Текст книги "Книга Числа из Торы"

Подтверждение полномочий Аарона (гл. 17)

Коль скоро священнический авторитет Аарона был подвергнут сомнению, Господь показал всему народу, что его авторитет по-прежнему непререкаем, все иные претенденты на него исключаются.

Господь повелел Моисею взять по жезлу от колена, от всех начальников и написать на жезлах имена тех, кому они принадлежат. И Аарону надо было написать свое имя на жезле племени Левия. Затем все двенадцать жезлов были положены в скинии перед ковчегом откровения (т. е. на самом святом месте), где Господь являлся Моисею, потому что Он сказал, что жезл, принадлежащий тому, кто избран Им на священство, расцветет, подобно дереву.

На следующий день, войдя в скинию, Моисей увидел, что жезл Аарона не только расцвел, но и пустил почки, дал цвет и плоды миндаля.

Племенным вождям и народу, получившим это неопровержимое доказательство, ничего другого не оставалось, как молча согласиться с тем, что Господь действительно подтвердил полномочия Аарона.

А для того, чтобы народ не забыл о том, что узнал, Господь сказал, чтобы жезл Ааронов был оставлен пред ковчегом откровения в знамение для непокорных. Да не ропщет народ против Господнего руководства и не ставит под сомнение правильность избираемых Им людей и методов.

После всего этого последовала эмоциональная реакция на происшедшее со стороны израильтян, которые решили, что жезл, лежащий перед ковчегом, будет отныне грозить смертью всякому, кто попытается хотя бы приблизиться к скинии.

В связи с бунтом против священнических прерогатив Аарона, наказанием бунтующих и свидетельством его избранности на служение возникла необходимость напомнить об ответственности, возложенной на левитов, которая в Числах трактуется более расширенно.

На священниках и только на них лежала обязанность служить в скинии, по крайней мере, только они несли ответственность за возможные нарушения или проступки, как против святилища, так и против своего священнического сана.

В сказанных об этом словах подразумевалось нечто большее, чем функция заступничества, осуществляемая священниками, в них подразумевались и возможные согрешения самих священников и левитов при обслуживании священных Божьих предметов. Среди требований к работе священников входило благоговейное обращение с этими предметами в скинии и исполнение ритуалов, предписанных свыше святым Богом.

Хотя большая часть левитов священниками не являлась, а значит, пользоваться соответствующими привилегиями не могла, исполнение некоторых функций им, как помощникам священников, было разрешено. Вообще говоря, круг их обязанностей был довольно широк, для них исключалось только прикосновение к предметам Святого-святых и к большому жертвеннику для всесожжений. В случае нарушения левитом этого запрета погибли бы оба: и священник, и он сам, недостаточное чувство ответственности у священников навлекло бы Божий гнев и на народ.

Тяжелая нагрузка была возложена на священников, но Бог дал им в качестве дара левитов, чтобы помогали им всеми способами, соблюдая, специфику, о которой говорилось выше. За их службу Господу священники и левиты получали от Него часть тех приношений, которые люди, приходившие поклониться Богу, предлагали Ему. А именно: священникам и левитам доставались все те части жертвы, которые не сжигались на жертвеннике. Считалось, что Богу принадлежит то, что становится пищей огня. При принесении жертв для Господа чаще всего сжигались жир и внутренние органы (почки и печень). Поскольку жертвы были самыми священными, есть их могли только священники и мужчины, составлявшие их семьи. Всем остальным, включая женщин, членам их семей можно было есть от жертв возношения («потрясания»). Это были так называемые мирные жертвы.

Кроме того, в распоряжение священников и их семей поступали все первые плоды урожая, приносившиеся Израилем в жертву, включая оливковое масло, вино и хлеб. Хотя эти первые плоды приносились Господу, на жертвеннике они не сжигались, но становились достоянием священников. То же было и со всем, что посвящалось Господу.

Первенцы людей и нечистых животных подлежали выкупу за пять сиклей серебра. Именно столько платил жертвователь священнику, вместо того, чтобы действительно принести в жертву перворожденного. Что же до первенцев чистых животных (волов, овец и коз), то их следовало приносить Господу в жертву Ему. Мясо их, однако, не сжигалось на жертвеннике, как при обычных жертвоприношениях, но также отдавалось священникам.

Все это обеспечение священников от святых приношений являлось знаком того, что Бог благословлял их по Завету. Их доля была объявлена уставом вечным. Сказано это было с помощью метафоры «завет соли», которая подтверждала долговременность данного постановления. Как соль сохраняет долго свою крепость, так и Завет, заключенный с Господом, никогда не утратит силы своей. Заметим, что солью посыпали хлеб приношения, также в знак прочности взаимоотношений, скрепленных Заветом.

Затем Господь обратился к другому аспекту священнического и левитского служения (18:26-24). Господь сказал Аарону, что, хотя священники и левиты не имеют своих земельных наделов, у них будет нечто большее, а именно: Сам Господь. Это означало, что левиты будут получать десятины от народа за службу, которую они несут в скинии, и эти десятины будут источником их существования. Поскольку израильтяне в массе своей не могли приближаться к скинии, их представляли в скинии левиты.

Но и сами левиты должны были отдавать десятую часть от получаемого ими Господу. (Речь идет о десятой части хлеба и виноградного сока. Их следовало рассматривать как плоды, взращенные самими левитами.) В качестве десятины левиты должны были отдавать лучшее и того, что получали. И эта десятина шла непосредственно священнику, чтобы остаться в скинии как священное приношение Господу. Остальное же левиты могли есть и пить, потому что оно не священнику принадлежало, а только им. Беря десятины у израильтян и в свою очередь, принося собственную десятину Господу, левиты использовали народные приношения именно так, как хотел Бог, и таким образом были чисты перед Ним.

Законы об очищении (гл. 19)

В Израиле считалось, что некоторые дела или контакты превращали человека в церемониально нечистого. Объясняется это тем, что вся жизнь народа и все в ней происходящее было пронизано духом религиозных представлений и имело то или иное религиозное значение. Кроме того, неотъемлемой частью их бытия была символика. Например, кожные заболевания предполагали в человеке нечистоту, поскольку эти заболевания были символом греха. Так, Мариамь после того, как была поражена проказой, сделалась нечистой, ибо проказа недвусмысленно свидетельствовала о том, что подняв бунт, Мариамь согрешила (12:9-15). Также и болезнь Не-емана символизировала его греховность. Будучи исцеленным, он признал, что лишь Господь Израиля есть Бог (4 Пар. 5:15).

У израильтян считалось, что прикосновение к мертвому телу оскверняет особо. Причина этого убеждения в явной ассоциации физической смерти с духовной. Следовательно, для тех, кто соприкасался с трупами, должны были быть предусмотрены средства очищения. Важно, чтобы им можно было свободно пребывать в сообществе живых.

Как обычно, ритуальное очищение предполагало наличие «заместительной жертвы», вот почему общество должно было поставить рыжую телицу без порока и недостатка, на которой никогда не пахали. Хота рыжая телка и приносилась в жертву за грех, но в отличие от обычных жертв за грех, не в искупление. Ее приносили в жертву не ради удаления самого греха, а того осквернения грехом, которое ассоциировалось со смертью. Рыжая масть ее символизировала цвет крови. А то, что она должна была быть из незнавших ярма, говорило о том, что телке полагалось быть абсолютно здоровой и сильной. Животным настолько чистым, чтобы быть годным для исполнения священной роли, ради которой оно было выбрано.

После заклания телки в присутствии священника за пределами стана (последнее символизировало физический акт удаления скверны из среды народа) священник семь раз кропил кровью ее в направлении скинии. Это свидетельствовало о том, что жертва приносилась Господу.

Потом телицу полностью сжигали на огне, вместе с кедровым деревом, иссопом и нитью из червленой (ярко-красной) шерсти. Эти же три компонента использовались и в ритуале очищения при кожных заболеваниях. Выбирая для ритуальных целей породу дерева, брали вечнозеленый душистый кедр. Иссоп брали потому, что пучки именно этого растения макали в кровь ягненка при исходе, а нить красной шерсти – потому, что она символизировала саму кровь.

После сожжения всего этого вместе с телицей пепел перемешивался и становился при этом средством очищения (19:9). После завершения ритуала священник и его помощник сами становились нечистыми. Это происходило потому, что они готовили пепел для очищения. Это может показаться удивительным, но прикосновение к священным предметам делало священника церемониально нечистым.

Итак, когда оставался лишь пепел, кто-нибудь чистый должен был собрать его и положить вне стана на чистом месте. Теперь пепел был готов для воды очищающей.

В очищении нуждался всякий, кто прикасался к мертвому телу, и оставался нечистым семь дней. Такому человеку надо было очистить себя водою с пеплом в третий и в седьмой день, иначе он оставался нечистым. Если он приближался к скинии, будучи церемониально нечистым, то должен был «быть истреблен из среды Израиля», то есть, предан смерти.

В равной мере нечистым становился человек, который хотя бы входил в шатер, где лежал усопший. Воздействие смерти было столь сильным, что распространялось и на открытые сосуды, находившиеся в непосредственной близости от мертвого тела. И кто касался убитого в поле и костей человеческих или могил, делался нечистым.

Совершая ритуальное очищение, в сосуде смешивали пепел и воду и, опустив в эту смесь пучок иссопа (который и сам по себе обладает лечебными свойствами), кропили шатер, все сосуды и людей, оскверненных смертью. И кто-нибудь чистый должен был в третий и седьмой день окропить нечистого человека, после чего тот должен был омыться сам и вымыть одежды свои.

Неисполнение этой процедуры под страхом смерти не позволяло нечистому приближаться к скинии (он подлежал истреблению из среды народа).

Тот, кто совершал акт очищения нечистого, тоже должен был вымыть одежды свои и выкупаться, как должен был сделать это всякий, кто хотя бы прикоснулся к очистительной воде. Все, чего касался нечистый человек, становилось нечистым, и нечистота эта переходила, в свою очередь, на любого, кто так или иначе вступал с ней в контакт.

Кому дано много, много спросится (20:2-13)

Кадес был оазисом с достаточным количеством воды, но на этот раз, войди в него, израильтяне обнаружили, что он высох. Жажда заставила израильтян наступать на Моисея в своей обычной манере. Они укоряли его за то, что привел их из Египта на это негодное место. И так же, как поступал он в прошлом, Моисей обратился за советом к Господу, пав перед Ним ниц с мольбой и молитвой.

В ответ Господь повелел Моисею взять в руку свой посох и, собрав народ, обратиться к скале, и она тогда она даст воду, которой будет достаточно для людей и скота. Из скалы, о которой идет речь, били в обычное время ключи и евреи не раз пили из них в прошлом. Господь повелел Моисею только сказать скале, тогда появление из нее воды приписывалось бы не силе Моисея, а действию чуда Господнего. Моисей, однако, потерял в какой-то момент терпение и поступил так, что всеобщее внимание было привлечено именно к его власти и силе как посредника Завета. Он ударил в скалу своим посохом дважды… И вода появилась, но, понятно, благодаря милости Господней. Моисею же и Аарону за то, что привлекли к себе внимание вместо того, чтобы положиться на Господа, было отказано во вступлении в Обетованную землю.

Решение Господа было твердым. Принцип, по которому поступил Господь в данном случае, ясен: кому дано много, много и спросится. Можно предположить, что личность меньшая во всех отношениях, чем Моисей, не пострадала бы в такой мере в результате Божьего неудовольствия.

О праве наследования в семьях, где не было сыновей (27:1-11)

Когда пришло время определить наделы для племен, кланов и семей, возникла проблема с семьей Салпаада из поколения Манассии. Сал-паад умер, но не вместе с Кореем, а за свой грех, не оставив по себе сыновей. Но у него было пять дочерей. Поскольку земельные наделы полагалось выделять главам семей, т.е. мужчинам, семье и имени Салпаада грозило исчезновение, поскольку вне своего племени они не могли получить землю.

Озадаченный этой необычной ситуацией, Моисей обратился к Господу, Который повелел ему выделить дочерям Салпаадовым наследственный удел, как и другим. Этот случай стал прецедентом, на основании которого были даны последующие указания. Если человек умирал, не оставив после себя ни сына, ни дочери, то наследниками его должны были стать братья его. А если не было у него братьев, то братья отца. А если и их он не имел, то наследство его полагалось ближайшему кровному родственнику. Таким образом, решение этой проблемы перешло для израильтян в постоянно действующее законоположение.

Назначение преемника Моисея (27:12-23)

Моисей и Аарон потеряли право войти в Обетованную землю в тот день, когда не исполнили повеления Господа должным образом, ударил посохом в скалу в пустыне Сим (20:12). Аарон умер, Моисею же Господь позволил издалека бросить взгляд на Ханаан. С одной из вершин горы Аварим стал смотреть Моисей на запад. Эта вершина, называвшаяся Нево, поднималась прямо против Иерихона.

И тогда вместо того, чтобы проникнуться жалостью к самому себе, как это могло бы случиться с менее значительным человеком, чем он, Моисей испытал тревогу в связи с тем, что оставлял Израиль без хорошего вождя. Тогда он обратился в молитве к «Богу духов всякой плоти» с просьбой поставить над народом вождя вместо него, Моисея. Этот необычный титул Бога («Богу духов всякой плоти») отражает Его способность исчерпывающего понимания каждого человека и, следовательно, безошибочность выбора.

Будущий вождь, каким он виделся Моисею, должен был быть подобен пастырю, который выводил бы израильтян, овец своих, и приводил бы их домой.

Господь немедленно откликнулся и сказал взять Иисуса, сына Нави-на. Этот исполненный Духа человек, который к тому времени уже проявил свои замечательные качества и способности, должен был стать идеальным преемником Моисея. Назначение нового вождя следовало провести всенародно, чтобы общество израильтян осознало: Навин обрел право на такое же уважение, как Моисей. И власть, и авторитет, которыми обладал Моисей, делались теперь его достоянием.

И поставил Моисей Иисуса перед Елеазаром, священником, в знак той миссии, которую отныне надлежало исполнять им двоим. Елеазар будет открывать Навину Божью волю, а тот будет руководить народом, выполняя Божью волю.

Моисей возложил руки на Навина, передавая ему свои полномочия, и таким образом исполнил порученное ему Богом.

Законы о жертвоприношениях (гл. 28-29)

Накануне вступления израильтян в Ханаан и завоевания ими этой земли необходимо было проинструктировать молодое поколение относительно жертв, которые им надо будет приносить в условиях ожидавшей их оседлой жизни и сельскохозяйственной деятельности. Первое место среди жертв занимали ежедневные всесожжения. Установлены они были еще во время пребывания народа у горы Синай. Эти ежедневные жертвы были символом дани, приносимой народом-вассалом своему Сюзерену – Господу, Который в скинии вступал с народом в совершенно особый контакт.

Вторую категорию составляли жертвоприношения субботнего дня. Хотя установление о субботе было дано прежде (Исх. 20:8-11), здесь впервые даются правила, касающиеся субботнего ритуала. Кроме упомянутого выше постоянного всесожжения, в субботу должно было приносить в жертву двух однолетних ягнят без порока с сопутствовавшими им возлиянием и хлебным приношением.

В первый день каждого месяца общество должно было приносить дополнительное всесожжение, помимо постоянного, описанного здесь. В новомесячие всесожжения состояли из двух тельцов, одного овна и семи однолетних агнцев. Все животные должны были быть без порока. При каждом полагалось соответствующее приношение хлебное и возлияние. Кроме того, в праздник ново-месячия приносился козел как жертва за грех.

Прежде Господь повелел евреям, чтобы в эти праздники непременно трубили в трубы.

Установления относительно Пасхи были разработаны на принципах, изложенных прежде (Исх. 12:3-11). В первый месяц, четырнадцатый день месяца (Нисана) подлежали закланию пасхальные агнцы. Начиная с пятнадцатого дня и последующие семь дней (по 21-ое число включительно) праздновали праздник опресноков. Начинались эти семь дней с субботы, в последующие шесть дней требовалось приносить такие же жертвы, как в новомесячие, плюс субботние приношения. Эти приношения делались в дополнение к ежедневным всесожжениям весь остаток недели. Последний из семи дней тоже был субботой, и жертвы в седьмой день требовалось приносить такие же, как и в первый день.

Праздник седмиц надо было соблюдать так же, как субботу, а жертвы в этот праздник следовало приносить такие же, как в праздники новомесячия. Кроме того, требовалось приносить Богу от нового хлеба, ради чего и праздновался праздник седмиц.

Первый день седьмого месяца был днем Нового года. В сопровождении трубного звука в этот день в жертву приносились один телец, один овн и семь агнцев, а также козел. Все это было в дополнение к жертвам по случаю новомесячия, так как данный день не был обычным праздничным днем начала месяца. Помимо этого, следовало совершать обычные ежеутренние и ежевечерние всесожжения.

День очищения надо было праздновать на десятый день седьмого месяца. Он праздновался как суббота, с такими же жертвоприношениями, как в день Нового года (за исключением жертв, приносившихся по случаю новомесячия). Козел в жертву за грех приносился в этот день сверх постоянного всесожжения в целях очищения.

Праздник кущей, который продолжался с пятнадцатого дня седьмого месяца по 22-ой его день, требовал огромного числа жертвоприношений, потому что им отмечалось окончание ежегодных сборов урожая, и это был праздник благодарения Богу.

Первый день этого праздника праздновался как суббота, в жертву приносились тринадцать тельцов, два овна, четырнадцать однолетних агнцев без порока. При каждом теленке, баране и ягненке должны были предлагаться соответствующие хлебные приношения. Четкого упоминания о возлияниях в первый день нет, за исключением возлияний, сопутствующих повседневным всесожжениям.

Принесение козла в жертву за грех было обязательным, как обязательными были и постоянные всесожжения.

На второй день жертвы приносились такие же, как в первый, с той разницей, что закалывали двенадцать (а не тринадцать) тельцов, и жертвоприношениям сопутствовали возлияния. В каждый из последующих дней число приносимых тельцов сокращалось на одного, пока не достигало семи (на седьмой день). Эти семь тельцов на седьмой день явно имели символическое значение, как выражение полноты.

Восьмой день праздника кущей отмечался как еще одна суббота, жертвы в этот день приносились такие же, как в день Нового года, исключая жертвы, приносившиеся по случаю новомесячия, но с сопутствовавшими возлияниями. При праздновании всех упомянутых праздников должны были приноситься соответствующие жертвы, помимо обычных, по обету, от усердия и мирных.

Законы об обетах (гл. 30)

Согласно завету, человек мог дать обет Господу выполнять что-то определенное или, напротив, воздерживаться от чего-то в какой-то определенный период времени. В книге Чисел не уточняется, какие именно обеты могли даваться или как их следовало давать, либо отменять. Эта глава только учит, как важно держаться обета, коль скоро он дан.

Если человек давал обет (обещание делать то-то и то-то) или зарок (обещание не делать чего-то), то должен был безоговорочно выполнять их. Если незамужняя дочь дала обещание такого рода, и ее отец не воспротивился этому, она должна была сдержать обещание. Но если отец запрещал ей, то обещание ее считалось аннулированным. В отношении замужней женщины такую же ответственность в этих вопросах нес муж ее.

Вдова или разведенная, дав обет, несла за него такую же ответственность, как мужчина. Если муж знал об обете, данном его женой, и молчал какое-то время, а потом запрещал ей, то вина за это ложилась на него. Это значит, что после какого-то периода времени обет обретал силу и мог быть отменен лишь ценой соответствующего жертвоприношения.