Текст книги "Скованные намертво"

– При словах «права человека» моя рука тянется к пистолету. – Ремизов потянулся к радио.

– Моя тоже, – согласился Аверин, усевшись напротив начальника отделения с папкой на коленях. – Почему подразумеваются права воров и убийц?

– Загадка сия велика есть. Вся кутерьма вокруг прав человека – это гигантская политическая афера, помогающая США и ее союзникам перекраивать мир на свой лад. Янки трактуют эти права так, как им удобно, и используют их как таран, разламывая неугодные режимы. По большому счету за этим трепом ничего нет. Главное право человека – жить спокойно и достойно в спокойной стране и не подвергаться уголовному террору. Там же, где правочеловеки берут верх, начинается именно криминальный террор.

– Вам нужно писать статьи на эти темы, – усмехнулся Аверин.

– Или выступать в Верховном Совете, – добавил Ремизов.

В тот день Аверин освободился пораньше. В полседьмого он ждал Маргариту у Управления. Она села рядом с ним на сиденье. Вздохнула. Поцеловала его.

– Я скучала… Ты мне нужен, Слава. Правда.

– И ты нужна мне.

– Я не знаю. Я ничего не знаю. Я устала.

– Отчего?

– Мне кажется, все не так… Надоела эта работа. Надоели эти серые будни. Мне хочется вырваться из этого круга.

– Из упрямства? Так же, как вошла в него?

– Ты не понимаешь. Ты плоть от плоти этого кошмара. Это какая-то сырая, склизкая тьма. А мне хочется света. Красивых людей. Самолетов. Вечерних платьев. Пойми, я привыкла. Я хочу.

– Я понимаю.

– А, я несу какую-то полную ерунду. Ты меня меньше слушай. Хорошо?

– Хорошо.

– Я иногда говорю то, чего не хочу. И даже не думаю… Поехали.

– Куда?

– Ко мне…

В прихожей она сжала его руку. Он почувствовал, как все плывет в какое-то иномирье.

А потом было неземное блаженство потрясающей ночи. Было прекрасное тело, податливое его пальцам. Была безумная страсть.

Они лежали усталые и счастливые, а часы отсчитывали время, оставшееся до момента, когда выплеснутся на улицы первые солнечные лучи и в Москву придет новый день.

– Я хочу быть с тобой всегда, – сказал Аверин, сам не веря своим словам. Он всегда сомневался, что есть такие женщины, которым он может отдать себя на долгие года, если не до конца жизни. Но сейчас такой момент пришел.

– Что такое всегда?

– И в этой жизни. И в будущей.

– Ты веришь в будущие жизни?

– Верю. И готов поверить в эту жизнь с тобой.

– Слава, а ведь я знаю тебя лучше, чем ты сам.

– И что?

– И это знание меня пугает… Ты инопланетянин.

– Правда?

– Правда, – вдруг засмеялась она, переводя разговор в шуточную сферу. – Ты гипнотизируешь людей и кажешься не тем, кто есть на самом деле, – она ткнула его локтем.

– И какой я на самом деле?

– Ну, например, зеленый, в пупырышках, у тебя восемь рук.

– Да-а? А тех частей тела, ну, сама понимаешь, сколько?

– Судя по твоим возможностям, не менее десятка.

Она привалилась к нему и легла на него, провела языком по его груди, и он почувствовал, что опять теряет голову. «Опер без головы» – новая эпопея, усмехнулся он про себя. И сжал Маргариту в объятиях.

На этот раз Ледокол назначил встречу в тихом кафе на Тверской улице.

Они сидели в отдельном кабинете и пили легкое вино. Аверин подумал, что Ледокол, как и Маргарита, любит марочное отменное вино и, похоже, неплохо в них разбирается.

– За успех наших предприятий, – Ледокол поднял бокал. Звякнули бокалы. Аверин почувствовал на губах вкус изумительного ароматного вина, мягкого, слегка туманящего голову.

– Очаровательно.

– Горчит. Не слишком удачный урожай, – поморщился Ледокол.

– Не боишься, что нас увидят вместе?

– Не боюсь.

– Или запишут на магнитофон.

– Я наобум ничего не делаю, самбист… Все под контролем.

– Как с Гиви Колотым?

– О Гиви забудь. Он заработал то, что получил.

– Все вы заработали по исключительной мере наказания – этого не отнимешь.

– Но что-то незаметно, чтобы вы многим душегубам лоб зеленкой намазывали. Незаметно. Наше правосудие ни к чертям не годится, ты это прекрасно знаешь.

– Тут мы и приходим к мысли о том, что нужны санитары леса. Такие, как я.

Аверин кивнул. Что-то присутствовало в логике Ледокола, с чем он готов был согласиться.

– Приятное место, – сказал Аверин.

– Отличная кухня. Гигантские цены. Полный сервис. Хочешь, через полчаса здесь появятся лучшие девочки Москвы? А, давай вздрогнем? – лукаво посмотрел на него Ледокол.

– Нет, спасибо.

– Ты правильный опер. Поэтому ездишь на машине, которую неудобно на приличную свалку свести.

– Нормальная тачка.

– Предложи я «Мерседес» тебе – а это мне раз плюнуть, – откажешься.

– А ты предложишь?

– Считай, что предлагаю. Не как взятку, а из уважения. Или любую другую машину – хоть нашу, хоть их.

– Откажусь.

– Правильно. Ты опоздал родиться. Тебе бы быть рыцарем христианского ордена.

– Или монахом, – усмехнулся Аверин.

Его позабавила мысль – монах с целым гаремом.

– Ты боец. В тебе есть правое неистовство. Ты не ломаешься, самбист. Еще по одной, – Ледокол поднял бокал. Они пригубили вино.

– А теперь к делам. Знаешь такого Акопа Дадашева?

– Глава пушкинской группировки.

– Уникальная личность. Под ним ходит армия отморозков. Воюет с Кавказом. Коллекционирует видеозаписи развлечений высоких чиновников и милицейских начальников, поэтому считает себя неуязвимым… Надо его тряхнуть.

– Зачем?

– Во-первых, если ты его тряхнешь через несколько дней, когда у него дома будет сходняк, задержишь двух человек, объявленных в розыск как исполнителей заказных убийств – Бубу и Батона. Мне сдается, ты их искал давно и безуспешно.

– Искал, – поморщился Аверин.

– И будет еще один человек – Игорь Нигманов по кличке Басмач. Авторитет из Узбекистана. Прибыл наводить контакты.

– Ну и что?

– Мне нужно, чтобы его задержали, а потом выпустили.

– В честь чего?

– Он иностранный гражданин. Ничего вы против него не наскребете. Вы его выпустите.

– А потом?

– А потом – мое дело, – Ледокол помолчал и протянул Аверину пакет с фотографиями истерзанных тел. – Это семья в Караганде. Муж, жена и двое детей. Его работа. И еще такие же дела. Его отпустили за недоказанностью.

– Зачем он тебе?

– Долги…

Аверин задумался.

– Санитары, самбист, – улыбнулся Ледокол. – Иначе не сделать ничего. Ты же сам знаешь это.

Аверин вздохнул. Он неожиданно вспомнил холодные глаза Новицкого, вспомнил его отморозков, расстреливавших стариков и женщин. Вспомнил многих других негодяев, с которыми сводила судьба. Подумал о том, что они считают, будто эта земля безвозвратно принадлежит им и они могут гулять по ней, как оккупанты по завоеванной территории.

– Я попытаюсь.

– Твои коллеги из Главного управления по оргпреступности давно собирались тряхнуть Акопа. Найди с ними общий язык.

– Откуда ты все знаешь?

– От верблюда. Давай еще выпьем.

– Давай.

Аверин пришел домой поздним вечером. Хмель выветрился из головы.

Пушинка сидела на серванте, рядом с фарфоровой фигуркой кошки.

– Картинка, – усмехнулся Аверин. – Пошли есть, кошка.

Ремизов выслушал соображения Аверина по поводу того, чтобы слегка растрясти Акоповку – так называли деревню в Пушкинском районе, где свил уютное гнездышко Акоп Дадашев.

– Насколько реально, что там появятся эти два киллера? – спросил начальник отделения.

– Они там будут. Через пять дней в Акоповке большой сход для обсуждения стратегических вопросов. Дела у них в последнее время идут неважно.

– Одни не поднимем.

– Не поднимем. Надо идти на поклон в ГУОП.

– Только этого не хватало, – поморщился Ремизов. Подразделения по борьбе с организованной преступностью создали не так давно. Сперва действовали специализированные шестые отделы в угрозыске – легендарные «шестерки», которым была придана самостоятельность. Через некоторое время они начали называться странно и маловразумительно – оперативно-розыскные бюро. Потом – управления по оргпреступности. Министр внутренних дел Виктор Ерин почему-то на дух не переваривал слово «борьба», поэтому управления приобрели достаточно странные названия: по оргпреступности, по обороту наркотиков, по экономическим преступлениям. По этому поводу давно потешалась оппозиционная печать.

Угрозыск считал своих коллег из РУОПов бездельниками. С самого начала было заложено, что управления по оргпреступности работают не от конкретного преступления, а от лица. Когда совершается убийство, на место происшествия выезжает угрозыск и ищет убийцу. РУОП же сначала находит убийцу, а потом выясняет, кого именно он убил и как это доказывать. Вот и получалось, розыск, как и встарь, драли за расследование конкретных преступлений, а бойцы с оргпреступностью слыли свободными художниками, творили «полотна», которые им нравились, и вместе с тем им выделяли огромные средства, проблемы с транспортом, вооружением, техникой там стояли гораздо менее остро, чем у любой другой службы. Идея создать мощную организацию типа ФБР, которая сумеет прищучить мафию по всем линиям, не обращая внимания на чины и звания, провалилась – какая власть позволит существовать монстру, который в конечном итоге ударит по ней? Энтузиазм сотрудников по выявлению преступлений века и высоких коррумпированных связей быстро загасили различными орг-мерами. Но информацию о преступной среде РУОПы стали собирать достаточно лихо и иногда работали весьма эффективно. Особенно это касалось использования силовых методов – тут у руоповцев равных не было и их страшилась самая отпетая братва.

Идти друг к другу на поклон или сотрудничать в этих двух ведомствах не особенно любили. Неприязнь давала себя знать, хотя часто между отдельными структурными единицами и сотрудниками складывались отличные отношения. Большинство оперов перекочевало в РУОП из того же уголовного розыска. В отличие от своего начальника, Аверин не испытывал к коллегам никаких сословных предубеждений.

"Бездельники чертовы» – это самые мягкие слова, которые можно было услышать от Ремизова по поводу своих коллег.

Последняя попытка наладить добрые отношения ГУУРа и ГУОПа закончилась плачевно. Сотрудник из оружейного отдела ГУУР выступал в роли мафиози-покупателя крупной партии оружия. В момент передачи руоповцы и сотрудники уголовного розыска намечали произвести задержание. Перед мероприятием внедренного сотрудника показали собровцам и сказали – этого не трогать, когда начнете брать всех после передачи оружия. Получилось все с точностью до наоборот. Прошла передача денег, сотрудник ГУУРа перегрузил несколько ящиков с оружием, тут последовала команда «фас», и первым спецназовцы измолотили именно оперативника, так что тот получил возможность отдохнуть от забот праведных в госпитале. «Напутали, с кем не бывает», – развели бойцы руками. После этого отношения между службами стали еще прохладнее.

– Ладно, попробуем созвониться, – сказал Ремизов. – Дружок у меня есть в Главке. Он как раз Акопом занимался. Акоп – это его хобби. Он его пытается посадить уже два года.

К вечеру Ремизов вызвал Аверина, корпящего над очередной справкой в Генеральную прокуратуру о фактах не правомерного освобождения из-под стражи лиц, подозреваемых в умышленных убийствах.

– Зайди к этому человеку, – сказал Ремизов. – Василий Николаевич Сидоров. Заместитель начальника отдела ГУОПа.

– Хорошо, – кивнул Аверин.

Сидоров оказался крупным мужчиной лет сорока, лысым, как колено, с борцовскими плечами и вытатуированным на запястье якорем. Изучив удостоверение гостя, он указал на стул:

– Садись. Мне Ремизов звонил. Излагай суть.

Аверин в двух словах обрисовал ситуацию.

– Ты как раз в точку попал, – сказал Сидоров. – Мы готовим мероприятие по Акоповке. Там склад оружия.

– Принимаете в долю? – улыбнулся Аверин.

– Принимаем. Давай свои соображения.

– У них через пять дней большой сходняк. Там бы их всех и прибрать.

– Что ж. Мысль недурная. Обдумаем… Что ты вообще об этой братве знаешь?

– Держат Пушкино, Ивантеевку, Правду.

– Верно. На, почитай, – он вытащил из сейфа папку с материалами и протянул Аверину.

Тот раскрыл ее и углубился в чтение бумаг.

"Справка.

Пушкинская организованная преступная группировка является одной из наиболее опасных и жестоких в Московской области. Насчитывает более 250 активных участников. Отличается высокой мобильностью. Практически все члены ОПГ имеют автомашины. Могут также пользоваться мотоциклами. Широко используют радиосвязь, современные технические средства. На вооружении имеется огнестрельное, в том числе автоматическое, оружие.

Начавшая свою деятельность к концу восьмидесятых годов, к нынешнему моменту группировки как единого целого не существует. Сегодня она оформилась скорее как пушкинско-ивантеевская, в ней особо выделяется так называемое правдинское отделение.

Зоны и сферы влияния: Пушкино, Ивантеевка, поселок Правда, Сергиев Посад. ОПГ контролирует изготовление фальсифицированных спиртных напитков, в частности водки «Распутин» (завод в Хотькове), игорные дома, казино, поставку товаров народного потребления из-за рубежа (холодильники, велосипеды), автосалоны (туда поставляются краденые иномарки), дачное строительство и деревообрабатывающие предприятия. Совместно с солнцевской ОПГ контролирует выпуск и реализацию изделий народного промысла, имеет позиции в аэропорту Шереметьево. Нетрадиционным промыслом для одной из групп явились грабежи водителей-дальнобойщиков на Ярославском шоссе недалеко от кольцевой дороги. На столь необычный шаг эти лица пошли, чтобы быстрее добыть деньги для оплаты «штрафа», назначенного одним из лидеров ОПГ.

Пушкинская ОПГ имеет развитые связи с зарубежьем – США, Германия, Таиланд. Она курировала доставку героина из Таиланда. Лидеры выезжали в страны Восточной Азии. В Таиланд выезжал и скончавшийся недавно от болезни держатель пушкинского воровского общака «Зека».

Лидеры: крестным отцом группировки является Акоп Дадашев – кличка Папа. Известен как крупный коммерсант, является руководителем фирмы «Торпродакшен», имеющей связи на самых верхах российских властных структур. По некоторым оперативным данным, дает «наверх» отчисления в деньгах и автомашинах. С 1992 года в Ногинске на ликеро-водочном заводе (в целом завод контролируется лидером балашихинской ОПГ Фролом) Дадашеву принадлежит одна из линий. В поселке Лесном на территории завода «Промсвязь» действует цех по производству водки «Столичная». Также владеет «цехом уникальной мебели» на Коровинском шоссе, продукция которого поступает в квартиры высокопоставленных представителей государственного аппарата.

Братья-близнецы Соколовские (Соколята) – одни из изначальных организаторов и руководителей группировки. Ранее судимые. Им вменяется незаконное хранение и ношение огнестрельного оружия и организация похищения дочери Дадашева. Они же руководят правдинским отделением. Специализация Соколят – захват заложников, вооруженный разбой, скупка земли, заказные убийства, перепродажа похищенного автотранспорта. Контролируют ресторан на Дмитровском шоссе, автостоянки.

Особенностью Соколят является активное участие в приобретении связей в экономических структурах, органах местного самоуправления. Преступления выполняют чужими руками. Ведут тихий и скромный образ жизни, в области появляются редко. Одно из мест встречи – ресторан «Сказка». Во многом такое поведение объясняется тем, что возбужденное против них дело до сих пор не прекращено.

Григорий Жаворонкин (Жора). Бывший офицер и спортсмен, выпускник Ленинградского военного института физкультуры. Судим за рэкет. Входил в ОПГ, состоящую из жителей Москвы, Подмосковья и Ленинграда.

Пушкинская ОПГ имеет устойчивые связи с преступными группами подмосковного Калининграда, с солнцевской и люберецкой ОПГ. Имеет хорошие отношения с ворами в законе – Горбатым, Ростиком, Жидом, Захаром, Савоськой, Цирулем.

Руководство ивантеевской группировкой осуществляется через Ивана Зубровина (Зубра). Начинал с рэкета, был рядовым членом группировки, недавно выезжал в США для укрепления деловых контактов с местной мафией.

11 мая 1993 года были расстреляны из автоматического оружия активные участники ОПГ Николай Рябов (Незнайка), Дмитрий Губарев. Ранее в ходе борьбы за передел сфер влияния также уничтожено несколько авторитетов. В начале июня сего года после освобождения городским судом Ивантеевки «по состоянию здоровья» под залог в пятьсот тысяч рублей убит автоматной очередью вместе со своим подельником неоднократно судимый за убийства и захват заложников один из авторитетов ивантеевцев Петр Родионов – ближайшая связь Дадашева…»

Дальше шли документы такого же плана. Большинство фактов были Аверину известны. На некоторые места убийств он выезжал. По убийству Родионова готовил докладную о странном поведении народного судьи, отпустившего под залог отпетого рецидивиста – как всегда, без ответа и привета. Судьи все чаще превращались в соучастников преступной деятельности, и никого это не волновало, только по радио и телевидению с утра до вечера депутаты и журналисты заученно долдонили о необходимости дальнейшего развития их независимости – и никого не интересовало, что в последнее время эта независимость все больше превращалась в откровенную неподконтрольность никому.

– Понятно, – Аверин отодвинул папку.

– Они давно всем как бельмо на глазу, – сказал Сидоров, убирая папку в сейф. – Настала пора дать им хорошенько по зубам… В общем так, налет мы на них организуем. Если возьмем там твоих убийц, то и прекрасно. В любом случае, даже если больше ничего не найдем, будем иметь отмазку. Так?

– Угу.

– А мы пока подработаем связи Дадашева. Там интересная картина намечается… Естественно, напоминать не стоит, что акция высокой степени секретности. Мы не ставим в известность даже региональное управление, чтобы не улетела информация. Постараемся обойтись своими силами.

– Правильно.

– В общем, считай, тебя приняли в нашу компанию, – Сидоров крепко пожал Аверину руку…

Где-то к одиннадцати часам вечера Аверин добрался до дома, поужинал на скорую руку и занялся чтением газет, скопившихся за последние дни. Времени на это много не нужно.

Политикой он не интересовался принципиально. Сплетнями из жизни высшего света – тоже. Оставалось читать прогноз погоды и программу телепередач. Тут послышался телефонный звонок. Звонила Светлана.

– Аверин, я не спрашиваю, любишь ли ты меня, – это бесполезно. Но ты меня уважаешь?

– Уважаю, – произнес Аверин.

– Если ты меня уважаешь, в четверг я тебя жду на свой день рождения.

– У тебя день рождения?

– Ты хочешь, чтобы я обиделась? Мне исполняется тридцать лет.

– Ну и стара ты, – хмыкнул Аверин.

– Козлик, посмотри на себя. Я выгляжу, как девчонка. И уж гораздо моложе тебя. Ну так будешь?

– А куда я денусь? Если только по работе ничего не случится.

– Ищешь отговорку?

– Я просто предупреждаю.

А на работе как раз случилось. Правда, не в день рождения Светланы, а накануне…

– Скоро должны появиться, – сказал начальник отдела РУОПа Долгушин.

– Припозднились, – Аверин забарабанил пальцами по приборной панели «Жигулей». Слипались глаза, хотелось спать, но спать было нельзя.

– Четверть первого, – кивнул Долгушин. – Но им на работу не идти. Имеют возможность.

– Вышли из подъезда, – глухо прошуршал динамик.

– Отлично, – кивнул Долгушин и проговорил четко в рацию:

– Приготовиться к задержанию. Начинать по приказу. Будем принимать, когда они подойдут к машине…

Утром Долгушин позвонил Аверину и сказал, что сегодня надо брать Артема Смолина – того самого подручного Росписного, исполнителя убийства на Кронштадтском бульваре, наводку на которого дал Ледокол. Артем будет сегодня вечером с напарником на хате в доме у Рижского моста. Оба при стволах – что и требуется, чтобы забить их в задержку и начать работать. Так и порешили – Смолина с приятелем брать. Выписали заявку на группу отряда милиции специального назначения – спецназовцы по правилам задерживают вооруженных преступников. И теперь сидели, ждали, когда объявятся бандиты.

От дома к стоянке направились две амбалистые фигуры. Чемпион России Артем Смолин обладал мощным телосложением и необычайной физической силой. Но ему вряд ли помогут его великолепные спортивные качества. Спецназу приходилось брать и чемпионов мира по боксу, и черных поясов по контактному карате. Как поется в песне Высоцкого: «Супротив милиции он ничего не смог». Спецназовцы владеют тактикой задержания на пять баллов и умело используют все факторы – и психологические, и силовые. Это только в фильмах задержания проходят с получасовыми перестрелками, красивыми драками. В жизни этот процесс занимает считанные секунды. Резкий бросок вперед людей, секундная свалка, а потом – распластанные на земле фигуры.

Напарник Артема распахнул дверцу «Мерседеса» и приготовился сесть за руль. Артем тоже открыл дверь.

– Захват! – резко приказал Долгушин. Спецназовцы рванулись вперед. Они возникли будто из ниоткуда.

– Милиция, стоять! – послышался громкий крик. – Стоять на месте!

А потом все пошло наперекосяк. Артем обернулся, рука его нырнула под мышку. Секунда – и в ней возник пистолет. Щелкнул предохранитель. Ствол начал движение в сторону мчащегося командира спецназовской группы. Прогремел выстрел…

Артем лежал на асфальте. Пуля вошла ему в грудь. Спецназовец, подстраховывавший своего командира, выстрелил первым.

– Мужики, «Скорую» давайте, – прохрипел Артем. – Е-мое, ноги холодеют… Что же вы так?.. – всхлипнул он. В горле его забулькало. Его уложили на сиденье. Долгушин нервно требовал по рации «Скорую».

– Глупо, – прошептал Артем. – Зачем вы так?..

– Зачем за ствол хватался? – произнес спецназовец, придерживавший голову раненого.

– Все зря, – глаза Артема закатились. Грешная душа покинула тело…

– Артем! – заорал его напарник. – Волки, за все заплатите! Полной монетой!

– Что за голос из унитаза? – осведомился Долгушин.

Один из спецназовцев хряснул бандиту под ребра, и тот завалился на заднее сиденье милицейского фургончика.

"Скорая» прибыла слишком поздно. Потом приехала следственно-оперативная группа ГУВД. Всю ночь Аверин писал рапорта, потом объяснения, потом собственноручные протоколы допроса для дела (хотя по уголовно-процессуальному кодексу это есть нарушение, но на подобные моменты все смотрели снисходительно, следователю сильно облегчалась работа).

– Что же будет? – спросил спецназовец. Вид у него был подавленный. Он нервничал. На душе лежал камень.

– Ничего не будет, – махнул рукой Аверин. – Правильно действовал.

– Жалко все-таки мужика… Не хотел.

– У них всегда преимущество. Им никого не жалко… Это такая жизнь. Или ты его. Или он тебя.

– Я понимаю…

– Не горюй. Я сам находился в такой ситуации. Нужно пережить ее. Грех, конечно, большой. Но грехи солдата, защищающего свою родину, списываются. И этот грех тебе спишется, лейтенант.

– Ох, хреново, – вздохнул спецназовец.

Утром у Аверина страшно раскалывалась голова. И хотелось спать. Сказывалась не только бессонная ночь, но и стресс. Это только в кино полицейский, прокрутив револьвер вокруг пальца, с суперменской улыбкой изрекает над телом расстрелянного им наркоторговца: «Это мое правосудие». На самом деле подобные моменты достаточно тяжелы для любого человека. Смерть – это всегда страшно, будь то даже смерть врага. Но, с другой стороны, и причин особенно убиваться по этому поводу Аверин не видел. Все-таки это естественный процесс – бандиты сначала убивают сами, потом их убивают конкуренты или полицейские. Бандита век недолог, и потому так сладок он – с Шикарными машинами, пятизвездочными отелями, длинноногими проститутками. Люди сами выбирают свою судьбу. Они не верят, что придется расплачиваться, надеются, что время платить по счетам для них не настанет, но однажды приходит некий контролер и выписывает штраф в виде свинцовой примочки или удавки.

В своем кабинете Аверин выпил две чашки кофе. Потом е вызвал Ремизов, полчаса пытал, кого и за что они вчера под стрелили, потом кивнул:

– Теперь дело по убийству на Кронштадтском бульваре так и останется зависшим.

– Не на нас же висяк. На ГУВД.

– И то верно… А что с его подельником, с которым они вместе расстреливали отморозков? Его можно выдернуть?

– Выдернем. И на трое суток опустим. Но он вряд ли поплывет. В лучшем случае, все станет валить на убиенного.

– Глухарь, Слава. На веки вечные глухарь.

– А, одним больше, одним меньше. Все равно в народе не верят, что наемные убийства раскрываются. И незачем переубеждать.

– Вам бы острить, а не работать… Ладно, готовься.

– К чему?

– К награде.

– Это в каком смысле? – спросил Аверин, предчувствуя подвох.

– В середине сентября по обмену опытом в Германию направляется группа сотрудников МВД. Ты же знаешь немецкий.

– Знаю. Даже неплохо.

– Тебя, видимо, и пошлют.

– Серьезно?

– Вполне.

– С трудом верится.

– Поживем – увидим. Покупай белые рубашки и бабочки, запасайся смокингом. Будешь представлять нашу многострадальную службу в Мюнхене.

– Дожить еще надо.

– Доживешь. Ты везучий. Только до отъезда больше никого не убивай.

– Да это не я убил.

– Знаешь анекдот: то ли он украл, то ли у него украли – какая разница…

Днем Аверин отправился на совещание к начальнику ГУВД Московской области, посвященное проблеме заказных убийств. Совещание проходило стандартно – говорили о том, какие глобальные проблемы стоят и насколько мизерно оснащение. Деньги маленькие, квалифицированные кадры уходят работать частные охранные предприятия, транспорта нет, оргтехники нет скрепок нет, бумаги нет, микрофонов нет – ничего нет. Есть только оперативник и еще теплящееся в нем чувство долга. Зато у мафии все под рукой – деньги на технику и снаряжение, на подкуп чиновников. На нее работают представители (бывшие и ныне действующие) правоохранительных структур, на них пашут бывшие бойцы спецподразделений, прошедшие войны и привыкшие убивать… Подобных стенаний Аверин наслушался предостаточно. Правоохранительная система продолжала проваливаться в какую-то яму. Но это не значило, что надо опускать руки. У настоящего русского человека подобные трудности – только повод для того, чтобы засучить рукава. Если бы не это качество, от России уже осталась бы вмятина, на территории ее дымились бы развалины и догладывали бы ее останки уголовная братва, «новые русские» и клептоманы-чиновники.

В семь часов Аверина ждали на дне рождения Светы. Вышел с Белинского, 3, он без четверти семь, без подарка и цветов. Особого желания идти туда он не испытывал, но игнорировать приглашение неудобно – Света обидится, а он не любил обижать женщин.

В магазине на Тверской он купил духи (явно не по его средствам), у метро приобрел несколько гвоздик, с грустью посмотрел на почти опустевшее портмоне.

Гости собирались в банкетном зале в кафе у бывшей площади Ногина. Откуда у Светы деньги на такие банкеты? Скорее всего зал, учитывая особые ее заслуги, оплачивала редакция.

Встретила его на пороге сама Света в длинном темно-красном вечернем платье, которое ей очень шло.

– Выглядишь на пять баллов, – сказал он.

– Аверин, негодяй, ты опоздал на мой юбилей, – покачала она головой, втянула его в прихожую, протянула цветы стоящему рядом бородачу. – Подержи-ка, – впилась губами в губы Аверина. – Ты мой лучший друг, – произнесла она торжественно.

Она уже успела опрокинуть пару стопочек – и алкоголь сразу на нее подействовал, поскольку она почти не пила. Щеки ее раскраснелись, а на лице цвела улыбка.

– Знакомься, – кивнула она на бородача с цветами. – Это мой муж.

У Аверина полезли глаза на лоб.

– Да не бойся, – засмеялась Светлана. – Бывший муж.

Аверин пожал бывшему мужу руку.

В зале было накрыто два длинных стола. Праздник только начинался. И хотя гости уже успели тяпнуть, но не настолько, чтобы разрядить официальную и скованную атмосферу. Народу собралось человек тридцать. Света коллекционировала разных забавных и известных индивидуумов. Аверин никого не знал лично, но некоторые лица видел по телевизору. Он не любил компаний, где почти нет знакомых – создается напряжение: приходится держать марку, каламбурить и балагурить, демонстрировать свою значительность, надувать губы, делать комплименты – в общем, заниматься скучной праздной рутиной. Он органически не переваривал приемы, фуршеты, презентации и дни рождения. Если и пить, то в тесной компании, где все знают, чего друг от друга ждать, кого посылать за выпивкой.

– Помню, как к нам в редакцию пришла очаровательная наивная девушка. И буквально на глазах она превратилась в львицу журналистики. В пантеру, – вещал жидковолосый мужчина, сжимая, как гранату, фужер с длинной ручкой. – За тебя, Светочка. Чтобы ты радовала своими статьями еще долгие и долгие годы.

– Почему годы? Века! – донеслось с другой стороны стола.

– Пусть даже тысячелетия, – кивнул жидковолосый. – За тебя.

Слева от Аверина сидела высокая крашеная блондинка, – баскетболистка или манекенщица. По правую его руку устроился сосредоточенный курчавый тип с салфеткой на колене – он, не дрогнув, проглотил целый фужер водки.

– Люблю маслины. – Причмокивая, произнес курчавый. И осведомился:

– Кто догадался принести маслины?

Вопрос остался без ответа.

– Очень хорошие маслины. Правда? – спросил он Аверина.

– Несомненно.

– А вы положите себе.

– Спасибо. В другой раз.

– Сергей, – протянул руку курчавый. – Литератор.

– Владислав, – Аверин пожал руку. – Кооператор.

– Простите, кто?

– Цветами на Даниловском рынке торгую.

– А-а-а, – интерес собеседника заметно поблек. – И много наторговываете?

– На сто пятьдесят баксов в день чистыми.

– У-у-у, – интерес заметно прибавился, но тут в Аверина вцепилась девица.

– Мила, – представилась она.

– Очень мило. Вячеслав. Кооператор.

– Ну что это такое? – капризно произнесла она. – Или «новые русские», или литераторы?

– Почему? Я раньше работал шахтером.

Он думал, что блондинку это добьет и она отвалит, но случилось почему-то наоборот.

– Правда?

– Правда.

– Слава, я вас люблю. Давайте выпьем на брудершафт.

– Да рано вроде.

– В самый раз.

Кто-то говорил очередной тост, а Аверин выпил с Милой на брудершафт.

Гости тоже причастились.

– Нет, ну кто догадался купить такие маслины? – вновь забубнил Сергей. – Хорошо-о.

Потом опять пошли тосты. Пили, ели, славили женщин, родителей виновницы торжества, родителей всех присутствующих. Через некоторое время кое-кто начал выпадать из седла, и вот уже первая голова ткнулась со стуком о стол. Зазвучала музыка, и гости пустились в пляс. Мила вытащила Аверина. Танцевал он не очень хорошо. Мила прижималась к нему всем телом, и это вызывало сладостное чувство. Он был не пьян – не собирался надираться. Поймал на себе негодующий взор хозяйки и слегка пожал плечами – мол, куда денешься, прирожденная интеллигентность не позволяет выбросить блондинку за борт.

Потом гости начали кучковаться, и Мила заявила: