Текст книги "Неожиданный Город. Фантастический роман"

Глава десятая

Узнав о том, что подлежащие выдаче преступники укрылись в американском посольстве, начальник полиции Аль Фарид немедленно связался с послом Брауном. Тот принял его в тот же день, даже чаем угостил. Взяв чашку, шеф полиции осмотрелся. Кабинет как кабинет, ничего особенного. Ан, нет! На стене портрет президента с девочкой на руках! А девочка сильно похожа на сэра господина посла!

«Вон оно как! С президентом, значит, на дружеской ноге! Это надо намотать на ус…»

Отпив невкусного американского чаю, Сабиздулла приступил прямо к делу:

– В вашем посольстве укрылись двое преступников, осужденные судом Таджикистана и подлежащие экстрадиции в СССР. Я требую, чтобы их передали нам!

Посол предложил ему сигару (голландскую, Упманн) и закурил сам.

– Дело не простое… скорее, даже сложное. Откровенно говоря, эти люди нам очень нужны. Территория посольства для них – островок безопасности, поэтому парни будут здесь находиться столько, сколько потребуется.

– Значит, они тут и умрут, – пожал плечами Сабиздулла, – Ибо, даже если вы им выпишете американские паспорта, хотя бы и дипломатические, мы всё равно арестуем их, едва они ступят на афганскую землю.

– Но, это же противозаконно! Арестовать американских дипломатов…

– Да, согласен, это приведёт к скандалу. Но я объясню вашему правительству, что выдача дипломатических паспортов была лишь уловкой для выгораживания преступников. Отпишемся, короче!

Мистер Браун впал в растерянность.

– А… а мы отправим их в аэропорт под охраной!

– Ну, и что? – парировал Сабиздулла, – Не успеет самолёт взлететь, как мы его принудим приземлиться на другом аэродроме.

– Это американский-то самолёт?!

– Отпишемся, я же сказал.

– А мы охрану посадим в самолёт!

– Без еды, воды и свежего воздуха, да ещё на жаре, они долго не выдержат и сдадутся. А в наших газетах напишут, что полицией Афганистана обезврежена банда террористов, захвативших самолёт.

«Куда ни кинь – всюду клин!» – с досадой подумал посол, а вслух проскрипел сквозь стиснутые от злости зубы:

– Вы всё сказали, уважаемый Аль Фарид?

– Всё!

– Я подумаю, чем мы сможем вам помочь.

Сабиздулла встал.

– До свидания, господин посол. Ничего, если я ещё парочку сигар возьму? Сыновьям, они их обожают.

– О, конечно, конечно! Угощайтесь!

Начальник полиции ушёл, а мистер Браун погрузился в задумчивость. Докурив сигару, велел секретарю вызвать мистера Хаггарда. Тот пришёл через пять минут – его кабинет находился на том же этаже.

– Хэлло, Джон! Какие проблемы?

– Да, уж, проблемы… Что делать с Маккартни и этим… Чжаном Ли? Меня только что посетил начальник полиции и заявил, что не остановится ни перед чем, чтобы арестовать этих двоих. Ни дипломатические паспорта не помогут, ни охрана. Даже самолёт силой посадят на другом аэродроме!

Жизнерадостная улыбка сползла с лица Адама.

– Г-м… А, давай, мы переоденем их в женские платья? И выдадим за жён наших сотрудников! Типа, они улетают в отпуск в Америку.

– Идея хорошая, – скучным голосом отозвался посол, – Только ты не учитываешь, что афганцы всех наших знают в лицо. И женщин тоже. Даже чадра не поможет.

Адам приуныл. Идеи с переодеванием было жалко!

– А если… дипломатической почтой? Посадить их в ящик, просверлить дырочки, чтоб не задохнулись… И погрузить в самолёт!

– Увидев такие большие ящики, тем более, с дырками, неужели Сабиздулла удержится от их проверки?

Повисло тяжёлое молчание. Через несколько минут Адам хрустнул пальцами и спросил:

– Слушай, Джон, не нальёшь ли мне виски, чтоб легче думалось?

– Виски нету. Бренди будешь?

– Смотря, какой брэнд! – подозрительно прищурился атташе.

Про посла ходили слухи, что он пьёт даже киргизское бренди, нагло продаваемое совками под названием «Коньяк». Типа, экономит.

– Бренди хорошее, новозеландское.

– Новозеландское?! – потрясся Хаггард, – Слыхом не слыхал! Наливай, попробуем!

Посол достал из шкафчика бутылку с невзрачной этикеткой и налил в два пузатых коньячных бокала. Себе поменьше, Хаггарду побольше.

– Эй, ты чего не поровну разливаешь? – поднял брови атташе.

– Мне много нельзя. Печень…

Напиток оказался на удивление вкусным. На третьем глотке Адам почувствовал, как у него раскрылись чакры. На пятом на него снизошло сатори*.

*сатори – озарение, просветление, познание истины – японск.

– Можешь узнать, не сидят ли у нас в тюряге какие-нибудь афганцы? Ну, в Америке?

– А зачем?

– Ну, если они ценны для Тарраки, то можно было бы попытаться договориться об обмене. В смысле, мы их отправим в Афганистан, а они наших в Штаты.

– Глубоко! – восхитился мистер Браун, – На поверхности не лежит!

На этом они расстались. Мистер Хаггард перед возвращением домой пожевал мускатный орех, чтобы жена не заругала за выпитое в рабочее время бренди.

Посол дал секретарю Фергюссону задание, и уже на следующий день тот доложил:

– Сэр! В Алькатрасе* сидят три афганских дипломата, обвиняемых в шпионаже. ФБР их арестовало за фотографирование спуска на воду новейшей подводной лодки в Майами. Двое, значит, подкрались и фотографировали, один с берега, другой из-под воды, а третий на атасе стоял. Ещё и сопротивлялись во время задержания, фэбээровцу нос расквасили до крови, сэр!

*Алькатрас – узилище в Америке

– Годится! – просиял сэр господин посол и немедленно позвонил Сабиздулле.

– Алё!

– Аль Фарид слушает!

– Это Джон Браун, я с посольства Соединённых Штатов звоню. Не могли бы мы встретиться как можно скорее? Есть развитие темы, которую мы с вами обсуждали вчера.

– Да я прямо сейчас и приеду! – заинтересованно воскликнул Сабиздулла.

– Жду!

Посол встретил начальника полиции радушно, предложил чаю с вафлями. С трудом подавив отвращение, тот согласился угоститься. Дождавшись, когда гость-посетитель сделает первый глоток, мистер Браун приступил к делу:

– Трое ваших земляков-дипломатов попались на шпионаже у нас в Штатах. Мало того, они расквасили до крови нос офицеру ФБР во время задержания! Это, знаете ли, сильно усугубило их и без того тяжёлое положение. Вашим парням грозят срока́ от шестидесяти до девяноста лет!

На этих словах он поднял палец для значительности.

– Я предлагаю: вы разрешаете свободно уехать нашим двоим, а мы, за счёт американских налогоплательщиков, пришлём вам ваших шпионов. В смысле, всех троих!

Сабиздулла отхлебнул чаю и посмотрел прямо в глаза послу:

– Звучит заманчиво. Однако прибавить бы надо!

– Прибавить?! Что прибавить?! Куда?! – растерялось должностное лицо.

Начальник полиции улыбнулся краешком губ и хитро прищурился, скосив глаза.

«Он хочет получить мзды!» – догадался мистер Браун.

В его груди тяжёлой волной всколыхнулось возмущение: один из высших чиновников государства, а коррумпирован! Едва сдержался, чтобы не вспылить и не выплеснуть взяточнику в рожу чай!

– Э-э… Какую… э-э… прибавку вы имеете в виду?

Сабиздулла промокнул губы и написал на салфетке: 200 000.

– Афганей? – уточнил американец, кривясь от отвращения, что приходится обсуждать такое уродливое явление, как взятка.

– Не-а! Долларов, сэр господин посол! Долларов!

«Двести тысяч баксов!!! За что? За то, что он просто прикинется слепым, когда наши будут садиться в самолёт! Да в посольстве таких деньжищ и нету… И из Вашингтона тоже столько не пришлют, они там такие скряги в минфине…»

– К сожалению, ваши аппетиты… ваши требования нереальны.

– Двести – или мы не договорились, – твёрдо заявил Сабиздулла, – Дело в том, что те дипломаты нам нафиг не нужны. Мы их уже списали. Пусть сидят, сколько присудят.

Он, конечно, покривил душой: дипломаты были сильно нужны, но лично ему на них было наплевать слюнями. А брать с американцев менее двухсот тысяч было нельзя. Советские товарищи пообещали столько же, и даже уже отвалили полсотни тысяч аванса. Так что, кому бы ни достались преступники, Сабиздулла Аль Фарид не проиграет в любом случае!

После длительной паузы, даже чай остыл, взяточник со вздохом встал, поняв, что обломался:

– До свидания, сэр посол! Мне очень жаль, что мы не пришли к обоюдовыгодному соглашению.

– А уж мне-то как жалко! Всего хорошего, господин Аль Фарид.

После ухода коррумпированного полицейского мистер Браун снова вызвал своего главного шпиона, Хаггарда.

– Ну, что? Они будут меняться? – нетерпеливо спросил Адам, едва войдя в кабинет.

– Нет. Этот шелудивый сын свинской собаки потребовал добив: двести тысяч баксов! – угрюмо поведал посол.

– Нифига себе! – восхитился атташе по культуре.

– Ага, себе-то нифига… У нас нет таких денег! И Вашингтон не пришлёт… Что делать, Адам?

– Что делать, что делать… наливай, мистер Хаггард думать будет.

Посол достал джин, который Адам не любил.

– Эй, а бренди? Новозеландское?

Мистер Браун вздохнул:

– Новозеландское бренди кончилось. Одесское будешь?

– Ну, ты, Джон, и извращенец! – вытаращил глаза резидент, – Ладно, наливай свой джин.

Джин оказался венгерским. Даже с тоником он пился совершенно отвратно!

«Лучше бы я на одесское бренди согласился…»

Зажав нос, он залпом осушил стакан разящей скверным одеколоном жидкости. Немедленно в голову с развернутыми знамёнами и барабанным боем ворвалась мысль!

– Слушай, Джон: а сколько от нас до границы с Пакистаном? Ну, примерно?

Посол слегка растерялся. Подумав, подошёл к карте на стене, померил пальцами:

– Миль сто пятьдесят… Может, двести. А что?

– А то! На воздушном шаре долететь – как нечего делать! – триумфально воскликнул Адам.

– Но у меня нет воздушного шара!

– А ты купи! И пусть пришлют с дипломатической почтой! Я, кстати, немало на них полетал в Калифорнии!

Эксперт по воздухоплаванию протянул руку и без спросу налил себе на четыре пальца одесского бренди в тот же стакан, из которого пил джин.

«Фи, как некультурно!» – поморщился мистер Браун, праправнук утончённых южных плантаторов, а вслух спросил:

– Сколько он может стоить, воздушный шар?

Адам беззаботно пожал плечами и отхлебнул из стакана:

– Тысяч восемь… или десять.

«Резковато немного… послевкусие однослойное, прозрачное… отрыжка густовата, а так – очень даже ничего! Только на этикетку лучше не смотреть: выкидыш может сделаться!»

Сэр посол тоже плеснул себе бренди.

– Ладно… ты только подскажи где заказать, чтоб дешевле.

И воздушный шар среднего класса был заказан по телефону на Тайване всего за шесть с половиной тысяч долларов! Ну, плюс доставка, ещё восемьсот. Посылка пришла быстро, уже через десять дней.

Мистер Хаггард пригласил головную боль всего посольства, в смысле, Маккартни и Чжана Ли, к себе в кабинет.

Ой, наш китаец уже вовсе стал Родриго Хуарес, гражданство оформили уже на третий день после прихода в посольство. Чтобы не заморачиваться, фамилию и имя новоявленному гражданину Соединённых Штатов приляпали от умершего недавно человека подходящего возраста, уроженца Техаса. Тот не имел родственников и был похоронен за государственный счёт. А зачем зря фамилии пропадать? К тому же, так легче, чем заново изобретать биографию.

– Вот, что, парни: вам предстоит совершить путешествие на воздушном шаре. В Пакистан, да. Мы снабдим вас документами и деньгами. В крайнем случае, наши люди в Исламабаде тоже помогут.

– Но я боюсь высоты! – нервно дёрнулся Маккартни.

– Ничего, вы полетите ночью, а к утру привыкнешь, – чёрствым голосом отрезал атташе.

– А как этим шаром управлять? – поинтересовался Родриго Хуарес, закуривая.

Мистер Хаггард принялся объяснять:

– Там есть горелка. Если захотите подняться повыше, надо её зажечь, чтобы воздух подогрелся и стал легче. В экстренных случаях для этого можно сбросить балласт. А если наоборот, надо опуститься, то дёргаете верёвку предохранительного клапана, воздух выходит – и вы опускаетесь.

– Понятненько, – кивнул американский гражданин Хуарес, – А как летать взад-вперёд?

– Только с ветром! – развёл руками инструктор, – А, чтобы поймать нужный ветер, как раз и надо подниматься или опускаться. Мы облегчим вам задачу: запустим вас, когда будет дуть западный ветер. До границы около двухсот миль. А этот шар может пролететь хоть тысячу миль, если понадобится. Ближайший город – Пешавар, оттуда до Исламабада автобус ходит. Справитесь!

– А компас нам дадут?

– И компас, и альтиметр, и анемометр, и термометр – всё дадим!

– Анемометр – это что? – споткнулся Родриго о незнакомое слово.

– Специальный прибор для измерения скорости ветра.

Они пошли во двор, где воздухоплаватели ознакомились с устройством гондолы.

– Вот балласт в мешках, вот горелка, вот баллон с газом. А это – верёвка предохранительного клапана. Ничего сложного! – Адам поощрительно потрепал по плечу съёжившегося Маккартни.

– А парашюты есть? – деловито спросил бывший Чжан Ли.

– Вот, чего нет – того нет. Не предусмотрены!

В гондолу также был погружен провиант, вода и спальные мешки. Ну, прямо летай – не хочу! Хоть облетайся! Осталось только дождаться устойчивого западного ветра…

Тем временем жизнь в городе Лхаги текла своим чередом. Завезли тяжёлую технику: экскаватор, бульдозер и лом. Ударными темпами построили две школы, больницу на пятьсот коек, а также казарму и продмаг с универмагом. Телефон провели! Снабжение товарищ Рассулов утвердил первой категории, как было установлено для закрытых городов. Для специалистов воздвигли трёхэтажный дом. Круглый, чтобы не выделялся.

К товарищу Михееву, получившему в этом доме трёхкомнатную квартиру, прилетела жена! А к товарищу Самсонову жена не прилетела. Сидела в Хороге и куксилась, утверждая, что в Лхаги ей некомфортно в смысле здоровья. Пульхерия была этому чрезвычайно рада. Она, тайком от Самсонова, сходила к Вечному Огню и, отдав жрецу все свои накопления – девятьсот тридцать пять рублей, загадала желание: затяжелеть от Мишеньки дитём. Когда пришлось войти в Огонь голышом, стеснялась ужасно, но стойко выдержала, хотя волосы и опалились маленько. Кстати, на голове тоже. Хи-Шань заверил, что зачатие произойдёт в ближайшее время, но она должна быть готова к тому, что сильно располнеет после родов. Пульхерия не огорчилась: полнота – не худоба! А мужчина не собака, ему кости не нужны! Мадемуазель Популина была приятного сорок восьмого размера. Ну, подумаешь, будет пятидесятого! Оставалось только дождаться, когда у Мишеньки каркалыга выздоровеет и укрепится в суставе. Вот, ещё бы от этой Томирис избавиться, а то мелькает туда-сюда, смущает Мишу, лягуха подколодная!

Полковник Самсонов трудился не покладая рук и не снимая папахи. Комендант города – это вам не просто так, не поотлыниваешь! Кстати, комендантом его назначили постоянно, соответственно и зарплату повысили. Социальный статус тоже резко возрос, ибо товарищ Рассулов, а то и сам Семичассный, звонили ему чуть ли не каждый день, называя просто по имени. Это, знаете ли… Понимающие люди, товарищ Михеев и первый секретарь Горно-Бадахшанской Области товарищ Бахтияров, да и многие другие, резко повысили градус уважения! И полковник Бабкин тоже теперь называл на вы и по имени-отчеству.

Оно бы и ничего, жить, как говорится, да поживать, но здоровье из-за разреженного воздуха по-прежнему оставляло желать лучшего, несмотря на усиленное питание и кислород, которым он ежедневно дышал в больнице. Пульхерия настырно уговаривала его пойти к Вечному Огню и попросить оздоровления, но Михаил Игнатьевич упирался и не соглашался: во-первых, он боялся обжечься, во-вторых – препятствовало атеистическое воспитание, усугубленное членством в КПСС, а в-третьих – давила жаба, в смысле, денег было жалко. Ну, привык человек к бесплатной советской медицине!

Однажды к нему на приём пришёл доктор Платов, теперь главврач, нам уже знакомый. Время было послеобеденное, поэтому настроение у коменданта было хорошее.

– А, Илья Игоревич! Здравствуйте вам!

– И вам здрассьте, Михаил Игнатьевич!

Доктор уселся за стол и без спросу налил себе боржома.

– Я вот о чём хотел поговорить, Михаил Игнатьевич: о местных.

– А что с ними не так? – насторожился полковник.

– Г-м… Во-первых, бороды у женщин мне покоя не дают. Они начинают отрастать с наступлением полового созревания, как удалось выяснить. Гинеколог смотрела – никаких особенностей не выявила. Эндокринолог смотрел – тоже ничего не нашёл. Тестостерон, ну, мужской гормон, не повышен, такой же, как у э-э… обычных женщин. Во-вторых, у всех Люмдей, которых до сих пор удалось обследовать, совершенно новая, отдельная группа крови – условно названная мной «Пятая», несовместимая с обычными четырьмя группами. В-третьих, у Люмдей анатомия другая! Мы тут проводим среди них диспансерицацию, и в её рамках флюорографию. Так на снимках весьма заметные отличия строения скелета! Не говоря уже о том, что признаков туберкулёза нет никаких ни у кого!

– Но, это же, скорее, хорошо? – озабоченно сдвинул папаху на затылок Самсонов.

– Хорошо, конечно, хорошо, но так не бывает! Первичный туберкулёзный комплекс мы обычно находим у тридцати процентов обследуемых. Ну, признак когдатошнего заражения туберкулёзом, с которым организм справился самостоятельно. А здесь – ни одного случая!

– М-да-а… К чему вы клоните, Илья Игоревич?

Доктор отпил ещё боржома, закурил беломорину и наклонился поближе:

– Я к тому клоню, что Люмди, возможно… другая раса! Если это так, то… величайшее открытие двадцатого века! Но необходимо пригласить антрополога. Чтобы он их исследовал прицельно. Сам я не справлюсь.

– Я вас понял. Представьте мне всё это в письменном виде, я свяжусь с Душанбэ.

Получив меморандум доктора Платова, Самсонов безотлагательно отправил его начальству. Полковник Бабкин прочёл и почесал в затылке: что такое антрополог? И где его искать? Как ни странно, помогла секретарша Хольева, Дуся.

– Вот, нашла! Самого знаменитого! В Обнинске живёт, под Москвой.

Бабкин всё согласовал и выписал специалисту пропуск в закрытый город.

Через две недели в Лхаги прилетел профессор-антрополог – сам Илья Тамигин. Да, да! Тот самый, нобелевский лауреат, живой классик, автор многочисленных романов, от которых читатели просто обмирали. Разумеется, свои книги Тамигин писал в свободное от работы время.

Светило науки помощников не привезло. Только инструменты: ну, там, циркуль для измерения черепов, клизму, микроскоп и пробирки всякие. Ему отвели помещение под лабораторию, познакомили с городом, с руководством. Показали Вечный Огонь. Горсовет устроил в его честь пир. На пиру Хи-Лонь выразил сожаление, что романы классика до сих пор не переведены на уйгурский язык. Тамигин ответил, что перевод на уйгурский его романа «Жемчужина, выпавшая из короны» запланирован украинским издательством «Наукове Запорiжжя» в следующем году.

– Вот, тогда и насладитесь!

После пира классик раздавал автографы. Самсонов обрёл его подпись и надпись «Мише Самсонову с наилучшими пожеланиями» на своей любимой книге «Поймать и приспособить!» и поставил её на почётное место, рядом с телевизором.

Уже на следующее утро великий человек, выспавшись и опохмелившись, с головой погрузился в работу. Обследовав более сотни Люмдей, как мужчин, так и женщин, он вычертил графики, нарисовал картинки, вылепил модельки и написал подробный отчёт. Заняло это десять дней. На одиннадцатый день он попросился на прием к Самсонову. Узнав об этом, товарищ Михеев тоже пришёл: интересно же, каким народом он руководит!

– Ну, что, профессор? – с нетерпением, некрасиво искажавшим черты лица, спросил Самсонов, едва писатель-антрополог вошёл в кабинет.

Тот покривился:

«Фи! Что за манеры! На какой помойке этого солдафона воспитывали? Нет бы сначала чайку предложить!»

Эта мысль отчётливо нарисовалась на бородатом лице светила науки. Спохватившись, Самсонов крикнул:

– Пульхерия Потаповна! Чаю принесите, пожалуйста! И печенья тоже!

На столе незамедлительно возник самовар, ну, и всё остальное, что положено к чаю.

Только после второй чашки профессор сплёл пальцы на животе и начал говорить:

– Я начну издалека. Человечество… В Библии написано: Бог создал человека из праха земного и вдохнул в него душу живую. Потом под наркозом (крепкий сон) удалил ребро и создал симпатичную женщину. У них родились дети, а у их детей – другие дети. Так Человек, в смысле, мы с вами, начал распространяться по планете Земля. Мы гордо называем себя Homo Sapiens, Человек Разумный. Ещё мы называем себя Кроманьонцами. Мы умненькие, прямоходящие, длинноногие, с ловкими пальцами. Волосы растут только на голове. Ну, у мужчин ещё и борода. Растительностью на остальных частях тела можно пренебречь. За много лет со дня сотворения научились говорить на множестве языков. Огнём пользуемся вовсю! Искусство освоили: живопись, скульптуру и музыку. Изобрели из-за лени множество полезных вещей! Впрочем, вредных тоже. Овладели искусством коллективной охоты на мамонта (ну, это давно) и, вообще, сосуществованием в коллективе. Мы – существа социальные!

Тут он прервался и отпил чайку. Товарищи Самсонов и Михеев, чувствуя, что сейчас профессор взорвёт информационную бомбу, едва не лопались от любопытства. И рвануло так, что хоть стой, хоть падай!

Вытерев усы, Тамигин продолжил:

– Но были и другие. Тоже люди, созданные Богом, причём, по косвенным данным, раньше, чем мы. В Библии про них не написано, почему-то. А, ведь, тоже умненькие, прямоходящие, с ловкими пальцами и волосами только на голове. Ну, может, не такие красивые, как мы… и не такие шустрые. Между собой беседовали, живопись, скульптуру и искусство имели, музыкальные инструменты. На мамонта охотились коллективно – не в одиночку же. Огнём пользовались! Назывались они Homo Neanderthalensis, Неандертальцы. Считается, что вымерли они много лет назад, несмотря на то, что нас кое в чём превосходили. И сильнее они были, и выносливее, и устойчивее к простуде. Но, вот, не повезло ребятам. То ли Кроманьонцы их истребили, то ли дикие звери съели, то ли ледник выморозил – гипотез много. Однако мои исследования показывают, что Люмди совпадают с неандертальцами по всем признакам! И черепа у них такие же, и зубы, и группа крови особенная, и хромосомы всякие, не позволяющие иметь потомство от э-э… обычных людей. Заключение такое: Люмди – отдельный, совсем другой вид человека разумного. Неандертальцы!

– Выходит, не вымерли неар… ненан… неардентальцы эти? – потрясённо пискнул товарищ Михеев, оставив без комментариев ссылки на Библию, хотя и должен был возразить против религиозной концепции возникновения человека.

Самсонов же промолчал, ибо потерял дар речи.

– Выходит, не вымерли, – кивнул профессор, – Сохранились! Это моё, и только моё открытие! Меня золотыми буквами впишут в анналы науки! Мне памятник поставят на ВДНХ! Да я Нобелевскую премию получу… по анатомии! Я книгу напишу научную!

Его глаза горели радостным огнём, борода всклокочилась, лысина блестела от пота.

– Ой, а возьмите меня с собой! – умоляюще сложил руки перед грудью товарищ Михеев.

– Это, куда это? – выпучил глаза Тамигин.

– В анналы… в соавторы… это ведь я их первый заметил и сюда пришёл… и про бородатых женщин тоже я… первый…

Степану Энгельсовичу ужасно, до дрожи в ногах, возжаждалось славы. Профессор обнял его и поцеловал в плешь на затылке:

– В соавторы не могу… Давай, лучше, клизму поставлю?

От клизмы товарищ Михеев гордо отказался.

Когда будущий Нобелевский лауреат по анатомии ушёл, обломавшийся соавтор открытия мстительно предложил:

– Михаил Игнатьевич! Надо бы это дело засекретить… на всякий случай!

А про себя злорадно подумал:

«Шиш ему, а не нобелевка! Хрен ему, а не памятник!»

– Поддерживаю! – согласился Самсонов и сдвинул папаху набекрень.

В тот же день он позвонил товарищу Рассулову:

– … а Тамигин и говорит: неандертальцы они! Потому и тётки ихние бородатые! Я, по совету Степана Энгельсовича, засекретил открытие… на всякий случай!

– Молодца, Миша!

– Служу Советскому Союзу!

Узнав о том, что его открытие засекретили, Тамигин рвал и метал! Забегая вперёд, скажем, что его наградили Орденом Ленина и медалью «Золотая Звезда Героя Социалистического Труда». В Указе Верховного Совета было написано расплывчато: «За выдающийся вклад в развитие советской науки». Но, всё равно было обидно: ни памятника, ни нобелевки…