Текст книги "Твоя капля крови"

«Может быть, Марек, – про себя ответил Стефан покойному Бойко. – Может быть, Марек и станет тем, кто “вновь заведет часы после нас”».

Несчастного Самборского решено было обменять на генерала Керера, который, кажется, прочел уже все книги из Стефановой библиотеки. Город постепенно привыкал к тишине, и, хоть все понимали, что тишина эта временная и скоро загрохочет пуще, пока на улицах снова расцветали фонари, и с балконов гостиных, где принимали нарядных «флорийцев», снова полилась музыка. Стефан один страдал оттого, что был голоден, – он и не заметил, как избаловался за этот месяц, как привык глотать чужую кровь, – и теперь ему нужно было куда больше. Шпионов, смутьянов и отставших от отряда ало-черных, которых он с милицией вылавливал по улицам, уже не хватало. Он перестал спускаться в шпиталь, чтобы под глупым предлогом повидать Юлию. Боялся, что не вынесет вида крови.

Как-то днем он свалился мертвым сном, несмотря на эликсир, и снова пришел сон, который он уже видел в Остланде.

Окна палаца Белта уютно светятся, свет пятнами расплывается по воде в пруду. Ветра нет, и деревья застыли в спокойствии и сгустившихся красках летнего вечера. Окна горят так ярко потому, что в доме званый вечер; вместе с сумерками сад заливают звуки клавесина. Верно, вечер уже начался, а он опаздывает, отец будет сердиться, а Кшися Марецкая надуется и демонстративно целый вечер протанцует с Мареком… Он взбежал на крыльцо, бросил плащ и шляпу слуге и прокрался в зал, на всякий случай приняв виноватый вид.

Вот только зал странный: куда-то подевались все зеркала, и публика совсем не та, что обычно принимали Белта. От странно молодящихся вальсирующих идет запах земли и тлена. Но кто-то дает ему бокал, и Стефан обо всем забывает – настолько он, оказывается, хотел пить…

Наяву пить было нечего. На окне стоял поставленный слугами графин с водой, и Стефан опустошил его – но, конечно же, ему не полегчало. Он встал и метался по комнате, пока не нащупал на столе мешочек с подарком от Донаты. Вытащил рубин, вгляделся. Стало чуть легче. Вспомнилась такая же капелька на белоснежной груди цесарины, ее мальчишеский наряд и лукавая улыбка.

…И что случилось бы, в конце концов, женись он на Донате? Был бы крепкий союз двух держав. Даже при худшем исходе, если королю Флории вздумается кроить заново завоеванные территории, Бяла Гура и Драгокраина вместе окажутся ему не по зубам. Иначе, пусти он Марека властвовать, откуда знать, что брат выстоит перед натиском флорийских друзей и чезарских родственников? Марек хорош воевать, но не править, а их положение сейчас слишком ненадежно… Что сказал Бойко? «Каждый отдал бы свою кровь…» Так неужели не отдадут, ради такого дела – ради свободы? И много ли он просит?

Стефан не сразу понял, что в дверь стучатся. Открыл, по-прежнему сжимая рубин в ладони.

– Что? – спросил хрипло.

На пороге стоял пан Ольховский.

– Все хотел у тебя спросить, Стефко… – начал он.

Сотворилось странное; Стефан смотрел на него, знал, что это вешниц, но лицо будто расплывалось перед глазами, а главным и четким стала пульсирующая жилка на шее. Он сделал шаг вперед. Еще.

«Каждый отдал бы свою кровь…»

– Ваша светлость! Ваша светлость! – раздалось над ухом.

Оказалось, что он стоит вплотную к вешницу и держит того за горло, а старик, не ожидавший нападения, только таращит на него глаза, не пытаясь сопротивляться.

– Ваша светлость!

Стацинский.

– Князь, стойте! Отпустите!

Стефан медленно разжал руки. «Капля» упала на пол и покатилась по камню.

– Матерь, – сказал он жалобно. – Матерь светлая…

Вешниц стоял, тяжело и громко дыша.

– Его светлости плохо, – сказал Стацинский. – Пойдемте, князь.

– Да уж, – хрипло согласился вешниц. – Плохо. И лучше не станет.

Он махнул рукой и, по-старчески шаркая ногами, вышел из приемной.

– Спасибо, – сказал Стефан анджеевцу, когда тот усадил его на диван в кабинете.

– Ваш брат желал бы видеть вас на Совете в замке, – доложил тот сквозь зубы.

– А. Да, сейчас… Подождите, пан Стацинский. Присядьте на минуту. Я так понимаю, вы не собираетесь в ближайшее время возвращаться в Орден.

– В ближайшее, – кивнул тот.

– Я не один видел вас в битве, и, думаю, ни у кого не возникнет сомнений, что вы и сами прекрасно справитесь с монстрами… любого рода.

– Вы решили усыпить меня комплиментами?

– Я хочу, чтобы вы взяли на себя нелегкую службу. Нужно, чтобы кто-то защищал Бялу Гуру от… таких, как я. И это должны быть проверенные люди. А не расстриги и не ваш… Старший брат.

– Вы что же, предлагаете мне самому возглавить Орден?

– Не совсем. Я предлагаю вам собрать собственный отряд. Из людей, которым вы можете доверять. Я боюсь, что в ближайшее время мои родственники зачастят в гости. Думаю, с поддержкой графа Лагошского и моего брата вы многое сможете сделать.

– Вашего брата?

Стацинский напрягся, взглянул исподлобья.

– Сегодня после Совета вы отправитесь с посланием к гетману Макдара. Наши отбили дорогу на Дун-Руа, но я боюсь, что это ненадолго. О вас же я знаю, что вы помчитесь как ветер.

Стефан подошел к секретеру, вынул загодя написанное послание. Последние недели делал то, что было необходимо, пересиливая себя, как человек, который очень хочет спать, но прежде должен раздеться и умыться. Он распустил слух об остландских отрядах, рыщущих вокруг города, – бойцы Марека никого не нашли, но теперь, если Стефан не вернется, это можно списать на чужих солдат. Написал завещание и письма – Юлии, Мареку и Вдове, стараясь, чтобы выглядело это так, будто все написано еще до прихода флорийских войск. В письме к Мареку он честно рассказал о «родственниках» и просил брата не отворачиваться от Золтана – но и позаботиться о Стацинском и его Ордене.

– По пути вы заедете на старую мельницу. Я буду ждать вас там. А потом быстро направитесь в Эйреанну – чтобы ни у кого сомнений не возникло, что вы непричастны к моей смерти.

– Рано, – тихо сказал Стацинский. – Бяла Гура еще не освобождена.

– Поверьте, Феликс. Потом может стать поздно… а от таких, как мы, освобождать княжество будет труднее. Вы же наверняка читали в ваших учебниках, что чем дальше, тем больше вампиру хочется крови…

Анджеевец склонил голову.

– А что же… помните, я рассказывал вам о ритуале?

Тут Стефан рассердился.

– Я велел вам, кажется, больше не упоминать об этом! И, не дай Матерь, говорить о ритуале с княгиней Белта! Мне что, заставить вас поклясться на могиле сестры?

У анджеевца глаза зло сверкнули. Вот и хорошо.

– Не надо… заставлять меня клясться, – выговорил мальчик.

– Вы сами сказали, что сделаете это, когда будет нужно. Так извольте выполнять.

Спускаясь к выходу, он, как нарочно, столкнулся с Юлией. Наверное, он был тем еще трусом, не желая с ней встречаться, но после вешница ему было просто страшно. А если и вместо нее он увидит всего лишь источник пищи?

Но Юлия оставалась Юлией. И как он ни торопился к своей последней цели, замедлил шаг на лестнице, любуясь ее утомленной красотой.

– Я давно не видела вас.

– Да. Мы все были чрезвычайно заняты.

Она пытливо вглядывалась в его лицо – будто уже знала, куда он направится.

– Куда вы?

– Брат зовет на Совет. И без Марека-то некогда было отдыхать, а уж теперь…

Стефан изобразил улыбку.

– Я увижу вас на ужине?

– Я… возможно, после Совета я немного проедусь вокруг города. Не ждите меня.

– Не ездите один.

– Возьму с собой кого-нибудь из легионеров Марека, – соврал он все-таки. – Уж они не дадут в обиду своего фрателлоне.

Он не мог ни поцеловать ее на прощание, ни пожать руку, ни даже задержать на ней взгляд дольше обычного – иначе она точно догадается.

Но когда он поравнялся с Юлией, у нее с плеч сползла шаль – как тогда, в саду, – он подхватил ее и сжал в руке тонкую ткань.

Вы боролись за мир в Бялой Гуре… но вы никогда не сможете жить в мире.

«Но вот же она. Вот же мой мир».

Несколько мгновений он сражался с собой, чтобы не уткнуться в шаль лицом, чтобы не схватить ее за руку, не сжать в объятиях в поисках единственного укрытия.

– Стефан! – сказала она резко, и он прочел на ее лице страх, которого не видел прежде.

– Простите, – он отдал ей накидку, – нужно идти.

Поклонился, натянул на лицо еще одну улыбку и прошел мимо нее к выходу.

– Стефан, – позвала она, но он не оглянулся.

В замке бригадиры и генералы всех мастей вперемешку сгрудились вокруг карты.

– Нет, сейчас это невозможно, – говорил Марек. – Нужно прежде всего отрезать их от тракта и реки. Только тогда можно рассчитывать взять город. Я бы хотел, генерал, чтобы вы взяли с собой капитана Дюрана. Он зайдет остландцам с фланга вот тут…

Марек оглянулся на вошедшего Стефана, и на миг тому показалось, что глядит на него вороньими глазами старший князь Белта.

На мельнице было прохладно, тихо, шебуршились наверху мыши, но Стефану больше никуда их не отправлять. Конечно, он с бóльшим удовольствием провел бы свои последние часы в храме – но и обида на то, что Мать его отвергла, сейчас чувствовалась приглу– шенно.

Пытаясь занять себя в ожидании Стацинского, Стефан разглядывал паутину в углах и остатки разваленной мебели в том, что когда-то было комнатой мельника. Когда они привели сюда освобожденного Бойко, Стефан не думал еще, что их авантюра настолько затянется, что она удастся.

Жаль… жаль, что не будет для него Того берега, что не увидится он с матерью и отцом, не попросит прощения у Стана за то, что не защитил…

Но, пожалуй, и мать, и отец, и Стан – каждый по-своему гордились бы им. И если другое не могло принести ему утешения, то это – успокаивало.

По привычке он нащупал в кармане подаренного Лоти оловянного солдатика.

Лоти может теперь рассчитывать на защиту: если отец его отвергнет, за ним прилетит дядя.

И как бы ни мечтал Войцеховский поиграть в сватов, цесарина наверняка продолжит править, как правила, и дожидаться, пока сын вступит в совершеннолетие.

Лотарь… Лотарь скоро разочаруется в военной игре, вернется за Стену и упрямо будет пытаться подавить восстание. Но вряд ли ему удастся снова подчинить и Драгокраину, и Эйреанну – и Бялу Гуру.

Стефан устало склонил голову на руки, позволив себе наконец ощутить усталость. Закрыл глаза. Зарядил дождь, крупные капли падали ему на плечи, на колени – крыши тут давно не было. Сверкнула молния – неужто еще новости? Грянул гром.

«Как гроза пройдет, – отозвалось в памяти, – розой расцветет твоя капля крови…»

Когда за спиной заскрипела дверь, Стефан не стал оборачиваться.