Текст книги "Две жизни лейтенанта Деливрона"

Однако жизнь распорядилась так, что гладкие изначально планы, составленные в Петербурге, рассыпались словно карточный домик под дуновением дальневосточного ветра. Началось с того, что «Варягу» из-за вынужденного ремонта силовой установки задача идти в Иокогаму была снята. Командование эскадры подобрало для этого другой корабль. Экипаж «Варяга» вместе с ремонтными инженерами и рабочими без сна и отдыха занимался подготовкой к выходу крейсера в море. Поговорить о своем тайном деле с Рудневым Андрею не удавалось, а самому командиру, озабоченному ремонтом, скорее всего, было не до разведки и не до мичмана. Деливрон, привыкший относиться к порученному делу с ответственностью, весьма переживал из-за выпавших неурядиц.

Вдобавок ко всему прочему он неожиданно свалился с лихорадкой и оказался на больничной койке в японском военном лазарете в Нагасаки. Мысли о том, что он подвел людей, которые рассчитывали на его участие в решении задач по Японии, терзали молодого человека. Длительное и осточертевшее лечение усугубляло скверное настроение.

Желая немного отвлечься и занять работой голову, Андрей начал составлять русско-японский разговорный словарь. Работа была непростая, содействие в ней опять-таки оказывала Коико, бескорыстная помощница и его добрый ангел. Он спрашивал у девушки перевод таких бытовых и просторечных выражений, которые не мог узнать во время учебы в Петербурге. А она с подробно отвечала на его вопросы и подсказывала новые разделы будущего словаря.

Отношения молодых людей были спокойными и чистыми. Андрею нравилась Коико, он понимал, что и сам ей небезразличен. Им было хорошо вместе, они обсуждали самые разные темы, но не переходили грань, которая отделяет дружеские чувства от чего-то большего. Хотя иной раз в разговорах были близки к тому. Как-то Андрей заполнял страницу с русскими глаголами на букву Л, а Коико с хитринкой в голосе спросила:

– Андрей, ты знаешь, как сказать по-японски «рюбрю тебя»?

Деливрон улыбнулся в ответ, но будто строгий учитель поправил:

– Коико, ты не совсем правильно произносишь это прекрасное русское слово. Постарайся сказать: «лю-лю-люб-лю, люблю»!

Девушка старательно повторила несколько раз, глядя, как учитель вытягивает губы и показывает, как нужно прислонить язык к нёбу.

– Молодец, получается! А по-японски я знаю. Если мужчина говорит, это будет «аистеру-ё», если говорит женщина, то – «аистеру-ва».

– Хорошо! – откликнулась Коико. – Но хочу подсказать тебе, что в отличие от вас, европейцев, мы, японцы, редко говорим «я люблю тебя». Мы считаем, что проявление любви следует показывать действиями, отношением, жестами.

– И что же японцы так и не говорят, все время молчат? – пошутил Андрей.

Коико засмеялась:

– Нет, если все-таки нужно выразить чувство словами, то говорят «ты мне нравишься», по-японски «ски да-ё» или «ски да-ва», когда говорит женщина.

– Спасибо, я тебя понял, дорогая Коико! – церемонно, как японец в знак согласия, склонил голову Андрей.

Коико бросила на него короткий взгляд и смущенно спрятала лицо в ладони.

Часы, проведенные с девушкой, бодрили и способствовали полному выздоровлению молодого офицера. Вскоре лечащий врач сказал, что пациент выздоровел, и Андрей получил разрешение начальника лазарета выехать в Иокогаму, чтобы встретиться с русским консулом.

По пути, чтобы скоротать время в поезде, Деливрон пустился в размышления. Он уже не считал, что скверно сложившиеся обстоятельства спутали все планы, которые они строили с Вирениусом, и перестал упрекать себя за то, что подвел людей, рассчитывавших на него. Так или иначе в Японию он все же попал и провел в этой стране полгода. С помощью Коико его разговорный японский язык теперь не отличается от того, на котором говорят местные жители, что позволяет полностью их понимать и свободно объясняться. Кроме того, в Японию он прибыл официальным путем с разрешения властей страны, поэтому может вести себя здесь довольно свободно.

Встреча в Иокогаме упрочила его уверенность. После знакомства русский консул по фамилии Баврин, немолодой, полный человек, довольно потирая руки, воскликнул:

– Ну, наконец-то! Я уж вас заждался. Ведь вы – «Моряк», я правильно назвал оперативный псевдоним, присвоенный вам в Петербурге?

Деливрон согласно кивнул, расположился в предложенном кресле и стал внимательно слушать. Хозяин кабинета сел за рабочий стол.

– Да-да, мне по закрытым каналам связи давно сообщили о вас и о задачах, которые вам поставлены военно-морским командованием. Ваше появление в Стране восходящего солнца пошло не по плану, но не беда. Теперь вы на месте и можно начинать работать.

Баврин открыл тяжелую дверцу сейфа, достал папку и извлек из нее документ, на котором лежала увесистая пачка денег.

– Здесь ваше жалованье за прошедшие месяцы в японских иенах. А эта бумага – выписка из приказа о присвоении вам звания лейтенант и указание провести положенный отпуск после излечения от болезни непосредственно в Японии. Пребывать здесь следует до тех пор, пока в один из японских портов не зайдет русский военный корабль с вакансией для вас. А эти деньги прошу передать комендору Прохорову, который лечился с вами в Нагасаки. Сообщите ему и об отпуске после болезни.

На столике рядом появилась бутылка французского коньяку и рюмки. Консул налил и сказал:

– Предлагаю выпить за ваше новое звание, за наше знакомство и успешную работу.

На душе у Андрея стало тепло и приятно.

Хороший коньяк, весть о присвоении очередного звания и общение по вопросам разведки на равных с почтенным консулом способствовали тому, что Деливрон почувствовал себя весьма уверенно и расстался наконец с комплексом собственной вины перед Вирениусом. Он увлеченно принялся обсуждать, какие задачи и с каких позиций ему предстоит выполнять. Но прежде всего рассказал, что в лазарете стал свидетелем подготовки пяти батальонов резервистов японской пехоты. Это были первые добытые им разведывательные сведения.

– Интересное сообщение, – задумчиво проговорил Баврин. – Я предполагал, что мобилизация уже идет, но вы первый принесли фактический материал. Есть предположения, что японцы готовятся высадить десант в Корее. Ваши пехотинцы-резервисты, скорее всего, и войдут в состав Корейского экспедиционного корпуса. Затем, вероятно, последует вторжение в Манчжурию и объявление войны России-матушке.

– Да, из Нагасаки до Кореи, можно сказать, рукой подать, за светлый день добраться можно. Пересекаем пролив Цусима, прибавляем ход – и мы под корейским берегом. Кстати! На днях меня выпишут из лазарета, и я смогу использовать свой отпуск для посещения морских портов западного побережья Японии и выявления признаков подготовки их армии к десантным операциям и флота к ведению войны на море.

– Э-э-э, молодой человек, вот именно тот случай, когда говорят, что торопливость нужна лишь при ловле блох. Не обижайтесь! Глотните-ка еще коньячку и послушайте опытного человека.

Хрусталь коньячных рюмок зазвенел в честь будущей победы русского оружия. Консул высыпал на ломтик лимона треть маленькой ложечки ароматного молотого кофе, а сверху добавил щепотку сахарного песку. Лакомство отправил в рот вослед допитому коньяку и закатил глаза с видом абсолютного блаженства. Потом сказал Деливрону:

– Попробуйте! Чудо, как хорошо! Я ведь до Японии в Сиаме служил по дипломатическому ведомству, где у французов и научился премудрости закусывать коньяк лимончиком с кофе. Насладились? То-то же! Теперь к делу! Вам я посоветую не лезть на рожон, ведь вы в Японии пока новичок, хотя прекрасно владеете языком. В первом же порту, куда вы направитесь после выписки из госпиталя, на вас обратит внимание полиция как на иностранного шпиона. А вести разведку надобно следующим образом. Вы поступите на курс императорского университета в Токио, туда принимают иностранцев. Пока не началась война с Россией, к вам отношение будет спокойное. Начнете учиться, к примеру, на юридическом факультете, привыкните на новом месте, к вам привыкнут, обзаведетесь знакомствами. И вот тогда подберете для себя надежных людей из местных, которые будут выполнять ваши задания в любых портах страны, не привлекая к себе внимания.

– Я думал о поступлении в университет. На филологическом факультете есть отделение русского языка, который совместно с прочими студентами изучают офицеры японского Генерального штаба. Вот где нужно заводить интересные знакомства.

– Согласен с вами, и это важно. Поэтому готовьтесь и не мешкая поступайте учиться. Вы упомянули о составленном недавно русско-японском словаре. Я подскажу, где лучше всего его издать. В сложившихся условиях в Японии словарь будет хорошо продаваться, и у вас появятся неплохие средства на жизнь и для работы. Деньги нужны всегда, это тоже важно. Помимо всего прочего вы должны учитывать, если начнется война с Россией, всю русскую дипломатическую службу, в том числе вашего покорного слугу, в мгновение ока выдворят с островов. Придется вам действовать самостоятельно. Поэтому надо думать об организации связи для передачи в Россию добытых сведений. Пока я здесь – связь будет идти через меня. Но вам следует уже сейчас искать дополнительные каналы связи. Разведка без связи – пустая самодеятельность! Вот так-то, коллега!

Хорошему настроению даже осень на чужбине не помеха. Обратной дороги в Нагасаки Деливрон почти не заметил, тем более что поезда в Японии ходили минута в минуту по расписанию, а на станциях царили чистота и порядок.

В лазарете его обрадовал начальник, который сообщил, что лечение закончено, отдал документы о выписке и разрешил оправляться, куда душе будет угодно.

Выйдя из кабинета начальника лазарета, Андрей пошел порадовать добрыми вестями комендора Прохорова, которого тоже выписали.

– Здравия желаю, ваше благородие, – басовито прогудел моряк, отпустивший во время лечения усы и бороду для солидности. – Вот уж душевное мое вам спасибо, и за деньги, которые принесли, и за добрую весть, что выпускают нас из этого больничного плена. Только не останусь я здесь, на японской земле, более ни на один день, не буду ждать, кады за нами русский корабль придет. Не уговаривайте! Пусть даже потом дома под суд пойду! Сегодня же в порту наймусь палубным матросом на любого иностранца, а через несколько дней спишусь на берег в Корее аль в Китае. Там уж до Расеи легче добраться: и чугунка проложена, и другие транспорты с грузами ходют. А может, и до Владика, до нашинской земли, пароход пойдет. Всяко уносить ноги отсюда поскорее надо. И вам бы, вашблагородь, надо тикать. Навряд ли сюда какой русский крейсер придет, потому как не сегодня завтра японцы войну против наших начнут.

– Это почему же ты, Прохоров, решил, что японцы войну начнут? – встрепенулся Деливрон, услышав интересующую тему.

– Тут никакого секрета, вашблагородь. Я частенько в порт захаживать стал, как ноги силу почувствовали. А там смотрю: японцы из своих гражданских пароходов военные корабли делают, пушки ставят, торпедные аппараты… К мирной жизни таким макаром не готовятся, так мне думается. Да и то, разговоришься в порту с кем-либо, кто мало-мало по-русски балакает, все в один голос твердят: война не за горами. И военных кораблей с каждым днем все больше прибывает.

– Пожалуй ты прав, Прохоров, и мне надо к войне готовиться. А тебе пожелаю доброго пути.

– И вам прощевайте! Вашу доброту я буду помнить. Может, и свидимся когда-нибудь. Земля-то круглая.

С улыбкой Андрей пошел по коридору в свою палату и вдруг остановился, увидев грустную Коико с глазами на мокром месте.

– Коико, что случилось, моя хорошая? – обеспокоенно спросил он.

– Андрей-сан, тебя отпустили из лазарета, ты уходишь, и мы никогда не увидимся? – дрожащим от слёз голосом, опустив голову, спросила девушка.

– Успокойся, пожалуйста, Коико! Я тоже не хочу расставаться с тобой, и давно хотел сказать об этом. Пойдем в сад, погуляем, поговорим!

Большой фруктовый сад с яблонями и сливами и аккуратно подрезанными вечнозелеными кустарниками начинался позади здания лазарета. Стояла тихая поздняя осень, листья с ветвей облетели, но по ухоженным дорожкам, выложенным морской галькой, гулять было приятно и уютно. Молодые люди неспешно шли, взявшись за руки. Андрей стался успокоить девушку и рассказывал о своих планах на жизнь после ухода из лазарета:

– Коико, завтра я поеду в Токио, подам документы на поступление в университет, найду в столице жилище для нас, приеду за тобой и увезу тебя в Токио. Скажи мне, ты хочешь уехать со мной?

– Да, Андрей-сан, мне всей душой хотелось бы быть всегда с тобой, но, боюсь, что из этого ничего не выйдет…

– Но почему? – искренне удивился Деливрон.

– Потому что с этим никогда не согласятся мои родители.

– Давай вместе поедем к ним, упадем в ноги, как говорят в России, скажем, что любим друг друга и попросим благословить нас. Где они живут?

– Они живут на юге нашего острова Кюсю, в сельской местности, в большом доме с прислугой. Мой отец потомок древнего рода, он убежден, что у девушки из самурайской семьи не должно быть ничего общего с иноземцами. Если мы приедем к родителям с тобой вдвоем, будет только хуже. Тебя не пустят за ворота, а меня запрут в доме и не разрешат больше жить в Нагасаки и работать в лазарете. Лучше туда не ездить, чтобы отец с матерью пока обо мне ничего не знали. Я не могу представить, как поступить, чтобы было лучше.

– Дорогая Коико, но мы не можем расстаться с тобой навсегда из-за того, что твой отец живет, будто феодал в Средние века! Ведь двадцатый век уже наступил! Ну не плачь, моя хорошая, мы что-нибудь придумаем. Давай поступим так: я обустроюсь в Токио, а ты ко мне приедешь хотя бы на несколько дней. Потом и ты попробуешь найти себе работу в столице, и мы будем рядом. Хорошо?

Он обнял ее, а она положила голову ему на грудь. Потом он поцеловал ее заплаканные глаза и шепнул, что все будет хорошо. Она грустно улыбнулась в ответ.

Токио, 1903–1904 годы

– Да, господин лейтенант, вынужден признаться: вы владеете японским языком настолько хорошо, что я, японец, никогда бы не подумал, услышав, такой правильный выговор, что вы – чужеземец. Удивили! – непринужденно сидя в плетеном кресле, признался собеседник Деливрона, офицер в форме лейтенанта военно-морских сил Японии.

Их беседа велась на террасе знаменитой библиотеки Токийского университета, куда посетители выходили, оторвавшись от книг, чтобы попить чаю, покурить или просто поговорить. На просторной террасе стояли столики с креслами. Моряки, русский и японский, почти ровесники, познакомились случайно в библиотеке, где выделялись среди остальных читателей офицерской формой. Собеседник Андрея отрекомендовался как Торо Кабаяси.

– Все дело в практике, господин Кабаяси. Я почти полгода лечился от лихорадки в японском лазарете и мог практиковаться в разговорах с врачами и медицинскими сестрами, которые не говорили по-русски. Японский язык я начал учить несколько лет назад в Петербургском университете, получил некоторые навыки, которые закрепил здесь, разговаривая с носителями языка, – объяснил Андрей наличие успехов в разговорной речи.

Японец не хотел соглашаться:

– Вы меня простите, господин Деливрон, но я считаю, что иностранец не в состоянии научиться настолько чисто говорить по-японски. Этот язык – очень сложный! Особенно для европейцев. Сознайтесь, ведь в семье какие-нибудь родственники были настоящими японцами, и они учили вас разговаривать на нашем языке с детства. Поэтому вы научились говорить, как настоящий японец.

Андрей улыбнулся, развел руками и возразил:

– Не было у меня в детстве родственников из Японии, которые учили бы меня языку. Учился только самостоятельно. Вы уж извините, что пришлось опровергнуть вашу теорию.

При этом он подумал, не рассказывать же случайному знакомому историю о помощи медсестры Коико.

Кабаяси с сомнением в глазах решил закончить спор и перевел разговор на другую тему:

– А какие предметы вы изучаете в университете?

– После излечения от болезни мне пришлось остаться в Японии в ожидании захода русского военного корабля с вакансией для меня. Чтобы не терять времени даром, я решил продолжить учиться. Поступил на юридический факультет. Так что сейчас главным образом читаю книги по юриспруденции. Скоро мне предстоит держать экзамены по этому предмету на японском языке. Приходится много заниматься. В свою очередь, господин Кабаяси, я очень удивился, увидев у вас в руках книги по химии. Какой курс осваиваете вы, морской офицер?

– Согласен, со стороны может показаться необычным факт того, что лейтенант флота интересуется химией и углубленно изучает эту науку. На самом деле, объяснить можно просто. В прошлом году меня перевели с боевых кораблей в артиллерийское управление военно-морских сил, где по служебным обязанностям мне приходится участвовать в разработке новых видов пороха для снарядов морской артиллерии. Готов пояснить вам суть этой научной работы, тем более что сама по себе она не содержит военной тайны. Любая страна постоянно работает над совершенством своего оружия. У нас имеются боеприпасы с обычным дымным порохом. Есть и новые боеприпасы, начиненные шимозой. Вам, морскому офицеру, понятно, о чем я говорю. Недостатком снарядов с шимозой является их высокая чувствительность, которая приводит к тому, что снаряды иногда воспламеняются внутри корабельных орудий, выводя их из строя. В основе всех наших пороховых зарядов применяется английский порох – кордит, именно он легко взрывается при быстром сгорании. На японских кораблях сейчас применяется как раз английский порох. Но Японии нужен не иностранный, а свой порох, разработанный в собственных лабораториях. У нас должен быть лучший в мире порох! Я занимаюсь этой задачей, поставленной военно-морским ведомством, чем и горжусь.

Деливрон внимательно слушал и запоминал, о чем говорил его словоохотливый знакомый, но внезапно запнулся на услышанном незнакомом термине «кайгун-ко: сё». Потом до него дошло: да это же японское «адмиралтейство»! Чёрт возьми, сразу не сообразил, а теперь упустил нить разговора, не ухвачу, о чем он говорит, ругал себя Андрей.

На его счастье Кабаяси вскоре закончил свой монолог:

– Вот почему мне приходится работать в библиотеке. Именно теоретическая химия лежит в основе моих исследований.

Церемонно прощаясь с новым знакомым, Андрей светился от гордости, что у него, как у разведчика, появился источник информации по японскому флоту. Как раз об этом ему говорил консул Баврин. В Иокогаму он и поехал на следующий день.

– Ну-с, молодой человек, с чем пожаловали на этот раз? – приветливо улыбаясь, поинтересовался консул, раскуривая кубинскую сигару.

Деливрон в деталях рассказал о знакомстве с лейтенантом Торо Кабаяси. Баврин курил, слушал и одобрительно покачивал головой. Потом довольно хмыкнул, почесал указательным пальцем мясистый нос с красноватыми прожилками, изобличающими человека, увлекающегося крепкими напитками, достал из бара початую бутылку коньяка и налил две рюмки.

– Это – успех, господин Деливрон! Поздравляю! Давайте отметим! Действительно, вам удалось найти контакт со знакомым мне типом японских офицеров. Эти люди придерживаются того мнения, что Япония в окружающем мире – превыше всего, а всех европейцев и русских, в частности, считают ниже по уровню развития, поэтому Кабаяси и был раздосадован тем фактом, что вы самостоятельно научились говорить по-японски, словно местный житель. К тому же этот человек словоохотлив на вашу удачу. Помимо таких людей есть экземпляры иного типа: те из-за презрения к иностранцам не идут на контакт и рта не раскроют, как бы вы ни старались. Поэтому даю рекомендации по вашему моряку. На каждой встрече пытайтесь его распалить, и тогда он начнет выкладывать вам о своей стране, ее армии и флоте то, о чем не следовало бы рассказывать кому бы то ни было, но ради демонстрации японских преимуществ он пойдет и на такое.

Андрей поблагодарил и попросил описать развитие ситуации вокруг Японии и России. Баврин с ответом не помедлил:

– Скверная ситуация, молодой человек, надо говорить прямо! Еще в начале этого года наши и японские дипломаты пытались урегулировать спорные вопросы мирным путем. Япония предложила проект взаимного соглашения по Корее, который предоставлял бы ей исключительные права в Корее. Россия, в свою очередь, дала понять, что согласится с проектом, если получит для себя исключительные права на Квантунский полуостров и право на охрану железных дорог в Манчжурии. Японцы стали в позу, им такое дело не понравилось. Переговоры ничем не закончились. В октябре Россия так и не вывела войска из Манчжурии, хотя это было согласовано прошлогодним договором с Китаем. В ответ Япония на дипломатическом уровне ставит нам палки в колеса и сопротивляется российским устремлениям в Корее. Наших на Корейском полуострове интересует вывоз древесины в промышленных объемах, для защиты этих интересов в район реки Ялу под видом рабочих введена русская воинская команда. Японский премьер аж кипит от возмущения. Как видите, мой друг, оба государства крайне возбуждены и мчатся навстречу военному столкновению, словно курьерские поезда. До Рождества всего-то ничего осталось, там и новый 1904 год начнется. Полагаю, что в начале года последует японская нота с объявлением войны.

…В канун Рождества в гости к Андрею согласилась приехать Коико. Они встретились на вокзале, взяли рикшу и поехали в район Асакуса, где их ждал номер в отеле, который снимал Деливрон, проживая в Токио.

Несколько дней, проведенных вместе, стали для обоих вершиной их любви. Андрей не расставался с девушкой ни на миг, проводя все время в ее обществе. Те два месяца, которые они прожили в разлуке, казались им вечностью, большой ошибкой, которую надо исправить. Уставая от ласк, Коико и Андрей говорили только о себе, избегая других тем, потому что все, происходившее вокруг, угрожало их мимолетному счастью. Коико сказала, что продолжает работать на прежнем месте в Нагасаки. Старается почти не общаться с родителями, чтобы те ненароком не стали помехой ее отношениям с Андреем. А молодой человек рассказывал об учебе, о первых впечатлениях от жизни в Токио и о том, как ждал приезда девушки.

Расстались в отеле, потому что Коико не хотела, чтобы кто-то видел их вдвоем на вокзале. Андрей заметил произошедшую перемену: она уже не плакала, стала увереннее и строже. Видимо, решила для себя, что пойдет ради любимого на всё, а дальше будь, что будет! Даже вид ее показывал, что, готовясь к встрече, она продумала малейшие детали. Оделась по-европейски, лицо закрыла шляпой с вуалью, то есть сделала так, чтобы посторонние меньше обращали внимание на отношения японки и иностранца.

Прощаясь, коротко шепнула:

– Я буду очень ждать нашей следующей встречи.

Деливрон вновь остался в одиночестве, а память то и дело возвращала его к прекрасным дням, пролетевшим чересчур быстро. Чтобы как-то развеять грусть от расставания с любимой, он с головой ушел в учебу, посещая лекции в университете и просиживая вечерами за учебниками в библиотеке. Во время приезда Коико ни о каких занятиях и речи не могло быть, поэтому теперь приходилось наверстывать.