Текст книги "Ничейная земля – 1. Возвращение в Яму"
![](/books_files/covers/thumbs_150/nicheynaya-zemlya-1-vozvraschenie-vyamu-135974.jpg)
Автор книги: Илья Бушмин
Жанр: Современные детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
8
– Говорят, что самое трудное – это потерять родителей. Чепуха. Я своих потерял много лет назад. Это естественный процесс. Самое трудное, что только может быть в этом мире – потерять своего ребенка.
Марфин стоял у окна и тусклым, безжизненным взглядом смотрел с высоты третьего этажа в никуда. За окном простирался огороженный с обеих сторон квартала – сюда могли заезжать только автомобили администрации – участок улицы Советской. Главной улицы города, его, Марфина, стараниями ставшей четыре года назад пешеходной. Исторический центр города с 400-летней историей. В подтверждение богатого прошлого напротив мэрии тянулись особняки из красного кирпича с резными балкончиками и балюстрадами, отстроенные еще в XIX веке. Сейчас там располагались управления горадминистрации – от жилищной политики до социальной защиты населения – которым не нашлось места в основном здании.
Марфин не видел ничего этого.
– Потерять того, кого ты вырастил. Кому ты всю его жизнь дарил свою любовь за то, что он просто есть. За кем наблюдал каждый день, глядя, как это создание, которое когда-то могло удержаться на твоей ладони, если расставить пальцы пошире, расцветает. Умнеет, начинает понимать мир, мечтает, стремится… – Марфин стиснул зубы, чтобы не выдать рвущийся из груди стон. – Ее мать умерла от рака десять лет назад. Наташе было всего восемь лет. Она только в школу пошла… Мы пережили это вместе. Бок о бок. И мы, наверное, справились. Не мне судить.
Марфин заметил фургон с символикой городского телеканала, который прошмыгнул слева, на перекрестке Советской с Пушкинской, явно съезжая к обочине.
Началось.
– Моя дочь была для меня всем, – сказал он. – Те 18 лет, что мы с ней были вместе, я учил ее жить. А она учила меня любить. Пыталась, но, наверное, так и не научила. Я постоянно рвался делать дела. А ведь жизнь так коротка, твою мать. Как она коротка, господи… И однажды, когда ты отрываешь глаза от бесконечного потока документов, которые нужно читать и подписывать, от монитора компьютера или от своего чертового мобильника, кого-то самого важного, к присутствию которого ты так привык, может просто не оказаться рядом. Вот о чем я жалею, Роман Алексеевич. Я не проводил с дочерью каждую минуту из тех, что были мне дарованы, как последнюю.
Марфин медленно отвернулся от окна и взглянул на Шмакова. Пузатый полковник в полицейском мундире сидел напротив его письменного стола и старался не смотреть Марфину в глаза.
– Есть хоть какая-то надежда, что это не Наташа?
Шмаков заставил себя посмотреть на хозяина кабинета.
– Господин мэр…
– Не называйте меня так, я ведь просил уже, – поморщился Марфин. – Я не мэр. Я глава города.
– Да… Евгений Игоревич. – вздохнув, с тяжелым сердцем полковник продолжил: – По стоматологическим снимкам совпадение полное. Мы можем – и обязательно так и сделаем, разумеется – провести дополнительную экспертизу на ДНК. Чтобы удостовериться. Но сомнений нет, Евгений Игоревич. Это Наталья.
Марфин коротко кивнул. О его состоянии говорили лишь побелевшие костяшки пальцев, когда он уткнулся ладонями в столешницу, чтобы не упасть. Медленно опустившись, почти осев, в кресло, Марфин чуть ослабил галстук.
– Не знаю, в курсе вы или нет… Начальнику полиции историю города не обязательно знать так, как ее должен знать градоначальник. Так вот, во времена Хрущева горисполком озадачился проблемой, которую таил в себе Замаячный поселок. Уже тогда умные люди понимали, что, если не предпринять что-то прямо сейчас, то эта клоака станет бомбой замедленного действия. И в горисполкоме возникла мысль расселить Замаячный поселок. Как раз тогда что-то подобное мы проделали с тремя деревнями в Северном округе, на месте которых начали застройку многоэтажными жилыми домами. И около Ямы начали строить пятиэтажки. Хрущевки, как понимаете. Но потом… – Марфин покачал головой. – Потом в город было решено переместить маслозавод. И все эти дома, которые успели построить на границе Промышленного района, отдали рабочим. Именно тогда все планы провалились. Это был первый и последний шанс решить проблему Ямы. Огромной черной дыры, которая, как раковая опухоль, прилипла к моему городу…
Он потер переносицу, собираясь с мыслями. Тяжело вздохнул. Пожилой человек, не видящий просвета.
– Роман Алексеевич, вы верующий?
Полковник смутился.
– Да, конечно.
– А я нет. То есть, на рождество я тоже хожу на службу, это мой долг как главы города, в конце концов. Но я всегда верил в себя. В свои силы. Я знал, что нужно быть сильным. Слабых, пусть они верят хоть в бога, хоть в черта, жизнь ставит на колени. А я никогда не хотел на них оказаться. – Марфин горько усмехнулся. – И вот жизнь показала мне, как же я ошибался. На самом деле все не так. Жизнь ломает сильных. Она любит делать это, просто швыряя их на колени. Слабых ломать ни к чему, они стоят на коленях с самого начала… На коленях оказываются все. Рано или поздно.
– Понимаю вас, Евгений Игоревич, – сказал Шмаков просто для того, чтобы что-то сказать.
– Нет, – возразил мэр и поднял глаза. – Боюсь, не понимаете. Сейчас я не хочу решать проблему Ямы. Я хочу, чтобы ее решили вы, товарищ полковник. И вы сделаете это.
9
– Марина Исмагилова, возраст 22 года. Числится пропавшей без вести в течение последних трех лет. Проживала в Центральном районе, неподалеку от рынка. Три года назад, вечером 10 сентября, пошла погулять. Собиралась в парке на проспекте Победы встретиться с подругами и с ними отправиться в кафе. Но с подругами она так и не встретилась. Ее сотовый телефон через час после ухода из дома замолчал.
– Жертва номер один? – уточнил Гапонов.
– Так точно.
– Хорошо. Дальше.
Подполковник угрозыска, начальник криминальной полиции города, сидящий за длинным столом для совещаний в кабинете Гапонова, зашуршал бумажками.
– Александра Воротникова, 19 лет. Пропала два года назад, 19 июля. В тот день она возвращалась со свидания со своим молодым человеком. Он не провожал ее, так как у него возникли срочные дела на другом конце города. Наши сотрудники, кстати, детально все проверили, алиби парня подтвердилось. На этой почве они с Александрой слегка повздорили, в общем, и разошлись. Домой девушка уже не добралась.
Гапонов кивнул.
– Третья – Марфина?
– Совершенно верно. Пропала 28 мая прошлого…
– Это я уже знаю, – отмахнулся Гапонов. – Итак, у нас три трупа. Три года назад, два года назад и год назад. В год по трупу. Каждая из девушек была убита путем удушения подручными предметами. Очевидно, изнасилована, учитывая, в каком состоянии их нашли. Возможно, сексуальное насилие было совершено уже после наступления момента физической смерти. После чего трупы оставлялись в заброшенном доме. До следующего года. – Гапонов обвел присутствующих тяжелым взглядом. – Вы понимаете, чем здесь пахнет? – и сам же ответил: – Серийником пахнет.
В числе прочих, собравшихся утром в кабинете руководителя городского отдела Следственного комитета РФ, была и Катя. В форменном пиджаке, она ютилась в конце стола между другим следователем по особо важным делам и Белянским, шефом собственного подразделения. Покосившись на коллег слева и справа – на нее никто не смотрел – Катя открыла свой блокнот и нацарапала на чистой странице: «Планерка у Гапонова. Трупы в Яме». На всякий случай. Ее основная привычка, которую Катя сама в себе выработала, чтобы найти лазейку в странных отношениях с собственной памятью.
– К счастью, пресса пока еще, кажется, не прочухала, – продолжал Гапонов. – По крайней мере, из пресс-службы не докладывали. Не прочухали они, собственно, самого главного. Что речь идет не абы о ком-то, а о дочке нашего с вами мэра. Когда СМИ узнают… Трубить об этом будут все. Вы ведь понимаете, надеюсь, что это федеральная тема? Центральные каналы, все федеральные газеты и все такое прочее. Мощный резонанс нам обеспечен. – Гапонов вздохнул, словно сам ужасаясь нарисованной им же картине. – Так что давайте срочно намечать совместный план работы. Все три убийства, само собой, объединяем в одно производство. Контролировать ход следствия, учитывая масштабы, буду лично я. Виктор Яковлевич, поручаю основную следственную работу вам.
Белянский по правую руку от Кати заерзал на стуле и покивал Гапонову.
– Подключайте столько следователей к группе, сколько требуется. Кто из наших занимался делом Марфиной?
Кто-то из следователей пробормотал что-то утвердительное.
– Хорошо. Срочно все материалы мне на стол. Я должен знать, какие мы линии отработали, а какие нет, – Гапонов покашлял, собираясь. – Хорошо. Давайте начнем с анализа того, что мы имеем на данный момент по этому склепу… прости господи, месту преступления. Соседей отработали? Судимых опросили?
Катя заметила, как опера из убойного переглянулись с шефом криминальной полиции. Последний подал голос:
– Ефим Алексеевич, мы опросили жителей соседних домов, кто вообще был в состоянии поговорить. Но… Простите, это же Яма. У нас нет не то что списка судимых в поселке. У нас нет даже точных данных о количестве проживающих в поселке человек.
Гапонов выругался.
– Чертова Яма. Ладно. Что технари нам приготовили? С пальцами понятно, прошло слишком много времени. Но, может, микрочастицы, другие следы? Есть у нас хоть что-нибудь?
10
18 лет назад
– Это тебе не солдатская еда, а?
Голос мамы обладал удивительным свойством. Он мог улыбаться. Даже не видя сейчас лица шуршащей за спиной матери, Катя буквально видела ее улыбку.
– Еще подложить, Сереж?
Сергей с набитым ртом попытался что-то сказать. Крошка вылетала изо рта и плюхнулась в тарелку. Валя прыснула со смеху и хохотала бы и дальше, если бы на нее не цыкнул отец.
– Спасибо, теть Тань, – смущенно кивнул Сергей. – Плова два года не ел.
Это было похоже на отказ, но мать поступила так, как делала всегда, не получив однозначный ответ. Взяла тарелку гостя, шагнула к печке и плюхнула полный половник добавки. Сергей запротестовал, но было поздно. Папа потянулся к бутылке водки. Пробка, которыми он любил затыкать магазинные бутыли, вылетела из горлышка с характерным уханьем.
– Водку пьешь?
– Леша! – тут же одернула его мама. Папа лишь отмахнулся:
– Чего? Мужик с армии вернулся. Родину защищал.
– Нет, дядь Леш, спасибо.
Папа тоже реагировал своеобразно. Он усмехнулся, наполнил рюмку до краев и пододвинул Сергею. Катя и Валя украдкой покосились на гостя. Насчет сестры Катя уверена не была, но сама она никогда не видела, чтобы Сергей пил спиртное.
Но ему было явно не впервой. Они с папой чокнулись. Осушив рюмку, раскрасневшийся от крепости напитка дембель вгрызся в огурец. Валя снова прыснула в кулак. Папа после водки расслабился сразу – настолько, что даже не стал цыкать на дочь.
К приходу Сергея Катя нарядилась. Это было сложно. Нужно было, с одной стороны, выглядеть хорошо. С другой стороны, это не должно было бросаться в глаза. Вдруг сестра или родители что-нибудь не то подумают.
– Сейчас что-то вспомнила выпускной, – сказала Валя, ковыряясь вилкой в тарелке с разносолом. – Как мы рассвет встречать ходили. Не забыл?
– Такое забудешь.
Валя снова засмеялась, поясняя родителям:
– У нас гитара же была. Васькина. Так этот дурак ее с моста прямо в речку уронил. Все стоят, не знают, что делать. Кроме нашего Полякова. Этот наш герой сорвал с себя белую рубашку – и как скаканет с моста! – Валя прыснула еще сильнее. – И прямо на нее ногой. На гитару! Гитара, конечно, вдребезги. А он всю ногу себе расцарапал.
– Расцарапал? – отозвался Сергей. – Да я ее почти до кости рассек.
– Зато прыжок какой красивый получился! Прыг, дзинь и хрясь! Жалко, ни у кого фотика с собой не было!
Мама как-то странно посмотрела на Катю – девушка скорее почувствовала, чем заметила ее взгляд. И тут же поняла, почему. Она поймала себя на мысли, что не сводит с Сергея глаз. Густо покраснев и мысленно ругая себя за это, Катя уткнулась в тарелку.
Папа снова принялся за бутылку. Сергей поупирался для приличия, почему-то опасливо косясь на хозяйку дома, но кивнул, видя, что она не против. Он не мог осознать, что ему уже 20. Уходил зеленым юнцом, только окончившим школу. Вернулся мужчиной.
– Ну что, парень, – папа закурил папиросы, и кухня сразу наполнилась характерным и едким запахом махорки, которую глава их семейства собственноручно выращивал на огороде. – Какие планы? Куда теперь собираешься, после службы?
Сергей вздохнул.
– Не знаю даже, дядь Леш. – его голос после двух полных рюмок водки изменился, словно язык во рту вдруг разбух. – Вообще это, я же в армейке шоферил. На грузовике, ага. Так что, как бы, могу хоть сейчас на любой завод. За баранку.
– Дело хорошее, – согласился папа. – У меня, вон, прав так до сих пор и нету.
Катя впервые открыла рот:
– По нашим улицам только на машине и ездить.
– И то верно! – расхохотался папа. – Особенно весной! Увязнешь – до середины лета там и останешься.
Валя щелкнула пальцами.
– Поляков же не в курсе. У нас в октябре, кажется, соседка «скорую» вызвала. Ну, тетя Галя Авдеева. А дождь как раз две недели тогда шел. И что ты думаешь? Наши эту «скорую» потом всем кварталом выталкивали. Отец, Зиновьевы, Пархомовы – да вообще вся округа. Десять мужиков стоят по колено в грязи, орут, матерятся… Еле вытолкали!
Катя улыбнулась, вспомнив тот вечер. Мама до ночи кипятила кастрюли, чтобы сначала отмыть папу, а потом отстирать его вещи. Сергей попытался что-то ответить, но его подвел забитый рот – дембель с нестихающим аппетитом доедал уже вторую тарелку. Он лишь покивал.
Катя заметила, как Валя как бы невзначай задела локтем руку Сергея. Встретившись с ним взглядом, старшая сестра стрельнула глазами, явно на что-то намекая. Сергей дожевал и, неуверенно покашляв, обратился к папе:
– Дядь Леш, я это, спросить хотел… В пятницу у нас в ДК на Заводской дискотека будет. Можно мне Валю туда сводить?
– Дискотека, – проворчал папа. – Назвали тоже. Дискотека…! А слово «танцы» чем им не угодило? Недостаточно русское, что ли?
Катя почувствовала, что краснеет. И только в эту секунду поняла, какой же она была дурой. Кажется, Катя – последнее существо на Земле, которое все никак не могло взять в толк, что Валя и Сергей не просто друзья. Вот почему она украдкой, именно украдкой, перечитывала письма из армии, в которой и не было-то ничего эдакого… Вот почему Сергей так закружил сестру при встрече, а позже, наконец отпустив, лишь чуть приобнял Катю за плечи…
Какая же она дура.
Ну почему она такая дура?
Почувствовав, как к горлу подступает комок, Катя поняла: главное сейчас – чтобы никто ничего не заметил. Поэтому она снова уткнулась в тарелку, хотя аппетит как ветром сдуло.
11
– Стой, придурок!
Боб припустил только сильнее. Оглядываясь на бегу, он лавировал между лужами. Поворачивая за угол, Боб не рассчитал силу скольжения и плюхнулся на бок в грязь. Поляков заорал, настигая его:
– Замри, твою мать!
Изгадив в грязи все руки, Боб вскочил. И испарился за поворотом. Поляков, матерясь сквозь зубы, сбавил скорость, чтобы не плюхнуться на том же повороте. За углом была очередная кривая улочка, утопающая в лужах и грязи. Улочка змеей скользила вниз, в самое сердце Ямы. Боб несся, размахивая руками для балансировки и оглядываясь и все больше отрываясь от Полякова.
– Да стой же ты, дебил!
Впереди улочку пересекала относительно широкая – на ней даже могли бы разъехаться два автомобиля – Бабеля, одна из немногих улиц в Яме, имевших название. Молясь, чтобы придурок из главка сделал свое дело, Поляков бежал вперед.
– Боб!
Грязь противно чавкала под ногами, разлетаясь во все стороны и заполняя кроссовки Полякова мерзкой жижей. Из калитки серого домишки вышла толстая женщина в платке и, ахнув «Госпадя!» при виде бегущего грязного Боба и преследовавшего его Полякова, шарахнулась назад.
Коллеги из УВД сделали свое дело. Когда Боб подбегал к перекрестку, из-за угла вынырнул автомобиль. Взвизгнули тормоза, и грязь из-под колес полетела во все стороны. Боб попытался остановиться, но не смог – жижа под ногами пронесла его, как заправского серфингиста, прямо к автомобилю. Боб плюхнулся на капот и перекатился через него.
– Чего сел, бери его! – заорал Поляков, на бегу отклоняясь в сторону.
Халилов выскочил из-за руля. Но ничего сделать он не успел. Боб вскочил по другую сторону автомобиля и как ни в чем не бывало пустился бежать дальше.
Но момент был упущен. Поляков на полном ходу миновал автомобиль и пустился следом. Обернувшись, Боб увидел лицо преследователя совсем рядом – Поляков заметил, как в страхе исказилась его физиономия.
– Че вам надо?!
Поняв, что его догоняют, Боб сдался. А ведь мог попытаться – уже через два квартала уходящей вниз, словно в преисподнюю, улочки начинались такие дебри, куда не сунется ни один здравомыслящий водитель. Но Боб расставил руки, показывая, что сдается. На бегу Поляков налетел на него и дернул за шиворот. Боб плюхнулся в мокрую траву, пропитанную мерзкой коричневой кашей.
– Так-то лучше, – тяжело дыша, выплюнул Поляков. Легкие горели огнем. – Сайгак, твою мать…
А потом он увидел местных. Двое мужиков выбрались из ворот домишки. Грязные штаны и свитера. Суровые лица тех, кто привык выживать. У одного в руке деревянная рукоятка топора, у второго полено.
– Что за дела? – прорычал мужик с топорищем. Поляков дернул Боба за шиворот, поднимая с земли. Боб с надеждой уставился на мужиков. Первый, с топорищем, шагнул вперед. Его вид не сулил Полякову ничего хорошего. – Мы его знаем. А тебя нет. Отпусти его.
Сзади подбежал Халилов и непонимающе уставился на незнакомцев.
– Мужики, помогите, он… – начал Боб и тут же получил удар в живот от Полякова. Мужик с топорищем угрожающе напряг руку. Боковым зрением Поляков заметил, как Халилов потянулся к поясу с закрепленной на ней кобурой, и махнул рукой. Доставать оружие было бы большой ошибкой.
– Полиция, – сказал Поляков, глядя мужику в глаза. – Мы из полиции.
– А мне срать, откуда вы. Отпусти пацана.
Из одного из дворов вышли еще двое. Пока они просто уставились на перепалку посреди улочки. Но если понадобится – вмешаются. Только взаимовыручка местных помогала им выживать здесь все эти годы.
Халилов снова дернулся. Поляков, не поворачивая головы, процедил ему:
– Машину подгоняй, придурок. – и, заметив краем глаза, как Халилов попятился назад, снова обратился к мужику. – Я из пятнадцатого квартала. Я родился и вырос в Яме. Девчонка Мазуровых была моей невестой. Слышал про Мазуровых?
Мужик прищурился. Фамилию он явно слышал. И сразу понял, о чем речь. Сейчас он лишь пытался понять, не врет ли ему чужак.
Сзади зашуршал двигатель. Тихонько скрипнули тормоза. Поляков, не сводя глаз с мужиков, толкнул Боба к машине.
Когда они тронулись, Халилов перевел дух.
– Мда, ну и народ… Дал бы мне ствол достать, и все. Они же не совсем придурки, чтобы на ствол лезть…
– Если бы ты начал пугать их стволом, из Ямы ты бы уже не выбрался, – буркнул Поляков и отвернулся к окну.
Все началось около десяти утра. Поляков только освободился после традиционного утреннего развода в кабинете у шефа угрозыска Промышленного ОВД и собирался отправиться по делам на территорию, как начальство снова вызвало его. В кабинете у Заволокина сидели двое оперов из городского главка.
– Вот, капитан Поляков, – зачем-то представил его Заволокин. – С тобой коллеги из убойного хотят поговорить.
Халилов. Поляков видел его вчера в Яме.
– А что случилось?
– Мы работаем по вчерашней мокрухе, – поведал Халилов.
– В курсе. Я был там.
– Ну да. Так вот, там кое-что нашли. Пальцы.
Поляков нахмурился.
– Как такое может быть? Трупы несколько лет там пролежали, уже в скелеты превратились. А отпечатки это следы жировых отложений с отпечатком рельефа подушечки пальцев. Как только высыхает жир…
– Пальцы были не внутри. На входной двери в эту лачугу. А именно, на ручке замка.
– Значит, это не ваш клиент.
– Но что-то этот Боб может знать.
– Боб? – удивился Поляков.
– Потому тебя и пригласили, – закивал Заволокин. – Этот торчок ведь на твоей территории проживает. У тебя на него даже материал какое-то вроде был. И вот теперь наш торчок нужен коллегам. Помоги, чем сможешь, Поляков. Дело, сам понимаешь, на контроле на самом верху.
Боба звали Александр Конев. Типичный гопник и наркоман с рабочих окраин Промышленного района, вплотную примыкавших к низинам и трущобам Ямы. Последние два месяца Боб был у Полякова на карандаше. В розыск его не объявляли – если разыскивать всех по официальным каналам, то в дежурке стен для ориентировок не хватит – но Поляков держал кличку наркомана на контроле. Опер искал Боба за грабеж. Два месяца назад потерпевший – простой работяга, решивший съездить в Яму к приятелю, но неосмотрительно выбравший для этого темное время суток – нарвался в самом начале Замаячного поселка на местных. Его избили и отобрали кошелек. Несмотря на стресс, темноту и скорость, с которой все произошло, терпила нашел лицо одного из грабителей в альбоме с фотографиями «клиентуры» Промышленного ОВД. Это был Боб-Конев.
Все это время текучка не давала Полякову заняться Бобом всерьез, всегда находились дела посрочнее и поважнее. Правда, пару раз он все-таки выкроил время и наведался на несколько адресов. Так он узнал, что Боб может обитать у своей девушки. Та жила в лачуге на западной окраине Ямы. Поляков побывал у нее и услышал, что, «мамой клянусь», Боба она не видела уже целую вечность.
Сегодня она сказала то же самое. Правда, Поляков разглядел мужские кроссовки под полкой в прихожке. Поэтому со всей торжественностью, на которую он был способен, Поляков объявил девице, что Боб должен ему позвонить. Его ищут люди из УВД, дело серьезно, у него огромные проблемы, и его найдут даже в Яме.
Боб не медлил. Уже через десять минут после визита Полякова наркоман выбрался на огород и оттуда спрыгнул во двор соседнего дома, прилепившегося к склону чуть ниже. Оттуда он выбрался в подворотню. Где и столкнулся нос к носу с поджидавшими его Поляковым и Халиловым.
Допрос вел Халилов. Поляков не вмешивался, он сидел в сторонке и рисовал что-то на обратной стороне куска протокольного бланка.
– Я не вру, – божился Боб. – Все так и было.
– В доме с тремя трупами, – Халилов всячески подчеркивал последние два слова, – нашли твои отпечатки пальцев. Ты думаешь, мы тут шутки шутим? Обсосок обколотый, тебе же пожизняк светит. Пожизняк!
– Да я че, на убийцу, что ли, похож? – возмутился Боб.
– Если бы убийцы были похожи на убийц, у меня была бы самая легкая работа в мире.
– Блиииин…
Халилов опустился на стул и закурил. Подумав, предложил сигарету Бобу. Тот схватился за нее и затянулся. Его бледные тонкие пальцы тряслись.
– Если я привезу твоих корешей и как следует у них спрошу, они мне то же самое скажут, а, Боб?
– Не бакланю я, все так и было, в натуре!
– Если ты гонишь, я бы на твоем месте уже начинал подводить итоги своей хреновой жизни. Потому что при таком раскладе она для тебя, по сути, заканчивается.
Халилов давил Бобу на подкорку и не хотел останавливаться.
– Ну блиин… – снова протянул Боб. – Че мне сделать, чтоб вы поверили?
– Не ной. Итак, ты приехал в Яму, чтобы купить травы. Так? – Боб закивал. – У кого покупал, само собой, не помнишь?
– Говорю же, я не один был, с пацанами. А это ж Яма, е-мое. Идешь по этим дебрям, идешь… Если б не пацаны, я вообще, хрен знает, заблудился бы. В натуре.
– Вы купили травы, – продолжал Халилов. – И тут начинается непонятное. Зачем ты приперся в тот дом? Для чего?
– Говорю ж вам, оттянуться! Погода хреновая стояла, холодно, а раскумариться срочняк хотелось. Аж свербило все. Куда идти-то?
– Спрошу снова. Почему именно этот дом? В Яме есть и другие хибары, где никто не живет. Почему именно туда, Боб? Как так вышло? Ну?
Боб нервно затушил окурок в пепельнице, вырезанной из пивной банки. В кабинете оперов Промышленного ОВД, в стенах которого формально курить запрещено, стояли только такие. Безотходное производство.
– У меня… – Боб мрачно вздохнул. – У меня кореш один есть. Тоже там, в Яме. Мы с ним как-то раз тусовались там. Осенью вроде, в сентябре или октябре, кажись. Снега еще не было. К какой-то его телке ходили, не помню, как ее звали…
– И?
– Корефан мне эту хату и показал. Мы там типа мимо проходили. Ну, кореш показал его. Говорит, там его знакомый жил. И погоняло назвал… Сурок, что ли…
– Суслик, – вставил Поляков.
– Что?
– Его погоняло Суслик. Не Сурок, Суслик.
– А, ну да, может быть, – Боб кашлянул, поморщился. Вытер рот грязным рукавом и скривился еще сильнее. – Короче, кореш сказал, что этот Суслик срок мотает. За мокруху, походу. Пырнул ножом кого-то на остановке, что ли… Что-то такое.
– И что из этого?
– Да ничего. Просто потрындели и все. А я запомнил. Ну, дом запомнил. Там же через два квартала моя телка живет, фиг ли. А кореш еще сказал, они с этим Сусликом тоже раскумариться любили. Суслик дунуть не дурак был.
– Имя кореша?
Боб заметно напрягся.
– Слушайте, вы ж… Если вы к нему пойдете, вы ж меня вломите по-любому, да? Не надо! Он… Он же мне глотку перегрызет, нахер! Да он просто мне про тот дом ляпнул, что там Суслик жил, что они курили иногда с ним, и все. Ничего больше! Кореш тут не при чем, отвечаю, так что вы…
– Закрой хлебало, а, – поморщился Халилов. – Чувак, у тебя не рот, а решето какое-то. Хорош трындеть. Отвечай по существу. Я тебе вопрос задал. И обрисовал ситуацию, что будет, если мне твои расклады не понравятся. Так что, типа, выбирай.
Боб мученически вздохнул.
– Санчес. Санчес его кликуха.
Халилов вопросительно покосился на Полякова. Оторвавшись на секунду от своих художеств, Поляков покачал головой. Кличка Санчес ему ни о чем не говорила. Тогда Халилов вернулся к Бобу:
– А зовут как?
– Вано.
– Вано? Грузин, что ли?
– Почему грузин-то сразу? А, не. Иван в смысле. Иван, Ванек, Вано… – Боб схватился за голову. – Блин, вот непруха-то. Надо ж было сунуться туда. Проще было в кусты любые залезть и там раскумариться. Нет, решил в тепле посидеть. Посидел, мля… А я ведь чисто оказался не в то место не в том вре… Ну, то есть наоборот, не в то время не в том месте. Ну, вы поняли.
– Все мы часто оказываемся не там, где хотели, – сказал Поляков. – Но это не означает, что мы не должны были там оказаться. Ведь никто из нас не знает всего плана, верно?
Боб непонимающе уставился на Полякова.
– Какого плана?
– Того самого, Боб. Который мы так хотим понять – но так никогда и не поймем.
Поляков отложил кусок бумаги. Рисунок вряд ли был закончен, просто ему надоело рисовать. Даже поверхностного взгляда было достаточно, чтобы понять – в Полякове пропадал неплохой художник. Картинка была странная. Черной шариковой ручкой на куске протокольного бланка были изображены редкие звездочки на заштрихованном темном небе. Край какого-то оврага, на дне которого виднелась рука со скрюченными в агонии пальцами. И черные силуэты людей, стоявших на краю оврага и смотревших вниз.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.