Текст книги "Собрание сочинений. Том 1. Поэзия"

«Когда мы утонем в холоде…»

 
когда мы утонем в холоде,
сведенные судорогой,
наши глаза подберут
и будут играть
голубыми снежками и прочими
 
 
когда мы утонем в холоде,
широкую белую спину
ледового демона
в сизых мурашках
увидим впервые воочию
 
 
и разные стили мы изберем, утопая,
но выплыть не сможем
из сизого пара,
холодильником нашего мозга рожденного,
из сизого пара,
на лес гипербореев похожего
 
 
все более безразлично
взирая на теплые руки
и тихие звуки
дыхания светлого,
будем с трудом различать мы тепло
в окружающих лицах,
скользя по летейской воде
безразличья
 
 
бутоны невыпавших градин
друг другу даря,
мы будем на пляжах лежать Января,
там, где граничат моря Позавчера
и снежных песков меловые поля
 
 
богиней Фригидой мы будем наказаны,
только поскольку
мы часть своей жизни
прошли по дороге тепла,
но с холодом взглядов и губ удалимся
в страну, где всегда неподвижны все лица,
в страну безмятежную
Позавчера
 
 
все боги отпрянут
от наших холодных сердец,
растирая спиртом
побелевшие пальцы
у люка в страну мерзлоты
в поблекшем от осени городе,
где вышедшие случайно наружу
женщины-сосульки
тают и оставляют мокрый след,
заканчивающийся полувысохшим пятном
 
 
когда ты утонешь в холоде,
приходи ко мне по адресу
Большакова 101, кв. 74,
ибо у меня есть большой холодильник,
в котором мы сможем поддержать
свое существование
между банкой с селедкой
и огурцами
в волшебной стране Позавчера,
отделенной от Завтра
металлической дверцей
 
 
приходи,
приходи в Позавчера,
принося замерзшее сердце
 

«Земля зимой – огромный белый заяц…»

 
Земля зимой – огромный белый заяц,
прядающий полосками ушей;
он в собственном дыханье замерзает,
выкусывая звезды, словно вшей.
Земля зимой – принцесса в горностаях,
с румянцем на обветренных щеках.
Она щетиной льдинок обрастает,
Сухие листья вновь перелистав.
 
 
Но кроме белых – разных красок
полно… Смотри! вот янтари –
пролитым у забора квасом –
собачьей капелькой мочи.
И канарейкой яркой – лыжный след
срывается с горы, перекрывая
отсветов розовых уютный свет
и кружево кусков коры кровавой.
 
 
И на Земли ребристом крае
краснеют два обломка льда:
как будто бы огромный заяц ранен
или принцесса тает со стыда.
 

«Ты – переписчик мой, небрежною лакуной…»

 
Ты – переписчик мой, небрежною лакуной
Перекосивший замысел стиха,
Задуманного вечером безлунным,
Когда рука еще была тиха
 
 
И не кричала, языком тяжелым,
Перо ворочая с немыслимым трудом;
Еще не полнилось безжизненным рассолом
То, что звала живительным прудом.
 
 
Не плавали за льдами роговицы,
Пугая белым брюхом, рыбы дум,
И, черновик открыв с любой страницы,
Найти возможно было страсть и ум.
 
 
Перепиши! Иль перепишем вместе?
Дай строй строкам могуществом души!
Я знаю: ошибешься в том же месте…
На всякий случай все ж – перепиши!
 

Прикосновение к запястью

 
Прослушивает скорбный доктор пульс.
Он собирает в скляночку удары:
В азарте собирателя такого раритета,
Как человеческой души ударные моменты,
Он забывает о синеющем больном.
 
 
Не так ли, наслаждаясь пониманьем,
Приговорил к агонии пожизненной
Раскованную душу,
Открывшую тебя
Как новый континент?
 
 
Твое нежное отчаяние,
Награжденное орденом Великого Ничто,
Перерастает в бутафорию непризнания –
И так понятно всем, что ты не понят –
Что нечего и понимать в тебе.
 
 
Не недооценивай до времени
Насильное объединение беглых каторжников
в пустыне,
Сбежавших глазами из тьмы,
Ушами из пространного молчания,
Обонянием из букета вакуума,
Осязанием из приспособленности к объятиям,
Всей душой – от снега, растертого с клубникой
неона.
 
 
Вырастут корни у зуба твоей мудрости
в чужой челюсти:
Дай только время –
Пусть пока связывает нечто,
Уподобленное общей колодке:
Спекуляция провалами ночей
Или общий смех.
Закладывай быков, Дидона!
Ибо земля исполнена благостыни.
Режь бычью шкуру на полоски!
Без геометрической хитрости
Не вместить в одно место этого мира
Двоих.
 
 
Эй, эй, эй! Спеши по адресу:
Направляю тебя стрелой из могучего лука,
Пробивающего тоннели надежды.
Меняй номера на машинах,
Знакомься с кюветами в поисках незастолбленной
Бонанцы:
Там (если верить слухам и мне)
Обнаженная Душа засмотрелась
В маленькое чистое зеркальце
Среди хищного ожидания болота.
Столкнешь ее пинком в затылок
Или заботливо унесешь от опасного места,
Сентиментально воркуя…
…К другому болоту?
 
 
Эй, эй, эй! Спеши по адресу,
Маленькая красная скорая помощь
С крыльями Эроса.
Прикоснись к запястью,
Слушай пульс, не любуясь,
Заботливо считай
 
 
Взрывник у бикфорда катарсиса.
 

Засохшие деревья январских ночей

 
Сухое дерево любви ждет молнии небес,
Чтоб полыхнуть огнем. И Феникс гнезда вьет
В его колючей кроне.
 
 
Ждет королей семи частей души,
Ждет в полночи
Терновая корона.
 
 
Ждет там и здесь: источник улиц сих
Струит девичий смех, и лани изваяний –
Суть пальцы на руках податливых желаний,
Что эту влагу пьют, беременея в них.
 
 
Весь город в Вашей диспозиции, о маршал!
Вы, одержавший столько поражений,
Мозг венценосный, воинство страстей.
 
 
Белеет на карнизах хлад костей,
Скелет зимы, сосулек стылых ребра,
О маршал, просто был ты слишком добрым:
Переходя Березину огней,
Закутался в свой плащ экс-император Сердце.
 
 
Война теней неистребимых дней,
Огонь, угасший в очаге ладоней.
 
 
Мы умираем на невидимых фронтах,
Но наши трупы продолжают бой;
Хоть опадали плоти лоскуты, как листья,
Но остов в шторме музыки чернел.
 
 
Засохший лес героев юности моей
В натеках красной камеди застыл.
Он обернулся на прощанье, и –
У Моря Мертвого стал солью опьяненья.
 
 
О, не будите спящий лес богов,
Друиды с ледяными бородами,
Ночных машин безвольные скитанья
И дьяволы разбойницы Луны.
 
 
Лес видит истинной любви благие сны,
И комли, заграждая автострады,
Не ждут из рук весны листвы награды,
А ждут гнилых клыков во рту огня.
 
 
Окаменелый лес чувств юноши
Под спудом
Миллионолетий –
Черный антрацит.
 

«Лето набирает номер 03…»

 
лето набирает номер 03,
глотает барбитураты,
умирает некрасиво,
в долгих конвульсиях.
 
 
осень с красным крестом
освидетельствовала труп,
обмыла его дождями
и похоронила под снегом
 
 
и только весна
написала проталинами
имя и даты рожденья и смерти
на белой доске снеговой
 
 
и, пока лето оживало,
окончив комедию ежегодных похорон,
тальник начал безразлично причесывать волосы,
зеленые волосы над ртутной рекой
 
 
и гибкие его прутья выпороли воздух,
чтобы он закричал птичьим криком
от зеленой боли сокодвижения
 

Физиология звукозаписи (1980–1991)

«Я не знаю, где была эта улица…»

 
Я не знаю, где была эта улица,
Я не знаю, где был этот дом,
Я не знаю даже, что происходило в нем.
Люди выходили и падали, волосы на себе рвали,
Одни говорили: «Мы увидели»,
Другие говорили: «Мы узнали».
Я вижу, как сгущается воздух за моей спиной,
Тысячи рук толкают меня в неизбежное,
Но я не хочу.
Я видел людей неглупых и видел совсем дураков,
Но и те другие не могли связать пары слов
Никто не мог объяснить мне, на что это
было похоже,
Одни говорили: «Это день гнева!»
Другие: «Это бич божий!»
Я хотел покинуть очередь, я хотел бежать,
Но верзила с лицом убийцы сказал:
«Ты должен узнать.
Эй, успокойся, парень, у тебя сдают нервы,
Не ты последний, не ты и первый».
 

1980

Движение к оцепенению

 
Ты очень доволен и скорбью, и болью,
Иного не ждал и в другое не верил.
Конец неизбежен, осталось мгновение,
Ты смотришь на стрелки, ты смотришь на двери.
 
 
И тут все приходит в движение –
В движение к оцепенению.
 
 
Твой жалкий рассудок приходит в упадок,
Проносятся штормы без звука и формы.
Все, как ожидалось, к чему удивление?
И в черном костюме пришел День Рождения.
 
 
И тут завершилось движение –
Движение к оцепенению.
 
 
Открылись глаза, и раздвинулось небо,
И в небо глазницы уставились слепо:
Ты смотришь на сцену, на ней представленье,
Что, может быть, станет твоим Днем Рождения.
 
 
И ты испытаешь сомнение
В движении к оцепенению!
 

1980

Пожиратель

 
Пожиратель всех страстей, скорбей и суеты,
Ждущий за столом приправ к еде, – это ты.
Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет
Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет.
 
 
За столом судьбы сидишь уже много лет,
Поглощаешь ты за годом год свой обед.
Суетятся рядом люди, каждый с радостью несет
Даже голову на блюде, если блажь к тебе придет.
 
 
Горами объедков стол покрыт,
Разбежались слуги, кончен пир;
Воздух был наполнен злом,
Ты знал, ты знал, ты знал.
Пир был очень долгим – ты устал.
Должен наступить конец.
 
 
В пустоту звучит твоя застольная речь,
Не приходит тот, кто мог тебя уберечь.
Робок ангел твой хранитель – и боится, и дрожит,
Если черная ворона путь ему перелетит.
 
 
В дверь стучатся трое, сбит запор,
Принесли носилки и топор;
Воздух был наполнен злом,
Ты знал, ты знал, ты знал.
Пир был очень долгим – ты устал.
Должен наступить конец.
 

1980

Путешествие

 
Я умер, все в порядке: в карманах пропуска,
Подписаны все справки, печати в паспортах.
На реактивном лифте в неоновых огнях
Несемся в преисподнюю на суперскоростях.
 
 
Реклама бьет как выстрел, соблазнов здесь полно,
В ушах орет «Sex Pistols», мелькает секс-кино.
Я сразу испугался и растерялся вмиг:
За жизнь когтями драться я, право, не привык!
 
 
Улыбчивые черти сказали мне в аду,
Что я не так воспитан, что им не подойду.
 
 
«Ты очень честный парень; конечно, выбирай,
Но если откровенно – иди ты к богу в рай!»
 
 
Я умер, все в порядке: в карманах пропуска,
Подписаны все справки, печати в паспортах.
На белом дирижабле, похожем на свинью,
Легко раздвинув тучи, мы вылезли в раю.
 
 
Нас приняли в объятья, и все кричат «ура!»,
Кругом висят плакаты за образцовый рай.
У всех на лицах радость, я был доволен всем,
Но строить вместе с ними я просто не умел.
 
 
Вдруг какой-то ангел мне крикнул на лету,
Что я испорчен адом, что им не подойду.
 
 
«Ты очень странный парень, плакатам ты не рад;
Мы с транспортом уладим – давай обратно в ад!»
 
 
Я кончил путешествие ударом в землю лбом,
Из головы все вышибло, не помню ничего.
В глазах опушка леса, в ушах шумит листва,
Стоит избушка рядом, вдали течет река.
Достал я из кармана все справки, паспорта,
Я изорвал их в клочья и в землю закопал.
 

1980

Шумящий мир

 
Этот шумящий мир безмолвен и пуст,
Как высохший куст.
Куст урожай принесет – один только плод,
Плод моих чувств.
 
 
Здесь растут странные растенья –
Не дают совершенно тени.
 
 
Я по шипам иду, ругая жару;
Лучше б я снова попал туда, где я был –
В безумном аду, в бездумном раю.
 
 
Здесь живут странные созданья –
Лишены чувства осязанья.
 
 
Их рассудок подчинен другим законам,
Потому что боль их коже незнакома,
И жестокость их обычно мне известна,
Я себя бы так же вел на их месте.
 
 
Этот шумящий мир мне чем-то знаком,
Я раньше был в нем в обличье ином,
И я на него смотрел с другой стороны
Холодной луны.
 
 
Взгляд вперед взглядом был назад –
Вывернул наизнанку взгляд.
 
 
И по замкнутому кругу неизбежно
Новый взгляд находит то же, что и прежде.
Постоянство превращений без возврата –
Свойство мира или, может, свойство взгляда?
 

1980

Последний день воды

 
Дождь прошел, и улицы пусты,
Но остались улицы сухими.
Это был последний день воды –
Первый день расплавленной пустыни.
 
 
И я в пустыне в городе большом,
И в виде миражей остались лужи,
Змеино-желтые глаза песка
Сквозь эфемерность луж глядят наружу.
 
 
Все это значит лишь одно:
Что скоро кончиться должно
Все.
 
 
А город весь – песочные часы:
Песок пересыпаться будет вечно.
И я бы вечно ждать хотел воды,
Но вечность – это просто бесконечно.
 

1980

Кукла

 
Любви мне живой не надо,
Хватит терзать себя.
Мне надо простую куклу
Серийного образца.
 
 
Одежда была бы сшита
Модно, и был бы вкус.
Глаза раскрашены ярко,
Без голоса обойдусь.
 
 
– Девочка, где твой бантик?
Я видел в тебе всегда,
Когда сдирала джинсовый фантик,
Колеса и провода.
 
 
Но дальше под проводами
Кукла была живой.
Подсунули эту куклу
С фабричным дефектом – душой.
 
 
Все это открылось позже.
Подлый торгаш продал
Эту ненужную роскошь,
Чтобы я психом стал.
 

1980

Живые и мертвые

 
Здесь странствию конец приходит у таблички,
«Конец Вселенной» гравировано на ней.
Табличка та прикована к калитке,
Досаден скрип несмазанных петель.
 
 
Не в полночь во тьме суровой,
А утром в похмелье сердец
У этой зеркальной калитки
Живого встречает мертвец.
 
 
В зеркальном дереве оскал холодной маски,
И в нем смиренье, неподвижность, пустота
Искажены черты пророческим гротеском –
Дурное фото твоего лица
 
 
Все меньше и меньше разница,
Вот копией стал образец.
Под звон разбитого зеркала
Живого хоронит мертвец.
 

1980

451 °F

 
Пока ты куда неизвестно ходил,
Потушен, погашен твой юношеский пыл
пожарной командой.
Ты не знаешь ли, кто эти люди
В касках и в масках,
С лицами честных героев,
Нечувствительных к боли?
 
 
На всякий пожарный случай…
 
 
Отвечу я сам за тебя на вопрос:
Когда бы и как бы тебе ни пришлось
С пути оступиться,
Ты увидишь сам, что эти люди
Курс твой исправят
И смело растащат баграми
Твой загоревшийся череп.
 
 
На всякий пожарный случай…
 
 
Не делай того, что не делал никто!
Кто может представить последствия?
А если нарушится равновесие
Между горящим тобой
И окружающей холодной средой?
Пожарники созданы для того,
Чтобы следить за порядком,
А значит, и за мной…
Уж не думаешь ли ты, что это
Возмутительная оплошность?
Это просто… предосторожность!
 
 
На всякий пожарный случай…
 

1981

Мир на стене

 
Настало пять часов.
Куда ты так спешишь?
Спешишь домой прийти
И шторы опустить.
 
 
В бумажный мир войти
Плакатов на стене
И там скорей забыть,
Что зря весь день прожит.
 
 
Между двух стен
Мечется взгляд
И оживляет
Каждый плакат.
 
 
Каждый плакат
Словно окно.
Смотришь ты жадно
Через стекло.
 
 
Песни звучат
Те, что тебе
Помогут попасть
В мир на стене.
 
 
Среди плакатов ты
Забудешь то, что дни
Слились в огромный день
С восьми и до пяти.
 
 
Каждый плакат
Запечатлел
В мире мечтаний
Высший предел.
 
 
И взгляд твой
Как телевизор:
Программы
Разнообразны.
 
 
Думать о вечерах
Где-то в Майами-Бич,
Утро на Плас-Конкорд,
Ночь на Сансет-Бульвар.
Заочно!
 
 
Ты любишь Гиндзу в ночных огнях,
Ранчо на Йеллоу-Крик,
Мартини в Сан-Тропе,
Звуки Карнеги-Холл.
Hi-Fi!
 
 
В мыслях этих
Все желанья
Темных уголков
Сознанья разом
Ты исполнишь,
Потому что
В самодельном
Мире все легко.
 
 
Я уверен,
Ты не стал бы
Лезть в те джунгли,
Если б знал их.
 
 
И не стал бы
Слушать эти песни,
Если б
Их перевели тебе.
 

1981

Лишняя деталь

 
В тесном коконе лежу:
Датчик – в нос,
Трубка – в рот.
Через трубки ем и пью
И наоборот…
На экранах все мерцает,
Все живет и дышит без меня.
Трудно осознать, зачем нужен здесь я…
 
 
По внутренней связи разносится голос:
– Слушаю вас, командир!
– Это центральный полетный компьютер?
– Да, это я, командир.
– Могу ли я взять на себя управленье?
– Это запрещено!
– В чем же причина, скажи мне, машина?
– Ты подвержен ошибкам, ты слаб.
– Я не согласен с таким положеньем…
– Желаешь играть ты главную роль?
– Я только аппендикс – ненужный придаток…
– …к системе, над которой потерял ты контроль!
 
 
Трудно осознать, зачем нужен здесь я…
 

1981

Человек наподобие ветра

 
Капканы обманов, ловушки соблазнов
Все ставят и ставят – напрасно, напрасно.
Ты видишь насквозь уловки и петли,
Через них пролетая наподобие ветра.
 
 
Ты уносишься прочь, как июльская ночь.
 
 
На танце, на звуке, на лунном луче –
На чем угодно гарцуешь ты ловко.
Делается очередной поворот,
Рушится очередная уловка.
 
 
Танцуя в пыли и в поту душной ночи,
Чего же, чего же, чего же ты хочешь?
Нелепый вопрос. Не дашь ты ответа,
Через сон пролетая наподобие ветра.
 
 
Ты уносишься прочь, как июльская ночь.
 
 
С такой же, как сам ты, на крае стены…
Всего сантиметр от гибели верной…
Ты даже об этом не думал, наверное?
Ты, человек наподобие ветра?
 

1981

Homo Superior

 
В черной коже, спокойной походкой,
Не глядя по сторонам,
Ступая уверенно через Вселенную,
Он приближается к нам.
 
 
Словно колодец с водою холодной
Взгляд его глаз стальной.
Словно урчание преисподней
Голос его ледяной.
 
 
Homo Super… Homo Superior!
 
 
Ты не можешь промолвить ни слова,
И голос как будто бы сел.
Сегодня, к стыду своему, ты увидел
Ничтожество собственных дел.
 
 
Как деревья с корой вековою
Эти пальцы могучих рук,
Жилы тугие на пепельной коже,
Словно натянутый лук.
 
 
Homo Super… Homo Superior!
 

1981

Призрачный гость

 
Мокрый асфальт,
Меркнущий свет фонарей.
Я бы хотел
Добраться домой поскорей,
Но я боюсь, что мне не дойти.
Я собьюсь нарочно с пути
В мой дом.
Растворюсь, как соль в воде,
И растаю, как снег в руке,
Во тьме.
Город ночной
Вместе со мной недвижим.
Замерли мы на полпути
Вместе с ним.
Может, сейчас, словно в дурном сне,
Странные в ночь крикнут слова мне:
 
 
– Что ты стоишь? Поспеши! Робкий…
– Зря ты дрожишь – не свернешь с тропки!
– Как ни плутай, ты придешь к дому:
Третий подъезд, седьмой этаж…
– Словно в пустоту, в комнату свою
Войдешь ты призрачным гостем!
 
 
Призрачный гость в доме моем – это я…
 

1981

Мышь

 
Мне снится сон:
Я серое надел пальто,
Но снять не смог –
Приросло ко мне оно.
 
 
– Так и должно быть! Так!
Ты под наркозом спишь
И превращаешься – в мышь!
В серую-серую мышь!
 
 
Открыв глаза, я понял,
Что мышью стал, но поздно.
Открыл я рот, но чудо –
Лишь громко запищал:
 
 
«За что? Зачем?
Что я такого натворил?
Я тихо жил
И лишнего не говорил».
 
 
– Так и должно быть! Так!
Ты был во сне, дурак!
Ты превратился в мышь! В мышь!
 
 
Ни за что! Просто так!
Просто ты подвернулся под руку.
Молчи, дурак!
Твой пример обогатит науку.
 
 
Нужен эксперимент.
Мы должны знать все на свете:
Почему идет дождь
И отчего рождаются дети.
 
 
Любой ценой!
 

1981

Актер в черно-белой ленте

 
Был вечером ветер и яростный дождь.
На мокрую тряпку весь город похож.
Прошедшая ночь превращается в ложь,
И утро лежит, как заточенный нож.
 
 
Серое небо висит над душой.
Скрип тормозов над сырой мостовой.
Холодно в комнате – ты не встаешь,
И утро лежит, как заточенный нож.
 
 
Серое небо и серая грязь –
Серых предметов взаимосвязь.
Я вижу кругом только серую грязь!
 
 
Увидишь ты синего неба куски
Над макушкой своей, и встаешь на носки,
И тянешься пальцами к облакам…
Вдруг больно бьют тебя по рукам!
 
 
– Выкинь глупые мечты, вернись на землю,
Вспомни, что ты говорил вчера при встрече.
Вспомни, как ты подписал одну бумагу.
Ну что, вспомнил?
 
 
– Я все забыл,
Верните солнечный свет!
 
 
– Нет!
Это декорация к другому фильму:
Это декорация к цветному фильму,
А ты – актер в черно-белой ленте.
Ну что – вспомнил?
 
 
– Я помню все,
Но я вижу солнечный свет!
 

1981

Ты слишком неподвижен

 
Лень было блуждать в лабиринте страстей,
В себе нерешимость убить.
Ты ждешь человека, который придет
И укажет, кого любить.
 
 
Ты мышцы напряг и окостенел,
Ты в стартовой стойке стоишь.
Достанет он стартовый пистолет,
Выстрел – и ты побежишь.
 
 
Взаимосвязи сплелись и слились:
Ты муху боишься обидеть.
Ты ждешь человека, который придет
И укажет, кого ненавидеть.
 
 
А он все не шел, не хотел иль не мог,
И был его путь, видно, долог.
И ты неприятно был удивлен,
Когда прочитал свой некролог.
 
 
Как в зубной кабинет,
Ты простоял много лет,
Глотая слюну и дрожа.
И мессия твой
Не заметил тебя:
Ты слишком уж был неподвижен.
 
 
Теперь же ты ждешь, чтоб явился к тебе,
Броню твоих стен сокрушив,
Хотя б человек, который пришел
И сказал бы тебе, что ты жив!
 

1981

Пропасть

 
– Если
Заглянул ты
В эту пропасть,
Скажи мне, голова не кружилась?
Был ли света луч в глубине?
Разглядел ты хоть самую малость?
 
 
– Я видел город и водопад.
Водопад гремел, как сотня орудий.
Я видел дно ущелья веков,
И я узнал – нас там не будет!
 
 
– Если
Заглянул ты
В эту пропасть,
Скажи мне, может, все-таки есть надежда?
Был ли проблеск дня в темноте?
Разглядел ты, как восход забрезжил?
 
 
– Все было словно в полутьме,
И я смотрел лишь миг – боялся сорваться.
Только одно было ясно мне,
Только одно – туда не добраться!
 
 
– Ясновидящий, это ложь!
Мы жили, и живы, и будем жить вечно!
Младенцу понятно, что ты лжешь,
И ложь твоя так бесчеловечна!
Зачем же руку мою берешь?
 
 
– Чтоб подвести тебя к краю ущелья:
 
 
ВЗГЛЯНИ САМ!
 

1981

Тупик

 
То этим, то тем,
То чем-то, то всем
Помог с превеликою выгодой.
Но эти и те
Зажали тебя в тупике.
Не видно, приятель, выхода,
Ни просвета в стене,
И конец твой уж близится.
 
 
Ты метнулся ко мне,
Обещая унизиться,
Потому что у меня
Ключ от дверцы тупика.
 
 
Не открою я дверь.
Мне не очень-то верится,
Хоть я слышу, поверь,
Не могу я довериться.
 
 
Если выйдешь ты за дверь,
Без сомнения,
Ни за грош меня продашь –
Без промедления!
 

1981

Автомобиль без управления

 
Ты привела меня к себе домой
Какой-то субботней ночью.
Там был беспорядок-кавардак,
Но мне это нравилось, впрочем.
 
 
Свет потушив, ты музыку включила,
Что-то тяжелое.
Точно вспомнить, что же это было,
К сожаленью, я не могу.
 
 
Может, это было «Lady Double Dealer»,
Может, это было «Lady Luck».
 
 
До блаженства оставалось едва,
До покоя оставалось немного.
 
 
Но дорога слишком гладкой была,
А я не верю гладкой дороге.
Пора свернуть на другой путь,
Пора свернуть на другой путь!
 
 
/ Автострада любви
Не может быть бесконечной.
Наша связь слишком долго тянется,
Чтобы я оставался беспечен.
 
 
Вельвет и бархат скрывают наждак
Твоих постоянных прихотей.
Пора нам свернуть на другую дорогу –
Не вижу иного я выхода. /
 
 
Я не могу отключить зажигание
У моего желания.
Я не могу найти педаль сцепления
У моего стремления.
Моя любовь – автомобиль без управления.
Пол согрет был нашими ногами,
Мокрыми после душа.
Тело было сковано истомой,
А душа рвалась наружу.
 
 
Может, ты была той «Lady Double Dealer»,
Может, ты была той «Lady Luck».
 

1981

Размышления компьютера о любви

 
Дорожный знак сказал мне: «Стоянки нет!»
В гостинице табличка – «Свободных мест нет»!
Но твое лицо сказало: «Свободно»!
А твои глаза сказали: «Лови момент»!
 
 
Хочу проникнуть на кухню твоей души,
Хочу приютиться в прихожей твоей мечты,
Найти уголок в гостиной твоей любви.
 
 
/ Я хочу, но хочешь ли этого ты? /
 
 
Пустынная улица,
Сотни неверных теней за спиной.
И каждая тень – еще один день,
В одиночестве прожитый мной.
 
 
Хочу захлопнуть у них перед носом дверь,
Хочу отгородиться от них стеной,
Хочу проникнуть на кухню твоей души,
Хочу приютиться в прихожей твоей мечты,
Найти уголок в гостиной твоей любви.
 
 
Я в игру твою согласился играть
И решил притвориться, будто бы нет:
Грязной посуды на кухне твоей души,
Чужих ботинок в прихожей твоей мечты
И новой тени за моей спиной.
 
 
/ Я не хочу, но не хочешь ли ты? /
 

1981