Текст книги "Удивительный Китай"

Раньше, когда я читала о жалобах звезд кино, эстрады и футбола на всякое отсутствие личной жизни или слишком настойчивые вторжение папарацци в их постель, думала: а что ж вы хотели? За славу нужно платить, в том числе и частной жизнью. Куда бы ни отправились звезды – их видят, за ними ходят, к ним стараются прикоснуться (в прямом смысле тоже). Побыть в одиночестве – роскошь, для известных людей почти недоступная.

Как-то один китайский вебсайт опубликовал номера частных мобильных телефонов практически всех известных людей местного шоу-бизнеса. Что тут началось!.. Звездам звонили и слали SMS сообщения: кто-то восхищался, кто-то говорил о любви, но были и такие, что грозились убить. Звезды сплотились и потребовали немедленно убрать свои телефоны из интернета, а еще пригрозили подать в суд на вебсайт и компании, которые предоставляют услуги мобильных телефонов (откуда, мол, утечка?).

Но то – звезды, а на кого подать в суд мне, когда по всем моим телефонам звонят незнакомые люди, которые не признаются в любви (жаль) и не грозятся убить (а вот это слава богу), но настойчиво предлагают что-то у них купить, куда-то к ним приехать – это, мол, сделает меня счастливой? Я ведь не звезда, живу пусть и в некотором смысле публичной, но не самой заметной жизнью.

Личная жизнь и личное пространство – понятия, Китаю практически неизвестные. Вы замечали, что, разговаривая с незнакомыми людьми, всегда стоите от них на некотором расстоянии? Подойдет такой человек поближе – вы ощутите дискомфорт. Это и есть личное пространство – невидимый круг, который мы мысленно очерчиваем вокруг себя, барьер, который защищает от чужого мира. Близкие люди на то и близкие, что допускаются в прямом смысле ближе – и нам это приятно.

В Китае таких кругов нет. Захожу в магазин и слышу странный звук – ш-шлёп! – и на моих черных туфлях уже примостился сгусток коричневого обувного крема, который спешно растирают продавцы. Это они так свой товар рекламируют – в действии. Как, вы не хотите купить этот чудо-крем, после которого ваша обувь засияет новыми оттенками? Нет? Ну, идите дальше. А то, что туфли и настроение безнадежно испорчены, кому до этого есть дело?

Ладно – туфли. Так ведь с лицом то же самое! Я мимо косметических отделов пробегаю трусцой – чтобы не попасться в руки очаровательным девушкам, которые здесь торгуют. Потому что как-то такая девушка – плясь! – и примостила на моей щеке некий крем. Говорила, что очень хороший, что теперь моя кожа будет молодой и шелковистой. Потащила за руку к столику, где – не успела я и глазом моргнуть – а под ним уже красуется листочек, пропитанный специальной маской для глаз, а в руки втирается отшелушивающий крем. Напротив сидел мужчина из Пакистана и выглядел совершенно счастливым – с масками на лице и симпатичными девушками, которые за ним трепетно ухаживали.

Это и есть разница культур. Я такое поведение считаю непрошеным вторжением в мою личную жизнь, а китайцы и товарищи из соседних стран воспринимают как нечто само собой разумеющееся.

Про то, как хватают за руки на рынках, и говорить нечего – это часть игры. Ты пытаешься уйти от продавца, а он или она крепко хватает тебя за руку, и процесс торга начинается по новой. Попытаешься освободиться от сдерживающей руки – обидится.

Мой коллега из Польши рассказывал, как трудно ему было в отдаленной деревне, куда он приехал с приятелем-китайцем. Толпа местных жителей следовала за ним повсюду: активно обсуждали, как и что он ест, дотрагивались до одежды, рук и волос. Но больше всего неудобств приносили походы в …туалет, потому как это место общего пользования. Любопытные местные жители его сопровождали и там – ну, интересно же посмотреть, как у всех этих иностранцев устроено! Вдруг какие отличия?

Коллега из Бельгии вышла замуж за китайца. В первую брачную ночь, которую молодожены решили провести в доме мужа в небольшом городке провинции Шаньси, к ним буквально вломились активисты соседского комитета, которые решили, что иностранка находится на их территории незаконно. Вызвали полицию. Полночи ушло на то, чтобы доказать законность пребывания Карлы в доме. Ну, какая после этого брачная ночь?

Коллективизм у китайцев в крови, что неудивительно: территории мало – людей много, все на виду. Личная жизнь под контролем соседского комитета, интимная жизнь до самого недавнего времени под контролем Комитета по планированию семьи.

Сегодня у нас, да и во всем мире, много говорят об одиночестве – хорошо это или плохо, говорят даже, что модно: наступил, мол, век одиночества. В Китае об этом не знают.

Сегодня я почувствовала себя почти всемогущей – приятное чувство, знаете ли. Редко случается, но все же… Нет, не думайте, что у меня мания величия или что я что-то такое о себе возомнила… я это не сама придумала, честное слово. Об этом много говорили на семинаре для иностранных журналистов перед Олимпиадой.

Приезжали важные чиновники из Международного олимпийского комитета и известные в мире журналисты, которые специализируются на освещении олимпиад – последних лет 20–25 ничем, кроме спорта и олимпиад, не интересуются и ни о чем другом не пишут. В общем, достойное, конечно, занятие: не так много осталось в мире вещей, где человек действительно может стать лучшим, а вот в спорте – пожалуйста.

Да, так насчет всемогущества. Об этом с трибуны заявляли те самые спортивные журналисты – мол, успех или неуспех любой Олимпиады зависит от нас, журналисткой братии. Как порешим – так и будет, а потому нас нужно любить, холить и лелеять.

Честно говоря, посыл для меня несколько новый и не так чтобы очень ожидаемый. Я-то, наивная, до сих пор полагала, что наша задача – максимально объективно отражать реальность, ну и личный взгляд изложить в колонке «Мнение» (в новостях – ни-ни), но чтобы от нас действительно зависел успех/неуспех такого грандиозного события, как Олимпиада…

Потом за чашкой кофе мы общались с «всемирно известными», которые оказались вполне земными людьми. Оказавшись в Пекине впервые, расспрашивали, как мы тут работаем: трудно нам, наверное, с китайцами.

На такие вопросы (они не первые, кто спрашивает) у меня заготовлен стандартный ответ: тому, кто родился в Советском Союзе, почти ничего не страшно. Советская закалка – отличная вещь, очень помогает. Я, в отличие от моих западных коллег, знаю правила игры и знаю, каким нужно следовать, а на какие можно и внимания не обращать. Возьмите, к примеру, такую элементарную вещь как спутниковая тарелка. В принципе, официально тарелки ставить нельзя. Но все ставят! В моем жилом комплексе – тарелка на тарелке. Ну и мы не отстаем – поставили, смотрим российские программы: кому от этого плохо? Собираемся ставить вторую – чтобы международные спортивные каналы смотреть.

Конечно, бывают трудности, порой непреодолимые. Например, решила я сделать репортаж о Пекинской опере – прекрасное искусство, нам практически не знакомое. Так пришлось четыре месяца вести переписку с Национальной академией китайских традиционных театральных искусств – уж было измучилась совсем, но своего все-таки добилась! В Китае подготовка всегда – самая сложная часть любого репортажа, но это, как правило, остается за кадром и строкой.

Расскажу случай, когда я сдалась – впервые. Хотела сделать репортаж о знаменитых китайских брендах, которые все знают и покупают, их тут много, многим по 200 и более лет – традиции. Написала в ресторан «Цюаньцзюйдэ»: именно там родился рецепт утки по-пекински, это и сейчас самое знаменитое в стране место, где подают это блюдо. Иностранных президентов, премьер-министров и канцлеров водят сюда на «утиный банкет». Интересно ведь! Через три месяца попыток установить контакт, наконец, приходит ответ: получите разрешение в департаменте внешней пропаганды Пекинского муниципалитета. Просто для того, чтобы показать, как запекают утку? За три дня договорилась с другим рестораном – не таким, конечно, знаменитым, но утку там запекают все по тому же, совсем теперь не секретному, рецепту. Все эти было смешно, когда бы не было так грустно…

Лучше, конечно, ко всему относиться философски. Американский коллега на тему китайской специфики в журналистской работе так сказал: «Я до приезда сюда три года освещал работу Пентагона. Так по сравнению с этим Китай для журналиста – рай, работать здесь совсем не трудно». Все, как известно, познается в сравнении.

Телефонный звонок из Международного пресс-центра застал врасплох: «Инесса, вы на Новый год в Пекине? (Конечно, имеется в виду китайский Новый год). Министерство иностранных дел устраивает прием для иностранных журналистов, хотим в этом году сделать кое-что новое – будем петь песни вместе. Мы посоветовались и решили, что русскую песню наш начальник будет петь с вами. Приезжайте на репетицию».

Любовь к пению и способность китайских чиновников петь меня всегда удивляла, а периодически даже умиляла. В любой поездке есть такой момент, когда неизвестно откуда появляется микрофон и идет по кругу. В Китае я убедилась: караоке-машина – одно из самых гениальных изобретений человечества, спасибо японцу Дайсуко Иное, который изобрел ее в 1971 году. В 2004-м году ему вручили Шнобелевскую премию мира за то, что он «изобрел совершенно новый способ для людей учиться толерантности».

Телевизор с караоке-машиной – непременный атрибут любого уважающего себя китайского ресторана. Конечно, устанавливают их не в общих залах, а в отдельных кабинетах, чтобы «культурно отдыхающая» компания в какой-то момент отвлеклась от стола и слилась в едином певческом порыве: ничто так не цементирует дружбу, как совместное исполнение шлягера.

Китайцы – нация поющая. А как иначе, если в языке четыре тона, и в зависимости от того, каким из них ты произнесешь, например, слог «ма», он будет иметь четыре значения – от «мамы» до «лошади». Поэтому к поющим китайским чиновникам я привыкла и только одним вопросом задаюсь, когда их слушаю: если чиновники поют так хорошо, почему певцы сплошь и рядом безголосые? Но это так, почти лирическое отступление, и я не буду задаваться вопросом, способны ли безголосые певцы хорошо управлять государством.

Потребуется еще одно отступление, чтобы объяснить: медведь мне на ухо не наступал, он там конкретно потоптался. То есть ни голоса, ни слуха у меня нет, хотя я и пела с китайскими товарищами «Интернационал» – они на китайском, я на русском. Но то была поездка по революционным местам, это было к месту, и соблюдение нужной тональности значения не имело, значение имел только революционный порыв. В общем, вы поняли: на соло я не претендую, но к хору присоединяюсь с удовольствием. Как-то слова про то что «слуха у меня нет, но петь я люблю», сказал Владимир Путин, наигрывая одним пальцем «С чего начинается Родина», а потом и затянув американскую песню про ежевичные поляны. Для многих, кто до этого категорически отказывался петь на людях, это прозвучало ободряюще: важен не голос или слух, а желание. Тут главное – сцены не бояться. Не знаю, когда от страха сцены избавился Путин, я ушла от него в детстве, когда с группой пионеров приветствовала партийные конференции: «За наше счастливое детство спасибо, родная страна!»

Так что, несмотря на неожиданность мидовского предложения, не отказалась. Кстати, наш дуэт был не единственным: начальник информационного департамента Пекинского муниципалитета пела с корейским репортером, а начальник департамента внешних связей – с японской журналисткой. Когда формировали дуэты, исходили из всеобъемлющего принципа инь-ян: возможность однополых дуэтов даже не рассматривалась. Мы с Хун Лэем, тогда заместителем начальника информационного департамента МИДа и одним из пресс-секретарей, которого до этого я видела только за трибуной во время пресс-конференций, пели «Подмосковные вечера». Оригинальным этот выбор не назовешь: «Вечера» вместе с «Катюшей» в Поднебесной популярны настолько, что многие китайцы даже не подозревают об их русском происхождении. Два часа репетиций, две минуты на сцене – и шквал аплодисментов. Нет, не подумайте, я и не думала относить их на свой счет: Хун Лэю аплодировали бы в любом случае. Именно так меня успокаивал муж перед выходом на сцену: успех, мол, гарантирован, не переживай.

Так почему здешние чиновники хорошо поют? С седой древности в Китае ценилось гуманитарное знание и гармоничная личность. Чтобы стать чиновником, нужно было пройти через сито жестких экзаменов и продемонстрировать не только выдающееся знание классических трактатов, но и владение искусствами: каллиграфией, живописью и музыкальными инструментами. Практически все китайские чиновники высокого уровня этими искусствами владеют и сегодня. Посмотришь на визитку, а там среди официальных должностей непременно указано членство в обществе традиционной живописи, или каллиграфии, или еще каком подобном. Например, бывший вице-премьер Госсовета Ли Ланцин, выйдя на пенсию, занялся любимым делом – резьбой традиционных китайских печатей, выставки устраивает. Бывший посол КНР в Беларуси Юй Чжэньци устраивает фотовыставки и издает фотоальбомы. И этот список увлечений можно продолжать до бесконечности. Так что не только с песней – с искусством идут по жизни китайские чиновники.

Уж не знаю почему, но коллеги из Испании Пабло и Адриан выбрали меня поверенной в своих любовных делах. Я всегда умела дружить с мужчинами, не переходя за грань флирта – хи-хи, ха-ха, «прекрасно выглядишь», «и тебе того желаю»… и все. В Китае мужчины тоже любят рассказывать. Только не спрашивайте, почему именно мне. Во-первых, я не думаю, что я такая единственная – у моих подруг тоже такое общение со знакомыми мужчинами случается. Во-вторых, мужчине важно чувство безопасности: он должен точно знать, что я его как сексуальный объект не воспринимаю и не обижаюсь на то, что и он во мне такого объекта не видит.

Началось с Пабло. Он только приехал в Пекин и с ходу заявил: «Встречаюсь только с китаянками, никаких европейских женщин». А я уже давно хотела поговорить на тему «желтой лихорадки» – так часто обозначают явление, с которым сталкиваются в основном мужчины: приезжают в Азию и теряются в глубине раскосых глаз. Белые женщины их больше не интересуют. С иностранными женщинами такое тоже случается, но гораздо реже.

Пабло ехал в Китай именно с такой установкой – только местные красавицы. Примерно через год приехал его соотечественник Адриан и заявил то же самое: никаких европеек или там американок с канадками – даешь желтую лихорадку субботним и любым другим вечером. И все бы хорошо, да вот как-то с грустью Пабло пожаловался: «Понимаешь, не могу понять, эти девушки встречаются со мной потому, что им нравлюсь я, или потому, что им нравится то, что я иностранец с деньгами». Знаете, я иногда ловлю себя на потрясающем цинизме, а уж правду-матку (конечно, как я ее понимаю) резануть – плевое дело. Поэтому сами понимаете, что я ответила жгучему испанскому кабальеро (ничего, кстати, парень: знойный брюнет, темные глаза и море обаяния). Конечно, проявила солидарность с европейскими сестрами, страдающими от нехватки мужского внимания в Пекине. Пабло, как ни странно, со мной согласился и сказал: «Мне нельзя здесь влюбляться. А то полюблю, еще вдруг женюсь, а потом окажется, что она просто хотела в Испанию уехать».

Был у нас коллега датчанин с весьма поучительной историей. Женился по большой любви (она лет на 20 моложе, но он свято верил в то, что обаятелен именно он, а не его кошелек), продал все имущество в Дании и приехал в Поднебесную – работать и жить. Но семейная жизнь не заладилась (как потом выяснилось, жена-то полагала, что они будут жить в Дании), и через пару лет они решили развестись. Он-то (наивный, ха!) полагал, что суд разделит все пополам, внутренне смирился с потерей половины имущества, но не тут-то было. Жене досталось все, даже его библиотека на датском языке, которого она, конечно, не знала, но имущество ведь. А еще через пару лет после развода на него подала в суд бывшая теща: мол, когда они были семьей, дочка одолжила большую сумму денег и не отдает, вот пусть бывший зятек и вернет. Что, думаете, Нильс-Питер вернулся после этой истории на родину и излечился от желтой лихорадки? Ничуть не бывало! Он по-прежнему встречается с китаянками, только теперь решил не влюбляться и не жениться. Ну, бог ему в помощь.

Когда в одной поездке я попросила испанца Адриана объяснить, почему «только китаянки», он ответил: «Во-первых, 95 % женщин, которые нас здесь окружают, местные, так что, сама понимаешь… Во-вторых, с ними гораздо проще, напрягаться не нужно. Совсем. У нас же в Испании, чтобы с женщиной встречаться, нужно сильно постараться – и цветы, и подарки, и знаки внимания. А тут – ничего особенного делать не нужно: пришел в ночной клуб или модную дискотеку, и ты уже король». Но, подумав, признался, что соотечественниц, волею судьбы заброшенных в Китай, даже жалеет: «Среди них таких красавицы попадаются, в Испании они королевами были бы, за них мужчины бились бы. А тут они сами готовы на шее у любого повиснуть, а мы за китаянками гоняемся». Правда, и у Адриана, сменившего с десяток подружек, та же проблема, что у Пабло, – недоверие. Хотя недавно наметилось изменение в личной жизни: появилась постоянная подруга, с которой он, конечно, не живет (неприкосновенность личной жизни и холостяцкой квартиры – это все-таки святое), но встречается почти каждый день. «Знаешь, почему? – вопрошает философски. – Потому что я точно знаю, что она любит меня просто так, именно меня, а не мои деньги и не мой иностранный статус. Она намного богаче и круче». А за что же ты ее любишь, дорогой мой?

…Говорят, мужчины любят слабых и беззащитных женщин – хочется их оберегать и спасать: рядом с ними чувствуешь себя настоящим. Такие женщины выглядят трогательно, они умиляют и подкупают. Китайские женщины именно такие – или, как минимум, таков миф о них. Через какое-то время любители китайских девушек Андриан и Пабло стали жаловаться: утомили, мол, наши местные подруги. А ведь еще год назад были счастливы и утверждали, что по сравнению с сильными и уверенными в себе европейскими женщинами, от которых они устали у себя на родине, китаянки чудо как хороши в своей трогательной беспомощности. Что же случилось? Оказалось, от беспомощности устаешь не меньше.

– Нет, ну ты представляешь, – рассказывает Пабло, – сижу, работаю, у меня сроки горят, материал нужно сдавать через два часа, а еще не все написано и не все цитаты проверены (о, как я его понимаю!). Девушка моя тут же, в комнате – сидит, какими-то своими женскими делами занимается – то ли журнал читает, то ли ногти пилит. И вдруг я слышу: «Милый, не мог бы ты налить мне стакан воды?» Я просто готов был ее задушить в этот момент: она сидит возле аппарата с водой и не может этого сделать сама! Ну я рявкнул – у меня же сроки горят, ты понимаешь. Она обиделась, заплакала. Пришлось ее утешать – сроки сгорели, начальство отчитало. И я все равно не понимаю, почему она не может все это делать сама.

До сих пор Пабло и Адриан проблемы непонимания с девушками решали просто: находили новых. Это вообще их позиция: не сильно привязываться, но оказалось, даже знойные испанские парни устают от частой перемены блюд – иногда хочется остановиться и насладиться понравившимся вкусом подольше. А еще они узнали, что у нарочитой беспомощности китайских девушек есть даже специальный термин – сацзяо (sajiao).

В Китае сацзяо – норма: здесь заведено, чтобы девушки вели себя, как избалованные дети: надували губки, сюсюкали, надрывались от тяжести собственной сумочки. Меня поначалу смущал вид мужчин с дамскими сумками, а потом привыкла: если рядом есть женщина – это нормально, хуже, если женщины рядом не наблюдается. «Балуй меня!» – требуют чаровницы, и счастливые китайские бойфренды бросают к их ногам все, что могут. Возможности у всех разные, но суть всегда одинакова: девушку нужно заваливать подарками, сдувать с нее пылинки и исполнять любые прихоти – только так можно завоевать ее сердце. Материальная составляющая в китайской любви если не основная, то очень серьезная. В общем, не стоило Адриану с Пабло слишком бояться откровенной меркантильной заинтересованности своих китайских подружек: они так не только к иностранным парням относятся, к своим тоже.

Конечно, следуя моей личной теории о том, что на отношения между мужчиной и женщиной сильное влияние оказывает демографическая ситуация, велик соблазн объяснить сацзяо именно тем, что в Китае мужчин почти на 50 миллионов больше, чем женщин. А это означает, что мужчинам, от которых долг и традиции требуют потомства, нужно приложить немалые усилия – конкуренты ведь тоже не дремлют. Соблазн этим все и объяснить, конечно, велик, но я ему не поддамся: сацзяо возникло в Китае задолго до появления гендерного дисбаланса. Просто именно так здесь видят женщину: слабой, беспомощной, избалованной и нуждающейся в опеке. Иногда мне тоже хочется такой быть, но как-то с детства приучали к самостоятельности, а потому сацзяо – точно не для меня. Иногда даже жаль и хочется попробовать – да, видно, время упущено. А что до Пабло с Адрианом, так я им сказала, что это просто разница культур. Зато благодаря этому бесконечному и иногда утомительному сацзяо они поняли, что в самодостаточных европейских женщинах есть своя прелесть. Может, станут чередовать блюда китайской и европейской кухни на радость томящимся в китайском одиночестве соотечественницам?