Текст книги "Сумма биомеханики"

– Чего вы хотите?! – взмолилась девушка. – Чего еще?! Уйдите!

Она попыталась отыскать глаза – да хоть что-то человеческое – за серыми тенями, прикрывавшими «лица» фашистов, и не смогла. Взгляд будто сползал со скользкого и неприятного… Никаких эмоций. Ни одного намека на собственные чувства и мысли. Впереди стояли куклы. Неживые, но смертельно опасные манекены. Марионетки в цепких руках того, кто надеется приручить голод и ярость, а следом и смерть.

Она попробовала вспомнить взгляд Готта, и тот выплыл из памяти в виде неожиданного гипнотического образа. Леденящий и глубокий, как провал в темную бездну. Открытый, настоящий – каким она его видела лишь раз. И ветер… он словно затягивал туда, внутрь его глаз. На самое дно. Они поглощали мир, высасывали жизнь из того, что еще теплилось. Она пыталась отделаться от чудовищного взгляда, но это никак не удавалось. Он оказался сильнее.

– Нужна гарантия, – отвечал Готт из-за спины, – что ты не побежишь к чекистам… что они не будут искать. Пусть нас оставят, – он хитро прищурился и стал отступать назад, в темноту. – Забудут.

Алина заметила старый тевтонский меч, лежавший на полу, и подняла его, не поворачиваясь к нацисту.

Алик подобрался к девушке и остановился за ее спиной, косясь на стены. По ним сочилась грязная, почти черная вода, собирающаяся в тонкие струйки, а из углов уже текли целые ручьи. Он не удивился тому, что от них веяло гниением и смертью. Потоки струились вглубь подземелий, постепенно расширялись и захватывали все больше пространства, неумолимо подступая к ногам людей. Течением черной воды увлекались сухие листья, которые… когда-то были живыми и согревались солнцем. Теперь это уносилось прочь.

Мелькнула странная мысль: «Это не листва, а жизни. Люди. Их боль и надежды. Дни и недели. Годы. Их пожирает голод, который нам не понять».

– Почему ты так хочешь туда? – спросил Готт, продолжая отходить дальше и сливаться с мраком где-то позади. – Думаешь, там что-то есть? Возможно. Но тогда надо выжить. Любой ценой.

Алина закрыла глаза.

Твердый, давящий комок поднялся к горлу. Он стремительно набухал, мешая дышать. Она попыталась сглотнуть, но муки только усилились.

Глаза и веки ощутили что-то теплое, почти горячее…

Затем оно обожгло щеки, губы и подбородок, каплями пробежав по лицу сверху вниз. Сорвавшись в невидимое.

Слой пыли принял ее слезы, поддавшись теплоте, но уже через мгновение они исчезли в сухом и голодном прахе: словно здесь никто никогда не плакал. Вскоре все это будет смыто безжалостным потоком темноты.

– Ты уже чувствуешь силу, – голос Готта наполнился металлом, он скрестил руки на груди, как палач перед казнью, – это клокочет ненависть к себе… Терять больше нечего, убийца. Там, наверху, погибли слишком многие. Сомнения должны исчезнуть.

Одновременно с последним словом в полутьме сверкнуло лезвие меча – наотмашь нанесенный удар достиг цели, и раздался характерный звук. Мертвое тело упало на пол.

– Ты была уязвима, нося эти цепи в себе, – доносилось из темноты за спиной, – и никогда не нуждаясь в них по-настоящему.

Эсэсовцы, преграждавшие путь к наполненной красками свободе, освободили проход. Они ушли из центра тоннеля, выстроившись вдоль стен в две шеренги.

– Ты убила собственную слабость, сомнение… Выйди и взгляни на мир ясным, ничем не замутненным взором.

Каждый фашист припал на одно колено и склонил голову – образовалось подобие почетного караула. Их ноги полностью погрузились в поток черной влаги. Лишь в самой середине тоннеля оставался узкий участок сухого пола, но и тот неумолимо истончался.

Убийца прошла по нему, сквозь строй, глядя в небо и не выпуская меча из рук. Как только она вышла, весь пол затопила затхлая, гниющая темнота, и очертания тела Готта окончательно скрылись в мертвой воде.

Балтийское море встретило прикосновением свежести и тепла: ветер дотронулся до ее лица и губ, шелест травы поцеловал мочки ушей.

Она ступала по песчаному берегу, следуя к темно-синей линзе залива, глядя куда-то за горизонт. Не в пустоту. Где-то там есть завтра. Оно искупает все.

Начинался рассвет. Летали редкие чайки. Волны в сотый и тысячный раз накатывали на берег, чтобы превратиться в пену и исчезнуть… раствориться в бесформенной массе.

На поверхности воды, плескавшейся на песок, возникали круги и каверны – точные копии друг друга. Реплики, мимолетные возмущения аморфной ткани. Когда каверны захлопывались, в воздух подбрасывались струйки, похожие на фигурки небольших человечков. Они лишь на мгновение выскакивали из общей массы и тут же возвращались обратно – в аморфную влагу, сливаясь с ней, оставляя после себя только маленькие волны, кругами расходящиеся по сторонам и неизбежно затухающие.

Алина вошла в воду по щиколотку и остановилась. С размаха воткнула окровавленный меч в дно, и волны смыли с лезвия кровь.

Пронзительные голубые глаза – точно само небо – посмотрели еще выше, и на какое-то мгновение само движение облаков отразилось в них белой пеленой. Единственная слеза задержалась на ресницах, а затем просочилась сквозь них. Девушка смахнула ее, когда та застыла на щеке.

Какое-то неясное болезненное чувство бесновалось во внезапно опустевших глазах. Что если все зря? Жертвы, страдания… Здесь слишком много цветов для правды.

Она чувствовала: что-то случится. Прямо сейчас. И действительно, с небом происходило что-то непонятное, оно постепенно тускнело.

Елена проснулась в своей постели. Рядом спал какой-то мужчина, буквально зарывшийся в одеяло и подушку. Его лица не было видно.

Девушка приподнялась и тут же обхватила голову задрожавшими руками. Лицо исказилось болью, а тонкие, напряженные пальцы буквально вонзились в кожу вокруг висков…

Боясь пошевелиться, Елена постаралась замереть.

На неопределенное время мир исчез. Его заменило страдание, поглотившее человеческое восприятие без остатка. Нечто внутри мозга взбунтовалось, стремясь лопнуть, разорвать сосуды и нервы, освободиться от пут сдерживающей плоти…

Боль долго не отступала, и сознание начало приспосабливаться.

Мгновения полного забытья миновали, и девушка смогла открыть глаза – затуманенные муками и плохо видящие. С белками, изрезанными красной сеткой сосудов.

Она осторожно села на край кровати. Привычно протянула руку в сторону. Достала большую таблетку обезболивающего – на ощупь найдя пачку в сумраке дома. Запила лекарство водой из стакана, кем-то заранее приготовленного на тумбе рядом.

Затем настала очередь глазных капель.

Туман. Снова несколько секунд во тьме наедине с болью, которая нехотя отступила. Чтобы вернуться?

«Да. Но чуть позже. Когда таблетка перестанет работать».

Тем не менее, медицинские препараты сделали свое дело. Теперь можно встать и чем-нибудь заняться, а не лежать, как парализованной.

«Ты больше не набитая тряпками кукла. Вставай».

Взгляд постепенно прояснялся.

Электронные часы показывали – 04:51. По вискам больше не било, и руки не дрожали.

Елена подошла к окну и нечаянно задела стоящую на подоконнике фотографию, где изображена она с тем мужчиной. Обернулась и бросила недоверчивый взгляд на кровать.

За окном начинало светать. Около минуты она смотрела на пустые улицы Калининграда, словно замершие перед рассветом, а затем направилась на кухню. Но, только зайдя туда, сразу остановилась, будто вспомнив что-то, и поспешила обратно в спальню.

Комод с бельем.

Она потянулась к нижнему ящику и застыла в нерешительности, вновь бросила недолгий взгляд на спящего.

В ящике под бельем лежала связка ключей от какой-то квартиры, Елена достала их. Через две минуты она – уже в верхней одежде – стояла у входной двери.

Ее мерседес мчался по улицам еще не проснувшегося Калининграда. Окна домов смотрели пустым, невыразительным взглядом, словно сквозь нее… и Елена отвечала тем же.

Нечто темно-серое, неприятное окутывало город. И даже понимая, что где-то за холодными каменными стенами спят люди, она не могла воспринимать Калининград живым. Это было непросто.

На улицах царили полутона и холод. Со стороны набережной шел стелющийся по земле туман.

Ранним утром люди продолжали жить в полноценности собственных грез, а город, брошенный и лишенный души, вновь стал самим собой: мертвым нагромождением камней. Бессмысленной декорацией к спектаклю, который никак не начнется.

Дверь в квартиру неслышно открылась. Внутрь прошла девушка, стараясь не шуметь. Она открыла замок своими ключами.

Дома оказалось довольно темно – все окна занавешены.

Сняв обувь, Елена на цыпочках приблизилась к спальне и увидела мужчину, который уткнулся в одеяло почти так же, как и тот – в ее собственной постели.

Она осторожно села на край кровати.

Мужчина перевернулся на спину и глубоко вздохнул – показалось, будто он прошептал что-то, так и не проснувшись. Это Олег.

Взгляд упал на две пустые бутылки из-под водки, валявшиеся у ножек кровати. Елена подобрала их и отнесла на кухню, поставила рядом с мусорным ведром…

Чайник вскипел довольно быстро, поскольку Елена специально заполнила его наполовину. Из кухонного шкафа достала две кружки, а затем из другого отделения банку кофе – было заметно, что в затемненную кухню вернулась хозяйка.

Девушка окинула ее взглядом и улыбнулась, вспомнив приятное. «И ей шепчут грязные поленья, что она теперь лишь вправду дома», – пронеслось в голове.

Вновь посмотрев на спящего Олега, заметила лежащую на полу фотографию в рамке. Улыбка с губ моментально исчезла.

В квартире стало заметно яснее, хотя свет Елена не включала. Электронные часы показывали что-то около шести.

На тумбочке рядом с постелью стояли две чашки кофе. Тут же лежала фотография, аккуратно извлеченная из разбитой рамки и заботливо разглаженная.

Сидя на краю кровати, она дожидалась пробуждения мужчины… и читала томик стихов.

Взгляд скользил по строчкам, но Елена словно не видела их.

 
Может быть, тот лес – душа твоя,
Может быть, тот лес – любовь моя,
Или, может быть, когда умрем,
Мы в тот лес направимся вдвоем.
 

Казалось, она видит все это. Сквозь прозрачную, исчезающую пелену.

Высокое небо.

Кроны деревьев и стебельки каких-то трав.

Девушка почти чувствовала, как лица касается теплое и влажное дыхание. Того леса. Живого. Настоящего.

С каждым новым словом в сознание все настойчивее проникали шелест листьев и пение птиц. Звуки странного – на фоне воспоминаний о так и не проснувшемся городе – места. Губ коснулся легкий ветер, а затем пелена полностью исчезла, и девушка моргнула. Впервые в жизни на какой-то миг увидев лес так, будто она идет внутри него: краткое мгновение и… решетки больше нет. Нет пелены и тумана сомнений.

Рука машинально перевернула страницу, и Олег сразу проснулся. Увидел внезапную гостью.

– Я… еще сплю? – спросил он вполголоса и, не дожидаясь ответа, принялся протирать глаза.

Поскольку это выглядело весьма нелепо, Елена не смогла сдержаться – рассмеялась и пожала плечами.

Неуклюжий, не выспавшийся, Олег наконец согласился с реальностью и приподнялся на локтях:

– Мне приснилось, как ты читаешь стихи.

Все так же улыбаясь, она показала томик:

– Я читала их на самом деле.

– Ты… не выбросила ключи? – неожиданно для себя мужчина задал вопрос, который мучил его очень долго.

Елена опустила голову и отрицательно ею покачала.

Олег пристально посмотрел на Елену. Затем потянулся к девушке в надежде на поцелуй, но та в последний момент отстранилась.

– Я… не смогла не прийти, – виновато объясняла она. – Пойми… прошу.

Отвергнутый Олег сел на другой край кровати – так они оказывались спиной друг к другу. Мужчина обхватил лоб и затылок руками, ссутулился.

– Черт… Проклятье, – прохрипел он, и в глазах девушки на миг потемнело.

Елена вздрогнула и испуганно посмотрела на Олега через плечо.

– Все смешалось… – бормотал тот. – У тебя нет какой-нибудь таблетки? Мои закончились. Пачка пуста.

Елена не ответила, а лишь закусила губу. Затем сделала резкое характерное движение головой, словно пытаясь отогнать неприятные ощущения или… воспоминания.

– Что там? – продолжал мужчина. – Кого-нибудь потеряли?.. Дежавю, сшивание памяти, да? Меня, наверное, проклинают.

Взгляд Елены расфокусировался, она словно ушла в себя.

– Лена… Ты там уснула?

Через мгновение девушка пришла в себя и посмотрела на собственное отражение в зеркале, которое висело на стене. Олег расслышал хруст костяшек на пальцах, который подсказал, что она чувствует себя крайне неуверенно.

Со стекла смотрела измученная женщина. Бледное лицо и тревожные воспаленные глаза. Под ними уже наметились синяки.

Женщина в зеркале выглядела так, будто совсем недавно перенесла приступ тяжелой болезни, что повторяется время от времени и никогда полностью не отступает.

Почти привидение.

– Мы хотели заботиться о них… – она пыталась вспомнить заготовленный план разговора, отвернувшись от пугающего отражения, но то никак не уходило из головы. – Никто не застрахован от ошибок… Мы не машины, а люди.

– Тебя хоть не уволили?

– Нет… отправили в отпуск.

Олег закивал, также начав разминать пальцы.

– А планшет? Они вытащили его?

По лицу Елены точно прошла судорога – секунды две-три она пыталась что-то сообразить, не отвечая. Затем вскочила с кровати и уставилась на Олега.

– Стоп. Кто вытащил? Откуда? Ты ведь… не просыхал все это время!

– Я… – он поморщился, массируя голову руками.

Мужчина бросил короткий взгляд через плечо.

– Моя голова… расколота. Да, я напился. Слонялся по каким-то развалинам… Ну, и, – он усмехнулся, – пропустил где-то удар кувалдой. Не такое прилетало. Справлюсь.

– Ты же спал! Какие развалины? – допытывалась разволновавшаяся девушка. – Ты валялся здесь как бревно!

Олег сокрушенно мотал головой и сопел:

– Видимо, это был сон… Еще помню небо. Какой-то парк… А почему ты спрашиваешь?

Зрачки глаз Елены расширились. Она замерла, смотря куда-то сквозь Олега. Тот подобрал с пола смартфон, включил его.

– Батарея почти разряжена, – он сел вполоборота. – Прошла только одна ночь. Конечно, я спал. А ты разве – нет? Ночью принято спать.

Олег посмотрел на зеркало, которое с его точки зрения отражало спящий город:

– Согласен, с нашей-то работой не заподозрить мир в безумии. «Я» угасает каждым вечером… и только память… ее шепот… подсказывает, каким был тот человек.

Елена дернулась и сорвалась с места. Выбежала из спальни и затем из квартиры.

– Что?! Что не так?! – Олег повалился на кровать.

«Опять убежала! Все повторяется».

«Все повторилось».

Она остановилась за закрывшейся дверью и прислонилась к ней спиной. Попробовала успокоиться. Но даже там, избавившись от назойливых голосов, не смогла справиться с приступом отчаяния. Сунула дрожащую руку в карман брюк, пытаясь что-то нащупать и…

Внезапно замерла. Выдохнула и буквально выдернула из кармана смятую пачку таблеток белого цвета. Без названия и инструкции.

«Такие не для продажи в аптеках», – ехидный голосок прозвенел в повисшей внутри пустоте.

Ему ответил кто-то другой, залившись безумным отдаляющимся хохотом.

Через дыру в упаковке на серый и давно не мытый бетонный пол выпала большая таблетка, похожая на…

Лучи утреннего солнца падали прямо на тумбочку. На ней стояла фотография в новой рамке.

Олег сидел на диване в гостиной и смотрел телевизор, допивая сваренный Еленой кофе.

В эфире шли местные криминальные новости. Экран показывал тело молодого человека, которое прибило волнами к берегу моря. Его лицо было изуродовано, а горло страшно деформировано.

Голос невидимой женщины-диктора комментировал видеоряд:

– Труп обнаружен сегодня утром. По словам экспертов, смерть наступила несколько часов назад из-за удушья, вызванного травмой гортани. Скорее всего, тело привезено из другого района. Вызывает интерес особая примета – цвет волос потерпевшего. Молодой человек абсолютно седой. Возможно, это еще одна жертва событий, развернувшихся после операции по поимке наркодилеров.

На экране возникла седая шевелюра вора, и Олег тут же поперхнулся. Он невероятно побледнел.

– С вами была Анна Владимирова. Следом за нами криминальная драма «Фантомная боль»… Не переключайтесь.

Небрежно поставленная на подлокотник кружка упала на диван и залила смартфон черно-коричневой волной кофе. Олег схватил гаджет, пытаясь стряхнуть с него следы напитка. Вскочил и быстрым шагом направился в ванную, но получилось так, что, протирая экран от разводов, он набрал номер.

Из трубки донесся тусклый голос Елены:

– Алло.

Олег в нерешительности остановился у спальни и через секунду спросил:

– Извини, я не хотел звонить. Так получилось… Ты… смотрела новости?

Она не ответила, Олег расслышал только короткий вздох.

– Значит…

Он опустился на кровать и закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться на ее словах, но пока из трубки доносились только звуки дыхания.

– Ты слышишь? – поблекшим голосом произнес Олег. – Господи, да не молчи же… Скажи, это неправда, да? Нужно просто уснуть, и все образуется?

Отчаявшись услышать ответ, Олег открыл глаза и посмотрел через окно на близлежащие дома. На одном из балконов стоял какой-то мужчина, он пил кофе, глядя в небо. В соседнем окне из-за занавески мелькал голубоватый свет – вероятно, кто-то смотрел телевизор.

– Чертова метафизика, – произнес он под аккомпанемент дыхания в трубке. Получается… Мы как жалкие куклы.

Есть одна зацепка – везде эти таблетки. Выходит, нас вывели из кризиса, либо наоборот, он только начинается. В любом случае для коррекции и восстановления от нее требуется время… То есть опять ничего не ясно. Но возможен второй вариант. Мы нигде не терялись и не сходили с ума. Скопили на личный контракт, который теперь выполняется. Точно!

Идет отсчет времени до пробуждения. Или…

Оно уже состоялось? Но когда? Через полвека или после… Что могло произойти с человечеством за сто лет? Мы переселились в гигантскую компьютерную сеть, и «оживление» заключается лишь в переброске кабеля?

Тогда твое тело до сих пор в стеклянной криобанке, человек из машины.

А что, если его вообще некому будить? Что, если оставшийся без присмотра симулятор сломается? Как будет выглядеть этот конец света?.. Небо над нами просто свернется в точку?

Какие дурацкие мысли! Глупость. Воспоминания и сомнения… Бред.

Искать ответы бессмысленно, поскольку все закончится. К черту ответы, ведь нам… нам… позволяется любить и ненавидеть. Даже надеяться. Пусть недолго, но мы почти живем.

Олег приблизился к воротам католического храма и посмотрел вверх – над острым шпилем проплывали белоснежные облака.

Он открыл дверь и шагнул внутрь.

Дом Бога.

Будучи маленьким ребенком, он часто приходил сюда. Строгая и набожная мать, наполовину немка, выросшая в консервативной семье, всегда старалась брать мальчика с собой. Он не понимал смысла этих жестов и ритуалов, но навсегда запомнил голос женщины, которая шепотом пыталась обратиться к незримому. Но предельно реальному для нее. Для всех людей, что приходили сюда. Таинственный Создатель, что всегда рядом. Он никогда не отказывал в причастии, после которого становилось легче. Взгляд прояснялся, люди выходили на улицу, понимая: о них помнят и заботятся. Жалкие существа, слепые, опутанные сомнениями, ютящиеся на самом краю темной сферы – даже их есть за что любить.

Молитва. Ты закрываешь глаза и следуешь за едва слышимым голосом, похожим на собственный, а тот ущербный мир вокруг исчезает. Ты словно идешь к самому себе, и дорога бесконечна. Но именно благодаря этому рано или поздно происходит чудо: в одно неуловимое мгновение боль и недоверие пропадают, избавляя от страданий тело и душу. На какой-то миг ты переносишься в другое место, где нет голода плоти, интересов и выгоды. Где не нужно пожирать, чтобы не быть съеденным, а сострадание и добро доступны всем… Даже если открыть глаза в этот момент, то они не увидят мира вещей. Взору откроется мир ангелов и людей, ставших святыми. Возможно, только он и есть на самом деле, а все зло и болезненные видения вокруг – исчезающая пелена сомнений на твоих глазах, которая рано или поздно растворится в чистоте слез.

Мужчина сел на ближайшую скамейку. Отрешился от мира и попробовал вспомнить, как нужно молиться, как следует обращаться к Нему. Поняв, что это, наверное, не вышло, открыл глаза и заметил, что у него от напряжения пошла носом кровь, и только потом увидел. Знакомый силуэт. Впереди, через два ряда. Женщина в плаще.

Вот она перекрестилась, поднялась и направилась к выходу, не поднимая головы. И все же Олег узнал… Он вскочил и остановил ее.

– Все эти мгновения, память… – сказала ничуть не удивленная Елена, – даются на время.

– Зачем?

– Кто-то заботится о нас.

– Как пытались мы? Из жалости?

Она кивнула и попробовала улыбнуться.

– Морфей… кто это? – спросил он.

– Не знаю. Я… как-то видела спальню в его личном кабинете.

– И?

– Кажется, там никого не было.

– Морфею тоже сняться сны?

– Или он сам – сон.

Елена отошла в сторону – Олег увидел, что на полу перед алтарем лежит священник. Он тихо молился, раскинув руки в стороны.

Лица не было видно, а слова он не смог толком расслышать. Шепот исходил словно от самого тела, от головы или грудной клетки, направляясь к алтарю и отражаясь от него. От свечей к потолку поднимался едва видимый легкий дым.

– Знаешь, тебе лучше исповедаться, – сказал Елена, – станет легче.

Олег промолчал.

– И не забудь про причастие. Тебе дадут…

– Маленький круглый кусочек хлеба, – он улыбнулся, – белого цвета.

Спустя минуту они вышли на улицу и замерли, едва отойдя от входа. Взялись за руки и постепенно сжали их до предела, пытаясь всмотреться в линзу высокого синего неба.

Нельзя сказать, что люди больше не верили. Просто… не покидало ощущение – они когда-то знали этого бога. Тогда он еще не был тем, кому обычно молятся, но уже осмелился спасти их из увядающего мира, где смертны даже вещи.

Спасти против их собственной воли.

Теперь неизвестно, когда и как это произошло. Правду уже не различить в осколках воспоминаний и неясных образах, сумраке снов, месиве того, что кажется реальным и не очень. Многое слишком запутанно. Ясно одно – все началось с человека, который внезапно понял, что вокруг только многоликая смерть и он отчего-то создан быть ее частью.