправить вместе с политическими беженцами и британских солдат. Луссу купил карту побережья, изучил его, нанес расположение морских мин, обозначил предлагаемые места для швартовки корабля (само собой, не в Марселе), и разработал шифровку для сообщений. Все эти материалы Вариан зашил за подкладку чемодана – законченный шпион по всем меркам. В Мадриде он посетил британское посольство, показал привезенные материалы и – камень с души! – оставил их в посольстве. Миссию свою Фрай выполнил только частично – получил обещание рассмотреть возможность присылки рыболовецкого траулера и 10 тысяч долларов за помощь в переправке англичан через Пиренеи. Деньги он попросил отправить в ЧКС – не везти же такую сумму через французскую таможню! Обещание поставить траулер так и осталось обещанием, но солдат проводники Центра, доставляли за испанский кордон без проблем. Фрай даже напомнил Эйлин: «Передай Урсуле, что мы можем позаботиться о ее детях. Если получим деньги – скажем, 50 тысяч». Урсула – кодовое название Англии.

Особенно важной оказалась встреча с доктором Чарльзом Джоем, Европейским директором Унитарной церкви. Сотрудники миссии прилагали огромные усилия по оказанию гуманитарной помощи беженцам, оказавшимся в Лиссабоне. У Вариана сложились прекрасные, даже дружеские отношения с Джоем, несмотря на более чем двадцатилетнюю разницу в возрасте – то ли потому, что оба приехали из Бостона, то ли потому что оба кончали Гарвардский университет. Каждый раз, когда требовалась помощь – моральная, материальная (для беженцев, разумеется), юридическая – он обращался в Унитарный центр в Лиссабоне. Более того, позднее Джой по просьбе Фрая выяснял судьбу эмигрантов, оказавшихся в Испании или Португалии, нанимал адвокатов, чтобы вытащить задержанных из тюрьмы. Почти каждое личное дело в архиве содержит переписку с доктором Джоем – пересылка денег, просьба приобрести билеты, укрыть того или иного человека, напоить, накормить – все выполнялось по мере возможностей. Если Вариан играл роль «отправляющей» стороны, то Джой – «встречающей». Унитарная церковь получала деньги для оказания помощи приезжающим из средств собственной Церкви, Комитета Чрезвычайного Спасения, фонда Евангелистских церквей Америки, еврейских организаций, хотя и всего этого частенько не хватало.

В одном из писем Чарльз Джой, обращаясь к Фраю, начинает ответ словами: «Дорогой Вариан, к чему все эти формальности? Дорогой доктор Джой и Дорогой Сэр?».

И пока Фрай курсировал между Лиссабоном и Мадридом, в его отсутствие Лена Фишман, получив условный знак, осуществила ранее задуманный план отправки Фейхтвангеров в компании представителей Унитарной церкви.